Текст книги "Последний импресарио. Сол Юрок"

Автор книги: Елена Мищенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Елена Мищенко
Александр Штейнберг

ПОСЛЕДНИЙ ИМПРЕСАРИО
Сол Юрок (Sol Hurok)

Небольшого роста лысый человек входил в комнату, широко раскрывая обе руки, как бы намереваясь вас обнять и, улыбаясь, говорил по-русски с сильным местечковым еврейским акцентом: «Здравствуйте, меня зовут Соломон Израилевич». И с этой минуты начиналось волшебство. Внешне это выглядело очень просто и буднично: никаких знаков свыше, таинственной музыки и прочих атрибутов. Просто заполнялись некоторые бумаги, оговаривались определенные условия, вы что-то подписывали, а потом… потом по обе стороны Атлантики миллионы людей аплодировали высокому искусству, наслаждаясь всем лучшим, что было в советской и американской культурах. И все это стало возможным лишь потому, что некто входил в комнату и говорил: «Здравствуйте, меня зовут Соломон Израилевич».

Из высказываний о Юроке:

«Если ты появлялась где-нибудь с Юроком, все оказывали тебе самое большое внимание. И не потому что это ты, а просто потому, что если ты с Юроком, значит, ты очень значительная персона».

Галина Вишневская

«Я стала, помимо моего желания, символом своего народа. Юрок сделал меня такой».

Мэрион Андерсен

«Явам скажу, что такое советско-американский культурный обмен. Это, когда они присылают советских скрипачей-евреев из Одессы, а мы в ответ посылаем им американских евреев-скрипачей из Одессы».

Исаак Стерн

Невозможно перечислить все имена, ибо каждому исполнителю, коллективу Сол Юрок отдал свое большое сердце, свое тепло, сделав их еще более знаменитыми.

Да, это было, очевидно, срежиссировано кем-то свыше, кто-то очень мудро избрал на высокую роль посланника от культуры никому ранее не известного эмигранта из еврейского штеттл Пожар на Украине.

Соломон Израилевич Гурков и известная во всем мире компания S. Hurok Presents – это один и тот же человек.

Как же сложилась жизнь этого фантастического человека? Как он смог совершить этот огромный путь, далеко не всегда усыпанный розами?

Он сам замечательно рассказывает о своей жизни. Будучи человеком по натуре широким и творческим, он и в свои рассказы привносил много новых элементов. Поэтому они изобиловали всякий раз новыми подробностями, о которых он уже и сам не помнил.

Ван Клиберн, один из его самых любимых и удачливых «детей», как он называл своих артистов, как-то сказал: «Юрок никогда дважды не рассказывал свои истории одинаково. У него были свои любимые рассказы, и он их варьировал в зависимости от настроения и аудитории».

Итак, вернемся в городишко Пожар, где в 1880 году, как Юрок сам уверял, он родился. Местечко находилось где-то между Россией, Украиной и Белоруссией. Его жители говорили на смеси трех языков, сдобренных бытовым идиш. Вот этот красочный и колоритный язык Соломон сохранил до конца жизни.

Скрипач Исаак Стерн, большой друг Юрока в течение многих лет, как-то сказал о нем: «Юрок знает шесть языков, и все они – идиш».

Его родное местечко было зеленым и живописным, с большими шумными воскресными базарами, на которых все поражало воображение: большие окорока, горы яблок, зелени, всевозможной снеди. Отец Соломона Израиль держал на базаре небольшую лавчонку, продавая скобяные изделия. Он никогда не был успешным лавочником, но еда в доме была всегда. Отец был по-библейски мудр, и передал сыну некоторые жизненные постулаты. В будущем они пригодились бизнессмену Солу. Одно из правил, которое он усвоил, было: «Всегда старайся угодить заказчику. Не спорь, не ссорься. Радуйся тому, что ты заработал. Завтра будет еще один день».

Эта «пожарская философия» станет манхеттенским кредо Юрока.

Внимательный читатель, вероятно, уже заметил, что мы несколько раз обозначили фамилию Юрока как Бурков. Это действительно так. Его фамилия происходит от просторечного украинского слова «гурок», по-русски «огурец». Когда семья прибыла в Нью-Йорк, иммиграционные власти американизировали фамилию Бурков, написав ее Hurok. Вот и получилось: Юрок.

