Текст книги "Ктулху Питерский (СИ)"

Автор книги: Эльдар Сафин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Эльдар Сафин
Ктулху Питерский

Тьма рухнула на Петербург по-декабрьски безжалостно, принеся с собой мороз и легкий скрипучий снег. А ведь только утром прошел дождь – и ледяные дороги наверняка добавили бы работы автомастерским, но в городе почти не осталось бензина.

По центру же ходили только бесплатные троллейбусы и трамваи, машины сюда не пускали.

– Мыш, может к себе возьмешь?

Котенок – Непотопляемый Сэм – сидел за пазухой. Его подхватили во дворе на Миллионной с картонного ящика, окруженного вконец охамевшими в последнее время крысами, которых расплодилось видимо-невидимо.

– Паучище, ну как я его возьму, мать же сразу его в подъезд выставит! А у тебя бабка старая, она его даже и не заметит!

Мыша, чернявого и плотного пацана, звали Михаилом, и до начала всего он учился не только в обычной школе, но еще и в художественной. Он умел рисовать комиксы, машины и боевую технику, но лучше всего у него получался Бэтмен. А для Паука – который так-то был длинным и белобрысым Вовкой – он рисовал Спайдермена.

Обоим им недавно исполнилось одиннадцать – первому в октябре, второму в ноябре. Оба они оказались запертыми в городе совершенно случайно – у Мишки мать вывихнула ногу и «сотрясла» голову, а у Вовки родители уехали в Таиланд и там застряли, когда отменили все рейсы.

Бабушка, конечно, котенка не заметит. А потом наступит на него или сядет – и Вовка был в этом совершенно уверен.

– Мыш! Я придумал! Надо его кому-то подарить! – Вовка толкнул приятеля в бок.

Они даже остановились. Мысль подарить котенка показалась здравой и едва ли не гениальной. Вдалеке раздался едва слышимый грохот трамвая с Садовой – с тех пор как город обезлюдел и лишился машин, звуки расходились далеко.

Но тут возник вопрос – кому? Людей-то почти не осталось. В школе всего три класса – четвертый, седьмой и одиннадцатый, причем пятиклассники Вовка и Мишка вынуждены были учиться в четвертом. Программу они оба отлично знали, и потому у них не было домашки, а в дневниках стояли частые пятерки за учебу, перемежаемые редкими единицами за поведение.

Построить отношений с другими учениками они оба так и не смогли – не сложилось. Те были или мелюзгой, или психами, как Светка, к примеру. Учителя ходили тихие и напряженные, сторож все время или пил, или спал.

– Давай рассуждать логично, – сказал Вовка.

– Логически, – поправил его Мишка.

– Да хоть логистически! – взвился Вовка, но тут же успокоился. – Итак, надо придумать, кому подарить Сэма. Какие у него есть достоинства?

Мальчишки к этому моменту стояли на краю Марсова поля, неподалеку от древнеримского Суворова. Они собирались дойти до Вечного огня – он не гаснул даже в самые тяжелые дни и до сих пор продолжал гореть, и было в этом что-то правильное, надежное. И сейчас у Вечного огня стояло человек десять взрослых.

– Ну, котенок – он теплый и пушистый, – начал неуверенно сам Вовка.

– Нет, нет, – сразу же перебил его Мишка. – Котенок – он успокаивает. Значит, для нервных хорошо.

Мальчишки задумались. Нервных вокруг было много. Да почти все. Когда Штука вылезла на Английскую набережную, все в городе стали нервными. Большая часть сбежала в первые два дня, когда военные еще пытались как-то разобраться со Штукой. Тогда погибло много солдат, а еще больше сломалось всяких дронов, причем их операторы падали от сердечных приступов, даже если сидели где-то совсем далеко.

А потом, когда в Питер стало «ни попасть, ни выйти», все уже знали – Штука убивает, только если что-то делают против ее замыслов. Вот только чего она хочет – понимали с трудом.

