Текст книги "Раковина Девы"

Автор книги: Эльчин Гасанов

14. Солли.

Солли была супругой Акифа, старого алкоголика, он был старше ее на 11 лет.

Акиф был гитарист, раньше играл в знаменитом ансамбле "Гая", потом спился. Ему суждено умереть от цирроза, хотя он еще жив.

Солли была голодной женщиной, полногрудой, елозила бедрами, кидалась на мужиков совершенно и буквально, не на всех, конечно, все– таки она работала в ВУЗ – е.

Ей было тогда 29 лет, светлая, чуть сутулая, нос горбинкой, голос крикливый, боевая, чуть даже базарная. Любимая ее фраза: "ПУСТЬГОВОРЯТ, ЧТО СЕРДЦУ НЕ ПРИКАЖЕШЬ! НО ЗНАЙ, Я ДАЖЕ СЕРДЦУ ПРИКАЖУ".

Не только я один, мы вместе с Аликом уложили ее в постель, и каждый по отдельности удовлетворил ее. Акиф же, ее верный супруг, посапывал в соседней комнате в кресле.

Мы не нарочно это все устроили, так сложилось, так карта легла, так звезды на небе зажглись, Акиф полностью отключился, как канал телевизора, у Солли пошло хотение.

Мы перетащили Акифа в другую комнату, кинули его в пуховое кресло, он начал тут же храпеть.

Сначала Солли приблизилась к Алику, упала перед ним на колени, расстегнула ему ремешок брюк, присосалась к его члену. Ох…как она это умела!

Все это происходило передо мной, как в лучших порно фильмах.

Сижу за столом, ем виноград, гляжу на живую эротику.

Алик закусил губы, стоял перед Солли, гладил ее по голове, старался не глядеть на меня, смотрел куда – то в сторону.

Солли попросила его расстегнуть ей молнию на спине. Она была так занята, что даже не чувствовала мой взгляд.

Алик стал порывисто дышать, дело приближалось к концу, он лил и лил в нее свой сок, начал выливать в нее все, что накопилось в организме за месяц вынужденного воздержания.

Солли приняла его нектар до последней капельки. Алик покорно успокоился, натыкаясь на стены, пошлепал в ванную.

Она безропотно наполнилась его секретом, не отвечая ни малейшим встречным движением, ни сколько-нибудь заметным изменением покоя на лице своем.

Потом дошла и до меня очередь, Солли подсела ко мне. Крики, стоны, охи – ахи, торчащие соски, хватания за волосы, кусания, царапанья, загнанье до основания в ее щель своей швабры, оргазм, эякуляция. Дальше – без остановки. Солли довела себя до износа, потом чувствовала себя идиоткой, по ее же словам.

Я полностью опустошился, обмяк, получив невыразимое удовольствие.

Все как обычно, все как надо. Все мы были очень теплые, горячие, под угаром. В общем, еще раз повеселились. Полегчало на душе.

Когда пошел в ванную умыться, Акиф еще сопел, иногда буркал своим глухим замогильным басом что – то невнятное.

Его храп возбуждал нас еще больше, хотелось куда нибудь сунуться,

Солли для этого подходила полностью. Ожидалось новое продолжение, и опять по новому.

Алик вообще охамел, подошел к спящему Акифу в безразмерно – мохнатом полотенце, схватил его за ухо, заорал:

– Смотри, гляди, как шикарно отделывают твою женушку! Глянь! Прямо перед ним мы с Солли на коврике занимались сексом. Жестоко уж очень!

Совсем даже не смешно. Это надолго. Но что же представляет из себя это "надолго"?

15. Аида

Аида была женой ненормального художника, супругой нумерного идиота.

Мало того, что ее муж, а– ля Ван Гог был вальтанутый даун, так он и ее превратил в такую же идиотку как он сам.

Познакомились мы с Аидой на пляже, лежит на песке, солнце, загар, воздух.

Я присел рядышком, внимательно разглядываю ее: розовенькая, круглолицая, с ямочками на щеках и светлыми кудряшками, груди – 4 размер, это не плохо.