Решение эмигрировать в Америку Израиль Бурков и его жена Сима приняли нелегко. Как собраться такой большой семье в дорогу – с девятью детьми, множеством скарба, где взять деньги? Вопросов было очень много, ответов – мало. Однако пришлось собираться, и вот огромная семья на палубе, в окружении таких же бедняков, пустившихся в путь в поисках счастья и лучшей доли. Вместе с Гурковыми ехала и Тамара Шапиро, давняя знакомая Сола, которая в скором времени станет его женой. Сойдя с корабля на твердую нью-йоркскую землю, новоиспеченный Соломон Юрок тащил на себе перевязанные веревкой фибровые чемоданы, две пуховые подушки и три рубля денег. Оставив Тамару у ее сестры в Бруклине и обменяв три рубля на один доллар двадцать пять центов, Юрок купил билет в Филадельфию, где жил его старший брат. От покупки билета у него осталось десять центов, но это не смутило юношу – ведь впереди его ожидала прекрасная жизнь!

В Филадельфии он жил полгода, поменяв восемнадцать работ за это время. Что он делал, чтобы заработать деньги? Все! Продавал газеты и бегал по поручениям, работал в булочной и кондитерской, подметал улицы и мыл окна.

Спустя полгода он поехал в Нью-Йорк проведать старых друзей. Увидел Тамару, и они начали «встречаться». Это продолжалось два года, а затем они поженились. К тому времени Сол уже накопил достаточно денег для того, чтобы купить себе костюм за восемь долларов и начать работать в скобяном магазине, вспоминая уроки, данные ему отцом. Жили Сол и Тамара в Браунсвилле – нью-йоркском районе, где в основном селились иммигранты из России и других стран Восточной Европы. Там редко звучала английская речь, разговаривали на смеси нескольких языков. Образ жизни почти не отличался от того, к которому привыкли обитатели гетто.

Маленькие лавчонки, грязные мостовые, множество людей на улице, крики мальчишек, продающих газеты, звуки шарманки – все напоминало о тех местечках, откуда приехали Юроки и такие же эмигранты, как они.

Однако, несмотря на некоторую изоляцию, «огни большого города» проникали в Браунсвилль. Нью-Йорк звал, манил, соблазнял, обещал нечто таинственное. Подземка соединила Бруклин и Манхеттен в 1908 году, и обитатели Браунсвилла могли приехать туда, где всю ночь кружилась электрическая реклама. Конечно же, Сол отправился туда. Один. Он не хотел ни с кем делить радость открытия Нового Мира.

Два храма покорили его, не давая спать ночами. Первый – это Виктория, театр на Таймс-сквер, второй – Метрополитен-опера. О, с каким трепетом он входил в роскошные вестибюли этих театров. Он, маленький еврейский парень из местечка Пожар, чувствовал себя покорителем Вселенной. Иногда он себя спрашивал, не снится ли ему все это, что он в своем единственном приличном костюме за восемь долларов и велюровой шляпе находится в нарядной толпе? Ему нравилось даже то, что его толкают и не извиняются, наступив на ногу, значит, считают своим! Он жадно вдыхал воздух, насыщенный парами бензина, сигарным дымом и духами – это был воздух свободы, воздух успеха, к которому он стремился!

Однажды он решился и купил билеты на галерку. Давали «Мефистофель», оперу Бойто. Пел Федор Шаляпин. Сол слышал о нем, читал газетные заметки, и вот он – в Метрополитен-опера. Ну не сказка ли это? С тех пор Шаляпин стал его иконой. Сол, сидя на галерке, переслушал все оперы с его участием. И вот тогда родилась мечта стать импресарио, привезти самому Шаляпина еще раз в Америку, познакомиться с ним, а может быть – совсем невероятно – подружиться!

Это стало его самым большим желанием. И вот, как-то выходя из Метрополитен-опера, находясь под сильным впечатлением от спектакля, Сол сказал, обращаясь к своему знакомому: «Когда-нибудь я привезу Шаляпина в Америку. Мой офис будет в этом здании». Это было сказано с решительностью пророка Моисея, проповедующего на горе Синайской. Медленно, но уверенно Сол начал постигать азы ремесла импресарио. Сначала он устроил музыкальные вечера в Браунсвилльской коммьюнити. Люди остались довольны, и Юрок немного заработал. Юрок прекрасно знал менталитет своих зрителей, – они любили европейскую музыку, с удовольствием принаряжались в выходные дни и всей семьей отправлялись на концерт. Для них это был луч света в тяжелой иммигрантской жизни. Юрок понял, что нельзя скупиться на рекламу и продавать слишком дорогие билеты. Рассчитывая на самую широкую публику, он давал объявления на многих европейских языках: русском, идиш, немецком, польском, и всегда прилагал подробное описание, как доехать до места, где проводится концерт. И самое главное: он предлагал только самый лучший товар! Этим правилам Юрок следовал всю жизнь. Расчет оказался верным. Люди шли пешком, ехали подземкой и автобусами, держа смятую газету, чтобы не заблудиться, они стояли в очередях за билетами, и не было более радостного зрелища для Юрока-импресарио.

