Текст книги "Разбитое сердце июля"
Автор книги: Елена Арсеньева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– Да, вопросы есть, – согласилась Алена. – Согласна. Например: зачем тому человеку понадобилось курить в вашем номере? Он же не мог не понимать, что запах дыма его выдаст, что вы догадаетесь: здесь был кто-то посторонний.
– Он недооценил мою догадливость, а вы переоцениваете догадливость его. – По голосу Алена поняла, что сосед улыбается. – Думаю, он – заядлый курильщик. Вроде такого, каким я был раньше. У таких людей обоняние притуплено, поэтому наш неизвестный просто не отдавал себе отчета в том, что здесь не пахнет дымом. Это раз. А во-вторых, настоящие куряки в минуты волнения всегда автоматически хватаются за сигареты. Свои, чужие, без разницы. Наверняка этот тип был взволнован ситуацией, вот и закурил.
– Но если он заядлый, как вы предполагаете, курильщик, значит, у него должны быть свои сигареты, зачем ему ваши?
– Да бог его знает… – Плечи еле различимого в полутьме силуэта снова поднялись и опустились. – Может быть, у него свои кончились. Такое бывает. Или хватанул первое, что попалось под руку, не думая. Увидел сигареты – ну и взял их. А еще есть такая порода людей – стреляльщики. У него лежит в кармане своя целая пачка, но он непременно стрельнет сигаретку у другого. По принципу: чужое всегда слаще. Род клептомании, наверное. Так что почему он закурил – как раз объяснимо. Меня гораздо больше интересует, почему он все же был босой.
– В холле пол был очень мокрый, – вспомнила Алена.
– Ага, и он боялся ноги промочить, – усмехнулся сосед, – оттого и разулся на всякий случай.
Кажется, Алена недавно подумала, будто все работники милиции должны быть наделены логическими способностями? Ну, так она поторопилась!
– В холле пол был очень мокрый, – повторила наша упрямая героиня. – Его обувь определенно оставила бы следы в вашей комнате. Предположим, у него подошвы были грязные, он боялся наследить, боялся, что вы догадаетесь о посещении постороннего. Или подошвы какие-нибудь приметные, фирменный знак или узор рифленый четко отпечатывается. А затевать уборку еще и в вашем номере не было времени – я появилась. Вот он и разулся: следы босых ног высыхают быстро и незаметно.
– Вы, наверное, любите детективы читать? – осведомился сосед.
Опять издевается? Эх, знал бы он…
Но не узнаешь.
– Не без того, – только и ответила Алена. Очень сухо ответила.
Впрочем, сосед не обратил на ее тон никакого внимания.
– Значит, вы здесь живете уже полдня и отдыхающих видели, пусть даже и не всех, – задумчиво проговорил он. – Не заметили среди них свою знакомую? Думаю, уборщица из здешних обитателей, именно поэтому она так тщательно маскировалась.
– Да в том-то и дело, что здешних обитателей я практически не видела, – с огорчением сказала Алена. – На обед пришла, когда в столовой народу осталось – раз, два и обчелся, а на банкете, насколько мне известно, публика собралась в основном приезжая. Остальные ужинали по игровым комнатам и барам. Завтра, в смысле, уже сегодня, присмотрюсь внимательней, – пообещала она, начисто позабыв, что завтра, в смысле, уже сегодня, собиралась отряхнуть со своих стоп местный прах. – Хотя, если честно, я эту самую уборщицу толком не разглядела, очень уж отвлеклась на ее одежду. И вообще, она суетилась, большую часть времени стояла спиной ко мне, что-то перебирала в стенном шкафу, швабры-тряпки… Тщательно скрывала лицо, как я понимаю. Вот я ее и не разглядела. И вряд ли узнаю. Если только интуиция мне что-то не шепнет…
– Не верю я этой даме! – сердито сказал сосед.
– Какой даме? Уборщице? Я тоже!
– Да нет, интуиции, – пояснил сосед. – У меня с ней особые счеты. Ладно, сие к делу не относится. Вы мне лучше скажите, как попали на банкет. Ведь Холстин собирал к себе о-очень избранную публику. Или вы из его гоп-компании?
