Текст книги "Рыцарь на коньках"

Автор книги: Елена Усачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Сердце в портфеле

Как известно, у наших учителей есть несколько законных праздников. 1 сентября – учителям цветы. Впрочем, этот праздник можно не считать, слишком много суеты и кто чему радуется, не понятно. Первые выходные октября – День учителя. Ноябрьские праздники – первый полноценный отдых от учеников. Новогодние каникулы. Потом всех настигает День святого Валентина – тоже учительский праздник. Кого еще дети так любят? 23 февраля – учителя-мужчины получают неизменные кружки и фартуки. Восьмое марта – это чисто учительский праздник, потому что большинство наших учителей – женщины. Следом Дни весны и труда, а главные наши труженики это опять же учителя. Замыкает эту череду День защиты детей, 1 июня, который тоже имеет отношение к учителю.

А начинается парад праздников с первых выходных октября, с Дня учителя.

Хороших учителей, как и плохих, в школе было предостаточно. Но все-таки хороших больше, поэтому народ решил каждому, а не только классному руководителю, сделать подарок.

Спорили до хрипоты. Отвергались записные книжки, платочки, наборы ручек, мягкие игрушки и сборные конструкторы. Дорогие украшения были шестиклассникам не по карману. Для «не своих» учителей они могли отделаться маркерами и чашками. Самых любимых хотелось как-то выделить.

Вот они и выбирали уже больше десяти минут, и спор этот норовил превратиться в выяснение отношений не только на словах, но и на деле.

Когда уже казалось, что все охрипли и не могут говорить, прозвучал спокойный, уверенный голос Плотниковой:

– А давайте подарим им сердце.

– Чье? – испуганно ойкнула Куропаткина.

– Сделаем из красного картона большое сердце, наклеим свои фотографии и все подпишемся.

Чтобы все хорошо это представили, Аня на листочке нарисовала, как подарок должен выглядеть, продемонстрировав свой очередной талант – художника.

Идея была проста, как все гениальное, и, главное, не затратная – картон и клей, больше ничего.

– Фотографии нужны, – напомнила Аня, и все ей пообещали принести с десяток своих фотографий, чтобы было из чего выбрать. Подготовку подарка доверили девчонкам во главе с Плотниковой. Ну, не мальчишкам же в самом деле такое поручать!

Через два дня подарок был готов. Красная бархатная бумага, наклеенные на нее яркие цветы и деревья, на ветках которых были «развешаны» фотографии, написаны пожелания и расставлены подписи. Все это было украшено ленточками и блестками.

Даже твердокаменный Щукин умилился. Он подержал в руках пущенный по кругу подарок, хлопнул им об ладонь и довольно заулыбался.

– Хорошо, – изрек он, передавая сердце дальше. – Очень хорошо, – повторил он, глядя на Махина.

Серега понимающе закивал. Шейко повертел перед носом красную картонку, совершенно не понимая, чем здесь можно восхищаться. Подарили бы лучше торт или пачку салфеток – все польза. А сердце? Куда его денешь? На стенку повесить пыль собирать? Вроде не шедевр, не Айвазовский. Какое удовольствие видеть одни и те же лица в школе и дома?

В раздумьях он стал так сильно размахивать картонным сердцем, что живые девчачьи сердца не выдержали.

– Абориген! – заволновались они. – Помнешь!

– Дубина криворукая, верни!

– Отдай им, – Леха светился от удовольствия. Так и хотелось подсунуть ему лимон, чтобы немного подкислить жизнь.

Щукин выбрался из толпы жаждущих получше изучить подарок, следом за ним в коридор устремилась его гвардия.

– Ждем два урока! – Щукин отдавал приказания на ходу, как Петр Первый при Полтавской битве. – Они перестанут носиться с этим дурацким сердцем, и на большой перемене мы заберем его. Плотникова в ауте, все на рогах. Мы на коне.

Махин довольно заржал и потер руки.

– Почему на коне? – смутился Валька. Сердце ему, конечно, не нравилось, но Плотникову было жалко.

– Ладно, ты будешь на жирафе, – милостиво разрешил Леха. – Значит, на тебе портфель. Отследишь, когда он останется без присмотра, и закинешь в мужской туалет, там мы с ним разберемся.

