Текст книги "Мифоплет (СИ)"
Автор книги: Елена Софронова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Annotation
Софронова Елена Анатольевна
Софронова Елена Анатольевна
Мифоплет
Мифоплет
Глава первая
Мне нравится то, что люди называют снежинками. Я лежу в хрустальном гробу и смотрю на снег. Красиво. Он опускается неторопливо и плавно на крышку гроба, закрывая весь обзор.
– Так дело не пойдет,– кричу,– Надо оставить хотя бы маленький кусочек неба, к которому я привык за последнее время.
Снег не слышит и не оставляет никакой надежды. Ему все равно, что у меня будет перед глазами. Хоть Рим. Впрочем, Рима пока на Земле нет, а снег не подвержен эмоциям. Зато я как раскаленный котел.
Бьюсь сильно, упрямо и вслепую, но все усилия тщетны. Те, кто заточил меня в гроб, знали, что никто не сможет оттуда выкарабкаться, по крайней мере, лет сто или двести.
Но я не хочу мириться со своей беспомощностью. Кажется, что еще можно отвоевать у жизни что-нибудь стоящее, например, принца, который предложит руку и сердце. Надо только собрать волю в кулак. Знаю, что пока я – как несовершенный, разлаженный механизм, ничего не работает, кроме одного: выжить. Другие программы не активированы. Мелочь. Все это можно решить в процессе.
Хрустальный гроб, висящий над пропастью, скрипит под тяжестью налипшего снега, холодный ветер раскачивает его из стороны в сторону, пытаясь сорвать с петель и закинуть далеко вниз. Звенят цепи, которые держат на весу хламиду моей души и бьющееся в истерике тело.
Сколько мне еще осталось болтаться здесь в образе спящей красавицы?
***
Вспоминаю, как один старый еврей волочил по восточному базару мертвое тело. Мое первое тело. Степень защиты – два ТТ. Молодой купец, который прибыл в город по своим делам и наблюдал эту безобразную картину третий день, не вытерпел и спросил:
– За что вы его мучаете так?
– За то, что не отдал долг.
– Так он же мертвый, – удивился юноша.
– А деньги занимал, когда был живой.
–Сколько он вам должен?
– Триста.
И молодой купец, не пожалев последние триста целковых, купил у еврея мертвеца. Я был так благодарен ему, что от радости чуть не воскрес и не расцеловал его тут же на базаре, ведь мое тело не подвержено тлению и если бы это обнаружилось, тогда бы меня точно сожгли на костре как обыкновенного колдуна. Степень защиты со временем усовершенствовали, но это потом, когда стало ясно, что ТТ никуда не годится, разве только как костюм для охоты на микрозавров, а тогда мы выкарабкивались сами, как могли. Выживаемость от силы процентов тридцать, не более. Для меня дебют, между прочим. Я не отрабатывал миф, но легенда о мертвом теле вошла в историю.
Итак, мое первое тело предали земле по христианскому обычаю. Недалеко от монастыря, куда юный купец отвез меня в деревянном ящике. Хочу сразу сказать, что к христианству и к любой другой религии мы не имеем никакого отношения. К некоторым мифам – да, к религии нет.
А когда я вдруг явился к юноше в образе ангела, чтобы отблагодарить его дельным советом, так это было просто моей прихотью, не более. Ну, захотел я, чтобы он женился на принцессе, и что? Теперь вот сам намереваюсь выйти замуж за принца, лишь бы скорее вырваться из этой хрустальной гробницы. Вам смешно, а мне сейчас не до смеха.
Проклятый снег шел уже целую неделю. Крышка гроба прогнулась под его тяжестью, и, вот-вот раздавила бы меня, как гусеницу, не успевшую превратится в бабочку. Цепи обросли льдом и готовы лопнуть в любую минуту.
