Текст книги "Я хочу домой"

Автор книги: Эльчин Сафарли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

13

Ветер на Абшероне – полноценный житель, член семьи, жизненно важная часть единого организма, трепетное прикосновение, без которого мир утрачивает звучание. Он во мне с первого вздоха, сделанного в доме повитухи Гюльбаджи.

Дедушка говорил, что ветер живет во всех абшеронцах. «Поэтому нас бросает из стороны в сторону, как форточки, распахнутые хазри. Мы строим кюлефиренги, чтобы якобы лучше видеть море. На самом деле стремимся к ветру. Чтобы никакие стены не отгораживали нас от его власти». C приходом весны дед красил беседку в белый цвет и обвешивал ее сеткой от москитов – готовились к лету.

Здешний ветер – фон для происходящего. Невидимая рамка, в которой сменяются люди, выражения лиц, времена года. Он наполняет людей покоем и сумасшествием, грешными мыслями и заблуждениями о собственной идеальности.

Ветер разрушает иллюзии. Одна из них – что в окружающем мире можно чувствовать себя уютно. Ветер не со зла. Направляет нас в себя. «Очнитесь, все в вас. И уют, и страх, и счастье, и отчаянье. Хватит воздвигать замки, прятаться за заборами, обезболивать себя бумажками-деньгами. Живите так, чтобы все не зря. Чтобы каждый из вас не зря».

Аксакалы поселка называли ветер «дыханием Творца». У его направлений разный характер. Северный беспокоит тех, кто не принял себя; южный смягчает боль, прикасаясь теплой материнской рукой к холодному лбу; восточный стучится к тем, кто не раскрыл в себе счастье, в бездействии надеясь, что когда-нибудь оно услышит их имена; западный ветер учит тишине, в которой скрыты все драгоценности мира.

* * *

Наконец-то весна. Море стало изумрудным, облака разделились на забавные белоснежные подушечки. Пахнет лопающимися почками фруктовых деревьев и мытыми окнами.

В десятых числах марта в абшеронских домах моют окна. Мылом и газетой. Женщины, проводив на работу мужчин, повязывают головы косынками, принимаются за уборку. Детвора помогает: приносит воду в ведрах, сухие газеты из погреба и стаканчики чая. Женщины поют баяты[36]36
   Баяты – лирический жанр устного народного творчества.


[Закрыть], плачут за воспоминаниями прошлого и, конечно, обсуждают рецепты сластей к предстоящему празднику весны – Новрузу.

Мне восемь. Мы с мамой лежим на кровати. Она, обняв меня, заснула – устала после уборки. На тумбочке недопитый мятный чай. Мамины руки пахнут мылом, цинковой печатью, колодезной водой. Темно-каштановая волна волос выползла из-под косынки. Возле кровати распахнуто окно. Теплый гилавар поднимает тонкий занавес, бережно нас накрывая. Погода солнечная, но в ветре еще слышна зимняя прохлада – после Новруза уйдет восвояси.

Я закрываю глаза под мамино дыхание и музыку южного ветра. Снаружи слышен смех дворовых мальчишек, собирающих дрова для праздничной ночи, – по традиции будут жечь костры и перепрыгивать через них, оставляя в огне горечь уходящего года.

На Новруз Пярзад с Соной приготовят плов с поджаркой из баранины, лука, каштанов, кураги и сушеной сливы. В центре стола будет хонча[37]37
   Хонча – атрибут праздника Новруз, украшенный поднос с угощениями.


[Закрыть] с семени[38]38
   Семени – атрибут праздника Новруз в виде проросшей пшеницы, олицетворяющей зарождение жизни.


[Закрыть] и горящими свечами, наполненная выпечкой, сухофруктами, крашеными яйцами, сластями.

Все соберутся за одним столом, дети в игре проверят на прочность те самые, сваренные в крутую крашенные яйца, а взрослые, навестив утром на кладбище близких, будут поздравлять друг друга, желая, чтобы грядущие дни принесли здоровье телу и покой душе.

* * *

В день моего рождения бушевал ветер. Он напоминал то хазри, обдувая лица прохожих легким морозом, то гилавар, разгоняя густые облака и согревая сонным солнцем черепичные крыши.

Мама была за городом, когда начались схватки, отошли воды. Доехать до больницы не успели, поэтому Сона, подхватив дочь под руки, побежала к повитухе.