И Петр Первый, то есть Леха Щукин, ушел вперед, оставив Вальку в мучительных раздумьях. Что-то ему в этом плане не нравилось.

То ли его все еще смущал подарок, плод старания девчонок. То ли что-то в плане Щукина было не так...

Портфель! Точно! Пройти по коридору с ярко-красным портфелем и остаться незамеченным невозможно. И ладно бы они хотели стащить у Плотниковой домашку – все бы поняли и не осудили. А то ведь они собирались оттуда вынуть общеклассное достояние, сердце всего 6 «А».

Надо было отказываться.

Шейко уже собрался это сделать, как вдруг увидел одиноко стоящий ярко-красный чемодан Плотниковой в двух шагах от себя.

Куда делась хозяйка и почему рассталась со своим сокровищем, осталось загадкой, разгадывать которую у Вальки не было ни желания, ни времени. Он вдохнул побольше воздуха, шагнул вперед, схватил портфель и сунул к себе под ноги.

А вот теперь надо было немного подумать. Потому что с такой уликой незамеченным выйти из класса не получится ни при каком раскладе.

А ведь портфель-то ему и не нужен! Ему нужно только то, что там лежит.

Как можно бесшумней Валька щелкнул замком. Долго искать бархатное сердце не понадобилось, оно само прыгнуло ему в руку.

Теперь с красным сердцем под мышкой он был еще более заметен, чем с красным портфелем. Портфель вещь невинная. Ну, взял по ошибке, с кем не бывает! Мужчины очень часто дальтонизмом страдают – думал синий, а он оказался красный.

А вот сердце – это настоящая улика.

Долгую секунду Валька боролся со слабостью в ногах, и уже дернулся, чтобы выбежать из класса, когда в дверь впорхнула стайка принцесс, одним своим видом приговорив Шейко к пожизненному заключению, немедленному расстрелу и смерти через повешение.

Не задумываясь, Валька подтащил к себе первый попавшийся портфель, а вернее, рюкзак и сунул сердце туда.

А в следующую секунду объявилась хозяйка рюкзака.

Носова застыла над Валькой в недоумении.

– Ты чего вцепился? – буркнула она, дергая рюкзак за лямку.

– Это... давай помогу, – выдавил из себя Шейко, не в силах выпустить из рук ценную добычу. – Это... до кабинета донесу.

– А ну, пусти! – сильнее потянула Лена.

– Это... как принц, – выдал последний аргумент Валька, чувствуя, что от одного слова «принц» у него мурашки бегут по спине. – Это... чтобы ты тренировалась.

Какое-то время Лена сжимала лямку рюкзака, не по-доброму изучая перепуганное лицо одноклассника, а потом сдалась. Незаметно для самой себя выпрямилась, задрала подбородок и сделала руки буквой «О».

– Ну ладно, – царственно кивнула она и пошла по проходу.

Наверное, при каждом ее шаге должны были звенеть бубенчики и разлетаться во все стороны бабочки. Но из-за шума и гвалта ничего слышно не было, а все бабочки уже давно залегли в зимнюю спячку. Да и величественного выхода все равно не получилось – по дороге Ленку пару раз толкнули, на ногу ей чуть не свалился стул, сама она успела отпихнуть от себя зазевавшегося одноклассника. Словом, в коридор Носова вывалилась уже не в таком пафосном виде, в каком начинала свое триумфальное шествие по классу.

Дальше произошло то чудо, которое иногда случается с людьми. Шейко почти дошел до кабинета истории и уже смирился с мыслью, что ничего сделать не сможет, когда рюкзак у него из рук выхватили.

Есть такая великая школьная забава, называется она «А ну-ка, отними!». В честь нее даже конфеты назвали. Но по незнанию вместо школьников нарисовали на обертке собачку. Игра эта примитивная – рюкзак выхватывается из рук зазевавшегося ученика и отправляется летать по всему холлу. По ходу игры из него выпадает все содержимое. Хозяин рюкзака должен бегать по кругу и жалостливо вымаливать пощаду себе и своей собственности. Игра заканчивается, когда хозяину рюкзака надоедает бегать за игроками и те теряют к нему интерес. Или когда звонок прозвенит. Или когда, как джинн из бутылки, появится учитель или завуч и остановит игру. Впрочем, последнее случается крайне редко. Завуч обычно сидит в своем кабинете, а учителя стараются не выходить в коридор на переменах, дабы не мучиться, разбираясь с какой-нибудь очередной школьной заварушкой.