Юрок прибегал к маленьким хитростям. Так, рекламируя концерт блестящего бельгийского скрипача Исайи, он использовал факт пребывания в Америке бельгийских принца и принцессы. Объявление выглядело следующим образом: Было крупно набрано:

«ИХ ВЕЛИЧЕСТВА ПРИНЦ И ПРИНЦЕССА БЕЛЬГИЙСКИЕ

(дальше мелким шрифтом)

будут приглашены, если захотят прийти, на концерт всемирно известного скрипача Эжени Исайя»

Билеты были раскуплены моментально, но принц и принцесса, естественно, не появились.

Юрок понимал, что он необходим обеим сторонам – публике и артистам. Музыканты приезжали в Америку, где их никто не знал. Им был нужен переводчик, консультант в житейских вопросах. Это был великий шанс для Юрока, и он его использовал.

Вторым после Шаляпина потрясением для Юрока было появление великой балерины Анны Павловой. Пять месяцев подряд, каждый вечер с необыкновенным постоянством, он посещал все спектакли с ее участием. Сол знал на память каждое па, каждый нюанс. Он наслаждался запахом театра, воздухом кулис и был вознагражден за свое терпение, когда однажды его друг, тоже начинающий импресарио, предложил познакомить его с Павловой. Это был счастливейший день для Юрока. Он тысячу раз пытался представить себе эту встречу, репетировал вступительные слова, даже пытался записать начальную фразу: «О мадам, вы так прекрасны и чисты. Вы нуждаетесь в сильной поддержке. В моем лице вы найдете человека, который позаботится о том, чтобы у вас было все, что нужно богине».

И вот, наконец, настал этот миг. Он находился в костюмерной своего кумира, а она, увенчанная маленькой короной Лебедя, улыбаясь, протянула ему обе руки. Конечно же, все оказалось совсем не так, как он себе представлял. Было намного проще, естественнее. После спектакля они вместе ужинали в веселой компании. Этот день положил начало дружбы, которая длилась до последнего дня великой балерины.

АЙСЕДОРИАНА

К 1916 году Нью-Йорк стал крупным городом, который привлекал внимание европейских деятелей искусства. Все чаще приезжали с гастролями музыканты, композиторы, дирижеры. Американцы сходили с ума от Сергея Рахманинова, Сергея Прокофьева, Миши Левицкого, Осипа Габриловича.

Дела Сола Юрока постепенно шли в гору, он стал признанным импресарио. Он устраивал замечательные концерты музыкантов-исполнителей, но была одна область искусства, в которой ему не было равных. Балет был его истинной страстью. Когда слава Айседоры Дункан достигла апогея, Юрок решил познакомиться с ее искусством. Дункан, рожденная в Америке балерина, демонстрировала новое искусство. Экзальтированная и увлеченная своей идеей, балерина была новатором в танце, танцевала босиком, в греческой тунике. Дункан была невероятно популярна, но мнения и взгляды на ее искусство были различными. Сторонники «естественности» были в восторге от ее непосредственности и экзальтации, а приверженцы классической школы ее совершенно не воспринимали. Дягилев и Баланчин, увидев ее в России в 1920 году, были возмущены и шокированы. «Я не понимаю, – говорил Баланчин, – почему люди в восторге от ее представления. По-моему, это совершенно неприемлимо, когда пьяная толстая женщина катается по полу, как свинья».

Сказано чересчур сильно, не так ли? Мы с вами не можем судить. Поэтому доверимся очевидцам.

В 20-е годы Дункан жила в России. Пережив немало разочарований в личной и творческой жизни в Америке и Западной Европе, Дункан, будучи неисправимой идеалисткой, решила «работать для светлого будущего России». Почти сразу же по приезде в Москву она познакомилась на одной из вечеринок с Есениным. Сергей, тогда двадцатишестилетний синеглазый модный поэт, весь вечер не отходил от Айседоры, а в конце вечера положил свою кудрявую голову ей на колени и сказал: «Я твой верный пес».