Ну, например, она не любила, когда в нее стреляют. Но этого никто не любит. Еще – когда кто-то приезжает из других городов или пытается уехать. Это выяснили опытным путем – поначалу-то все сбегали, и ничего, а потом оказалось, что трое из четверых помирают при попытке выйти из города. А при попытке войти – почти все, то есть шансов мало.

– Корейцам его подарить надо! – «придумал» Вовка.

Это, конечно, была глупость несусветная. То есть понятно, что все началось с того, что северные корейцы взорвали в океане бомбу. Опустили поглубже, чтобы никого не задело, и взорвали, а потом сказали, что так и было. А кто не верит, тому они еще одну бомбу взорвут прямо у американского берега – и скажут, что так и было.

И точно так же понятно, что корейцы – нервные. Но Сэма к ним не доставишь, к тому же…

– Они же кошек едят! – вспомнил Мишка.

– Собак, – поправил его Вовка, но неуверенно. – Собак они едят, вроде бы.

Но стало понятно, что отдавать северным корейцам котенка нельзя. И южным-то нежелательно, а северным точно нельзя. Некоторое время думали. Взрослые от Вечного огня разошлись, и мальчишки неторопливо двинулись к пламени.

А потом Мишка что-то неразборчиво пробубнил.

– Чего? – удивился Вовка.

– Да так, – отмахнулся друг, – не важно.

– Важно! Важно! – непонятно почему возбудился Вовка. Ему вдруг показалось, что то, что хотел сказать питерский хранитель Готэма – настоящее.

– Надо подарить его Штуке, – сказал Мишка и отвернулся.

– Да я… Да тебя… Да тебя самого надо подарить Штуке! – заорал Вовка.

Штуку они не видели, но рассказов о ней хватало. Громадный, размером с футбольное поле, студень с щупальцами и клювом, Штука нынче поселилась в Зимнем, он же Эрмитаж, и время от времени выбиралась на набережную, окунуть в воду тентакли. Такие же Штуки были еще в Кейптауне, Мельбурне и Сан-Франциско, причем везде их звали Ктулху, и только в Питере как-то не прижилось.

В общем, Штука в каком-то смысле теперь владела Петербургом. Еще и сидела в главном дворце. Она была как суперзлодей, а вот супергероя на нее не нашлось. Какое-то время оставшиеся петербуржцы опасались, что на город скинут ядерную бомбу, чтобы убить Штуку, но как-то обошлось.

– Да ты сам подумай, – зачастил вдруг Мишка. – Она там одна, страшная, жуткая, скоро Новый год, а подарков ей никто не подарит! А тут мы. С котенком.

– Съест нас, и дело с концом.

– Никого еще не съела, а нас съест! – усмехнулся Мишка. – Может, ей только котенка и не хватало!

– Да она, небось, сколько угодно таких котят набрать может!

– Так она не знает, что ей котенок нужен! Когда мне мама графический планшет подарила, я же понятия не имел, что он мне нужен! А потом из рук не выпускал!

Вовка тоже такое знал: когда ему отец подарил гироскутер, он поначалу не хотел на него вставать. А потом только на нем и ездил! Пока электричество не вырубили, оставив всего двенадцать вольт под радио.

Вечный огонь был теплым и ярким. Подошли две молодые женщины, тихо переговариваясь про талоны на еду. Мишке с Вовкой это было не интересно, им все приносили на дом – у одного мать лежала в кровати, у второго бабка роняла все из рук. Но в любом случае продолжать беседу у огня смысла не было, и они медленно потопали в сторону Мойки.

– Ну ладно, предположим, мы подарим Штуке котенка, и он ей понравится. Чем она его кормить будет? – спросил наконец Вовка.

– Рыбой, – ответил уже продумавший все Мишка.

Откуда Штука брала рыбу, никто не знал, но воняло от Эрмитажа так, что никто не сомневался – рыба у Штуки есть. Ходила легенда, что Штука подманивала рыбу через водопровод. Но Мишкина мама сказала, что через очистные сооружения рыба сможет пройти только в виде мелкого фарша.

