Текст книги "От Лас-Вегаса до Нассау"

Автор книги: Елена Мищенко

Александр Штейнберг
Елена Мищенко
ОТ ЛАС-ВЕГАСА ДО НАССАУ

ИЗДАТЕЛИ

Да, диссертацию нужно было продать. Причем, продажа в розницу не получалась. Статьи печатались редко, и за них мало платили. Нужно было издавать книгу. Я созвонился с издательством по архитектуре и назначил свидание с директором. Помня небезызвестное изречение, что краткость – сестра таланта, я решил назвать книгу одним словом «Инсоляция». Директор принял меня весьма любезно, терпеливо выслушал мой доклад и довольно благосклонно посмотрел многочисленные иллюстрации. Когда я закончил, он вяло сказал:

– Название никуда не годится.

После этого наступила длительная качаловская пауза. Я терпеливо ждал.

– Иллюстрации тоже никуда не годятся, – сказал он уже с большим энтузиазмом.

Я обреченно ждал уже третьего определяющего заключения, что текст тоже никуда не годится, но тут он совершенно неожиданно сказал:

– Но печатать мы ее все-таки будем. – Он заявил это, якобы превозмогая себя. – Вы можете предложить двух докторов наук в качестве рецензентов, но таких, чтобы материал им понравился? Обратимся к ним естественно мы, а не вы.

– Могу даже трех.

– Это слишком. Излишний ажиотаж нам не нужен. Постарайтесь найти таких, которые не будут тянуть по полгода.

– А как же с названием?

– Это просто. Напишите различные варианты. Ну, скажем так, принесите мне штук сорок-пятьдесят, и я выберу.

– Так много?

– Когда люди хотят печататься, они придумывают и сто названий.

– А что же делать с иллюстрациями?

– Вот тут не надо жадничать. У нас есть свой художник. Он их перерисует. Ему же тоже надо дать заработать на кусок хлеба. Оформляйте заявку. Форму вам даст Валентина Ивановна, она сидит в соседней комнате. И напишите аннотацию. Сейчас мы готовим план изданий на будущий год. Через месяц ищите его в магазине технической книги.

Можете не сомневаться, что каждый день я заходил в магазины технической книги, но плана издательства не было. Наконец, месяца через три он появился. И в нем, действительно, была заявлена моя книга, правда, с другим названием: «Солнце в архитектуре», но мне на это было наплевать. Главное, что она была в плане. Я тут же засел за рукопись, откорректировал ее, вычитал, перепечатал, написал вступление и заключение и стал ждать. На мои звонки в издательство к Валентине Ивановне я слышал один и тот же ответ: «Год же еще не кончился, куда вы торопитесь?» Появление в издательстве с коробкой шоколада не дало никакой дополнительной информации. Я не знал, что год – это такой длительный промежуток времени. Наконец, год закончился, и, когда я позвонил директору, он мне сказал: «Мы вашу книгу перенесли на следующий год. Тут у нас произошли некоторые перестановки». Через день я встретил Сергея – архитектора, у которого вышло уже несколько книг. Он мне все объяснил.

– Твою книгу держат для солидности и объема плана. Они закладывают в план 120 книг, а печатают 30. Во-первых, каталог должен выглядеть так, чтобы не стыдно было показать начальству, во-вторых, многие авторы не представляют в срок рукописей.

– Что же делать?

– Ждать счастливого случая. И на старуху бывает проруха. Я, например, напечатал свою первую книгу, когда четыре автора не дали рукописей, и редакторы сидели без работы.

Вскоре мне позвонил инструктор ЦК, которого я знал еще по институту. Просил приехать, захватив мои инструменты, сказал, что пропуск уже заказан. Оказалось, что им запроектировали новый корпус для санатория ЦК в Пуще-Водице, и он хочет, чтобы я проверил, правильно ли он сориентирован. Я разложил свои «солнечные транспортиры» и поведал ему все, как на духу: когда придет солнышко, в какую палату, когда уйдет, где попадет на койку раньше положенного и потревожит сон ответственного партийца, где нужны жалюзи, где увеличить лоджии. Он слушал как зачарованный, просил все это написать, сказал, что покажет высокому начальству, и поинтересовался, где можно прочитать об этой методике. И тут я понял, что наступил мой звездный час.

