Текст книги "Анатолий Папанов: так хочется пожить… Воспоминания об отце"

Автор книги: Елена Папанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Так же было и со мной. Может быть, при поступлении в ГИТИС или при зачислении в труппу Московского драматического театра имени М. Н. Ермоловой моя знаменитая фамилия и имела какое-то значение, но знаю точно, что отец за меня не просил. Когда я уже работала и играла свои первые роли, как-то в коридоре театра ко мне обратился мой бывший руководитель курса и худрук театра Владимир Алексеевич Андреев: «Ну что, отец когда-нибудь придет тебя посмотреть?» Я рассказала папе об этом. Но время шло, а ему все было некогда. Какое-то время я даже избегала встреч с Андреевым, боясь, что он меня опять спросит об этом… Были случаи, когда звонили режиссеры и предлагали нам сняться вместе в кино. Но папе то не нравился сценарий, то съемки не укладывались в его плотный рабочий график. Так и не удалось нам сыграть вместе.

В 1986 году папа приступил к постановке нового спектакля. Не знаю, почему, но приглянулась ему пьеса Горького «Последние». И решил он ее поставить в Театре сатиры. Показал маме. Ей пьеса понравилась, но она засомневалась, что эта пьеса уместна в театре, где основа репертуара – юмор, сатира, комедия. Показал Плучеку. Тот сказал, что Горького не любит, что этот автор вообще не для их театра и отказал. Тогда отец привел в пример Андрея Миронова, который в то время уже поставил три спектакля («Бешеные деньги», «Тени» и «Прощай, конферансье») и Менглета, сделавшего спектакль «Ложь для узкого круга». Тогда Валентин Николаевич все это выслушал и, видя, что Папанов горит страстным желанием ставить именно эту пьесу, согласился.

К подбору актеров Папанов отнесся чрезвычайно серьезно. Главную женскую роль Софьи Коломийцевой очень хотела играть Ольга Александровна Аросева. Она хотела уговорить папу играть Ивана Коломийцева – главную мужскую роль. Он ответил, что это его первая постановка, а ставить и играть одновременно для него будет очень сложно. На роль этого героя он решил взять Георгия Павловича Менглета. Тот попросил, чтобы роль Софьи, его жены, отдали Нине Николаевне Архиповой, которая была его женой на самом деле. Когда прошли первые репетиции, папа убедился, что Архиповой роль более подходит. Героиня должна быть мягкой, ранимой, незащищенной. Архипова обладала всеми этими качествами. Аросева же по натуре – человек властный и независимый. На роль Якова он пригласил народного артиста РСФСР Козела. Актер он был замечательный, но, к сожалению, к тому времени мало востребованный. Он давно не получал новых ролей. Однажды папа встретил его и сообщил о своем выборе. Козел был удивлен, даже сражен этим предложением. Он долго благодарил отца: «Толя, спасибо тебе большое за оказанное доверие. Я уже думал, что в этом театре про меня забыли!» Играла в этом спектакле и Вера Кузьминична Васильева, которая вспоминает: «Он подошел ко мне и сказал: “Верочка, ты меня извини, я хочу предложить тебе роль хоть небольшую, но для меня как режиссера очень важную…”. А я до этого ничего нового не играла. Для актера хуже казни не придумаешь. Ни хорошая зарплата, ни почетные звания такой раны залечить не могут». Васильева исполняла в этом спектакле роль госпожи Соколовой, матери юноши – революционера, посаженного в тюрьму. Старуху-няньку играла старейшая актриса театра Валентина Георгиевна Токарская. В роли Надежды была занята популярная Наталья Селезнева. А горбатую дочь Любовь играла актриса Татьяна Бондаренко. Сначала папа хотел, чтобы сыграла я. Он неоднократно говорил мне об этом, но я работала в другом театре. А в то время не практиковалось, чтобы актер или актриса из одной труппы «гастролировали» в другой, как это повсеместно принято сегодня. Поэтому папа все-таки взял Таню, и мне ее работа очень понравилась.