Рюкзак Носовой совершил свой первый перелет, потом второй, клапан его при этом открылся. Ленка секунду сохраняла спокойствие – ведь известно, что равнодушие может остановить любую игру, даже такую веселую, как пинание чужого чемодана. Но стоило выпасть первой тетрадке, как она ринулась в бой. Зазевавшиеся мальчишки полетели в разные стороны.

Из рюкзака посыпались ручки, и тут уж в игру вступил Валька. Он с такой яростью кинулся на защиту Ленкиного чемодана, словно это как минимум была корона Российской империи, а не потертый рюкзак с учебниками и тетрадями.

Не ожидавшие такого напора любители поиграть растерялись, и рюкзак оказался у Носовой. Вернее, сначала он оказался у Шейко, но твердая Ленкина рука выдернула его.

– Так я ж... – запоздало попробовал оправдаться Валька. На горизонте из-за двери мужского туалета показалась недовольная физиономия Щукина. Леха недвусмысленно давал понять, что сделает, если приятель сейчас не донесет до него этот чертов рюкзак.

– Отвали! – Рюкзак опустился Шейко на голову. Вальке показалось, что он услышал, как хрустнули, сминаясь, сердца всего шестого класса.

– Жираф! – раскатилось по коридору.

– Да пошел ты! – разозлился Валька. Мало того, что принцем его заделали, так еще с девчонками возиться заставляют. – Тебе надо – ты и забирай! Тоже мне рыба-сом нашелся!

Выкрикнув это, Валька с сознанием выполненного долга побежал к кабинету истории, где и должно было состояться вручение подарка. И уже стоя на пороге, понял, что погорячился.

Видимо, сегодня у него будет день раздач. Сначала получит от Щукина, потом от Носовой (как только она полезет в рюкзак за учебниками, тут-то все и раскроется), а потом еще до кучи припечатает Плотникова. Или все же Плотникова успеет первой, и после нее Носовой и Щукину ничего не достанется – ран будет столько, что бить будет просто некуда!

А класс уже гудел – пропажа подарочных сердец была обнаружена.

– Тут были, – растерянно трясла пустым портфелем Плотникова. Его содержимое лежало на парте – стопка учебников, рядом стопка тетрадей, кучкой карандаши и ручки, платки, салфетки, губная помада...

– Это чего? – Щукин цапнул яркую коробочку.

– Грабли убери! – Плотникова постаралась перехватить Лехину руку, но он оказался быстрее.

– Ты глаза красишь? – взвыл от восторга Щукин, щелкая крышечкой теней для глаз.

– Ну, ты, неандерталец, отвали!

– Положи на место!

– Руки!

Казалось, все девчонки заговорили одновременно – такой крик поднялся. Еще бы! Леха покусился на святое, на орудие женской магии и колдовства, на косметику. Сравнить это можно было с тем, как если бы у феи вдруг в разгар бала отобрали бы ее волшебную палочку. От ярости она бы точно развалила парочку замков.

Получив несколько царапин и хороший синяк, Щукин расстался с находкой и, довольно улыбаясь, отошел в сторону.

– Ой, что это?

Голос был негромкий. Даже скорее шепот, чем голос, но в классе мгновенно все замолчали.

– Откуда?

Ленка Носова раскладывала на столе поломанное сердце.

– Шейко!

Валька, до этого пребывавший в благостном состоянии полупокоя, вздрогнул.

– А чего сразу я?

Оправдаться ему не дали. Поднялся крик, и на Валькину голову обрушились громы и молнии девичьего гнева.

– Ты покойник!

– Урод!

– Чучело!

– Дятел!

В лицо ему начали тыкать красными бархатными обломками.

– Так вот зачем ты брал мой рюкзак!

И на затылок Шейко снова опустился носовский чемодан.

– Да какие вы на фиг принцессы, если только драться и умеете! – взвыл Валька, отпихивая от себя Ленку. Та перелетела через проход и врезалась в парты. Ряд с грохотом сдвинулся в сторону.

Девчонки единым строем шагнули вперед, каждая норовила стукнуть Шейко кто кулаком, кто ладонью, а кто и ногтями пытался дотянуться. За их спинами, как настоящий военачальник, возвышалась Плотникова. Она спокойно смотрела, как ее армия уничтожала противника, и крылья носа у нее победно дрожали.