Интересные нотки прозвучали в его голосе… Что это – классовая ненависть человека бедного к человеку богатому? Или профессиональная неприязнь мента к буржую (вполне, кстати, объяснимая, учитывая, что в основе каждого крупного состояния лежит преступление)? Не копится ли уже на Холстина особая стопочка компромата, который совсем скоро будет уложен в папочку с надписью: «Дело №…»? И не попадут ли гости банкета в число подельников?
– На вечеринку эту я попала совершенно случайно, – поспешила объяснить Алена. – Когда пришла на обед, выяснилось, что сижу за одним столиком с братом не то невесты, не то подруги Холстина, не знаю точно. Мы поболтали, и Вадим Покровский пригласил меня на банкет.
– Он не Покровский, – перебил сосед. – Да и Ирина стала Покровской после замужества. Их фамилия Лютовы.
– А, понятно, – кивнула Алена. – Значит, на банкет меня пригласил Вадим Лютов.
– Не пойму, – озадачился сосед. – Вы знакомы с ним, что ли?
– Да нет, он меня впервые увидел.
– И с места в карьер пригласил на помолвку своей сестры с Холстиным? – Голова соседа качнулась из стороны в сторону. – С чего бы это?
Ну и нахал! Ну и мужлан!
– Здесь темно, – ледяным тоном произнесла Алена, – и ничего не видно. Но, может быть, если бы мы встретились днем, вы бы поняли, почему Вадим с места, как вы изволили выразиться, в карьер пригласил меня на банкет.
– Да? – недоверчиво проговорил сосед. – Ладно, допустим… А он знал, в каком номере вы живете?
– Вроде нет, – попыталась припомнить Алена. – Точно, нет, не знал: я сказала об этом уже потом, когда Леонида начала меня пугать, мол, Толиков, очень может быть, умер не в парной бане и не в бассейне, а в своей комнате. Я поэтому, если честно, отказалась пойти с Вадимом и в бассейн.
– Ах, он вас и в бассейн звал? Интересное кино… – пробормотал сосед.
Ладно, хоть не полюбопытствовал, зачем и почему Вадим вдруг решил пригласить Алену в бассейн!
– Леонида – это кто ж такая? – спросил он затем. – Толстуха, которая сидит за одним столиком с Лютовым и его сестрицей?
– Она самая.
– А с чего она начала вас пугать рассказами про покойника? – насторожился Аленин собеседник. – Ей-то какая забота была, пойдете вы в бассейн или нет?
– Представления не имею, – не без тонкости улыбнулась Алена. – Спросите у нее.
– Понадобится – спрошу, – очень серьезно ответил сосед, и Алена вспомнила, где он работает. Это был именно рабочий голос. С обладателем такого голоса следовало говорить серьезно, поэтому она насторожилась. И не зря.
– Между прочим, ваша Леонида отчасти угадала, – сказал сосед. – Толиков умер именно в бассейне. Да, официальная версия – сердечный приступ в парилке, но лишь потому, что так удобнее для следствия. Кстати, я забыл спросить: вы о моей профессии и впрямь как-то сами догадались или сболтнул кто?
Алена вгляделась в темный силуэт, маячивший напротив. Странно, что сосед так и не присел – стоит перед ней, словно ученик перед учительницей или задержанный на допросе. Хотя, судя по фильмам и книгам, там предлагают присесть.
– Именно что сболтнул, – кивнула она. – Вернее, сболтнула. Потому что это была особа женского пола. А именно – та же Леонида. Она просто-таки с придыханием сообщила, что вы гений своего дела, а также образец высокой морали.
– Что, так и сказала? – недоверчиво спросил сосед.
– Не дословно, но смысл был именно таков, – с удовольствием подтвердила Алена. – Не представляете, до чего же трудно мне было сдержаться и не рассказать о вашем особом расположении к одной из уборщиц «Юбилейного»! Могу себе представить, что с ней было бы, если бы я все же…
– Но вы все же сдержались? – в голосе мужчины прозвучало беспокойство.
– Конечно. Я не сплетница. А что, – не удержалась Алена, чувствуя, что теперь настал ее черед сдобрить затянувшийся ночной диалог малой толикой ехидства, – вас так сильно волнует мнение Леониды? Типа: что станет говорить княгиня Марья Алексевна?