– Да вот, валяется в нашем издательстве моя рукопись уже второй год, и никто ее не хочет печатать.

Через минуту он уже звонил: «Мне директора. Это из ЦК, Проценко. Разыщите его и пусть немедленно мне перезвонит. Телефон он знает». Через пять минут раздался звонок.

– А, это ты! Что случилось? Да много чего случилось. Давно тебя не проверяли. Надо будет тебя пригласить на беседу. О чем? О том, для чего ты печатаешь свои планы и не выполняешь, о том, что у тебя второй год валяется неизвестно где рукопись нужной книги, о том, что наши архитекторы проектируют дома, совсем не считаясь с климатическими условиями Украины, а у тебя лежит книга по инсоляции, и ты о ней забыл. Молодец, угадал. Да, речь идет именно об этой книге. Так что займись ею и не составляй липовые планы.

На следующее утро позвонил директор и попросил меня зайти. Как только я зашел к нему в кабинет, он начал выяснять:

– Что произошло? Почему Проценко поднял такой шум из-за вашей книги?

Я ему изложил нашу вчерашнюю беседу.

– Ах, вот оно что! Хорошо, я дам редактору, пусть он посмотрит.

И опять началась волынка. Редактор, которой передали мою книгу, на мои звонки отвечала сухо: «Я сейчас загружена. Позвоните через месяц». Я рассказал об этом одному из своих приятелей, чем вызвал его глубокое возмущение, но не издательством, а мною.

– Что ты там наплел этому директору? Кому нужна была эта комсомольская честность? Зачем ему знать, что ты рецензировал какой-то проект? Ты должен был сказать этому директору, что Проценко твой родственник, и что он переживает за издание твоей книги, что его жена не дает ему покоя с этим вопросом. Тогда ты бы посмотрел на его реакцию.

Через два месяца я делал новое заключение по спальному корпусу для ЦК. Проценко поинтересовался, как идут дела с книгой, после чего опять устроил очередной разнос директору издательства и предупредил, что, если он будет игнорировать указания вышестоящих организаций, то на его место всегда найдется много желающих.

На сей раз при встрече с директором я вел себя откровеннее, и на его вопрос: «Почему такая спешка?», ответил туманно:

– В основном, потому что эта книга очень нужна архитекторам.

Но тут же намекнул на наши родственные отношения с Проценко. Мой приятель был прав. После этого все пошло как по маслу. Книга вышла в срок.

Писательский зуд – это как болезнь. Когда я увидел напечатанной свою первую книгу, меня, несмотря на всю мою занятость, тут же потянуло написать вторую. На сей раз я был уже тертый калач. Я знал, что нужно писать книгу, которая сможет заинтересовать издательство. Вторую книгу я озаглавил: «Методы и инструменты архитектурного проектирования». Кроме того, я ввел подзаголовок: «Справочное пособие». Этим я убил двух зайцев. Во-первых, на справочную литературу легче идут издательства, во-вторых, гонорар выше. Отпуск я провел на даче, обложившись кучей литературы, благо, все время шел дождь, и написал книгу. Редактирование шло как по маслу, и загвоздка произошла только в финале.

Наш институт находился в Софийском подворье, а недалеко от нас на улице Владимирской располагалось небезызвестное серое здание, построенное по проекту знаменитого Щуко, в котором размещался КГБ. Говорили, что с балкона ресторана, расположенного на крыше гостиницы «Киев», видны были стены внутренней тюрьмы КГБ. В один прекрасный день в нашей мастерской появился молодой человек, спросил начальника и отрекомендовался как представитель этой грозной организации, что само по себе не предвещало ничего хорошего. Однако его визит был весьма мирным. Оказывается, их ведомственная столовая была недогружена, и он предложил, чтобы мы в ней обедали, но пропуска себе оформили в спецчасти после проверки. Для нас наступили золотые времена. Кормили там вкусно, стоило это намного дешевле, и, кроме того, в буфете можно было купить икру и осетрину.