***
Какого черта меня сюда занесло? Сидел бы себе на Чукотке с чукчами, бил с шаманами в бубен. Нет, выбрал Скандинавию, причем до нашей эры, со всеми этими кровожадными троллями и прочими гномами, будь они не ладны. А ведь пора бы и остепениться, сложить, свои полномочия в хвост и гриву, как говорит мой напарник, с которым мы когда-то похищали Европу из Бурятии или Бурятию из Европы. В общем, ту самую. Он в роли быка, я девушки. И по Байкалу или Черному морю, уж не помню, на всех парах, как пьяные лошади. Зрелище. Скакали до тех пор, пока нас не выудили через мономолекулярную сеть. Его за такие художества на Таймыр, мне испытательный срок. А древняя Греция была уже после...
Хочу заметить, что стрелки часов и само время доделали потом, чтобы упорядочить хаос, который устроили аборигены. В итоге, в нашем мире хронология событий получилась несколько иная, чем на Земле. Поэтому не удивляйтесь моей непоследовательности. Можно спокойно путешествовать из будущего в прошлое и наоборот, чем мы и занимаемся последние пять тысяч лет. Иногда на Кнухе используют Шотландский феномен времени, в котором субъект может пропасть, а потом вдруг вернуться спустя десять лет. Существует еще спиралевидный синдром: когда время крутится по кругу, и ты можешь возвращаться в одну и ту же точку пространства по нескольку раз. Есть еще общее время и время частное. Много вариантов, все не расскажешь, да и не к чему.
***
Мифоплет – такую кличку дали мне на Кнухе, ведь я был просто помешан на тиражировании мифов. Работал, как печатный станок, не зная ни сна, ни отдыха.
То, что я не мастер сочинять новые мифы, ни для кого не секрет. Я и не претендую на роль творца. На Кнухе и без меня мастеров хватает, а вот хороших печатников раз-два и обчелся, но кого-то, видимо, не совсем устраивали мои методики (жесткие, не отрицаю) внедрения мифов, и этот кто-то поджидал удобного момента, чтобы засунуть меня в какую-нибудь дыру. И такой случай представился.
Саблезубый паша из Багдада, написавший всем известную книгу тысячу и одного попугая, всегда имел на меня зуб. Когда-то я отказался тиражировать его бестселлер: по моим представлениям, это уже не миф, а авторская сказка, но убедить тогда никого не удалось. Каждый остался при своем мнении, а попугаев все равно издали, хоть и на тысячу лет позже.
И вот саблезубый паша из Багдада выкладывает на совете свой шлягер про хрустальный гроб. Там немного посовещались и решили внедрить новый миф сразу же в нескольких эпохах, под копирку, один в один. Бродячий сюжет, так сказать. Бредет во все уголки Земли! Ужас! Я чуть не задохнулся от негодования, пришлось доставать ингалятор, чтобы восстановить дыхание. Все присутствующие подумали, что у меня космическая астма, которую я подцепил на Земле. Я не стал их разочаровывать. Пусть думают что хотят, но я не буду распространять эту детскую сказку. Нет, я ничего не имел против хрустального гроба, но многомиллионный тираж ставил меня в тупик.
***
Я взял отпуск за свой счет и удалился на искусственный астероид, который принадлежал клану печатников уже не одно поколение. Вместительный дом, благоприятный климат и огромный сад. Здесь с переменным успехом я пытался разводить музыкальные розы и другие цветы, умудрился даже скрестить хризантемы с подсолнухом и поющий басом гладиолус с подснежником, короче, экспериментировал вовсю. Читал «Золотую ветвь» Фрэзера и русские сказки, наслаждался пением птиц, привезенных из тех краев, где я работал с мифами. Впрочем, была в моей коллекции и фауна с Кнуха, совсем незначительная, для разнообразия цветовой гаммы.
Само понятие утро и вечер достаточно размыто на астероиде, как и время, плавающее среди звезд, как и мое существование, слегка затерявшееся среди музицирующих цветов. И появление вездесущего почтальона Гермеса, спустившегося с небес во всем своем великолепии (вот умеет же, сыч, произвести впечатление) не было неожиданностью. Я давно предчувствовал это и был готов к разговору, в тайне надеясь все-таки продлить свое одиночество, пусть и на неопределенное время.