Щукин потянул приятеля из образовывающейся кучи-малы. Чтобы прикрыть свое отступление, он обрушил за своей спиной несколько парт и стульев.

Крики и визги не перекрыл даже звонок на урок. Щукин проскочил прямо перед носом исторички. Бежавший следом Валька налетел на учительницу и, не успев оправдаться, по инерции понесся дальше.

За ними захлопнулась спасительная дверь мужского туалета.

Поцелуй принцессы

А в классе тем временем стали происходить перемены. На уроках девчонки стали друг другу показывать вышивки и вязанье, появились гербарии. В один день все принцессы пришли в белом, и на фоне серо-черных парней и мрачного осеннего дня смотрелись веселыми бабочками, некстати залетевшими в школу. Потом вдруг все начали тянуть то одну ноту, то другую, и стало понятно, что настала очередь пения.

Каждая норовила продемонстрировать свои достижения Плотниковой, Аня же сохраняла свое невозмутимое спокойствие. И даже ни разу не достала из портфеля гербарий, хотя углы большой картонки с приклеенным растением заметно торчали из ее чемодана.

Бой был явно проигран, и Щукин все больше и больше хмурился, а его лицо еще больше вытянулось и похудело. Плотникову он теперь обходил стороной, даже на переменах старался не оказываться рядом с ней. Махин довольно посмеивался и забрасывал Аньку скомканными бумажками, на которые она не обращала внимания.

И тут вдруг случилось неожиданное. На одной из перемен Плотникова выплыла из-за своей парты и царственной походкой подошла к Вальке.

Шейко заранее втянул голову в плечи, потому что ничего хорошего от этого перемещения по классу быть не могло.

– Вот, сломалось. – Неуловимое движение руки, и на столе перед Валькой оказалась разобранная точилка для карандашей. – Можешь починить?

Шейко сглотнул и медленно поднял глаза.

Плотникова стояла над ним в ореоле пушистых волос, сквозь которые пробивался свет внезапно выглянувшего из-за туч солнца.

– Отвертка нужна, – прошептал Валька, и в глазах Ани мелькнуло что-то похожее на разочарование. В дернувшихся усмешкой губах читалось: «А без отвертки слабо?»

– Починит, починит, не переживай. – Рядом с Шейко тут же возник Леха. Он дернул тетрадку, на которой лежали хрупкие детали точилки. Маленький винтик скатился с листа и юркнул под резиновый ободок, обрамляющий стол по периметру. Махин довольно заулыбался.

– Давай, левша, чини, – тетрадка еще раз дернулась, сбрасывая с себя составные части точилки.

Валька, краснея от смущения, стал неловкими пальцами собирать разбежавшиеся детальки. В два счета точилка приняла свой первозданный вид, но вот необходимого винтика нигде не было. Шейко засопел, чувствуя, как начинает неотвратимо краснеть.

– Давай, давай, Кулибин, работай! – подгонял его Щукин, от нетерпения прыгая вокруг. – Дама ждет.

Плотникова одарила его взглядом, полным мегатонного презрения.

Валька сунул руку сначала в один карман, потом в другой, достал тонкую проволоку и стал медленно наматывать ее на точилку. Серега Махин в голос заржал.

– Спасибо! – пропела Аня, принимая обратно свою собственность, и вдруг...

Именно что вдруг.

Внезапно.

Совершенно неожиданно.

Одним словом, случилось то, чего никто не ожидал.

Пока ошарашенный Шейко пялился в тетрадку.

Пока Махин злорадно гнул губы в усмешке.

Пока Щукин откровенно наслаждался растерянностью приятеля.

Пока солнце безмятежно плыло по небосклону и где-то там, на окраине города, набухали дождевые тучи.

Пока школьный звонок только набирал в грудь воздуха, чтобы зазвенеть-затрезвонить.

В эту секунду Плотникова легко наклонилась и коснулась губами Валькиной щеки.

Время остановилось, превратившись в бесконечную ватную пустоту. А потом, как оттянутая резинка стремительно возвращается назад, так обрушились на Шейко отставшие секунды – заорал, заволновался звонок, зашумели голоса, блеснуло солнце, и далеко за деревьями заворчал гром.