Правда, у меня был небольшой эксцесс, когда дежурный остановил меня на входе и сказал:

– Вообще у нас не положено пускать с бородой, но, учитывая ваш возраст (а надо сказать, что ко времени написания второй книги у меня появилась легкая седина), я думаю, что начальство возражать не будет.

После этого ко мне подошел один наш бородатый архитектор Сережа и попросил его провести, так как его не пускали по той же причине.

– Сережа, я рад буду тебе помочь, только после достижения определенного возраста.

– Какого? – поинтересовался Сережа.

– Ну, эдак лет через 20.

– Тогда пойду лучше сбрею бороду, – сказал расстроенный Сережа.

Аналогичное предложение от столовой поступило и сотрудникам моего издательства, так как оно находилось в том же подворье. Время трапезы у нас совпадало, отличный и недорогой обед способствовал хорошему настроению, так что скоро я перезнакомился со всеми сотрудниками издательства. Особенно хорошие отношения у меня установились с главным редактором. Он очень любил плакаться мне на нерадивость и аполитичность авторов. Он жаловался на то, что они недостаточно ссылаются на директивные документы, что применяют много иностранных терминов, что библиография изобилует трудами зарубежных авторов, в основном, капиталистических стран. Я сделал вывод, что он больше принадлежит организации, которая нас кормит, чем своему издательству.

И вот, когда редактирование моей книги подошло к концу, мне позвонил редактор и сказал, что меня хочет видеть главный. Не успел я переступить порог его кабинета, как он вскочил с кресла, воздел руки горе и запричитал страшным голосом:

– Александр! Что же ты с нами делаешь? Так и знай, что несмотря на наши хорошие отношения, я эту книгу не пропущу.

– А что, собственно произошло?

– Он еще спрашивает! Во первых, ты рисуешь голых баб.

– Каких еще голых баб?

– Вот, вот смотри рисунок 38.

– Так это же классические пропорции человеческого тела, силуэт женщины.

– Не дури мне голову. Это никакой не силуэт, это голая баба. А если тебе нужно показать пропорции человеческого тела, так нарисуй одетого мужика и обмеряй на нем все, что тебе угодно. Это нужно или убрать, или переделать. Теперь, что это ты нарисовал на следующем рисунке, какой-то однорукий инвалид с клешней. Вот написана его фамилия «Модулор».

– Это не я нарисовал. Это Корбюзье нарисовал.

– Вот и хорошо. Корбюзье нарисовал все наперекосяк – он известный абстракционист, а ты возьми, да и исправь. Ты же у нас социалистический реалист. А вообще, я тебе должен сказать, что с рисунками у тебя плохо дело. Вот у тебя раздел «Архитектурный рисунок» – сплошные церкви. Прямо не справочное пособие, а Евангелие. Да еще старье. Все придется переделать.

– Но я же взял для примеров рисунки классиков архитектуры, чтобы показать, как они работали акварелью, пером, углем.

– А ты не бери классиков. Возьми и сам нарисуй. Что, у нас мало новых зданий на Оболони, на Березняках? Нет, рисунки необходимо переделать. А что у тебя тут за ссылки на зарубежных авторов? М. Тваровский. А второй инициал?

– Это Мечислав Тваровский, он поляк. Поляки не пишут второго инициала.

– Они не пишут, а мы пишем. Узнай и поставь. Идем дальше. А. Дюрен.

– Не Дюрен, а Дюрер. Это великий немецкий художник эпохи Возрождения.