– Ты знаешь, – сказал Гермес, складывая за спиной чуть обгоревшие на солнце крылья, – у тебя неплохо, только жарковато, на мой взгляд, и с растеньицами перебор. Он криво усмехнулся.
Заметил все-таки мои хризаподсолнухи. Надо было выкорчевать этих уродцев.
Я смущенно поприветствовал его и пригласил к столу.
Обилие диковинных фруктов и бутылочка домашней наливки – что еще надо для дружеской беседы? Тему? Гермес вручил мне повестку в военкомат, так мы называли сборный пункт при совете, откуда нас отправляли на невидимый фронт – распространять среди аборигенов мифы. Тем, кто работал на добровольных началах, каким был я, мифы предлагались на выбор. Остальным то, что останется – неликвиды. Как я и предполагал, мне, естественно, всучили миф о хрустальном гробе.
Оказывается, последние двадцать семь гробов с печатниками так и застряли где-то между эпохами: между ку и мю, как говорят на Кнухе, и ни слуху от них, ни духу, и никакой связи.
– Ты же уже фигурировал в образе девушки на быке,– улыбнулся Гермес,– теперь изобразишь спящую красавицу.
Хризаподсолнухи зацвели (впервые) на моих глазах и заиграли похоронный марш.
– Все одно к одному,– уныло заключил я и, скрипя зубами, поплелся собирать походный рюкзак.
– Не дрейфь, – помахал мне Гермес на прощанье,– ты еще им покажешь, где раки зимуют. Я верю в тебя.
И он послал мне прощальный поцелуй (вот козел), а я впал в депрессию.
***
На сборном пункте новобранцев, как обычно, обрили «наголово», просканировали на предмет выявления заразных болезней и выдали сухой паек, состоящий из одного единственного блока питания устаревшей конструкции. Плюс формообразующий циркуль, с помощью которого ты можешь творить макияж. Вживленный в систему самозащиты маячок включался лишь при переходе через Г-пространство.
– Лет на двести вам хватит,– сказал инструктор,– а больше и не понадобится.
Мне, как одному из лучших печатников, предложили на выбор: Чукотка или Скандинавия. Вы чувствуете разницу? Доброжелательные чукчи и кровожадные викинги, плюс пять одинаковых параметров: снежный покров, северное сияние и прочие прелести холодной зимы. Выбор для идиотов.
И вот погрузили мое тело в хрустальный гроб и приковали как Прометея к скандинавским скалам. Кстати, о Прометее, один из любимых мною мифов, жаль, что не участвовал в его распространении, к тому времени, когда миф появился, я уже вышел в тираж. А гроб, как я и предполагал, не выдержал последнего снегопада. Свалился в пропасть.
***
Я лежал на мягком мху среди хрустальных осколков и смотрел в небо. День угасал, но его сменил не мрак, а холодный полусвет северных ночей. Я охотно встал бы и побежал бы навстречу этому дивному вечеру, но ноги мне свела судорога, и я не мог сделать ни шагу. Что ни говори, а семьдесят пять лет заточения в хрустальном гробу кого хочешь выведут из строя. Включив походный тренажер, размял ноги. Тщательно осмотрел свое, еще не сформировавшееся, тело принцессы.
– Если бы меня сейчас обнаружил принц, то он упал бы в обморок,– подумал я, поправляя рукой съехавшие на бок груди.
Формообразующий циркуль, вышедший из строя при падении, подавал жалкие сигналы SOS.
– И как я его буду чинить, пассажами рук, как фокусник? Какие мы умные, нет, чтобы укомплектовать полную готовальню, оставили один циркуль,– я чуть не захлебнулся от злости на этот гребаный военкомат с его тупорылыми формулярами. – Ну, ладно, что-нибудь придумаем.