– Тренируются, принцессы, – сквозь зубы проворчал Щукин, на пару с Валькой пытаясь вытащить застрявший винтик из-под резинового ободка.

На следующей перемене еще у троих сломались ручки, отвалилась пряжка у портфеля и погнулся вязальный крючок. Все это Валька терпеливо чинил и разгибал, получая заслуженные поцелуи. К концу дня таких наград насчиталось десять. Одиннадцатой должна была быть Носова. Но у нее ничего не ломалось и не гнулось. Все уроки она просидела на своем месте, задумчиво раскачиваясь на стуле.

Щеки у Шейко полыхали, уши были ярче запрещающего знака светофора. Не посвященные в Валькину тайну мальчишки смотрели на него недобрыми глазами.

Не то чтобы они ему завидовали. Ничего замечательного, по их мнению, с Шейко не происходило, никто бы из них не хотел оказаться на его месте. Связываться с этими дурами? Нет уж, увольте.

Странное поведение девчонок вот-вот могло найти свое объяснение, и для Вальки наступили бы самые черные времена. Все знают, что нет ничего хуже клички, тем более если эта кличка «принц». Тут уж от издевательств и ежедневных намеков не отвертишься. Никто не любит, когда кто-то выделяется из общей массы. А девчонки своим поведением производили то, чего Валька больше всего боялся – делали его заметным.

Не рады были такому повороту событий и Щукин с Махиным. В отличие от всех остальных они знали причину внимания к неприметному Шейко, и лица их все больше и больше мрачнели. Не такого они ждали результата, ох не такого.

Поняв, что с каждым прожитым днем он все дальше и дальше уходит от своей цели, Леха решительно направился к Аниной парте.

– Плотникова, гони точилку, сейчас доведем ее до кондиции! – По столу запрыгал найденный винтик.

Аня вздернула вверх мохнатую бровь.

– А мне не надо ее чинить, – невозмутимо произнесла она. – Мне уже все починил Валя. – Для подтверждения своих слов Аня крутанула в точилке карандаш. Точилка скрипнула, попыталась распасться пополам, но не успела это сделать только потому, что карандаш из нее вывалился. – Вот. – Карандаш упал на стол, от удара ломая грифель.

– Хорош, я тебе все правильно сделаю!

Щукин силой отнял точилку, которая тут же осуществила свою мечту – развалилась, и стал снова ее собирать. На весу делать это было неудобно. Но Леха очень старался, сдувал с глаз непокорную челку, бормотал неслышные проклятия, вставляя непослушными пальцами крошечный винтик на место. Плотникова хмыкнула, подхватила портфель и пошла на выход. Махин толкнул под локоть Леху, отчего винтик из его непослушных пальцев выскользнул и теперь уже безвозвратно потерялся в щелях пола.

Аня уходила. Даже в дверях не обернулась. И было в ее ровной спине что-то победное.

– У, зараза, – прошептал Щукин, бросая ненужные больше детали точилки под ноги. – Ну, ладно!

И он тоже пошел вон из класса, вихревым потоком унося следом за собой Серегу Махина. Оставшемуся Вальке ничего не оставалось делать, как подобрать теперь уже действительно сломанную точилку и попытаться ее снова починить. Но сделать это ему не дала возникшая рядом Носова. Руки она держала за спиной.

– Что, опять? – хрипло выдавил из себя Валька. – А не пошли бы вы...

– Дурак! – выкрикнула Лена, отшатываясь назад и кидая в Шейко поломанные пяльцы для вышивания. Пяльцы четко попали Шейко в лоб и весело упрыгали под парты. Валька потрогал пострадавшую голову, сунул остатки точилки в карман и опустился на пол.

Неужели в средневековье принцы тоже постоянно получали в лоб тяжелыми предметами? Если да, тогда понятно, почему все они вымерли.

– Месть! – Щукин сидел на подоконнике в мужском туалете и раздраженно стучал пяткой по батарее, словно собирался разбить ее.

– Месть! – Серега пытался придать своему лицу серьезное выражение, но губы против его воли растягивались в довольной ухмылке.

А Валька молчал. Ему в который раз перестала нравиться вся эта идея с выведением Плотниковой из себя. Кафельная стена холодила спину, ноги затекли, но он упорно продолжал сидеть на корточках в углу и заматывать треснувшие пяльцы скотчем – ему просто нужно было хоть чем-то занять руки. От пережитых волнений они у него слегка тряслись.