– Ну вот, сам говоришь – великий. Так посмотри его биографию и узнай, как звали папашу. А библиография вообще никуда не годится. Что это за Н.А. Рындин, 1908 год. Кто это может проверить, что он делал после революции. А твой поляк Тваровский не был часом в «Солидарности»? Ты можешь принести справку от посольства? В общем, так: все ссылки на книги, изданные до 45-го года убрать. В предисловии сошлись на последние постановления партии и правительства. На все исправления даю тебе месяц. Желаю тебе успехов, и чтоб знал в дальнейшем: главное – это политическая направленность.

Я пошел к своему редактору с тяжелым сердцем и начал ей излагать беспросветное содержание нашей беседы.

– А вы не переживайте, – скажу вам по секрету, что за месяц он все забудет. Так что мы минимум исправим, уберем обнаженную даму, да простит нам Дюрер, исключим старую литературу и все пройдет как по маслу. Сроки уже поджимают.

Действительно, когда я пришел к нему через месяц, он был уже в более благодушном настроении:

– Ты все исправил? Давай посмотрим выборочно. Нука, покажи предисловие. Ага, постановление о строительстве есть. Уже хорошо. Так, теперь посмотрим библиографию. Так, так, 1965 год, 1960-й, 1971-й… Вот видишь. Можешь, когда хочешь. Совсем другое дело. Голых баб нет? Остальное на твоей совести. Я подписываю, но надеюсь, что ты нас не подведешь.

И рукопись пошла в работу. ЛИТ (цензура), набор, верстка, корректура, правка и т. д.

Уже в Филадельфии, вспоминая об этом, я думал, каким длительным и мучительным был этот процесс. Передо мной лежат две маленькие дискетки. На них поместилась книга объемом 25 печатных листов, которую написали мы с Леночкой в Филадельфии и издали с помощью великолепного профессионала-полиграфиста Исаака Вайнштейна.

Книга «Лики великих» о жизни и творчестве великих эмигрантов – деятелей искусства. На этой дискетке вся рукопись с иллюстрациями, заставками, обложкой и титульным листом. Ее можно взять и сразу передать в типографию.

LAS VEGAS

Мучительный процесс издания книги стал для нас в Филадельфии, с одной стороны, намного проще, с другой, – намного сложнее. Проще потому, что сам себе редактор, корректор, наборщик, художник, не зависишь ни от цензуры, ни от каких издательских деятелей в штатском. Никто от тебя не требует устанавливать имя и отчество Рембрандта, не ищет голых баб и не вымарывает иллюстрации с религиозной тематикой. Сложнее потому, что почти невозможно найти издателя, который бы хотел быть дистрибютором (реализатором) книги на русском языке. И самая малоприятная деталь состоит в том, что платить издателю нужно из собственного кармана.

– Я слышал, вы закончили книгу, – звонит вам такой издатель, в прошлом научный сотрудник, узнавший о вас с помощью непонятных источников. – Сейчас вы, наверное, не можете решить, куда ее нести и где ее издавать. Я вам хочу посоветовать принести ее мне.

Скажу без лишней скромности, что это дело у меня налажено. Дешевле чем я, у вас никто не возьмет. Если вам нужны рекомендации, я дам телефоны нескольких известных филадельфийских поэтов.

Недостатка в «известных» поэтах русская эмиграция не испытывает. Многие пожилые люди незнание английского компенсируют переходом на поэтический русский язык. Кроме того, приятно увидеть книжечку стихов, увенчанную собственной фамилией. Некоторые из них подвизаются в жанре поздравительных публикаций:

 
С юбилеем поздравляем,
Счастья в жизни тебе желаем,
Чтоб ты жила 120 лет на свете,
Твой муж, свекровь и твои дети.
 

В большом ходу также объемистые стихотворные адреса, зачитываемые на торжественных пьянках в русских ресторанах.

Но вот тут ваш новоявленный издатель допускает непростительную ошибку. На вопрос: «Можно ли дать вам рукопись на дискете?», он отвечает:

– Дискета – это очень хорошо, но, я думаю, сначала мы подпишем договор, и вы дадите мне задаток и рукопись в распечатке, а мы тут же сможем пустить ее в работу.