Они составляли весьма экзотичную пару: оба неуравновешенные, безусловно, талантливые, влюбленные друг в друга и в свое творчество. Они разговаривали на дикой смеси русского и английского языков, однако отлично понимали друг друга. Весной 1922 года они поженились. Сергей Есенин был первым мужем танцовщицы-босоножки.

Тогда же, весной 1922-го, задумав покорить вновь Америку, а, главным образом, из желания показать Есенину свою страну, Дункан отправила телеграмму Солу Юроку: «Предлагаю турне сроком 12 недель. Приезжаю с великим русским поэтом Есениным. Привожу с собой двадцать человек. Минимум четыре концерта в неделю.

Оплата – тысяча пятьсот долларов за концерт. Вы оплачиваете все гостиничные и транспортные расходы. В больших городах нужен оркестр, в маленьких – рояль. Айседора».

В ответ полетела телеграмма следующего содержания: «Предлагаю пятьдесят концертов по семьсот долларов. Оплачиваю пароход из Риги, железную дорогу в Америке. Оркестры – Нью-Йорк, Бостон, Чикаго. Остальное – пианист. Начало – октябрь. Вышлите программу, фото, прессу. Юрок».

Айседора приняла предложение Юрока, несмотря на то, что он значительно изменил условия и снизил расценки. На гастроли они выехали вдвоем с Есениным – правительство не отпустило детей. Когда мистер и миссис Есенины сошли с борта парохода первого октября, их в порту ожидал Сол Юрок.

С самого начала все складывалось не очень удачно. Таможня устроила им форменный обыск, заставив снять все, вплоть до нижнего белья, искали запрещенную коммунистическую литературу. Айседора была вне себя от возмущения, Есенин кричал и матерился. Юрок заявил протест. Однако все кончилось благополучно, Айседора надела свое роскошное каракулевое манто, Есенин – костюм в русском стиле, и они отправились в отель «Уолдорф-Астория», где состоялся банкет, на котором новоприбывшие «отвели душу».

Три тысячи человек явились на концерт этой странной «леди-босоножки». Она танцевала под Шестую симфонию Чайковского, в развевающихся одеждах. Вся – порыв, вся – стремление.

В конце представления она обратилась к публике со словами: «Я люблю Россию, я протянула ей руку. Призываю вас сделать то же самое». Этот призыв не встретил отклика у консервативно настроенной аудитории – они пришли на концерт, а не на политический митинг.

Дункан танцевала под «Марш славянки», пытаясь расшевелить публику, однако попытки оказались тщетными. Ее молодой супруг, которого Дункан представляла как «русский Уолт Уитмен», привлек внимание прессы бесконечными пьяными дебошами в дорогих отелях.

Так, однажды во время выступления Айседоры в Бостонском Симфони-холл он побежал вдоль рядов, размахивая красным флагом с криком «Да здравствует большевизм». Айседора, поддерживая любимого, обратилась к залу: «Смотрите на флаг. Он – красный. Я – тоже».

Это, нужно сказать, было сильным испытанием для публики. На втором концерте зал оказался полупустым, газеты были полны сплетен об интимной жизни Айседоры и ее супруга, который был на 18 лет моложе ее. Однако это не смущало отважную танцовщицу. Она продолжала гастроли. Правда, Юрок потребовал отказаться от политических лозунгов и запретил Есенину показываться в пьяном виде в зале. Айседора явно переоценила свои силы, подписывая столь длительный контракт. Она устала от бесконечных переездов, а больше всего от дебошей и скандалов, которыми изобиловал ее союз с поэтом. Он тоже не сдерживал себя ни в чем и однажды заявил в интервью журналистам: «Я не люблю Америку. Тут все «нельзя». Ему вторила и Айседора, утверждая, что американцы не в состоянии оценить настоящее искусство. Эти заявления не способствовали популярности, и Айседора выглядела и чувствовала себя, как «загнанное животное». Все больше и больше шампанского она выпивала в антрактах, все меньше и меньше зрителей оставалось в залах. А тут еще случилась некрасивая история, когда Есенин, напившись на очередном приеме, назвал известного еврейского писателя, профессора Эммануила Лейба «жидом».

Наутро история была распечатана во всех газетах, разукрашена подробностями. Самое интересное, что Лейб не отнесся к этому серьезно, отдавая себе отчет в том, что Есенин был пьян в стельку и, вообще, отличался весьма неуравновешенным характером.