– Хорошо, – согласился Вовка.

Мишка даже рот открыл от удивления. Он, если честно, был уверен, что друг откажется. Ну еще бы – отдавать котенка Штуке, которая не только не северный кореец, но даже и не человек, идея совершенно дикая. Но теперь отступать было некуда.

– Как пойдем? – спросил он.

Хотя выбора особого не было: со всех сторон подходы к Эрмитажу заблокировали, оставалась только арка Главного штаба. Да и там все время стоял караул.

Пока шли, почти не разговаривали. Сэм пригрелся и тихо мурчал. Еще был вопрос с Мишкиной мамой и Вовкиной бабушкой. До семи мальчишкам гулять позволялось, до восьми – поворчат-поворчат да и уляжется, а вот позже… Позже было нельзя.

Причем Вовка не раз размышлял о том, что до «всего этого» бабушка его одного и во двор-то выпускала неохотно, а сейчас он и в школу ходит за три квартала, и по городу гуляет, а она только вздыхает, но не требует, чтобы он сразу шел домой. Иногда ему казалось, что общая, большая опасность сделала ее не такой чуткой по отношению к его мелким опасностям.

Конечно, в городе было неспокойно. Но очень по-разному: на окраинах орудовали настоящие банды, там военные держали осаду вокруг ТЭЦ и очистных. Но чем ближе к центру, тем сильнее была власть военных, и здесь, в сердце города, можно было ходить без опаски.

У офицеров был негласный приказ – в случае, если преступление очевидно, не арестовывать преступников, а расстреливать на месте. Раз пять или шесть за последние полтора месяца Вовка слышал выстрелы.

Еще ходили слухи, что Штука словно бы контролирует количество военных рядом с собой. То есть если вдруг их станет слишком много, то часть умрет. Во всяком случае, ничем иным внятно объяснить то, что Эрмитаж был не в плотном кольце крейсеров, танков и пушек, никто не мог.

Тем временем неожиданно потеплело, и снег стал не мелким и колючим, а влажным и пушистым, да еще начало мести так, что в нескольких шагах впереди ничего не было видно.

Однажды из круговерти на них вышел военный патруль – судя по бушлатам, моряки, но Вовка с Мишкой успели прижаться к стене, и их не заметили.

Свернули с Мойки на Невский, а вскоре добрались и до арки Главного штаба. Громадные литые ворота поначалу показались закрытыми, но на самом деле в них была щель, протиснуться в которую удалось без труда – только мявкнул возмущенно котенок, про которого на мгновение забыл Вовка.

– Солдат нет, – тихо сказал Мишка.

– Вон стоят, – тут же заметил Вовка.

И действительно – у стены стояли двое и переговаривались. Прижавшись к противоположной стене, мальчишки тихо и осторожно добрались до выхода из арки на Дворцовую площадь.

– А ведь их под трибунал отдадут, – прошептал Вовка.

– Да никто не узнает, – ответил Мишка.

Дальше идти было по-настоящему страшно. Сквозь мрак снеговерти едва проступали очертания Александрийского столпа, а сам Зимний не был даже виден.

– Может, здесь оставим? – тихо спросил Мишка.

В этот момент стало ясно, что затея была нестоящей. Какой смысл спасать котенка от крыс, чтобы оставить его замерзать на Дворцовой?

Он уже был готов предложить отступление – вместе с котенком, конечно же, – когда сзади раздалось неуверенное:

– Эй! Кто здесь?

Это были солдаты. Не видящие ничего сквозь метель, но вооруженные. И Мишка рванул, но не вглубь арки, и не вдоль Штаба, а напрямую к Зимнему.

Вовке ничего не оставалось, только бежать за ним. Как говорится – сам погибай, а товарища не бросай! Тем более что без него Вовка бы и сам оказался в одиночестве.