У нас как раз сейчас есть пробел во времени. Я думаю, экземпляров 50 будет достаточно?

И тут вы сразу можете понять, в какую «работу» он запустит вашу рукопись. Распечатку, полученную у вас, он ни в какую типографию не отдаст, а, ничтоже сумняшеся, размножит ее на ксероксе и переплетет книги в домашних условиях на кухне, между плитой и тостером. Книги получатся криво обрезанными и через неделю начнут распадаться. О правках не может быть и речи.

Поэтому первые контакты на издательском фронте мы установили с американским издателем. У него была своя типография, и он печатал рекламы для супермаркетов. Мне нужно было отпечатать буклет с моими живописными работами и отзывами в американской прессе. Цена, которую он предложил, показалась нам чудовищной, но, когда мы поговорили с другими издателями, мы поняли, что он благородный человек. Кроме того, он оказался любителем живописи и согласился взять часть оплаты картинами. В это время мы как раз нашли выгодный вариант тура в Лас-Вегас, и вопрос стоял так – либо буклет, либо Лас-Вегас. Его предложение насчет картин несколько упростило выбор. Мы дали ему аванс, и он сделал фотографии работ на цифровой камере. Дизайн он предложил сделать сам, так как у него большой опыт в этом деле. Но когда он показал сигнальный оттиск буклета, мы пришли в ужас. Постоянная работа над рекламой супермаркетов наложила отпечаток на его творчество. Картины были представлены броско, но косокриво, между ними были красные, синие и зеленые полосы и пятна. Надписи разбегались в разных направлениях, даже вверх ногами. Я сделал собственный эскиз и стойко требовал его выполнения. Мистер Джеймс сопротивлялся недолго и отпечатал буклеты очень профессионально. Когда наступил час расплаты, он пришел к нам домой и отобрал себе четыре картины.

Мы были несколько обескуражены, так как рассчитывали отдать холсты на большую сумму. И тут он предложил совершенно неожиданное для нас, чисто американское решение. Он выбрал часть работ, напечатанных в буклете, и предложил на оставшуюся сумму подписать с ним документ, что он получает эксклюзивное право делать с этих работ репродукции. Так что путь в Лас-Вегас был для нас открыт.

В наших путевых дневниках было много веселых рисунков и стихов. Изобилие рисунков было вызвано тем, что наш дневник часто рассматривали американцы, не понимающие по-русски. Коротенькие стихи легче вписывались в странички дневника, чем обстоятельные описания. Вот некоторые рисунки и фрагменты из дневника, да простят нас строгие ценители поэзии.

 
Для тех, кого зовет азарт
К столам крупье, колодам карт,
Играющих без передышки
До исступленья, до одышки,
Кому страдать совсем не лень
Ночь напролет и целый день,
Кто той игре и сам не рад, —
Тому Лас-Вегас – сущий ад.
А тем, кто любит карнавалы
Кто любит петь и веселиться,
Венецианские каналы
И европейские столицы,
Палаццо дожей, Кампаниллу,
Чудесный мир, волшебный край,
Тому здесь будет очень мило,
Тому Лас-Вегас просто рай!
 

Для начала мы заходим в Интернет, чтобы ознакомиться с погодой в Лас-Вегасе, хотя твердо знаем, что верить прогнозам нельзя. В первые годы пребывания в Америке мы поражались точности прогнозов синоптиков. Потом начался переход на новые компьютерные программы. Попадания стали все реже и реже. Спасало их то, что на четырех разных каналах телевидения прогнозы были разными, и вы могли выбрать себе любой по вкусу. С 2002 года синоптики придумали новый прием, избавляющий их полностью от ответственности. «Вероятность дождя 50 %, вероятность снегопада 40 %». У нас даже появилась ностальгия по киевскому телефонному прогнозу 60-х, кончавшемуся словами: «Черговий сiноптик Варемуха». В конце концов мы поняли, что компьютерный прогресс в делах синоптиков привел к тому, что все надо принимать наоборот. Нам предсказали в Лас-Вегасе снег с дождем. Естественно, мы сделали вывод, что погода будет отличной, и были правы.