Папанов чутко и нежно относился ко всем актерам, занятым в спектакле. Вера Кузьминична Васильева вспоминает о работе в «Последних»: «Как мы все любили этот спектакль! И не только потому, что это была первая и лебединая песня Папанова-режиссера. Этот спектакль зарождался и развивался в нежной, озабоченной успехом каждого атмосфере. “Сам в этой шкуре хожу – актера знаю”, – говорил Папанов и работал с нами особенно, незабываемо, пробуждая самые звучные струны наших дарований и отдавая лучшие мелодии своей души».

Однажды после неудавшейся репетиции актеры увидели, что Папанов огорчился и приуныл, повторяя: «Плохо, очень плохо. Ну почему так плохо?» Но ни слова упрека в сторону актеров сказано не было. Артисты вслед за режиссером тоже приуныли. Отец, видя это, стал их подбадривать, похвалил отдельные сцены. Участники спектакля постарались переложить часть вины за неудавшуюся репетицию на себя. Тогда отец сказал, что он сам как актер «натерпелся от попреков и обвинений режиссеров, и такой стиль работы неприемлем».

Надо заметить, что папа никогда не ругал актеров. Он был членом худсовета и, конечно, к его слову прислушивались. На худсоветах во время обсуждения нового спектакля поощряется высказывание критических взглядов на новую работу театра. Многие актеры этим пользуются не в меру и ругают своих коллег незаслуженно. Отец если же и критиковал, то в редких случаях. Он говорил так: «Я знаю, сколько труда, сколько души вложено в эту работу. Вот это и нужно ценить, а не цепляться за недостатки. Ведь актер играет плохо не потому, что не хочет играть хорошо, а он просто в силу своих возможностей не может! Я как Василий Иванович Качалов. Он всегда хвалил!» И папа рассказывал актерскую байку про замечательного артиста МХАТа Качалова: «Однажды после премьеры Качалов сказал одному актеру:

– Я вчера смотрел спектакль, как Вы замечательно играли!

Рядом стоял другой актер, он и ему говорит:

– И Вы замечательно играли!

А тот ему отвечает:

– Василий Иванович, но я не был занят в этом спектакле.

– Ну ничего, – ответил Качалов. – Если бы были заняты, то тоже играли бы замечательно».

Еще был случай. Однажды, после показа первого акта главному режиссеру театра Плучеку, молодая актриса Света Рябова расплакалась из-за того, что тот сильно отругал ее и сделал много замечаний. Она выбежала из репетиционного зала в слезах. Отец догнал ее и долго уговаривал: «Светочка, ну не плачь, не плачь! Это я виноват, я мало с тобой работал. Ты будешь хорошо играть. Прошу тебя, не плачь!»

Мне запомнился и такой эпизод, связанный с этим спектаклем. На генеральной репетиции, которая перед премьерой устраивается «для пап и мам», я сидела в партере. А впереди меня, несколькими рядами ближе к сцене, сидел отец. То есть я могла видеть только его спину. На протяжении всего спектакля я не знала, куда мне смотреть: на сцену или на спину отца. Последняя была чрезвычайно выразительна! Все существо Папанова было в спектакле, вместе с актерами, и когда у них что-то не получалось, спина как-то сутулилась, сжималась, а когда что-то было хорошо, то спина распрямлялась, голова поднималась. Это было очень красноречиво, и понятно, что на момент спектакля для Папанова ничего не существует кроме того, что происходит на сцене. А происходило рождение спектакля. В конце звучала молитва в исполнении Шаляпина. По тем временам это была довольно смелая находка, и отец боялся, что оканчивать спектакль молитвой не разрешат. Ведь шел 1986 год, и перед тем, как спектакль показывали зрителю, он проходил несколько этапов проверок: начиная с художественного совета и кончая «приемкой» чиновников из Управления культуры. Но, слава Богу, все обошлось. А потом эта шаляпинская молитва звучала реквиемом по самому Папанову.