Дежурные словечки, введение, слабые улыбки одобрения, и проч.

Потом совместное купание, холодное пиво, машина, езда с ветерком, поцелуи взасос, трах – тиби док, тиби док! Не по нарошку, а по настоящему!

Мне понравилась задница Аиды, она была такая белая – белая, отзывчивая, стояла торчком, тряслась, как курдюк барашки. Она вздрагивала, как только я прикасался к ее аппетитной попке, к ее острым бугоркам позвонков. Ей самой нравилась ее попка.

Натуральная самка, губки бантиком – язычок нежный, умелый язычок.

Жаль, что у нее был такой муж, как она с ним лишилась девственности

– загадка.

Последний раз она забыла в моей машине журнал "Лиза", меж страниц я заметил бумагу, где было написано следующее:

"Из того, что говорится, одно говорится в связи, другое – без связи.

Одно в связи, например: "человек бежит", "человек побеждает"; другое без связи, например: "человек", "бык", "бежит", "побеждает".

Из существующего, одно говорится о каком-нибудь подлежащем, но не находится ни в каком подлежащем, например человек; о подлежащем – отдельном человеке говорится как о человеке, но человек не находится ни в каком подлежащем; другое находится в подлежащем, но не говорится о каком то подлежащем (я называю находящимся в подлежащем то, что, не будучи частью, не может существовать отдельно от того, в чем оно находится); например, определенное умение читать и писать находится в подлежащем

– в душе, но ни о каком подлежащем не говорится как об определенном умении читать и писать.

И определенное белое находится в подлежащем – в теле (ибо всякий цвет – в теле), но ни о каком подлежащем не говорится как об определенном белом.

А иное и говорится о подлежащем, и находится в подлежащем, как, например, знание находится в подлежащем – в душе – и о подлежащем – умении читать и писать – говорится как о знании. Наконец, иное не находится в подлежащем и не говорится о каком-либо подлежащем, например отдельный человек и отдельная лошадь.

Ни то ни другое не находится в подлежащем и не говорится о подлежащем. И вообще все единичное и все, что одно по числу, не говорится ни о каком подлежащем, однако ничто не мешает чему-то такому находиться в подлежащем.

В самом деле, определенное умение читать и писать принадлежит к тому, что находится в подлежащем, но ни о каком подлежащем не говорится, как об определенном умении читать и писать".

Да уж…дожили…Как лирично и нежно.

И это была Аида, жена художника.

Ум ограниченный, но здравый в конце концов не так утомителен в собеседнике, как ум широкий, но путаный.

16. Сара

Это была обычная продавщица кефира. Стояла на тротуаре под окнами домов, зазывала клиентуру. В руках трех литровые баллоны кефира, кстати кефирчик у нее был класс.

Муж ее иногда был рядом, он торговал зеленью, вечером приходил на этот пятачок, вместе с женой и выручкой собирались домой.

Сара – 25 летняя девушка из провинции с копной рыжих кудрявых волос, длинной до нижнего края лопаток. Зелеными глазами и кукольной фигурой.

Узкая талия, стройные ножки и высокая небольшая грудь делали ее похожей на куклу. И такая женщина торгует кефиром. В целом, изящество для тела – это то же, что здравый смысл для ума.

Я ее не долго уговаривал, меня она возбуждала дико. Я ей тоже нравился.

Однажды купил у нее целых три баллона кефира, всучил ей в ладонь

100 долларов США, мигнул ей ласково, мол, айда со мной.

Она неохотно поднялась, поплелась за мной.

Пришли на мою квартирку в обшарпанной панельной девятиэтажке. Я все заранее подготовил, для Сары это было более чем впечатляюще.

Романтично и красиво. Приглушенный свет, тихая мягкая музыка, свечи. Что мы слушали тогда? Спейс, "Синева".

Потом поцелуи, лежа на старом скрипящем диване. Мои руки на ее груди, животе, бедрах… И мои губы на ее груди, животе, бедрах..

Потом мы договорились, она стала сама приходить вот на эту мою квартиру.