Восемь из десяти Алениных знакомых при последних словах непременно спросили бы, кто она такая, эта самая Марья Алексевна. Сосед не спросил. Может, не забыл еще бессмертную комедию Грибоедова? Или он просто умел пропускать мимо ушей то, что слышать не хотел? Это качество тоже свойственно некоторым мужчинам. Совершенно так же поступал один знакомый Алены. Черноглазый такой, красивый до умопомрачения. Тот самый, который однажды сказал ей высокомерно: «Я совершенно не понимаю, о чем ты говоришь!»
Никогда, никогда Алена не простит ему этого! И всего остального не простит!
Ох, опять… Она как цирковая лошадь, которая привыкла бежать по кругу арены и которую нипочем не заставишь свернуть в сторону. Вот и Алена все время возвращается на арену своих терзаний…
– Мнение какой-то Леониды меня нисколько не волнует, – донесся до нее голос соседа. – И вам я советую – чем меньше вы будете обращать внимания на всякую болтовню по поводу смерти Толикова, тем лучше для вас же. Меньше знаешь – лучше спишь, в вашем случае это просто в точку! Я прояснил ситуацию насчет его смерти лишь для того, чтобы уверить вас: если призракам и свойственно бродить рядом с тем местом, где они отдали Богу душу, то покойный Толиков сейчас плещется в бассейне и катается с водяной горки, а не бродит вокруг люкса номер два. Поэтому вы можете спокойно вернуться к себе и не бояться никаких шумов, шорохов, шелестов и проблесков света. Их производил не призрак, тут у меня нет никаких сомнений, я даже готов торжественно поклясться.
– Спасибо, – сухо сказала Алена, не проявляя, впрочем, никаких новых намерений выбраться из диванной топи и ринуться к себе в комнату. – Чувствительно вам признательна за эту клятву. Но если бродил не покойник, то кто же тогда?
– Как – кто? Люди, конечно. Вполне реальные люди. Неужели не понятно?
В голосе соседа на сей раз прозвучала не насмешка, а нескрываемая тревога. Похоже, он несколько забеспокоился: а не сказались ли потрясения нынешней ночи на умственных способностях его собеседницы?
– Это-то мне понятно, – устало, словно больного или несмышленого ребенка, успокоила соседа Алена. – Но кто именно? Та уборщица и ее босоногий сообщник? Или кто-то другой? Кто старался выжить меня из номера? Неужели они и правда что-то ищут здесь?
– Похоже на то. – Силуэт соседа сделал некое движение, которое можно было истолковать как кивок. – И если бы вы только знали, как меня изумляет упорство этих поисков!
– А вы знаете, что именно они ищут? – не смогла сдержать любопытства наша писательница.
Повисла минута молчания.
Конечно, сосед мог буркнуть что-то типа: «Не ваше дело!» Или вообще не снизойти до ответа. Однако он все же снизошел:
– Скажем так: я предполагаю, что это такое. Но не выпытывайте подробностей: все равно не скажу. Служебная тайна.
– А вы знаете, кто именно ищет? – уже смелее спросила Алена.
Сосед оказался на диво однообразным:
– Предполагаю, но опять-таки не ждите, что я стану открывать вам служебные секреты.
– Ладно, не открывайте, – внезапно разозлившись, прошипела Алена. – Только скажите: вы можете поклясться, что мне не угрожает никакая опасность со стороны тех людей, которые лезли нынче ночью в мой номер? Положа руку на сердце?
– Положа руку на сердце, – торжественно начал сосед, – я могу поклясться, что…
И осекся. И помолчал немного. А потом упавшим голосом продолжил:
– Положа руку на сердце – не могу.
Алена не особенно удивилась – чего-то в этаком роде она и ждала. Поэтому она только вздохнула и задала вопрос, который давно уже вертелся у нее на языке:
– Значит, Толиков не сам по себе умер? Значит, он был убит?
Сосед помолчал. То ли был поражен нелепостью предположения, то ли потрясен до онемения догадливостью соседки. Потом произнес сухо:
– Скажем так: смерть Толикова произошла при загадочных обстоятельствах. И все, больше ничего от меня не ждите!