 
Мы долетели без проблем,
И едем к центру, в MGM.
Здесь залы уникальные,
Здесь шоу музыкальные,
Здесь скальные громады,
Ручьи и водопады.
А между ними – рвы,
И в них гуляют львы.
 

По улице пройти трудно. Завлекают путаны и их бесчисленные агенты в бани, массажные кабинеты, на стриптизы. Через 10 минут карман полон визитных карточек с самыми откровенными и заманчивыми предложениями, недаром ведь Лес-Вегас называют городом греха.

 
В одиннадцать часов утра
Подходим мы к Гранд-опера,
Такой же, как в Париже,
Но все-таки поближе.
И арка Триумфальная
Совсем как натуральная.
 

Вслед за Парижем мы попадаем в Венецию, перед нами во всей красе – Сан-Марко, Прокурации, Кампанилла, Дворец Дожей. На втором этаже воссоздана натуральная Венеция – каналы, гондольеры, мостики. Все почти, как в Италии, только качественнее и новее.

 
А с другой стороны
Флаги разные видны.
Корветы, как чудовища
В тропических морях,
У «Острова Сокровища»
Стоят на якорях.
Каравеллы и фрегаты,
Бриги, шхуны, бригантины,
Корабельные канаты,
Мачты, снасти паутины,
И камзолы ворохом,
И бочонки с порохом.
Это Сильвер, это Джон —
Стивенсоновский пижон.
Он сидит себе на рубке,
Беспощадный для врага,
При кинжалах и при трубке,
У него одна нога.
Что может быть для вас милей,
Чем супершоу «Юбилей»?
Девицы по ранжиру
Одна в одну.
«Титаник» с пассажирами
Идет ко дну.
Роскошнейшие крошки
Солидной высоты,
Бегущие дорожки,
Летящие мосты.
Поражает всех людей
Знаменитый чародей.
 

Действительно, номер в шоу Jubilee у него был потрясающим. Вытащив на сцену клетку с огромным бенгальским тигром, фокусник набросил на нее короткое покрывало, раскланялся, сдернул покрывало, и за ним оказался вертолет с уже заведенным винтом…

Удивительная история одного из основных создателей этого сказочного великолепия в пустыне – Стива Винна. Его дед, Яков Вайнберг, был актером в маленькой бродячей трупе, скитавшейся по Литве. Он эмигрировал в Америку, где его сын, отец Стива, зарабатывал на жизнь рисованием вывесок для магазинчиков, пивных, игорных заведений. Постепенно он накопил немного денег, поменял фамилию на Винн и открыл собственный игорный дом. Своему сыну Стиву он дал хорошее образование – военная академия и университет, но оставил ему полуразрушенный бизнес и 350 тысяч долга. Однако Стив выдержал этот удар, и уже в 1967 году, в возрасте 25 лет, появился в Лас-Вегасе. Так началась его головокружительная карьера. Это ему принадлежала идея создания тематических казино: «Luxor» – казино в виде египетской пирамиды, «New York-New York», воссоздающий образы статуи Свободы, Эмпайер Стэйт Билдинг и Бруклинского моста, «Mirage», «Treasure Island» (Остров сокровищ) и т. д. В 1998 году он открывает резорт «Bellagio», стоимость которого превысила полтора миллиарда долларов, ставший символом роскоши и высокого вкуса с 500-миллионной картинной галереей и поющими фонтанами. Мы уже застали это удивительное зрелище, когда струи фонтанов взметаются в небо, меняя цвет и высоту синхронно с классическими ариями в исполнении Паваротти и Доминго.