– Жираф, хорош фигней страдать! Скажи что-нибудь! – не выдержал Щукин. Сегодня он был просто в ярости. Массовый сход девчонок на Валькину голову Леху доконал.

– А чего говорить? – дернул плечом Шейко. – Хочешь, сходим к ним на занятия, и я скажу, что теперь ты у них будешь принцем? Наверняка у них следующим занятием будет сражение с драконом. Ты как раз вовремя подсуетишься, порубаешь с десяток голов и заслужишь сотню поцелуев.

– Не смешно! – насупился Леха. – Они тебя ведра с водой таскать заставят, а ты будешь молча это сносить?

– А что я могу? – Валька сунул в рюкзак снова разъехавшиеся пяльцы и вскочил. – Пару месяцев до Нового года дотяну, а там, может, они успокоятся.

Щукин снова долбанул пяткой по батарее.

– Ладно, – зло прошептал он. – Пора эту лавочку прикрывать. Устроим этим принцессам День Всех Святых.

И он уставился в окно, где, подняв вверх желтые, красные и коричневые ладошки листьев, сдавалась осень на милость холодным зимним ветрам. Заканчивался октябрь, который обычно приносил с собой два события – генеральную уборку класса перед каникулами и Хэллоуин.

Причем именно в таком порядке – сначала наводили лоск, а потом громили школу на последнем празднике первой четверти.

На уборку явились все десять принцесс, словно размахивание веником было одним из условий их перевоспитания, вернее, перевода в царскую касту. Мальчишки обычно избегали этой почетной обязанности, но Щукин в этот раз пошел наперекор традиции.

Леха пришел в класс первым. Без чужих указаний принес два ведра воды, плюхнул в одно из них меловую тряпку для доски и стал печально полоскать ее. За этим занятием его и застали впорхнувшие в класс девчонки.

– Ну, давайте говорите, чего тут надо переворачивать. – Вид у Щукина был решительный. Он вытащил тряпку из ведра и, не отжимая, пристроил ее в желобок для мела.

– И если еще воды, так, того, только свистните, – с еще большей решимостью добавил он.

– Воды больше не надо. – Плотникова собрала губы в тонкую ниточку и двумя пальцами подняла меловую тряпку. С нее капала вода. Остатки мела растворялись в белесой лужице.

Это стало сигналом. Девчонки рассредоточились по классу, зашуршала газета, защелкали колпачки моющих средств. Щукина оставили наедине с ведром меловой воды. Шейко на всякий случай отошел от него подальше, потому что вид у Лехи был мрачный, в таком настроении под руку ему было лучше не попадаться – зашибет. Поэтому Валька в дальнем углу класса стал не спеша переворачивать стулья. Махин с ногами забрался на учительский стол и углубился в игрушку на своем мобильном.

Генеральная уборка началась.

Валька медленной черепахой полз от парты к парте, пока носом не уперся в стенд, на котором красовалось их классное сердце.

Это было не то сердце, что погибло в борьбе за Ленкин портфель, оно было свеженьким, без мятостей и загибов. Оно было новое, не мятое.

Валька начал изучать фотографии, машинально разыскивая среди знакомых лиц себя, ну и еще, может быть, Щукина.

Если раньше, на старое сердце, фотографии клеились просто так и подписи под ними были довольно корявые, то теперь все было гораздо интересней. Фотографии образовывали цветы – серединку, лепесточки, стебельки. Даже солнышко на небе было – его роль играла фотография классной руководительницы. Портрет Шейко неожиданно попал в центр одного из цветков. Среди своего окружения Валька с ужасом обнаружил почти всех принцесс. Плотникова, конечно же, была центром соседнего цветка. Фотография Щукина оказалась в основании стебля.

– Вот, значит, как они нас видят? – злобно прошептал Леха. Он стоял за Валькой, напряженно вглядываясь в расклеенные фотографии. До этого на сердце он не обращал внимания. – А ты, Жираф, не радуйся. Пооборвут они тебе лепестки, оглянуться не успеешь.

Валька тяжело вздохнул, но пожаловаться на свою тяжелую судьбу было уже некому – Щукин умчался помогать Катьке Куропаткиной, ей понадобился стул, чтобы залезть на подоконник.