– Тогда и вы от меня не ждите, что я после этого безропотно отправлюсь в свой номер на растерзание неизвестно кому! – воскликнула Алена. – Или вы хотите утром обнаружить еще один труп человека, умершего при загадочных обстоятельствах? Хотите?
– Нет, – после некоторого раздумья признался сосед.
После его признания Алена закинула ногу на ногу и решительно заявила:
– А значит, я никуда не пойду. Остаток сегодняшней ночи я проведу с вами, хотите вы того или нет!
Неизвестно, какого ответа она ждала. Но, уж конечно, не такой плюхи, которую получила:
– А вот этого я хочу меньше всего на свете. И если вы не намерены уходить, то уйду я. Счастливо оставаться.
Из дневника убийцы
«Оказывается, номер два – достаточно известная фигура в кругах неизвестных. Узнать помог Мальчишка, он тоже иногда тусуется в тех же компаниях. Это называется – бисексуал.
Ну вот, принес он мне в клювике информацию, а потом уперся, когда я стала свой план излагать.
– Я?! С убийцей человека, который заменил мне отца?! Нет, я не могу!
– А я, – говорю я ему, – могла, как по-твоему? Я тоже не могла. Но сделала. И ты сделаешь. Пойми ты: это единственный путь к нему. Его достать только через эти снимки можно будет. Я его не хочу одним рывком на небеса отправить, в такую игру мы уже наигрались, и не столь уж она интересна. Я его хочу поджарить медленно, медленно…
Мальчишка усмехнулся:
– А где намечено развести костер?
Тут я улыбнулась:
– Есть такой пансионат – „Юбилейный“. Там у директора очень интересная фамилия – Юматов.
– Говорят, хороший пансионат, – сказал Мальчишка. – Он „Зюйд-вест-нефтепродукту“ принадлежит.
И тут до него дошло!
Схватил меня в объятия и ну целовать. И хохочет:
– Ты гений! Я тебя обожаю!
Парень без тормозов. Я еле отбилась. Потом говорю:
– Умерь пыл. Прибереги его для нового клиента. И пойми: мне без тебя не обойтись.
– Ты меня не считаешь мужчиной, – надулся он. – Я для тебя просто жалкий педик. А между тем я…
– Бисексуал, знаю. Ладно, не дергайся, может, и эти твои способности когда-нибудь пригодятся. А пока – работай, работай.
– А кто будет фотографировать? – спросил он уже по-деловому, по-рабочему.
– Да я, кто ж еще. Разве можно в таком деле кому-то довериться?
Он захохотал:
– Ты-ы? Да ну! А ты когда-нибудь видела, как мужики трахаются между собой?
– Господь миловал, – отвечаю.
– Знаешь что, – говорит он этак снисходительно, – ты бы для начала каких-нибудь порнушек на эту тему посмотрела, что ли. А то зрелище… не для слабонервных, надо немножко закалиться. Вдруг впадешь в истерику и все дело испортишь?
– Не волнуйся, – говорю. – У меня железные нервы. Ничего я не испорчу.
Разумеется, я сделала отличные фотографии. Но Мальчишка был прав: зрелище и впрямь препакостное!»
* * *
«Мне снился поцелуй любимых губ…»
Красивая строка.
Эта красивая строка снилась Алене.
А сначала ей снился сам поцелуй.
Будто лежит она… неважно где, может, в постели, может, на траве райского сада, а может, и на розовом облаке небесном. В общем, лежит, не ощущая от счастья своего тела, растворившись в блаженстве, которое ей доставляет легкое, невероятно нежное прикосновение губ Игоря. Лицо его – обожаемое, самое красивое на свете, дыхание его, запах его тела, тихая, затаенная усмешка и шепот, его шепот: «Мне снился поцелуй любимых губ…»
И сам поцелуй – незавершенный, мучительный и в то же время такой сладостный. Так умел целовать только Игорь. И снова – шепот: «Мне снился поцелуй любимых губ…»
И вдруг раздается скрежещущий, дребезжащий звук. Сначала Алене чудится, будто жужжит стая мух, но в следующее мгновение она понимает: это хохот… хохот Жанны.