С Александровой колонной они разминулись. Вовка бы никогда не поверил, что такое возможно, но они как-то пробежали мимо, не заметив ее, и пока он еще пыхтел, ожидая вот-вот увидеть ее на пути, вдруг едва не расшибся о ворота Эрмитажа.

– Иди сюда! – Вовка не сразу понял, откуда его зовут, а потом осознал. Мишка уже там, внутри, зашел в ворота, где в любой момент может вытянуть к нему щупальце и схватить та самая Штука!

Он помотал головой. Им с котенком было хорошо и снаружи, хотя здесь мело.

– Я туда не пойду, – сказал он уверенно.

И в этот момент неведомой силой его повлекло вперед. Ноги пошли сами, а за пазухой беспокойно заворочался, царапаясь, котенок.

Внутри было тепло и сыро. Повсюду на стенах висели «сопли» слизи, под ногами хлюпало и почему-то хрустело. Вовка попытался сопротивляться, но ноги не слушались, а вели его вглубь.

– Извини, – сказал виноватым тоном Мишка где-то впереди.

И от этого «извини» на сердце у Вовки стало тепло. Потому что друг не орал, не плакал, не жалел себя, а в первую очередь чувствовал вину перед ним.

– Да ладно, – благородно ответил Вовка. – Все по плану, считай. Котенка подарим – и сразу домой.

Но он не верил в это. Наконец впереди замерцал гнилушечный свет, а потом они вышли из коридора – и оказались в громадном зале. Здесь было светло, свет исходил прямо от стен. А стены были похожи на свежее рыбье мясо – белесые, влажные и вроде как живые.

Ноги дальше не шли, а значит, хозяин был где-то здесь. Ну или спрятался. Может, Штука считала, что они ей какую-нибудь бомбу принесли?

– Ну, это, в общем… – неуверенно начал Вовка.

Мишка тем временем потер глаза – зрение у него садилось, и Вовка все ждал, когда Мишка наконец пойдет и купит себе очки или контактные линзы, но друг уверял, что видит он хорошо, просто глаза устают – и решительно вышел в центр зала.

– Мы поздравляем тебя с наступающим Новым годом! – сказал он громко и четко. – И от лица всего Санкт-Петербурга хотим вручить тебе подарок!

Тон Вовка узнал: так на линейках выступала директриса в школе. И еще так иногда говорил диктор на радио, когда сообщал особенно радостные известия. После этого обычно – и в школе, и в жизни – становилось намного хуже. Поэтому Вовка на месте Штуки не сильно бы им доверял.

Но тем не менее он полез за пазуху и вытащил оттуда, отрывая коготки от своей рубашки – эх, попадет потом от бабушки! – Сэма. Котенок верещал не переставая.

Стены начали светиться ярче, а затем у одной из них образовался клубок щупалец, и Вовка неожиданно понял: рыбье мясо – это и есть Штука. Расползлась по стенам и отдыхает. Или размышляет. А может, это ее парадная форма для приема гостей.

Клубок тем временем перелез на пол, но к мальчишкам не двинулся, а начал расти вверх, и через несколько мгновений Вовка вдруг понял, что это такая елка: только не из веток и ствола, а из щупалец.

Котенок затих, а Мишка вдруг сказал:

– Да, и еще игрушки.

И тут же на ветках-щупальцах, неожиданно позеленевших, образовались разные фигурки. Черные и синие непрозрачные шарики, морские звезды, морские коньки, раскрытые раковины с жемчужинами. А пара веток-щупалец, направленных к Вовке, потихоньку поднялись вверх.

Намеков Вовка не понимал принципиально. Бабушка ему однажды сказала, что мужчины их не понимают. И теперь, если он не хотел, то мог очень долго не понимать, даже когда это уже и не намек был.

Но здесь не прокатило: ноги шагнули вперед сами. Вовка сделал вид, что сообразил, чего от него хотят, и дальше прошел сам, в конце положив Сэма прямо под щупальцевую елку.