Впоследствии, в 2000 году, он продал все свои казино корпорации Kirk Kerkorian’s MGM Grand, Ink. и создал за 2,7 миллиарда долларов совершенно невиданный отель-казино, в котором расположились рестораны с кухнями всех континентов, поля для гольфа, бальные залы, фитнес-центры, парки с тропическими растениями, огромная картинная галерея, не говоря уже о невиданных шоу, водопадах и прочих чудесах. За образец архитектуры Винн взял собор св. Петра в Риме.

«Я хочу, чтобы меня помнили не только как бизнесмена, изменившего Лас-Вегас, – говорил он, – но и как человека, для которого важнее всего духовное начало, классическое искусство великого прошлого». Этот отель он открыл в апреле 2005 года и дал ему свое имя – «Wynn Las Vegas Resort».

Буклет, отпечатанный до отъезда, оказал нам неоценимую службу. В вестибюле казино обычно находятся representatives различных отелей. Подошли к одному из них, познакомились и вручили буклет – вдруг кто-то из богатых заказчиков заинтересуется моей серией картин «Атлантик Сити». На них были изображены все виды азартных игр и сами игроки, сжираемые всяческими неправедными страстями, теми же, что и в Лас-Вегасе. Эффект получился совершенно неожиданный.

– О! Вы известный художник и архитектор. Вот моя бизнес-карта, вот буклеты нашего отеля. Вы обязательно должны быть на нашей презентации. Мой шеф будет чрезвычайно рад вас видеть. Не волнуйтесь, это займет не больше часа. Вы же все равно должны съесть свой ланч. Так вот, ланч будет подан во время презентации. Мы, в свою очередь, в знак благодарности, хотим преподнести вам билеты на какое-нибудь великолепное шоу. Вас устроит Фоли Бержер?

Устроит ли меня Фоли Бержер! Когда я в первый раз был в Париже, вырвавшись еще из СССР, я жил в отеле на улице Консерватории в двух кварталах от Фоли Бержер. И, естественно, в обход наших сопровождающих архитекторов в штатском мы посетили это роскошное зрелище. Память об этом осталась надолго.

После знакомства с первым representative мы поняли, как надо действовать. Мы посетили все самые интересные шоу Лас-Вегаса, сидели на лучших местах и не вложили в это ни одного цента. Вообще, нам не приходилось особенно сорить деньгами, нас постоянно чем-то угощали и ублажали. В Лас-Вегасе к вопросам комфорта относятся серьезно. В связи с тем, что нас сначала поселили не в том номере, который был заказан, нам предоставили бесплатное питание на всю неделю в буфетах. Однажды утром в номере над нами заверещала дрель, и мы позвонили на front desk. Перед нами тут же извинились, прекратили шум и любезно предоставили прощальный бесплатный ужин в лучшем ресторане отеля.

 
Мы покидаем без проблем
Гостеприимный MGM.
В душе от Вегаса от Ласа
Осталась впечатлений масса.
Наш Боинг в небо улетает
И дивный Вегас в дымке тает.
 

Все это я вспоминал в самолете по дороге домой. Дорога домой, она всегда приятна, откуда бы ты не возвращался. Недаром американцы говорят: «My home, sweet home». На сей раз наш дом был в Филадельфии. Вернее, не «наш дом», а снятая в аренду квартира. А это не одно и то же, как показали дальнейшие события. Квартира была просторной и удобной, но не нашей.

И все-таки это был наш дом. Я по гороскопу «рак», и как всякий рак-отшельник, таскающий свою раковину на себе, ревниво отношусь к своему домику, к своему жилищу. Я стараюсь при любом переезде сохранить ту атмосферу, к которой привык издавна. Поэтому я перевожу с собой в новое жилище библиотеку, картины, сувениры, воссоздающие все то, к чему я привык. А если учесть, что в этот комплект входит, в первую очередь, моя дорогая супруга, то каждое новое жилье для нас остается «My home, sweet home». И только один раз возвращение домой было не совсем приятным. Это было после развода с моей первой супругой. Меня ждали бесчисленные перемены.