Игорь вздрагивает, съеживается – причем в буквальном смысле: становится меньше, меньше, словно сдувшийся воздушный шарик, – и вот вместо него остается почти неразличимое, жалобно пищащее нечто, а в следующее мгновение и это нечто исчезает, и там, где только что светилось его лицо, где сияли его глаза, где звучал его страстный шепот, мерцает лишь бледная надпись: «Мне снился поцелуй любимых губ…»
Но вот меркнут и эти написанные неизвестно где, неизвестно кем, неизвестно на чем слова, и Алена остается в блеклой, унылой, тоскливой мгле.
Одна.
Она села так резко, что закружилась голова и к горлу подкатила тошнота. Открыла глаза – и тотчас зажмурилась, такая в них стая черных мушек полетела, заслоняя мир.
Снова упала на подушку. Ой, нет, не просыпаться, спать, спать… Может быть, вернется Игорь, может быть, хотя бы во сне, если не в жизни, снова станет все чудесно, как было с ним. Как было только с ним!
А вот интересно, почему ее так ужасно тошнит?
– Да что за черт? – хрипло пробормотал кто-то рядом. – Мне снится, что ли? Ах да, это вы…
Алена снова села и уставилась на незнакомое мужское лицо, маячившее перед ней сквозь бледный, отвратительный полусвет занимающегося утра. Бледное, усталое лицо с резкими чертами, узкими злыми глазами, низко нависшими над лбом рыжеватыми волосами. Недобрый, изогнутый в усмешке рот:
– Не пугайтесь. Насколько я помню, вы этого сами хотели. Вразумить вас было просто невозможно, пришлось уступить. Так что теперь воспримете сложившуюся ситуацию мужественно!
– Что? – выдавила жалобный звучок Алена, которая совершенно ничего не понимала.
Что, какую ситуацию она должна воспринять мужественно? Кто он, человек рядом? Где она находится?
И словно в ответ на панический вопль, прозвучавший в ее мозгу, снова раздался хохот Жанны, и снова полетели перед Алениными глазами черные мушки, и снова подкатила к горлу тошнота…
Утро. Тошнота. Незнакомый человек рядом.
Она опять зажмурилась.
Ее тошнит от отвращения к нему, к себе, к сложившейся ситуации? К той самой, которую надо воспринять мужественно… А почему не женственно? Или ее тошнит по некоей причине, которая могла произойти от частого и неумеренного потребления… нет, не алкоголя или сигарет, как можно было подумать, – от частого и неумеренного потребления поцелуев любимых губ и всего того, что за этими поцелуями следовало?
Вот-вот, особенно того, что за ними следовало!
– Черт! – снова раздался рядом хриплый голос. – Кажется, оная ситуация может стать достоянием гласности. Не хотите быстренько сбежать к себе в номер?
– Куда?!
– Да вы совсем спите! – с досадой пробормотал незнакомец. – Ладно, будь что будет. Да тише, не стучите! Иду!
Сумасшедший какой-то… Алена и не думала стучать! А куда он собрался идти?
В очередной раз она решилась открыть глаза и смутно различила мужчину, голого по пояс, в джинсах, но босого. Босого… Это слово ей что-то напомнило. Только вот что? А босой мужчина подошел к окну, за которым клубилась бледная серость, и приоткрыл створку со словами:
– Вы? Что случилось?
«Сложившаяся ситуация» постепенно воспринималась Аленой. Так, значит, это не Жанна хохотала! Кто-то стучал в окно, и дребезжание стекла разбудило Алену и ее… соседа. Ах вот он кто такой, босой мужчина! Кажется, она начинает вспоминать…
Начать-то она начала, но продолжить не успела.
– Что?! – воскликнул в минуту сосед, все еще стоящий перед окном. Голос его звучал так, словно он был чем-то потрясен. – А откуда… Ладно, погодите. Сейчас я открою.
И он быстро прошел к двери.
Способность соображать вернулась к Алене, и она поняла, что сейчас в комнату войдет еще какой-то человек. И увидит ее в мужской постели!
Она рванулась было, но запуталась в простыне, в которую почему-то была обернута, точно в кокон. На шум обернулся сосед:
– Нет, лежите. Или сидите, как угодно. Но не уходите. Обстоятельства изменились. Вы мне здесь очень понадобитесь. Только постарайтесь проснуться наконец!
И он вышел, а Алена торопливо ощупала себя руками.