При этом он пожелал котенку, чтобы тот был, как его знаменитый тезка, по-настоящему непотопляемым. Потому что имя зверенышу дал Вовка, и дал он его не просто так, а в честь другого кота, про которого читал в книжке.

Котенок, к удивлению Вовки, спокойно уселся и принялся вылизывать лапы. Одно из елочных щупалец осторожно его погладило – против шерсти, – на что Сэм зашипел, а другое сразу после этого погладило по шерсти, что Сэм благосклонно проигнорировал.

А потом от стены отделился еще один клубок, упал на пол, и из него сформировался гигантский, выше двух метров, человек. Ну то есть, Вовка вначале подумал, что человек. Потому что вместо ног у него было штук пятнадцать щупалец, да и сам он состоял из них, но потом они как-то слегка пригладились, что ли, и окрасились в разные цвета – и вот это был уже не клубок щупалец, а нечто похожее на Деда Мороза.

Длинный синий халат, синий же колпак, бородатое розовощекое лицо с закрытыми глазами – Вовке очень не хотелось, чтобы глаза открылись. Серая борода из тонких, но все же щупалец. Горбатый зловещий нос. Черные перчатки, больше похожие на боксерские.

Посох. И – за спиной – словно пришитый к халату мешок. Это ужасное подобие Деда Мороза сделало несколько шагов к Мишке, а потом дотронулось до него посохом. И в этот момент Вовка с ужасом понял, что у его друга прямо под руками с обоих боков появилось по длинному щупальцу.

– Нет, нет, не надо! – заорал он, когда «Дед Мороз» направился к нему. – Нет!

Но его никто не слушал. Ни улыбающийся какой-то дурацкой улыбкой Мишка, ни этот чудовищный зомби-дед, ни Сэм, который – Вовка заметил это только сейчас – обзавёлся даже не двумя, а целыми четырьмя щупальцами, выросшими у него вокруг хвоста и вместе с задними лапами образующими шесть лучей странной звезды.

Он не смог уклониться или убежать. Он так и стоял, когда посох – а на самом деле, конечно же, очередное щупальце – коснулся его.

И ничего не случилось. Вовка не превратился в чудовище. В нем не проснулись жажда разрушения или желание немедленно все бросить и бежать в укромный уголок откладывать икру. Он был все тем же Вовкой. Вот только кроме рук, ног, головы и всего прочего, что было раньше, он чувствовал еще два щупальца. И они были самой настоящей, полноценной частью его. Словно у него всегда были щупальца.

На мгновение он даже усомнился: а может, и впрямь были?

А потом понял – не было. Всё, в этот момент он перестал быть Вовкой, перестал быть Спайдерменом. Да, делать нечего, он точно теперь на стороне зла…

– Идем? – спокойно – будто ничего не случилось! – сказал ему Мишка. – Ну, Паучище, двигаем?

И Вовка поплелся за другом. А тот шел уверенно, и сквозь темные коридоры, и по влажным мягким лестницам, а потом они вышли на Дворцовую – и там падал снег, но вьюги уже не было.

Мишка побежал первым, Вовка, промедлив несколько мгновений, за ним, и Мишка оторвался, а потом оказалось, что он уже стоит в арке Главного штаба и говорит о чем-то с солдатом, а солдат явно недоволен, но не снимает оружие, а говорит с Мишкой как с человеком. Хотя если бы Вовка был солдатом и увидел ребенка с щупальцами, то точно бы вначале выстрелил, и только потом бы начал ругаться.

– …Трибунал? – услышал окончание Мишкиной фразы Вовка.

– Черт с вами, идите уже!

И вот они уже на свободе, на Невском, и позади Эрмитаж и недовольный солдат в арке.

– Что это было? – толкнул Мишку Вовка.

– Где? – удивился тот. – А ты что, не разговаривал со Штукой?