Как-то великий русский критик Владимир Васильевич Стасов сказал: «Всякое художественное произведение есть всегда верное зеркало своего творца, и замаскировать в нем свою натуру ни один не может». Верное зеркало творца. Спектакль получился не суетный, интеллигентный, очень бережный в обращении с пьесой, актерами, художником. Сам папа как бы «растворился» в актерах, его режиссура дирижирует, но не солирует. Деликатно и скромно уступая и даря возможность взлета своим коллегам. Папа не изменил себе в этом первом режиссерском опыте. Он сумел создать ансамбль – редкое явление в сегодняшнем театре. Но в этом ансамбле не хватает его самого, отдавшего роль Ивана Коломийцева Георгию Менглету. «Свою роль» – в этом тоже Папанов.

Художник Александр Васильев «выстроил» на сцене интерьеры дома: огромного, вычурно-безвкусного, богатого и убогого одновременно, плотно меблированного и какого-то гулко и неуютно пустого. Этот дом невозможно обжить. Все утыкаются по углам, все не находят места – в доме, в жизни.

Через несколько лет, уже после смерти отца, я пришла пересмотреть «Последних». Спектакль хорошо принимался зрителями. Он не распался, как это обычно бывает со спектаклями, за которыми перестает присматривать режиссер. Я думаю, что в этом заслуга всех участников постановки. Она держалась на их памяти и любви к Папанову. «Хорошо бы его заснять на пленку!» – подумалось мне. Театр не проявил инициативы, и я сама решила договориться с оператором. Но в суматохе дел некогда было этим заняться, а через некоторое время спектакль сняли с репертуара. Театральная жизнь шла своим порядком.

Гастроли, поездки

Но вернусь к гастролям. Как известно, раньше они бывали чаще и длились дольше, чем сейчас. В связи с этим происходило много курьезных случаев. Вот один из них. В Ростове-на-Дону артистов возили от театра до гостиницы на автобусе, так как она располагалась довольно далеко. Однажды день выдался тяжелый. Утром была репетиция, а вечером спектакль. Все очень устали. В автобусе кто-то заснул, кто-то просто смотрел в окно. Стояла тишина. Вдруг раздался громкий голос Папанова: «Скорее б ночь прошла, и снова на работу!» Взрыв смеха. И настроение у людей уже другое.

На гастролях отец вел себя очень скромно, старался держаться подальше от шумных актерских тусовок, любил гулять по улицам незнакомых городов. Чтобы не узнавали, надевал темные очки, надвигал на брови кепку. Гулял и наблюдал за людьми – все для своей актерской копилки. Неприхотливый в домашнем быту, на гастролях любил жить в хороших номерах. Очень огорчился, когда в Риге их с мамой поселили в средненькой гостинице, хотя та и находилась в центре города недалеко от театра. Все остальные артисты были размещены за городом, в хорошем пансионате с большим парком, и на спектакли их возили на автобусе. Поэтому близость театра здесь не играла никакой роли. Видя такую несправедливость, отец довольно резко высказал свои претензии заместителю директора театра. В следующем городе, в Вильнюсе, перепуганный замдиректора заказал для родителей шикарный люкс в отличной гостинице, но, к сожалению, папе уже не удалось туда приехать.

Театр сатиры был одним из немногих театров, которые выезжали на гастроли за границу. На страницах книги я хочу вспомнить о нескольких поездках, хотя их было намного больше.

В 1966 году театр поехал на гастроли во Францию. Это стало целым событием, потому что это была первая поездка театра в капиталистическую страну. Поехали на Международный театральный фестиваль, который проходил в Париже на сцене Театра наций, со спектаклем по пьесе Маяковского «Клоп». В Париже были около недели. Поселили труппу в маленькой недорогой гостинице, но недалеко от театра, в котором играли. Ходили в театр пешком и часть пути проходили по улице Сен-Дени. Почему-то на этой улице ближе к ночи собирались представительницы древнейшей профессии, и почему-то папа пользовался у них большим успехом. Когда шли, он всегда просил маму: «Надя, дай-ка я возьму тебя под руку, так будут поменьше приставать».