С большим трудом, я спустился к реке, предчувствуя ледяное купание. К счастью, ошибся. Невдалеке, под упавшей елью, обнаружилась маленькая лодочка – плоскодонка. Я погрузил уродливое тело принцессы в лодку и поплыл вниз по течению. Кобальтово-синяя, цвета прекрасного сапфира вода казалась такой прозрачной, что я почти мог увидеть дно реки.
И тут я вспомнил саблезубого пашу из Багдада и его сладкозвучных попугаев, которые говорили, точно как я, про сапфиры и прочие красивости, а ведь они были для меня образцом пошлости. Я подумал, что формообразующий циркуль не понадобится, потому что я уже и так стал сентиментален до неприличия. Входил понемногу в роль принцессы.
А дальше мне повстречались парочка любопытных путешественников. Два лося плыли рядом, высоко держа над водой величественные рога, и приблизились к лодочке настолько, что мне удалось разглядеть их как следует. Лосиные глаза обладали одним странным свойством: они глядели прямо на тебя, под каким бы углом ты не смотрел.
Еще я совершенно отчетливо слышал звук колокольчиков – и подумал, а нет ли поблизости гномов, которые смастерят мне хрустальный гроб, тогда моя миссия почти завершится, и останется только найти принца. Причалив к берегу, я взглянул на свое отражение в воде.
Скорее всего, гномы изрубят меня на куски. Рано пока разговаривать с гномами. Столь неутешительный вывод заставил меня сбросить с себя тень сладкозвучного попугая и заняться делом.
***
Цивилизация Кнуха потерпела еще одно поражение, когда я решил ускорить процесс регенерации клеток, слегка смочив кожу обыкновенной водой. Я хорошо помню весь инструктаж: для адаптации к местным условиям надо смочить кожу обыкновенной водой. И что? Я чуть не лишился всего кожного покрова, а мой маячок и вовсе заглох. Вот тебе и высокие технологии. Пришлось штопать вручную, благо универсальная нитка с иголкой у меня всегда при себе.
Закончив с макияжем, я обратил внимание на непомерно оттопыренный зад и толстые бедра, немного их подкорректировал и выровнял по шкале Мейзера энергобаланс. Три с половиной единицы. Неплохо. Завтра начну плести платье.
Меня окутала плотная пелена тумана, столь же непроницаемая, как мое новоиспеченное тело принцессы. Я задремал. И вдруг мне почудилось какое-то шуршание рядом. Приоткрыв глаза, я отчетливо разглядел маленького человечка ростом с козленка. Он сидел, скрестив ноги, осторожно трогая мерцающий маячок на моей груди и, склонив набок седую голову, прислушивался к его тиканью. Он так увлекся этим занятием, что не заметил, как я схватил его за шиворот длинной рубахи, и, приподняв перед собой, громко сказал по кнухуански:
– Чего тебе надо старик?
Но он ловко вывернулся из моих неуклюжих рук и побежал прочь со всей быстротой, на которую были способны его крохотные ножки.
– Не бойся, маленький гном,– сказал я, включив переводчик, – не убегай. Я покажу тебе золотую жилу. Ты будешь самый богатый гном на земле.
Он остановился и посмотрел на меня жадными глазами.
– Какая удача, встретить тебя тут в глуши, – начал он свои красноречивые речи.
Я изобразил смущение на лице.
– Пойдем со мной, прекрасная дева, я познакомлю тебя со своими братьями, – он показал рукой в сторону леса, – здесь оставаться опасно: на тебя могут напасть волки.
Нарвав по дороге еловых веток, я прикрыл ими свою ослепительную наготу.
– Мы подарим тебе платье, достойное настоящей принцессы.
– Я не белоручка, уважаемый гном, моя матушка научила меня ткать полотно и плести ковры. Умею вышивать, готовить пищу.
– Хорошо, – сказал гном.