И тут же выяснилась потрясающая вещь. Оказывается, сразу после своих слов про подарок и Новый год Мишка почувствовал – не услышал, а именно почувствовал, – как к нему обращается Штука. Как интересуется происходящим. Старается понять.

Мишка вначале пытался объяснить – словами, но сразу наткнулся на стену. Слов Штука не понимала. И тогда Мишка нарисовал у себя в голове комиксы. Комиксы – вещь великая. Через комиксы можно быстро и просто показать что угодно. И вот Мишка показал Штуке, что такое Новый год. Что это праздник. Что это елка, Дед Мороз и – конечно! – подарки. Важные и нужные, которые ты сам считаешь совершенно необходимыми тому, кому даришь.

То есть Мишка считал, что Штуке необходим котенок, и при этом явно показал, что котенок им очень дорог, но они его отдают. И Штука поняла. Поняла, и ей понравилось! И она захотела тоже сделать подарок. И подарить что-то свое, что для нее очень важно, но чего у них нет и что, по ее мнению, им совершенно необходимо.

– А-а-а-а-а! – заорал Вовка. – Да у нее просто, кроме щупалец, и нет ничего! Что она нам еще могла подарить? Немножко слизи?

Они шли, почти бежали в сторону дома.

– Это ведь невидимые щупальца, – пожал плечами Мишка. – Ты разве не понял? Их никто, кроме нас, не видит. Они как силовое поле, только это, как его… кон-фи-гу-ри-ру-е-мо-е.

Вовку это не убедило. Может быть, все дело было в том, что он со Штукой не общался, но теперь он чувствовал себя на стороне плохих. Всегда ведь есть сторона плохих и сторона хороших. И те, которые с щупальцами – они явно не на правильной стороне.

С Мишкой они не то чтобы поссорились, но расстались довольно холодно.

Домой Вовка зашел тихо, надеясь, что бабушка спит. Однако она не спала, но, как оказалось, это было и не страшно: на часах стрелки показывали без пяти восемь. Успел!

Весь вечер при свете самодельной лампы, воткнутой в розетку от радио, Вовка мастерил из картона и ПВА робота по схеме из старого журнала. И вскоре он заметил, что дело идет быстро.

Слишком быстро.

Потому что, кроме рук, в процессе участвовали еще и щупальца – и вот они трудились точно и четко, пригождались и присоски, и мягкая сторона, и жесткая, а еще их можно было расширить и сузить в нужном месте…

Робота Вовка доделал, но для себя решил, что больше он своими невидимыми для окружающих щупальцами пользоваться не будет.

А когда он выключил лампу, чтобы лечь в постель, окно с треском влетело внутрь и вместе с морозным воздухом ворвались люди в масках.

Вовка как-то сразу сообразил, что это военный спецназ, те самые люди, которые проводят разные спецоперации на окраинах и про которых Мишка даже рисовал как-то раз комикс.

Сопротивляться было бесполезно, и Вовка просто кинулся на пол, лицом вниз. Откуда-то сверху раздался грохот – видимо, из Мишкиной квартиры, а потом кто-то там заорал. Вовке надели наручники, мешок на голову, а потом, накинув ему на плечи куртку, вывели и посадили в машину.

Но тронуться она так и не успела, оказавшись опрокинутой набок – вместе с Вовкой, который наверняка ударился бы головой о крышу, если бы не щупальца.

– Ну, ты долго там? – как-то даже буднично спросил Мишка, и Вовка щупальцами снял с головы мешок.

Спецназовцы лежали вповалку вокруг автомобиля. Мишка был полностью одет, а в левой руке у него была граната, насколько мог судить Вовка, без чеки.

– Они мертвы? – спросил тихо Вовка.

– Да нет вроде бы, – неуверенно ответил Мишка. – Ну что, бежим? Или ты останешься?

И, подойдя чуть ближе, вытащил друга из машины вытянувшимися на пару метров щупальцами и порвал ими наручники. А потом, продолжая держать гранату в руке, оттолкнулся щупальцами от мостовой и взлетел метров на пять, где ухватился одним щупальцем за ветвь вяза, а другим – за крепление фонаря на стене и буквально взмыл на крышу трехэтажного здания.