Евгений Павлович Весник вспоминал еще о таком забавном эпизоде: «Задержавшись на концерте в театре “Олимпия”, нанимаем такси. Толя не сводит глаз с кепки водителя, клетчатой, с помпоном.

Папанов (тихонько):

– Видал кепочку? Мне б такую! Жертва капитализма, а одет получше нас с тобой и кепочка – ай! Ну, где такую достанешь! Буржуй с помпончиком!

Приехали, расплачиваемся.

Водитель (на чисто русском языке):

– Пожалуйста, получите сдачу. А такую кепочку можете завтра купить на улице Риволи, 18. Всех благ!

Такси уехало. Папанов был ошарашен ответом!»

Или еще случай из той же поездки: «Однажды во время экскурсии рядом с нашим автобусом остановилась машина, в которой сидел президент Франции Де Голль. Его машина ждала, пока откроются ворота в какой-то замок. Из всех нас только один Толя – он был очень наивным, чистым человеком – с расширившимися глазами произнес, глядя на Де Голля: “Бонжур, господин Де Голль!” Тот снял свою фуражку с длинным козырьком (примерно такой же длины, как его нос) и ответил: “Бонжур, месье”.

После этого я год спрашивал у Папанова: “Где твоя новая книга?” – “Какая?” – удивлялся он. – “Под названием “Моя дружба с Де Голлем”.

Конечно, были и экскурсии по городу, и встречи с интересными людьми. Париж всех потряс. Вернулись в Москву, как будто побывали на другой планете. Сколько рассказов и впечатлений было после поездки».

Хочу еще вспомнить об одном забавном случае, который произошел на гастролях в Болгарии, в одном из небольших городов. Чтобы встретить артистов знаменитого театра, на центральной площади собралась огромная толпа народа. Когда артисты вышли из автобуса, вся площадь, дети и взрослые закричали: «Ну, погоди!». Артисты и руководство были в замешательстве, ведь должна состояться официальная церемония встречи, а здесь: «Ну, погоди!». После речей, которые были запланированы для встречи, к микрофону подошел Папанов и сказал своим характерным голосом: «Ну, заяц…», – и вся площадь хором ответила «Ну, погоди!». И так это повторялось несколько раз. Городок ликовал.

Хочу немного остановиться на работе в мультфильме «Ну, погоди!». С Вячеславом Котёночкиным, режиссером этого фильма, папа был знаком давно, так как снимался до этого популярного мультфильма в других фильмах этого режиссера. И не только анимационных. Знаю, что много работал с ним в популярном журнале «Фитиль», где Котёночкин был режиссером. Когда Котёночкину предложили на студии «Союзмультфильм» снять «Ну, погоди!», то он сразу подумал о Папанове на роль Волка. Надо заметить, что ни о каком сериале тогда не было и речи. Когда папа прочел сценарий, то он огорчился, ведь у Волка было только два слова: «Ну, погоди!». «Ну где же тут артисту развернуться?», – сказал он, вздыхая. Но работать согласился. В последующих сериях к тексту роли прибавилось еще одно слово и вышло «Ну, заяц, ну, погоди!». Со временем этот мультик завоевал сердца не только детей, но и взрослых. Отец как-то пожаловался Котёночкину: «Что ты мне какую-то нездоровую популярность создал. Мальчишки нашего двора при виде меня кричат: “Ну, погоди!”. А недавно вышел из театра и решил прогуляться по Калининскому проспекту – навстречу два пацана идут. И один как закричит на всю улицу: “Смотрите, Волк идет!”. Замечательный актер театра им. Моссовета Р. Плятт как-то сказал, что Папанов стал главным волком Советского Союза. Такая популярность немного удручала папу, и в сердцах он иногда говорил, что волк перегрыз всю его биографию.