Однако выводы были сделаны, и Юрок сократил гастроли. В понедельник 15 января 1923 года Айседора давала прощальный концерт в полупустом зале Карнеги-холл. Она танцевала «Интернационал» и «Марсельезу» и на прощание, в экстазе, разорвала на себе красную тунику, обнажила грудь, и, показывая ее публике, воскликнула: «Вот это – настоящая красота. Можете ли вы это понять?»

Результатом этих гастролей было лишение Дункан американского гражданства.

Трагична история жизни этой «нимфы танца». Пережив смерть троих детей, она погибла в Ницце, когда ее любимый шарф, развеваясь на ветру, запутался в колесе автомобиля и задушил ее.

Юрок бережно хранил фото Айседоры. Он искренне любил всех «своих» актеров, понимая их мятежные души, сочувствуя и сопереживая.

ГИГАНТ СЦЕНЫ

Даже в самые трудные и насыщенные дни Сол Юрок не забывал об обещании, данном самому себе. Когда он впервые услышал пение Шаляпина в Метрополитенопера, он сказал: «Мой офис будет находиться в этом здании, и Шаляпин приедет ко мне». Его словам суждено было сбыться. Офис Юрока действительно располагался в здании Метрополитен-опера. Оставалось выполнить еще одну, очень непростую задачу: пригласить Шаляпина в Америку. Время было трудное, в экономике царил хаос. Однако Юрок решился связаться с великим певцом, он верил в успех своего предприятия.

Шаляпин прекратил зарубежные гастроли в 1914 году. Семь долгих лет он не выезжал из России. Певцу хотелось знать, помнят ли его за рубежом, поэтому письмо с приглашением от Юрока пришло вовремя. О письме певца известил Луначарский, он же помог оформить паспорт, выездную визу – словом, сделал все для того, чтобы Шаляпин благополучно выехал из России.

«И вот в августе 21-го я уехал из России, взяв с собой только театральные костюмы, грим и поношенный, латаный-перелатаный концертный фрак. На мне были совершенно не подходившие друг к другу пиджак, жилет и брюки», – вспоминает Федор Шаляпин.

Путешествие оказалось долгим и довольно приятным. Шаляпин ненадолго остановился в Англии, где дал несколько концертов в престижном Альберт-холле. Половина сбора была направлена в пользу голодающих русских. Затем на роскошном пароходе «Адриатик» он отплыл в Америку. Во время путешествия он познакомился с композитором Рихардом Штраусом и писателем Гербертом Уэллсом. В приятных беседах, музыке и пении время пролетело быстро, и Шаляпин прибыл в Нью-йоркскую гавань. Его встречала большая толпа поклонников и среди них тот, кто устроил этот праздник – Сол Юрок.

К сожалению, по приезде в Нью-Йорк Шаляпин заболел – воспаление гортани. Отчаянию певца не было предела. Пришлось отменить несколько концертов, он болел почти полтора месяца. «Моих устроителей очень позабавило, – рассказывал Шаляпин, когда в ответ на слова моего слуги, старавшегося ободрить меня: «Ничего, Федор Иванович, все поправится с Божьей помощью», я почти заорал: «Бога не интересуют мои концертные дела!»

Однако концерты состоялись. Первые из них он пел не в полный голос, но публика устроила настоящую овацию, и этот горячий прием плюс первоклассная медицинская помощь – все вместе подействовало чудотворно. Шаляпин запел во всю богатырскую силу. Концерты произвели фурор.

Вместе они являли комическую пару: огромный, вальяжный Шаляпин и невысокого роста человечек с подпрыгивающей походкой, забегающий всегда вперед – Сол Юрок.

Вершиной гастролей был спектакль «Борис Годунов» в Метрополитен-опера. Когда на сцену вышел Шаляпин-Борис, сверкающий золотым шитьем своего царского облачения, зал встал. Овация длилась восемь минут, Шаляпин не мог начать петь. Люди приезжали со всех концов Америки послушать «дивный русский бас». Зрителей поражал не только голос Шаляпина, его певческая манера, но, прежде всего – искусство перевоплощения, актерское мастерство. Он действительно излучал царскую силу и мощь, исполняя партию Бориса. Как он был естествен, как страшен во гневе!

Газеты захлебывались от восторга, назвав оперу «Борис Годунов» лучшим спектаклем года.

Вскоре после американских гастролей Шаляпин отправился в Россию, где пробыл недолго, и с женой, дочерьми эмигрировал из СССР.

Юрок спустя несколько лет отправился в Европу на «поиск новых талантов». Впервые он путешествовал первым классом на лайнере Majestic. Впереди его ждали замечательные встречи, незабываемые впечатления. Он нашел себя в этой жизни!