«Ее деревянный домик так раскачивало ветром, что я не поняла, как ты родился. Гюльбаджи, шлепнув тебя по попе, сказала: “Это ребенок-ветер, он будет всегда искать. Не окажется у него места надолго – немного тут, немного там. Одни увидят в нем холод и суровость хазри, другие – тепло и нежность гилавара. Не смей останавливать его. Не все, кто ищет, потеряны”».

Мама рассказывала мне эту историю, смеясь и называя слова повитухи сказкой. А я молчал, не осмеливаясь открыть тайну о том, что слышу в себе ветер – он наполняет меня историями, заставляет идти за неизведанным, но очень важным.

О голосе ветра я поведал Ниязу. Он слушал меня и, щуря один глаз от солнца, улыбался. «Малыш, тебе обязательно скажут, что песню ветра ты придумал, что ее не существует. Все плохое начнется, если ты заставишь себя поверить в чужие слова. Найдутся и те, кто возненавидит тебя за умение слышать. Не бросайся камнями в ответ. Промолчи. Они злятся на тебя за то, что хотят быть на тебя похожими, но не могут.

Знаешь, кого ты мне напоминаешь? На древней улице Стамбула есть необычная лестница по имени Камондо, построенная в форме двух восьмерок. Ее волшебство в том, что на ней можно упасть, но скатиться до конца – нет. А еще, как бы ни плутал в ступенях лестницы, Камондо выведет к ровной светлой улице. Парень, тебе не раз будет казаться, что ты запутался, что если упадешь, то окажешься в темной яме. Не бойся, продолжай идти. Руми писал: “Вглубь иди, но туда не ходи, куда нас гонят страх и печаль”».

* * *

– Сегодня так устал, пока сюда шел. Ноги гудят, как дедушкин трансформатор. Это проделки хазри. А ты в пути не устаешь, Нияз?

– Бывает. Иногда думаю: все, конец, сил нет, смысла идти – тоже.

– И что тогда?

– Ложусь спать. Наутро силы возвращаются. Воды в колодце прибывает.

– Еще можно купить себе автомобиль, как у Керима-киши, и быстрее добраться до нужного места.

– Малыш, невозможно рисовать одним цветом на черном и белом, как и идти по двум дорогам одновременно. Черный путь соблазняет легкостью, но в нем просто завязнуть, утонуть. Белый – открытый, непростой, но бесценный.

– Чем он ценен?

– На белом листе бумаги ты можешь нарисовать свое счастье. На черном – нет. Его в темноте не видно.

– Нияз, вчера я выбрал черный цвет. Обманул бабушку, забыл накормить Пялянга, не открыл заданную на каникулы книгу, не почистил зубы перед сном и тайком съел кусок пирога, который мама отложила брату Чингизу. Я виноват.

– Прости себя, сделай выводы и постарайся сегодня быть лучше, чем вчера. Ты можешь стать лучше, но не пытайся стать другим, малыш. И твои ошибки, и твои удачи – это ты. Такого, как ты, больше нет.

– На всем Абшероне?

– На всей земле. Относись к себе бережно, не твори зла, не жди награды и позволяй себе промахи. Без них неинтересно.

* * *

В ветреный день я, перевязав шею шарфом (как бы не продуло!), на цыпочках, чтобы не услышали бабушки, выходил со двора, спускался к морю по улице Толстого. Местами асфальт, в остальном – сплошные ямы, которые слесарь-автоколлекционер Керим-киши, проезжая на своей раритетной «Волге», обругивал на чем свет стоит. Его возмущение выплескивалось из открытых окон машины, заставляя проходящих мимо женщин охать. «Совсем голову потерял, старый шайтан! За языком не следит! Да пошлет ему Аллах благоразумия».

Я мог часами идти по Абшерону, не ощущая одиночества. Ветер обдувал меня со всех сторон: ерошил волосы, подгонял в спину пыльной волной, заигрывал с концами шарфа. Он приносил истории дальних стран, где вечно светят маяки, дружба преодолевает немыслимые препятствия, снег вкусом напоминает сахарную пудру, пухлощекие бобры строят путешествующие во времени плотины, а мороженое никогда не тает.

Меня не покидала мысль о том, что где-то там, в десятках километрах от Абшерона, в безликой многоэтажке живет другой Эльчин, у которого другая жизнь, без моря. Он ежедневно ходит в школу по одной и той же дороге, учит нудные уроки, вылавливает кусочки лука из маминого супа, старается быть прилежным и таким, как все. И мне, Эльчину, живущему у моря, было его жаль.

Однажды я спросил себя: «Что делать, чтобы оставаться настоящим?» И получил ответ: «Построить такой же мир – с ветрами, мечетями, морями, инжирными деревьями и маяками – внутри себя и использовать все его возможности, чтобы любить».