С Кларой Румяновой, актрисой, озвучивающей Зайца, папа тоже был знаком еще до «Ну, погоди!». До этого были работы над мультфильмами «Чьи в лесу шишки?» (1965 год), режиссеры Каменецкий и Уфимцев, Папанов – Волк, Румянова – Лисенок; «Паровозик из Ромашково» (1967 год), режиссер Дегтярев, Румянова – Паровозик, Папанов – Репродуктор. И вот работа над «Ну, погоди!». Румянова вспоминает: «Работать было очень интересно, но меня иногда подводила моя неорганизованность, я часто опаздывала на озвучание, не в пример Папанову, который всегда приходил вовремя. И когда это случалось со мной, Папанов всегда говорил только одну фразу «Ну, Клара, погоди!».

В планах Вячеслава Котёночкина было снять продолжение серий, но уже про детей Волка и Зайца, где главные герои уже помирились. У Волка один сын, он играет интеллигентно на скрипочке, а у Зайца – трое зайчат: один – панк, второй – металлист, третий – рокер. Зайчата обижают Волчонка и между ними возникает конфликт. И вот там, у Волка уже должен был быть текст. Когда отец узнал об этом, он обрадовался. Но, к сожалению, этого не произошло.

Отец ездил в Болгарию несколько раз. У него там было много друзей. Один из них, Димитр Стоянов, директор Театра народной армии в Софии. С ним он познакомился на Фестивале пьес Назыма Хикмета, который проходил в Софии в 1965 году на сцене этого театра. В Театре сатиры шла пьеса Хикмета «Дамоклов меч», где Папанов играл одну из главных ролей – роль Боксера. Практически это одна из первых его больших драматических ролей в театре. На этот фестиваль были приглашены Папанов и Зоя Зелинская, как актеры, исполняющие центральные роли в спектакле. Им требовалось войти в спектакль болгарских коллег «Дамоклов меч». Они должны были играть на русском языке, болгарские актеры – соответственно на болгарском. Третьим артистом, приглашенным на этот фестиваль из СССР, был Всеволод Семенович Якут, который играл главную роль в пьесе «Чудак» Назыма Хикмета. Он тоже должен был на сцене болгарского Театра народной армии сыграть свою роль с местными коллегами. Далее предполагался творческий обмен актерами. Болгары приезжали и играли в спектаклях москвичей эти же роли. За работу директор театра в Софии, Саша Стоянов, заплатил актерам деньги. В советском посольстве сказали, что часть заработанного они должны отдать в пользу государства. Что делать? Папанов и Зелинская так и сделали, а Якут категорически отказался, объясняя это тем, что у него двое маленьких детей.

На этом фестивале отец и сдружился с Сашей Стояновым. Когда Стоянов бывал в Москве, один или с семьей, он всегда приходил к нам в гости. Потом уже, в один из приездов в Москву, он сетовал по поводу случая с деньгами: «Какой я дурак, как я не догадался, что в посольстве отберут часть денег, мне нужно было не отдавать вам деньги в руки, а на них вам сделать хорошие подарки».

Вообще надо заметить, что папа очень любил Болгарию. В интервью, данном одному болгарскому журналу, он красочно и своеобразно описал свою любовь к этой стране и к главному городу – Софии.

«Люблю Софию – с ее историческими местами и памятниками, зеленью и многими моими друзьями. А среди них – Георгий Калоянчев, Саша Стоянов, Володя Янгов, Веселин Васелев, многие другие, с кем встречаюсь и у Вас, и в Москве. Как при упоминании о Пушкине, вспоминаю строки: “Люблю тебя, Петра творение…” – и они бурлят внутри, словно искристое шампанское, так, вспоминая Софию, мысленно пью такую же чашу в честь моих болгарских друзей…»

Немного хочу рассказать о поездке родителей в Италию в 1974 году. Театр поехал на гастроли в эту замечательную страну по приглашению Итальянской коммунистической партии. Театр побывал в Риме, Флоренции, Венеции, Генуе. Возили спектакль «Клоп» Маяковского и «Яблоко раздора» Бирюкова. Вообще «Клоп» одно время являлся как бы визитной карточкой театра, и ни одни гастроли без него не обходились. Конечно, было много впечатлений от пребывания в этих прекрасных городах, но был и один курьезный случай.