Так. Вроде все на месте. В смысле одежды. Это успокаивает. Даже тошнота вроде прошла. О причинах столь неприятного явления она подумает потом, на досуге, а сейчас надо подготовиться к встрече с каким-то незнакомцем. Сосед – ладно, хотя она даже имени его не знает, но он уже как бы свой, почти родной и близкий…
Алена запустила пальцы в свои пышные вьющиеся волосы и попыталась хоть как-то распутать то воронье гнездо, которое, как всегда, образовалось у нее на голове после сна.
Игорь любил трепать ее волосы, удивляясь, какие они мягкие, легкие, тонкие, пушистые. И у него волосы были точно такие же – как шелк, который мягко обвивался вокруг Алениных пальцев. Тонкий темный шелк…
– Я умру от этой любви, – жалобно прошептала Алена, и слезы подкатили к ее глазам. – Я умру!
Такой – в коконе из простыни, с воздетыми, словно в отчаянии, руками, со слезами на глазах, – она и предстала пред взорами двух мужчин, вошедших в комнату.
– Спокойно, дорогая, – насмешливо сказал тот, которого Алена называла «соседом». – Сейчас не время рвать на себе волосы. Тут такие проблемы, не нашим чета.
– Извините, – пробормотал другой человек, застывший на пороге. – Извините, Виктор Васильевич, я не знал, что вы не один, а то бы я ни за что… – Тут он безнадежно махнул рукой: – А впрочем, мне больше просто не к кому было обратиться!
– Ладно, сейчас не до бытовых мелочей, входите, садитесь, – ответил сосед, которого, как оказалось, звали Виктором Васильевичем. Виктором… Хм, бывают же на свете совпадения! Курит те же папиросы, что и тот, другой Виктор, из Хабаровска, зовут так же, да и во внешности много общего: резкость черт, рыжеватые волосы, эта настороженность повадки…
Она не успела найти новых примет сходства: сосед заговорил снова, настойчивей:
– Садитесь, господин Холстин, переведите дух. У меня тут коньяк, хотите выпить? На вас лица нет!
Холстин?! Алена уставилась на гостя во все глаза.
Это Холстин?! Тот победитель жизни, которым она любовалась несколько часов назад в столовой? Батюшки-светы… Теперь она бы не узнала его. И не только потому, что он одет уже не в дорогой льняной костюм, а в простые джинсовые шорты и невзрачную серую майку, да и на ногах не мокасины из змеиной кожи, а сланцы.
Не в одежде дело. Что послужило причиной другой метаморфозы, которая произошла с ним за одну ночь? Виктор Васильевич выразился очень точно: прежнего лица – красивого, ироничного, победительного! – на Холстине и впрямь не было. Оно куда-то подевалось, а вместо него образовалась смятая, почти бесформенная маска из складок и морщин.
– Да нет, мне не стоит пить, – нерешительно сказал Холстин. – Если придется вызывать милицию, лучше быть трезвым. Если бы кофе…
– Кофе у меня нету, – пожал плечами сосед. – Уж не взыщите.
– У меня есть, – решилась подать голос Алена. – Правда, растворимый, но очень хороший – «Якобс монарх». Хотите? На кухне электрический чайник, я быстро приготовлю. У меня даже сливки сухие есть.
– Я не могу пить растворимый кофе, – с глубокой тоской признался Холстин. – Извините. У меня от него язва обостряется. Со сливками или без сливок – все равно.
– Чем богаты… – развела руками Алена.
– Да и не до кофе сейчас, – нетерпеливо сказал сосед (отчего-то Алена ну никак не могла заставить себя называть его по имени-отчеству. Виктор Васильевич – ему не шло это. Виктор – еще ладно, туда-сюда, однако в ее восприятии он звался по-прежнему – сосед. Сосед Соседович!). – Дорогая, быстро вставай, пойдем посмотрим на то, что обнаружил господин Холстин около своего коттеджа нынче утром.
– Вы хотите взять ее с собой?!