14

Не люблю слово «должен». Это некая форма насильственного действия. Но есть единственное, что каждый из нас должен себе, миру в себе, своей душе в конце концов. Встретить себя – это и есть цель того самого поиска, которому каждый из нас должен посвятить жизнь.

Почему именно «должен»? Потому что, только встретив себя, возможно понять, обрести счастье, которое перестанет быть мгновением, вспышкой и будет постоянным чувством. А счастливыми хотят стать все семь миллиардов человек на Земле.

Я живу в маленьком городе южного предгорья Большого Кавказа, где тоже обретают, теряют, расстаются, встречают, плачут и радуются – так же, как и везде, где человеческая жизнь. На этой планете бессмысленно искать место абсолютного покоя, где материальное не важно, а все люди, сидя в позе лотоса, спокойны и не излучают ничего, кроме любви.

Жизнь – это непременно контрасты, и, не будь их, мы не ценили бы добро и радость. Мы все воспринимали бы как должное.

Не назову имени города, чтобы никто его с моих строк не идеализировал, иначе, приехав, неизбежно разочаруется.

У каждого из нас свой дом. И пока мы не построим его внутри себя, глупо искать его снаружи.

Я лущу стручки кардамона, следом буду перемалывать зерна для кукурузных лепешек. В восемь утра их надо доставить в кондитерскую Махмуда, он с небольшой наценкой продает мои лепешки вместе со своей халвой. Они сразу стали востребованы, особенно у учеников медресе[39]39
   Медресе – мусульманское учебное заведение, выполняющее роль средней школы и духовной семинарии.


[Закрыть].

Обжариваю лепешки на топленом масле, непременно промокаю бумажной салфеткой, чтобы снять лишний жир, посыпаю пудрой из коричневого сахара и складываю на медный поднос (так еда дольше сохраняет вкус и полезные свойства).

По субботам мы с Махмудом печем лепешки и халву, отвозим в детский дом и все вместе завтракаем.

Шесть лет назад Махмуд потерял единственного сына. Лейкоз. Годы борьбы в больничных стенах не дали результата.

«Я видел, как сын, измученный химией, терял себя. Врачи не говорили о выздоровлении, но обещали продлить жизнь. Но жизнь ли это?! Мы с женой забрали сына и привезли домой. По утрам втроем гуляли у реки Киш, кормили птиц, любовались цветением липовых деревьев, рассматривали облака, когда по округе разливались звуки азана… Сын без лекарств и больниц прожил полтора года. Долгое время после потери мы с женой прожили в горах, вдали от людей, расспросов, соболезнований. А потом одним утром вернулись в город с единственным желанием – делиться любовью с окружающим миром. Помнишь строки Руми? “Не будь влюбленным. Будь любовью”».

Путь к счастью проходит через боль. И душевную, и физическую. Иначе не получается, такова человеческая природа: только потеряв, мы открываем в себе новое, непривычное для себя прежних. Одни воспринимают боль как наказание, препятствие, другие с ней дружат. Боль – это не только сигнал о неполадках внутри нас, но и бесценный шанс подняться на новый уровень.

В этот город я приехал хромым, обессиленным, опустошенным. За спиной были расставание, банкротство, болезнь. Тогда я называл протекающую полосу жизни черной. На самом деле она была взлетной. На то, чтобы это осознать, понадобилось время, полное отчаяния, обид и страха начать все сначала.

Часто желание начать жизнь заново мы связываем с переездом в другую страну. Да, новое место помогает лучше слышать себя, но намного важнее, что ты услышишь, твое содержание. С него и надо начинать, а для этого необязательно, паковать чемоданы и переезжать в Тибет.

Встретить себя и стать счастливым в своем городе, а потом (так сказать, для закрепления материала) переехать в маленький городок в южном предгорье и печь кукурузные лепешки – один из вариантов. Но каждая история, каждый случай индивидуален, и то, что помогло Ксении или Эльчину, может не помочь Софико. Главное, отбросить страхи и сделать шаг навстречу своему пониманию счастья.

15

Все начинается в нас. Внешнее отражается от внутреннего, а не наоборот. Мы часто сетуем на беспощадное время, подлое правительство, магнитные бури, период Великой Невежественности и даже на глобальное потепление – ищем причину хандры в окружающем мире. Нам так легче: сбросил ответственность на полнолуние и пошел заедать страхи эклерами. Но мы сами создаем как свое счастье, так и несчастье.