Денег платили мало, и, чтобы купить какие-то подарки и сувениры, приходилось экономить на еде. Практически все взяли с собой продукты из Москвы, кипятильники и электрические плитки, чтобы готовить еду. Один раз голодные артисты после длительного переезда из города в город заселились в гостиницу и включили свои электроприборы. Сеть не выдержала напряжения, и в гостинице погас свет. Конечно, итальянцам это было трудно понять, они только разводили руками в недоумении и говорили: «Приехали русские артисты».

Никогда мои родители не возвращались с гастролей с пустыми руками. Всегда привозили подарки, сувениры для всей семьи. Когда они поехали в Италию, я уже была студенткой актерского факультета ГИТИСа. После их возвращения я стала самой модной девушкой нашего института. Мне привезли кожаное пальто (тогда их было не достать), моднейшие сапоги на платформе, кофточки, юбки и так далее. В детстве, когда я жила с бабушкой, родители не баловали меня одеждой, часто перешивались старые мамины вещички. Зато потом они как будто наверстывали упущенное. Я была им очень благодарна и чувствовала себя королевой.

А гастролей и поездок было довольно много. Разумеется, чаще всех ездил отец, потому что его приглашали еще в поездки от Союза кинематографистов. В основном, делегации выезжали на недели советских фильмов или фестивали советского кино, которые проходили в разных странах.

Одним из первых таких путешествий от Союза кинематографистов была поездка в Японию в 1964 году. Там папа представлял фильм «Живые и мертвые».

Это экранизация романа Симонова. Осуществил ее режиссер Столпер на киностудии «Мосфильм» в 1963 году. Когда папе позвонили с киностудии с предложением прийти и попробоваться на роль генерала Серпилина – он был просто ошарашен и начал отказываться. Ему казалось, что нет ничего общего между генералом – героем Великой Отечественной войны и им, комедийным актером. Правда портрет Серпилина, данный Симоновым в романе, совпадал с обликом актера Папанова. Это было внешнее сходство, хотя, наверное, по началу, это сходство и заставило Столпера предложить Папанову попробоваться на эту роль. Папа, конечно, с юмором говорил: «Меня пригласили на роль Серпилина, потому что у Симонова написано, что генерал имел “лошадиное” лицо». Потом Столпер признался, что уже после первой беседы с Папановым, он уже точно был уверен в правильности выбора. Для Папанова это была первая роль в кино такого плана. В одном из интервью по поводу Серпилина отец говорил: «Все, что связано с войной, для меня, бывшего фронтовика, никакими годами не отдалить. Буду помнить всегда и первую встречу с Серпилиным на страницах романа Симонова, и то волнение, которое охватило меня, когда я был утвержден на эту роль, и первые съемки. Серпилин – образ собирательный, минули десятилетия, и, возвращаясь мыслями к нему, невольно думая о многих людях, встретившихся на моем жизненном пути, неожиданно для себя самого я признал в нем черты старого мастера, который учил меня на Втором подшипниковом заводе, где довелось мне до армии работать токарем, и главного хирурга военного госпиталя, где я лежал тяжело раненным. Оказывается, Серпилин вобрал в себя черты характера и поведения многих дорогих людей. Фильм “Живые и мертвые”, так же, как и “Белорусский вокзал”, очень близок мне еще и потому, что он про мое поколение, про тех, кто ушел на фронт в 1941 году».

Совершенно разные человеческие натуры, актер Папанов и генерал Серпилин. Но в фильме их объединяет ощущение войны, человеческого горя, знания жестоких фронтовых будней. Хотя эти знания и несоизмеримы: ведь Серпилин – кадровый командир Советской армии, а отец пошел воевать необученным 19-летним парнем. И все-таки общее было – испытание, выпавшее на их долю в годы войны. Я думаю, что именно это помогло ему сыграть эту роль.