Холстин выразил свое негодование так быстро и так громко, что Алена и рта не успела открыть, чтобы выразить, в свою очередь, собственное негодование, правда, по другому поводу, в следующих словах: «Что вы себе позволяете?! Какая я вам „дорогая“?! Нельзя делать такие далеко идущие выводы из одной совместно проведенной ночи! Тем более что, кажется…»
Неизвестно, что она еще хотела бы высказать, но не высказала, потому что Холстин вновь заговорил:
– Но ведь такое нельзя никому дове…
– Вам придется это выдержать, господин Холстин, – перебил его Сосед Соседович, присаживаясь на кровать рядом с Аленой и слегка ее приобнимая. При этом он незаметно стиснул ее плечо так, что рвущийся наружу возмущенный вопль: «Как вы смеете?!» – в очередной раз застрял в Аленином горле. Отчасти потому, что ей вспомнилось любимое Жаннино выражение: «Поздняк метаться!»
К несчастью, бывшая подруга-приятельница, а ныне победившая по всем очкам соперница снова оказалась права. Какой смысл строить из себя… э-э, пардон, девочку, если ты спала с этим человеком в одной постели, предоставив ему все мыслимые и немыслимые возможности трогать, лапать, щупать и ласкать себя во всех местах. Правда, создается впечатление…
– Мне понадобится помощь надежного человека, а этой даме я вполне доверяю, – вторгся в ее мысли голос Виктора Васильевича, и Алена вспомнила, как он говорил – мол, не доверяет даме по имени Интуиция. Ага, интуиции – нет, а ей, значит, доверяет!
Интересно, откуда что взялось? Ведь и она ему тоже доверяет чуть ли не с первой минуты их более чем странной встречи. Может быть, этой ночью все-таки что-нибудь…
Нет!
И вообще, сейчас совершенно не в этом дело. Не о том, Алена, думаешь. Как и всегда, впрочем! Надо сосредоточиться, тем более что сосед продолжал:
– Да-да. Ей я доверяю, зато не слишком-то доверяю вам, господин Холстин.
Холстин зыркнул на него из-под бровей и угрюмо кивнул:
– Что ж, ваше право. Хотя зря вы это. Уже копали, копали, я ни сном ни духом… Какое безумие – связь между этими делами искать! Чистой воды совпадение! В огороде бузина, а в Киеве дядька.
– Ну, по-моему, дядька значительно ближе, – усмехнулся сосед. – Ведь вы женитесь не на ком ином, как на Ирине Покровской. Это тоже совпадение? Чистой воды?
Холстин снова зыркнул из-под бровей, и Алене показалось, что в глазах у него появилось выражение страдания:
– Вот именно! Представьте себе! Совпадение! И я рад такому совпадению, потому что если я и причинил когда-то какое-то зло, хотя бы косвенно, нечаянно, то теперь могу отчасти свою вину загладить. Но можете поверить, когда я сделал Ирине предложение, я представления не имел о том, кто она и кто ее отец. Вы же видели ее, вы можете понять мужчину, на пути которого встречается такая необыкновенная девушка. А что касаемо тех дел… Я о них давно забыл и вспомнил, только когда наш общий знакомый Крайнов явился нервы мне мотать. Он да ваши боевые товарищи так меня трясли, что я даже задумался: а не уложить ли мне сразу на всякий случай чемоданчик для пребывания в сизо? А между прочим, Крайнов тогда, в те давние времена, сам же и разболтал мне, кто именно из его сотрудников такой строптивый, не хочет тем делом заниматься, из-за кого он вынужден от выгодного заказа отказаться. Он сам вас заложил, если хотите знать. И если бы я хотел, я бы еще тогда с вами разобрался, а не ждал три года. Вы и не знаете, сколько я из-за вас за последние два месяца натерпелся! Вдобавок пресса пронюхала, что меня допрашивали в связи с вашим знаменитым взрывом, и вы не представляете, сколько сил и денег было затрачено, чтобы сдержать тех, кто начал под меня копать. Только подозрений в покушении на убийство мне не хватало! Был бы я таким, каким меня считают, я бы ее уже давно под асфальт закопал. Можете не сомневаться, я бы к вам в жизни не пришел, если бы не…
Холстин осекся, задохнулся, махнул рукой.
– Ну, не к кому мне здесь больше обратиться в этой ситуации, понятно? – добавил он до крайности усталым голосом. – Утопающий и за соломинку хватается. Тем более если его кто-то крепко держит за ноги и тянет на дно. И с каждой минутой я погружаюсь все глубже, а мы тут сидим и языки чешем!