Час спустя уже осматривал новое жилище, то есть хижину гномов. При моем росте метр восемьдесят я едва пролез в эту лачугу. Интерьер, естественно, был не ахти какой, освещение тоже никуда не годилось. Одно слюдяное окно плюс полнейшая антисанитария, как и следовало ожидать.
Я взял метлу и навел порядок, а потом соорудил из подручных материалов ткацкий станок и принялся плести ковер. Кстати, платье, что предложил мне старый гном, пришлось перешивать.
–Какая мастерица,– умились объявившиеся на следующий вечер братья гнома, – честное слово, она нас озолотит.
Они вернулись с охоты не с пустыми руками, а притащили с собой целого кабана, которого я искусно приготовил им на костре. Наевшись до отвала (удивительно, как в них столько уместилось) они пили свой эль и орали непристойные песни, и, в конце концов, свалились под стол, где и проспали до самого утра.
Утром ковер был готов. Я постарался удивить этих карликов, и я их, действительно, удивил. Такого роскошного ковра они никогда не видели.
– Он достоин самого короля! – воскликнули они хором. И самый высокорослый из них, метр с хвостиком, вызвался отвезти ковер во дворец.
Мой первый ковер не попал к королю, а был продан первому попавшемуся на дороге купцу, выложившему за него кругленькую сумму. Зато седьмой ковер удостоился чести быть показанным здешнему королевичу. Естественно, королевич загорелся увидеть мастерицу и приказал привезти ее во дворец, но местные вышивальщицы, боясь конкуренции, опередили его, подослав ко мне старуху с отравленным гребнем.
Не надеясь на вкус гномов, я заранее сшил для себя погребальное платье, и, распустив по плечам роскошные золотые волосы, уселся у окна поджидать старуху. Мне не пришлось долго ждать. Старуха с гребнем объявилась днем, когда мои покровители гномы еще блуждали по дремучему лесу в поисках дичи. Наверное, я переборщил с макияжем. Моя совершенная красота подействовала на нее неожиданным образом: старуха отказалась продавать гребень и попыталась скрыться. Пришлось прибегнуть к гипнозу.
И вот, наконец, отравленный гребень воткнут в волосы.
К тому часу, когда пришли гномы, мертвое тело уже лежало у порога. Точно как написано в инструкции.
Как искренне плакали эти маленькие человечки. Как мне их было жаль. Но ничего не поделаешь: принц должен увидеть принцессу в хрустальном гробу, иначе меня попросту отстранят от дел. А ведь я любил эту работу и не мыслил себя без нее. Может быть, в душе я лелеял мысль написать свой, собственный миф и внедрить его в сознание людей самостоятельно, без совета и прочих первопечатников, один.
Не знаю, что на меня вдруг нашло: слезы гномов или что-то другое, хлынувшее изнутри, из глубин памяти. Так или иначе, я твердо решил: когда выберусь из этой чертовой Скандинавии, то снова попрошу отпуск, уеду на любимый астероид, где и займусь творчеством...
Однако рановато я начал строить планы. Милые гномы совсем не торопились хоронить меня в хрустальном гробу, мне кажется, они и вообще не собирались меня хоронить. И никакой гипноз на них не действовал. Прикрытое простой холстиной тело девятый день лежало под навесом среди хозяйственной утвари. Чего или кого они ждали, непонятно, но про хрустальный гроб речи точно не шло. Про платье да, слышал, платье они намеревались продать, но пока не решили где: ехать в город или загнать его местному купцу подешевке.
– А тело мы сдадим троллям в аренду,– предложил самый предприимчивый гном,– они падки на мертвечину.
– Это какое-то безобразие, – возмутился старик, который нашел меня на берегу реки,– она не заслужила такого отношения. Она вела себя безукоризненно.
Молодые гномы стояли на своем: – В аренду. Тролли хорошо заплатят за такую красавицу.
– Какие нравы,– тяжко вздыхая, ворочался я под холстиной,– а еще крокодильи слезы лили, уроды. Разве я мало им денег заработал, а сколько грязи из-под них выскреб?