Счастье приходит тогда, когда берешь на себя ответственность за свою жизнь и не ждешь влюбленного спасателя, солнечной погоды или завершения полосы темного цвета. Навсегда запомнил слова Махатмы Ганди: «Стань тем изменением, которое хочешь увидеть в мире».

У нас тут льет летний дождь. Пухлые капли живописно замирают на листьях оливкового дерева, под которым я читаю о жизни Руми. Еще раз убеждаюсь в том, что в мироустройстве ничего не меняется. То, что тревожило людей восемьсот лет назад, беспокоит и сейчас – любовь, одиночество, страхи, поиск счастья, конец света.

Людям свойственно думать, что все вокруг становится хуже и хуже. Ученые выяснили, что так нас заставляет думать эффект негативности, природой заложенный в подсознание человека. Мы воспринимаем негативное и тревожное как более важное. Самое забавное то, что такие мысли не имеют ничего общего с реальной картиной.

Были и будут те, кто напишет, скажет, что миру конец, что люди превратятся в прозрачные субстанции, а землю накроет громадной волной. Это частичка хаоса, который был и будет. Повлиять на него нельзя. Возможно отбросить дурные мысли и познакомиться с собой, чтобы стать лучше.

Бессмысленно ждать наступления «идеального времени», его не существует. Пришел срок полюбить мир в себе и оберегать его, принять свою уникальность, простить неидеальность (а безупречность невозможна!) и двинуться навстречу своей жизни. Такой, какой мы сами ее видим, а не наши родители или соседи.

Я открываю следующую страницу книги Руми, и первые же строки – как ответ на важный вопрос: «Не надо искать любовь, она повсюду. Надо искать завесы в себе, которые ты сам повесил, чтобы ее не видеть».

Сидеть под деревом в летний моросящий дождь с томиком Руми – чем не медитация? В мире десятки методов бесед со Вселенной: одни совершают намаз, другие читают мантры в ашраме, а кто-то напевает колыбельную засыпающему ребенку и таким образом приближается к Высшему.

Когда ты любишь и совершаешь что-то с любовью, ты намного ближе к небу, чем думаешь.

Перебираем кизил с Сураей, супругой кондитера Махмуда. Ее руки с возрастом утратили подвижность, поэтому часто помогаю ей на кухне. Нарвали в саду целое ведро кизила, теперь нужно его очистить от листьев и мусора, а потом вымыть в холодной воде. Из сочно-красных плодов Сурая сварит кизиловое варенье (самое оно при гриппе) для детишек из местного приюта и терпкий соус для нас. Мы с Махмудом поливаем им запеканки и домашнюю лапшу – вкус потрясающий.

«Боль либо возвышает человека, либо ожесточает. Опять-таки вопрос выбора, сынок. Я встречала немало людей, которые после перенесенной потери стали светлее, сострадательнее. Видела и тех, кого боль уничтожила. Одно знаю точно: трудности надо принимать мужественно. Когда мы потеряли сына, я думала, что утратила чувство любви ко всему. Но я не подавляла в себе отчаяние, позволила себе переболеть. И прошло».

Вдоль нашего маленького города течет река Гурджана. Быстротечная, переменчивая. То шумная, то тихая. Гурджана никогда не бывает такой, какой была минуту назад. По дороге домой останавливаюсь у ее берега и бросаю камешки в воду. Интересно, получится ли у меня хоть на пару секунд замедлить поток? Пробую несколько раз, тщетно. Так и в жизни: бесполезно пытаться повлиять на ее ход, но зато мы можем изменить себя в ней.

16

Суфии говорят: «Ты можешь быть один, но одинок – никогда». Мы можем встречать и провожать, принимать и отдавать, но у каждого из нас есть тот, с кем мы навсегда, – мы сами.

В юности я быстро привязывался к людям. Когда они уходили, переживал, а Сона, обнимая меня, поясняла: «Море, пока тебе не станет интересно с собой, ты не встретишь того, кто разделит с тобой себя».

Бабушка называла детей морем. «Вы – море, любви. Но с годами оно либо сужается до маленькой речки, либо раскрывается до океанов. Все в жизни вопрос выбора».

Я летел в этот город у южного предгорья без себя. Не слышал в себе ничего, кроме сомнений, агрессии, страхов. Боялся оставаться с собой наедине – мой внутренний потенциал сузился до размера не то что реки – мутного канала.