Папа рассказывал, что после просмотра «Живых и мертвых» в Центральном доме Советской армии, где зрители устроили буквально овацию Симонову и Столперу, подошел к нему старый генерал, тронул за локоть и тихо сказал: «Спасибо, сынок, за твоего Серпилина. За нашего Серпилина». Отец стоял перед ним по стойке смирно. Перед этим старым генералом он чувствовал себя 19-летним сержантом. Генерал улыбнулся: «Вольно, солдат, вольно». И, отдав честь, ушел. Эту встречу он запомнил надолго, и слова генерала стали самым дорогим признанием его актерского труда.

Сам Симонов признался, что попал в плен созданного Папановым образа. Во время работы над следующим романом-продолжением «Солдатами не рождаются» ему уже трудно было представить другого Серпилина. Это высшая оценка актерской работы. По роману «Солдатами не рождаются» Столпер снял фильм «Возмездие» – продолжение «Живых и мертвых», где отец так же сыграл Серпилина.

Прославленный полководец маршал Конев так отозвался об образе, созданным Папановым: «Такого генерала – умного, думающего, сильного и при том человечного – мы еще не видели на экране. Признаться, я в бою был бы спокоен за свой фланг, если бы его держало соединение, которым командует генерал Серпилин».

За исполнение роли Серпилина в «Живых и мертвых» Папанов стал лауреатом кинематографической премии братьев Васильевых.

Так вот, с фильмом «Живые и мертвые» отец и поехал в Японию. Кроме него в состав делегации входил известный писатель Сергей Сергеевич Смирнов, автор повести «Брестская крепость». Сергей Сергеевич был отцом режиссера Андрея Смирнова, у которого папа впоследствии снялся в фильме «Белорусский вокзал». Еще членом делегации была замечательная актриса, звезда советского кино Ариадна Шенгелая. Какой фильм она представляла, я уже не помню, но, кажется, это был «Гранатовый браслет». Отец рассказывал, что принимали их здорово, фильмы шли с большим успехом. Еще не так много прошло времени после войны, и интерес к советскому кинематографу был велик.

Человеку, который мало бывал за рубежом, попасть в Японию – это потрясение. Конечно, нашу киноделегацию возили по всей стране, и они много что видели. Естественно, были и приемы. Например, в городе Нагато мэр подарил нашим посланникам символический ключ города. Папа и Сергей Смирнов были довольно большого роста, и когда на приемах их приглашали садиться за традиционные японские столики (а сидеть надо было, скрестив ноги), для них это было сущим наказанием – мешали длинные ноги. А потом они с трудом поднимались…

Было много подарков и сувениров. Помню набор, состоявший из заколки для галстука и запонок с настоящим крупным японским жемчугом, врученный отцу в этой поездке. Я, еще будучи тогда ребенком, получила в дар японские игрушки. И была ошеломлена ими!!! Первое – белая пушистая собака, которая шла на звук свистка. Свистишь – собачка идет к тебе, перестаешь свистеть – она останавливается! Вторая игрушка – красная полицейская машина на дистанционном управлении. Конечно, сейчас такими игрушками никого не удивишь, но в начале 60-х в наших детских магазинах кроме пластмассовых пупсов и железных грузовиков, которые следовало возить на веревочке, ничего купить было нельзя.

Вторая поездка папы в Японию состоялась в 1972 году. Он ездил туда вместе со знаменитой латвийской актрисой Вией Артмане. Она была звездой всесоюзной величины, да и сейчас ее помнят по роли Джулии Ламберт в восхитительном телефильме «Театр» – изящной экранизации Сомерсета Моэма. Опять был Фестиваль советского кино. И опять были поездки, приемы, подарки и сувениры. И снова отец вернулся в таком же восхищении страной, как и в первый раз.