Меня просто распирало от злости. Проклятый миф, ведь я предчувствовал, что вляпаюсь в дерьмо. Так и вышло. Хоть аварийных комиссаров вызывай. Позор.
Интересное замечание, как только начинаю впадать в какую-нибудь сентиментальность, сразу же получаю в лоб. Ладно, буду действовать жестко, старыми методами.
Встал, выдернул из головы отравленный гребень и предстал перед гномами во всей красе.
–Ну, чего сволочи, когда хоронить меня будем в хрустальном гробе?
Гробовая тишина.
– Ведьма, – тихо зашептал молодой гном, тот, что предлагал меня сдать в аренду троллям.
– Ах, ведьма,– закричал я не своим голосом,– я вам покажу ведьму. И схватив несчастного гнома за шиворот, швырнул его со всей силой об земляной пол, просто для устрашения. Но, видимо, не рассчитал свои силы, и гном скончался от разрыва сердца. Теперь меня точно дисквалифицируют. Сто процентов. Плевать. Зато остальные гномы стали, как шелковые, и тут же проговорились про тайник, где у них скопились просто залежи хрусталя. Жмоты.
Короче, на тринадцатый день меня похоронили со всеми почестями в одной из пещер. А потом сообщили местному королевичу. Королевич приехал со свитой и увез меня во дворец (еще бы такую красавицу он не взял) По дороге, как положено в мифе, я ожил, и королевич предложил мне руку и сердце, а после свадебного пира меня забрали на Кнух. Прилетели как раз перед входом в опочивальню, в образе дракона, как обычно. Славные ребята. Ни минуты не опоздали.
***
Глава вторая
Прошу заранее извинить меня за косноязычность, я не мастер жонглировать образами, как настоящие творцы мифов. Я всего лишь простой печатник, и мне не дано владение метафорами.
Итак, все человечество произошло от мысли, которую запустили в сознание обезьян как вирус. И мир закрутился, как белка в колесе: вирусное мышление изменило приматов до неузнаваемости, они стали бить кулаками в грудь и кричать: я царь природы.
Пришлось разделиться на роды и племена, и отстаивать право быть царем в кровопролитных войнах. Так продолжалось довольно долго: несколько тысячелетий, пока человечество не придумало антивирусные препараты, впрочем, и антивирусные препараты их не спасли бы от самоуничтожения, но на пороге уже стояла новая мысль, спущенная сверху...
Почтальон Гермес, ознакомившись с моим опусом, сказал, что надо продолжить работать над мифом.
– Идея вроде ничего, хотя и не первой свежести, но самого мифа пока не вижу.
По его кислому выражению лица, я увидел, что ему не понравилось.
Мы опустошили еще пару бутылок с домашним вином, поговорили о жизни, и решили сочинить что-нибудь вместе.
–Давай что-нибудь типа космического боевика.
–Давай.
***
Итак, межгалактический авантюрист Цуко занимался контрабандой малоизвестных форм жизни, когда-то обнаруженных на окраинах вселенной и с тех пор существующих в неучтенном виде. По той или иной причине эти бесхозные формы жизни не были занесены в Желтую книгу и были впоследствии отклонены советом как бесперспективные.
Звездоплинтус Цуко, старой модификации, с Б приводами, позволяющими открывать временные шлюзы как матрешки, не повреждая конструкции. Эта посудина почти никогда не требовала ремонта, и если Цуко где-нибудь останавливался, то всегда по делу: заправиться топливом, собрать новые образцы или запастись провизией.
Клиенты или потребители этих самых форм жизни были из числа колонистов, и они сами находили Цуко. Сделка обычно происходила где-нибудь на нейтральной территории, например, на орбите спутника. Приобрести за такую смехотворную цену столько видов растений, животных и птиц? Где это возможно? Только у контрабандистов. На те гроши, которые колонистам выделялись при освоении "галактической целины", можно было приобрести разве что установку по переработке почвы в сносную еду и воду. Резервуары с воздухом прилагались бесплатно, а дальше живи, как хочешь, пока не закончится энтузиазм и контракт на аренду планеты.