– Ладно, пока оставим давние дела в покое, – кивнул сосед. – В самом деле – время не терпит. – И он снова крепко сжал Аленино плечо: – Пошли, дорогая, пошли!
И буквально выволок Алену из постели.
Холстин взглянул на нее измученными глазами, но, такое впечатление, в упор не увидел ее смятого, полурасстегнутого халата, ее всклокоченных волос, ее неумытого лица. И впервые в жизни Алену не задело невнимание мужчины. О таких мелочах она сейчас даже и не думала!
Вот так история… Значит, у соседа, у Виктора Васильевича, с Холстиным какие-то счеты? Настолько серьезные, что московского миллионера подозревали чуть ли не в покушении на Алениного соседа? «Меня допрашивали в связи с вашим знаменитым взрывом…» Ну и ну! Значит, Виктора Васильевича кто-то пытался подорвать? Наша служба и опасна, и трудна… Получается, он здесь, в «Юбилейном», залечивает боевые раны, а вовсе не отдыхает от интенсивной распродажи природных ресурсов. Наверное, врачи предписали продолжить лечение еще на два дня, поэтому он и не освободил номер в срок. А тут еще примешались «загадочные обстоятельства» смерти несчастного Толикова, так что Виктор Васильевич теперь как бы досрочно отозван из отпуска и теперь помогает расследованию…
Однако, кажется, не зря закатывала глазки Леонида. Сосед и впрямь, выходит, известен своей порядочностью, если к нему за помощью кинулся Холстин. Видимо, не сомневаясь, что он не станет сводить личные счеты.
Да, а Ирина Покровская тут каким боком замешана? Как бы вызнать?
Может быть, и удастся это сделать. Закон жизни и детективного жанра: если приоткрылась завеса над одной тайной, из-под оной завесы непременно выглянет еще одна, а то и две. Ну а если повезет, то и три. Главное – смотреть в оба глаза и слушать в оба уха!
Пока, впрочем, Алена могла только смотреть. Слушать ей было просто нечего, потому что ни Холстин, ни Виктор Васильевич больше не обмолвились ни словом, а только быстро вышли из коттеджа, обогнули его, приблизились к другому, еще более пряничному домику, в котором размещались суперлюксовые номера, обогнули и его, а потом по тропинке углубились в тот самый «прирученный лес», который накануне нагнал на эмоциональную писательницу столько страхов и ужасов. Выглядел он по-прежнему мрачновато, однако небо с каждой минутой все светлело, петухи наверняка уже давно прокричали, и никаких мыслей о зловещих ужасах теперь у Алены не возникало, а возникали у нее мысли самые практические, например, о том, что крылечко у коттеджа, к которому они приблизились, высоковато, а никакого пандуса не имеется – небось тяжеленько суперлюксовым постояльцам втаскивать в дом чемоданчики. Или для них в «Юбилейном» предусмотрены носильщики?
А кстати, долго ли еще идти? Вот уже и кованый забор, ограничивающий владения «Юбилейного», показался впереди, а Холстин и не думает останавливаться. Ой, а что это Холстин делает? Ощупывает прутья решетки, словно ищет расшатанный… И впрямь находит его, отводит в сторону, пролезает в образовавшийся проем и нетерпеливо манит за собой соседа и Алену.
А может, не надо? Может, Холстин все же лелеет страшные планы мести соседу и его, скажем так, знакомой, неожиданно обнаруженной в его постели? Не повернуть ли Алене восвояси?
Ну уж нет! Разве наша писательница позволит себе повернуть, если разворачивается интрига, вполне достойная сделаться сюжетом для будущей нетленки?! В конце концов, читателю нужны не только разбитые сердца, но и лужи крови, горы трупов, крики ужаса и всякая такая прочая чухня, непременная атрибутика детективного жанра. Так что назвалась груздем, дорогая Алена Дмитриевна, – полезай в дыру в заборе вслед за соседом, тем паче что попадешь ты, судя по всему, не на кладбище, не на свалку ядерных отходов, не в потусторонний мир, а лишь на территорию спортивного лагеря, который находится по соседству с «Юбилейным».