Шейко второй раз вздохнул. Но от вздохов настроение у него не улучшилось, поэтому он поплелся в туалет менять меловую воду в ведре.

Надо было как-то срочно избавляться от почетного звания «принца». Никакой он не принц и быть им не желает. Ссориться с Лехой ему тоже не резон. В угоду девчонкам и этой странной Наталье Захарьевне становиться посмешищем класса – нет уж, дудки. Как-нибудь без него обойдутся. Пускай ищут козла отпущения в другом месте!

В задумчивости он чуть не устроил в туалете потоп – ведро давно было полным, а вода все лилась и лилась. Стараясь ступать так, чтобы не сильно замочить кеды, потому что пол он все же изрядно залил, Валька выскочил в коридор.

Налитое до краев ведро в его руке жалобно скрипело.

– Кому воду?

Класс напоминал муравейник – каждый трудился над выделенным ему участком. И только Леха слонялся без дела, придумывая, что бы ему такого сделать, чтобы затмить Плотникову.

– Давай сюда. – Носова потерла переносицу большим оранжевым пальцем – она надела на руки перчатки и ради такого дела, как зачесавшийся нос, снимать их не стала. В ее обязанности входило вытирать пыль на шкафах, что она с особым старанием и делала. Сейчас она стояла на парте и, закинув руку на шкаф, не глядя, возила тряпкой где-то под потолком.

Ленке уже порядком надоело поминутно спрыгивать с парты и бежать полоскать тряпку, поэтому она махнула пыльной перчаткой, и Валька поплелся со своей ношей по изломанному проходу между столами.

– Ставь ко мне! – топнула Носова ногой, указывая место рядом со своими ботинками.

Шейко вздохнул, поднапрягся и стал тянуть ведро наверх. Вода радостно булькнула, готовая к дальнейшим перемещениям. Валька втащил ведро на край парты и тяжело перевел дух.

– Куда такое полное? – спрыгнула на пол Ленка. Еще не принявшее устойчивое положение ведро качнулось. Вода подтолкнула его в бок. Шейко запоздало подался вперед, но единственное, что он успел сделать, это открыть рот.

Зрелище было потрясающее.

Плохо промытое ведро, полное меловых отложений и застарелой грязи, опрокинулось. Носова вытянула вперед руки, пытаясь остановить потоки воды, но сделать ничего не смогла. Содержимое ведра плеснулось на ее джинсовый костюм, на парты, на стулья, на пол и широкой рекой побежало к доске.

На секунду шум стих, а потом взорвался десятком голосов. Шейко, озабоченный тем, чтобы упрыгать от наступающей воды, был ошарашен. Он и не знал, что девчонки могут так громко орать. Они обступили его со всех сторон и стали теснить обратно к шкафам, где стояла оглушенная случившимся Лена. Валькины кеды тут же промокли. Можно было больше не прыгать, как видно, от судьбы не упрыгаешь.

– Знаешь, кто ты? – прошептала Носова, глотая готовые брызнуть у нее из глаз слезы.

– Догадываюсь, – заранее втянул голову в плечи Шейко.

– Жираф! – вступил в разговор Щукин, и Носова на секунду забыла о своей обиде. – Жираф он и в Африке жираф. И никакой принц из него никогда не получится.

До этой секунды Носова каждым мускулом своего лица изображала крайнюю степень раздражения, чувства переполняли ее и готовы были вырваться наружу. Но сказанное Лехой словно толкнуло ее в грудь, и она опомнилась. Одним невидимым движением с лица были смыты все раздражение и злоба. Носова моргнула и...

И улыбнулась.

– Ничего. Я сейчас, – пробормотала она. – Не переживай. А воду, – она шваркнула ногой по луже, в которой стояла, – я сейчас уберу.

И, подхватив ведро, Лена выпорхнула из класса.

Шейко не свалился от удивления только потому, что сзади стоял Щукин. Он принял на себя покачнувшегося одноклассника и отпихнул обратно в вертикальное положение.

Остальные девчонки как по команде перестали кричать и размахивать руками. Они подхватили свои тряпки и разбрелись по классу. И только Плотникова как поливала цветы, так и продолжала их поливать. Когда упало ведро, она лишь голову повернула. На губах ее играла уже привычная улыбка.