Контрабандистов, конечно, отлавливали, лишали лицензии на торговлю, конфисковали товар – ничего не помогало. По крайней мере, Цуко ни разу не попался. Везение и удача сопутствовали его прожектам.
– Спрос рождает предложения,– говорил Цуко, накручивая на свои перламутровые рожки очередную антенну, чтобы быстрее отлавливать те самые сигналы жизни, за которые можно было выручить потом неплохие бабки. К сожалению, сигналов в последнее время становилось все меньше и меньше (конкуренция), и все чаще и чаще Цуко приходилось забираться в самые отдаленные уголки вселенной.
– Если ситуация не улучшится, придется "сворачивать лавочку" и ложится на дно,– ворчал про себя Цуко, смутно представляя это самое дно, на которое он будет укладываться.
И тут неожиданно он услышал сигнал. Цуко развернул звездоплинтус и помчался навстречу неведомому. Уточнив по навигатору координаты, он понял, что сигнал шел из самой гущи темной материи, где контрабандист Цуко еще не бывал. Степень защиты его звездоплинтуса не позволяла скользить даже по поверхности темной материи, и ни о каком погружении не могло быть и речи. Чистое самоубийство. Но Цуко решил рискнуть.
Заправившись под завязку топливом, он облачился в антигравитационный скафандр, включил "аутсайдер": прибор, позволяющий уменьшить корабль и самого водилу до размеров атома – и тихой цапой стал приближаться к границе темной материи.
В животе у Цуко урчало.
Перламутровые рожки, торчащие из скафандра, дрожали от страха, сигнал то пропадал, то появлялся вновь. Звездоплинтус трещал по швам.
Вдруг Цуко ясно представил дно, на которое ему придется укладываться в случае неудачи, и, взяв себя в руки, попытался максимально соответствовать тому размеру, который он принял – размеру атома.
Вроде получилось.
Цуко расслабился и впал в анабиоз как осенняя муха. Тем временем, его звездоплинтус подлетел к границе темной материи, вдоль которой стояли отважные пограничники, с приказом: стрелять на поражение. Естественно, что контрабандист Цуко ничего о том приказе не знал и предупредительный выстрел не слышал...
Звездоплинтус плавно проскользнул мимо поста. Тогда пограничники ввели план перехвата и выпустили сторожевых псов: модули по уничтожению фальшивых атомов, а так же модули по ликвидации искусственного интеллекта, который был обнаружен у звездоплинтуса. Однако умный корабль сумел обмануть сторожевых псов, прикинувшись уж совсем безмозглым атомом. Корабль и разбудил Цуко. Контрабандист с большим трудом стащил с себя антигравитационный скафандр и быстро стал увеличиваться до прежних размеров. Модули покрутились и вернулись с пустыми руками к пограничникам.
Так Цуко оказался в царстве темной материи, где сразу же нахватался чужеродных вирусов, занемог и был вынужден покинуть этот мир, не найдя ничего стоящего. А поскольку навигатор пришел в полную негодность, Цуко катапультировался наудачу. Благо звездоплинтус еще чего-то соображал и перенес бедного контрабандиста с высокой температурой в одну из близлежащих галактик в целости и сохранности, выбрав для посадки голубую планету. Цуко немного оклемался (пришел в себя) и, избавившись, наконец, от ненавистных вирусов, улетел восвояси.
Злостные вирусы перекочевали на млекопитающих, и, в частности, на приматов, изменив их мышление до неузнаваемости, приматы стали бить себя кулаками в грудь и кричать: я царь природы.
***
– Неплохо, – улыбнулся Гермес,– одна голова хорошо, а две лучше.
– А, по-моему, так пьяный бред. И вообще, как ты меня представляешь в образе крошечного Цуко, уменьшенного до размеров атома?
– Какие проблемы, Мифоплет, вспомни о формообразующем циркуле, ведь об этом знает каждый новобранец.