Помню переполненный аэропорт. До рейса два часа. Душно, шумно. Вдруг в зал ожидания ворвался черноголовый стриж, громко чирикая, сделал два круга над пассажирами и улетел дальше. Все на мгновение отключились от земных мыслей, наблюдая за вихрем птицы, свободной, открытой ветрам перемен и не опасающейся быть не такой, как все.

В этом стриже увидел знак: не бойся неизведанного, непривычного, сделай шаг навстречу изменениям. Они ждут тебя. Руми писал: «То, что ты ищешь, тоже ищет тебя».

Сегодня пять лет, как я живу здесь. Живу. Мы часто употребляем это слово, не вникая в его суть. «У меня столько забот и проблем, что некогда задумываться о жизни» – частая отговорка.

У каждого свое отношение к жизни, да и невозможно изменить человека, пока он сам не решится на изменения. Но приходит день, когда мы сталкиваемся со сложностью, потерей, и только тогда начинаем жалеть, что все это время… не любили себя.

Проявление любви к себе – это не покупка дорогой одежды, французской косметики или нового автомобиля. Любовь к себе начинается со стремления к тому, чтобы в твоем внутреннем доме царил мир. Когда там покой, ты не просто проживаешь дни, а живешь в каждом из них.

Очищаю абрикосы от косточек, желтый сок течет по рукам. В детстве, делая это в помощь бабушке, я называл полоски льющегося фруктового сока реками солнца. «Бабуль, смотри, солнце течет по рукам! Оказывается, оно абрикосовое на вкус!» Сона улыбалась, посыпая абрикосовое пюре молотой корицей. Из него мы готовили пастилу.

Каждое лето на веревке в саду бабушкиного дома сушились разноцветные фруктовые «коврики» – пастила из яблок, груш, слив, кизила, абрикосов. Мы ее ели вместо конфет вплоть до весны.

Бабушка превращала фрукты в пюре специальной ступкой из орехового дерева. Незадолго до смерти она мне ее подарила. Теперь пастилу я готовлю сам и сдаю в кондитерскую Махмуда.

Ко мне пришел Нури, он живет в соседнем доме, воспитывает пятилетнего внука, пока сын и невестка работают в шумном мегаполисе. У Эмилио легкая форма астмы, поэтому родители часто привозят его к деду.

Нури – переводчик. Благодаря ему на немецком зазвучали Руми, Физули, Насими.

Пока у Эмилио дневной сон, Нури забегает ко мне на чай, рассказывает что-нибудь интересное. Например, о том, как жизнь с внуком открыла в нем новое.

Я разливаю чай в армуду[40]40
   Армуду – грушевидный стаканчик для чая.


[Закрыть] и угощаю соседа абрикосовым вареньем, сваренным накануне. У Нури седая борода и крупные аккуратные руки. Он до сих пор пишет чернильным пером, готовит кашу из сушеных слив и говорит, что каждый из нас ищет свое отражение.

«Нам кажется, что мы живем насыщенной и полной жизнью до тех пор, пока не встречаем того, в ком, словно отражение, видим то, что до этого не замечали в себе. Это может быть возлюбленный, учитель, друг, ребенок – не важно. Важно то, что раскрывает в тебе этот человек.

В первый раз взяв Эмилио на руки, я нырнул глубоко в океан. Бескрайний, наполненный предрассветной свежестью. Мне было шестьдесят два года, и казалось – испытано, прочувствовано все. Своим светом Эмилио будто обнулил то, что было. Все воспоминания, выводы прошлого. И этому бесполезно было сопротивляться.

Такая встреча случается лишь раз в жизни. У меня она произошла в шестьдесят два – теперь живу другой жизнью. Более чистых оттенков. Я встречал красивых женщин, преданных друзей, великих учителей. Но к океану света пришел благодаря внуку».

Багровый закат пробивается сквозь ветки гранатового дерева. Алые лепестки его соцветий осыпаются под вальсом ласкового гилавара.

Нури сидит на скамейке рядом со мной. Сегодня вечером округа наполнена чарующим молчанием. Слышны лишь редкие вздохи ветра и воркование горлиц.

Тишина – лучшее из всего, что мы слышим.

Эмилио проснулся, накормлен и играет неподалеку с белым щенком Беязом. «Недавно переводил Бориса Леонидовича, и у него были очень важные слова: “Не волнуйся, не плачь, не труди сил, иссякши, и сердца не мучай. Ты жива, ты во мне, ты в груди, как опора, как друг и как случай”.

Почему-то многие адресуют эти слова женщине. По-моему, речь в них о вере, жизнь которой человек продлевает каждым своим вздохом».