С Вией Артмане папу связывала еще совместная работа в фильме «Родная кровь» режиссера Ершова, где она сыграла роль Сони – матери троих детей. Этот фильм, снятый на киностудии «Ленфильм» в 1963 году, типичная мелодрама. Режиссер Ершов избежал той сентиментальной слезливости, которая обычно бывает спутницей всех мелодрам. Перед нами семья, которую в трудные годы войны бросил отец. Вот этого отца и играет Папанов. Играет отрицательного человека, но идет к объяснению поступков своего героя путем сложным, окольным, и там, за околицей прямолинейных решений, мы видим не схему отрицательного злодея, железобетонно противостоящего добру, а человека, вызывающего не только презрение и осуждение, но и жалость, желание в собственной жизни сделать некоторые коррективы.

Отец вошел в фильм мягко. Он как бы приглушил все буйные актерские краски свои, сыграл роль под сурдинку. Он обнаружил глубинный пласт образа, и второстепенный, весьма схематичный персонаж обрел черты жизненной достоверности.

В 1969 году Министерством обороны СССР была организована делегация в Группу советских войск в Чехословакии. Эта делегация состояла из двух человек – актера Анатолия Папанова и режиссера Евгения Карелова. Ездили они с фильмом «Служили два товарища». Карелов был режиссером-постановщиком, а Папанов сыграл роль начдива. Задача этой поездки была определена четко – поддержать моральный дух наших военных после небезызвестных событий 1968 года. У Карелова папа снялся в двух фильмах – в вышеупомянутом и в «Детях Дон Кихота», где сыграл роль главного врача роддома Бондаренко. Этот доктор целиком поглощен работой в роддоме, где все его любят и уважают. Прозвали доктора Дон Кихотом за его отрешенность от дел земных, рассеянность и еще за многое, что отличает чудаков, целиком отдающихся своему делу, от поглощенных только собственными заботами обывателей.

В одном из интервью Евгений Карелов сказал: «Не думайте, что мы пригласили Папанова по комедийным признакам. Вовсе нет. В нем нас привлекли тонкость, глубина, умение заглянуть в сокровенные уголки души своего героя».

Перед съемками фильма папе пришлось ознакомиться с работой врачей в роддоме. Он познакомился со старым доктором, который, как и его герой, принял 20 000 родов. И, конечно, это не смогло не сказаться в работе над ролью. Простой, будничный героизм доктора Бондаренко поражает нас в конце фильма, когда он забирает оставленного мамашей-кукушкой младенца в свою семью. Тогда выясняется, что все его три сына тоже были брошены такими же матерями. Свершение добра – смысл этого образа, сыгранного Папановым.

Папанова и Карелова связывали не только творческие, но и дружеские отношения. Поэтому о Карелове хочется рассказать поподробнее.

В то время его женой была Лаура Яковлевна Морозова, дама, обожавшая светские тусовки, в меру образованная и интеллигентная. В период тесного общения Карелова и отца наши семьи, естественно, тоже сблизились. Мама приятельствовала с Лаурой Яковлевной, а я была в очень хороших отношениях с ее дочкой Наташей Черепановой. Правда, дружбой это назвать было трудно, так как Наташа была на несколько лет старше меня. Но мне очень хотелось походить на нее, потому что она одевалось модно, во все импортное, да и сама, как мне казалось, принадлежала к кругу «золотой молодежи», до которого я и не надеялась дотянуться.

Совместных детей у Лауры Яковлевны с Кареловым не было. Наташа была дочерью одного из мужей своей мамы – Юрия Черепанова, художника-карикатуриста. Он занимался, в основном, политической карикатурой и активно сотрудничал с центральными газетами, особенно с «Правдой» – главным печатным органом ЦК КПСС. Мы с Наташей вместе ездили в Болгарию по туристической путевке. Поездка была летом. Я окончила первый курс ГИТИСа, а Наталья заканчивала факультет журналистики МГУ. Она была великолепна в своей заграничной модной одежде, уверена в себе, нравилась молодым людям, и всю поездку я смотрела на нее как на богиню.