Вовка такого трюка повторить не мог никак, и Мишка вытянул к нему щупальца и, обхватив вокруг груди, поднял к себе.

Потом они бежали и бежали по крышам, и Вовка несколько раз чуть не упал, а один раз даже упал, но Мишка страховал его, перекидывая с крыши на крышу и подхватывая. Перепрыгивая с очередного дома на соседний, Мишка выкинул наконец гранату – и она оглушительно взорвалась над каналом Грибоедова.

– Чем ты весь вечер занимался? – спросил наконец Мишка, когда решил, что здесь их уже не найдут – они сидели на чердаке какого-то дома на Мойке, куда влезли через слуховое окно.

– Робота клеил.

– У тебя щупальца появились, а ты клеил робота?

Выяснилось, что Мишка времени зря не терял. Он несколько часов исследовал возможности новых конечностей. Он прыгал на них, гнул с их помощью фомку, рвал гвозди и открывал замки в ящиках стола.

С помощью щупальцев можно было заглянуть за угол, через них можно было дышать, находясь под водой и высунув кончик наружу, щупальце можно было воткнуть куда-нибудь как нож, а потом взорвать это что-то, заставив его увеличиться.

– Как ты со спецназом разобрался?

– У них приказ строгий – живыми брать, – отмахнулся Мишка. – А я щупальцем гранату сорвал и чеку выдернул, как в фильме. И всё, им уже не дернуться, только раскидывай их, как котят. Кстати, с помощью щупалец можно слушать город. Только я пока не привык отделять одни звуки от других, голова сразу болит.

Вовка высунул щупальце в окно и прислушался. И почти сразу выловил тревожное «Нет, нет, ну пожалуйста! – Заткнись, тихо, заткнись…».

– Там грабят…

Мишка понял с полуслова. И в следующее мгновение они вылезли и перебрались в соседний двор. Мишка сразу спрыгнул вниз метров на десять, Вовка последовал за ним с опаской, но щупальца спружинили как надо, и через мгновение они стояли рядом с парнем, который угрожал ножом пожилой женщине.

– Вам не кажется, что вы здесь неуместны? – спросил Мишка.

– Иди давай отсюда, – вступил Вовка.

– Чего? Вы здесь откуда? – парень был неприятный, прыщавый и с бегающими глазами.

А через мгновение он выл от боли, лежа на снегу. Женщина сбежала, как только преступник отвлекся на Мишку и Вовку.

– В комиксах руки злодеев можно связать узлом, а в жизни они ломаются, – грустно сказал Мишка, когда они забрались обратно на крышу.

Они ничего не говорили друг другу, но и так было понятно, что сейчас произошло. Они только что стали настоящими супергероями. Они защитили простого человека от преступника.

– А штаб-квартиру сделаем в шпиле Адмиралтейства, – сказал Мишка. – Там территория Штуки, там нас не тронут.

– Надо будет очистить Петербург от банд, – вроде бы невпопад, но на самом деле очень в тему продолжил Вовка.

Они знали: теперь все будет хорошо. Да, надо будет как-то решить вопрос с бабушкой и мамой, где-то находить еду и одежду, может быть, даже как-то продолжить учебу – под другими именами и в другом районе…

Но все это уже было описано в комиксах раньше. Там, конечно, попадались неточности, но главные ошибки супергероев были наперечет, и ребята не собирались их совершать.

* * *

А в это время неподалеку от памятника Пржевальскому маленький черный котенок поднял мордочку от окровавленного крысиного трупа и прислушался. Услышанное ему не понравилось, и он поднялся над красным снегом на четырех щупальцах и хищно оскалился: этой ночью умрет еще немало крыс.

Петербург ждал Новый год через два дня, но он уже случился. Главные подарки розданы, дальше можно не праздновать.