– Одно дело теория – другое практика,– огрызнулся я,– на деле мало кто использует весь арсенал готовальни.
– И что? Ты будешь первым инопланетянином с перламутровыми рожками, – ехидно засмеялся Гермес,– главное ведь антураж, а не сама суть. То, что человечество произошло от мысли – это такая чушь, уж поверь мне на слово.
И тут нашего эрудита неожиданно вырвало, прямо на поющие розы.
Он принялся извиняться: – Я, кажется, перебрал...
– Ничего, – сказал я,– они свою песню уже спели. Будем слушать хризаподсолнухи.
Я помог почтальону встать и уложил в гамак под цветущими вишнями, предварительно отстегнув за его спиной фирменные крылья. Сделано в древней Греции – так было написано на ярлычке.
– Пижон, – злорадно подумал я,– знаем мы эту Элладу, там еще хрустальные гробы делают на заказ.
Однако крылья были хороши, ничего не скажешь, и, я отнес их в дом от греха подальше, чтобы мои пернатые питомцы не повредили хрупкую конструкцию, например, заклевав крылатых самозванцев до смерти. И на чем бы тогда Гермес полетел? На моих журавлях?
Свалившись рядом с Гермесом на зеленую лужайку, затянулся "дымом отечества": стал мысленно перебирать в уме юношеские воспоминания, как сигары, поштучно: то одну понюхаю, то другую, и не знаю, на какой остановиться, что выбрать. Уже и не помню, когда я в последний раз курил, кажется, перед похищением Европы. Точно. Нехорошим предчувствием повеяло от сигар: тошнота подступила к горлу и угрызения совести.
Вот прохлаждаюсь туточки на своем астероиде, пью домашнее винцо с почтальоном Гермесом, сочиняю мифы, а мой напарник, с которым похищали Европу, сидит на Таймыре, без права переписки и прочих льгот. Вне времени и пространства, полный ноль, как будто и не было его никогда на свете. А ведь мы с ним с одной грядки, с одного, так сказать, огорода, играли в войну в детстве. Грустно.
***
Тридцать семь зубов было у моего отца и все крепкие, как один, ни одного гнилого. И камень грыз, и железо, и врагов не щадил – все перемалывал в порошок, и прозвали его на Кнухе: газ шестьдесят шесть. Типа зверь, а не машина, вывезет что угодно и кого угодно, хоть на край земли. Так вот, мифы про драконов – работа моего отца. В каждом драконе он оставлял частичку самого себя, и не просто тиражировал, как я, а относился к делу со всей душой и полной ответственностью – без халтуры.
Прирастил даже к наследственному астероиду пару гектаров космической пыли и высадил первые, выпавшие у него зубы: четыре коренных. Но сколько не поливал их, сколько не удобрял космическую пыль, ничего из тех зубов не выросло. Опечалился отец, потерял интерес к работе. Запил горькую и наплевать ему стало на всех драконов.
И тогда выпали у него оставшиеся тридцать три зуба. Может быть от нервного истощения, а может быть время пришло – просто износился до дыр. Никто не вечен, даже на Кнухе все имеет начало и конец. Закопал мой отец эти самые зубы на окраине астероида, полил хорошенько, да и улетел осваивать "галактическую целину" – тиражировать мифы о драконах на окраинах вселенной. А когда вернулся из командировки, глядит по астероиду юные печатники без подгузников бегают, в чем земля родила, свежие и румяные. К сожалению, из тридцати трех только пять выкарабкались, но это нормально для Кнуха. И потом, не у всякого печатника выпадают зубы, кто-то из ногтей пытается вырастить потомство, из волос, из крови. Вариантов множество, вопрос кто выживет? Как практика показывает, не так уж и мало... Однако, как кнухуанцы не пытались внедрять такие мифы в сознание людей, мифы все время отторгались как чужеродные. Адам и Ева с румяным яблоком оказались привлекательнее.