Пили горькую водку, целовались на пьяную голову, все качалось, кружилось. Мы плотно прижимались друг к другу.

Затем она снимала с себя трусики, принимала меня в свое логово, мы совокуплялись до умопомрачения, так неистово, будто если нас разделят, мы умрем. Ее тело дрожало, мое тоже. Потом мы долго лежали в одной кровати, болтали. Было много еще разного.

Далее, кефир у Сары продавался плохо, муж ее решил сменить дислокацию. Так я ее и потерял.

Дальновидный человек должен определить место для каждого из своих желаний и затем осуществлять их по порядку.

Наша жадность часто нарушает этот порядок и заставляет нас преследовать одновременно такое множество целей, что в погоне за пустяками мы упускаем существенное.

Спустя три месяца после нашей последней встречи я видел Сару, она несла с собой тяжелую корзину с кефирами.

Я проезжал мимо на машине, крикнул ей:

– Я с тобой! Пойдем в одной связке!

Понял только то, что не так благотворна истина, как зловредна ее видимость.

17. Земфира

Земфира была невесткой генерала. Большого человека. Она была замужем за журналиста, хотя я его не видел ни разу. Земфира однажды описала его, я толком и не въехал.

Сказать, что я переспал с Земфирой, значит, ничего не сказать.

Я ее взял, да изнасиловал. Дело было в моем офисе, она прибыла туда со своей подругой, которую я знал. Лето, жара, мы остались с

Земфирой одни. Кондиционер работал, в помещении класс!

Она уронила веер, я подбежал подобрать его, неожиданно для себя(!) схватил ее на руки, уложил на кожаный диван, занес руки ей под юбку, резко снял кружевные трусики, грубо вошел в нее. Она ойкнула, я стал ее долбить.

Пот лил с меня дождем, она шептала:

– Мммм не останавливайся, не останавливайсссс…

Широко открытые ее глаза, не мигая, смотрели на меня, зубы стучали в ужасе, гусиная кожа, она сжимала мою ладошку, визжала и визжала. У нее был шок.

Но и я был в шоке от ее последующего действия.

Как по заказу она взглянула на часы, выпорхнула от меня, подбежала к телевизору, включила его.

На экране был ее свекор, генерал в лампасах, рядом стоял президент, члены правительства, они обсуждали военный проект.

Я переводил глаза на нее, она жадно смотрела на своего свекра, подобие улыбки пробежало по ее губкам.

Неожиданно она достала из сумочки диктофон, покрутила взад – вперед кассету, остановила, положила на стол. Послышались стихи.

"

 
Дул ветер, и сгущалась темнота,
за окнами гудела пустота,
я вынул из-за форточки вино,
снег бился в ослепленное окно
и издавал какой-то легкий звон,
вдруг зазвонил в прихожей телефон.
 
 
И тотчас же, расталкивая тьму,
я бросился стремительно к нему,
забыв, что я кого-то отпустил,
забыв, что кто-то в комнате гостил,
что кто-то за спиной моей вздыхал.
 
 
Я трубку снял и тут же услыхал:
– Не будет больше праздников для вас
не будет собутыльников и ваз
не будет вам на родине жилья
 
 
не будет поцелуев и белья
 
 
не будет именинных пирогов
 
 
не будет вам житья от дураков
 
 
не будет вам поллюции во сны
 
 
не будет вам ни лета ни весны
 
 
не будет вам ни хлеба ни питья
 
 
не будет вам на родине житья
 
 
не будет вам ладони на виски
 
 
не будет очищающей тоски
 
 
не будет больше дерева из глаз
 
 
не будет одиночества для вас
 
 
не будет вам страдания и зла
 
 
не будет сострадания тепла
 
 
не будет вам ни счастья ни беды
 
 
не будет вам ни хлеба ни воды
 
 
не будет вам рыдания и слез
 
 
не будет вам ни памяти ни грез
 
 
не будет вам надежного письма
 
 
не будет больше прежнего ума.
 
 
Со временем утонете во тьме.
Ослепнете. Умрете вы в тюрьме.
 
 
Былое оборотится спиной,
подернется реальность пеленой. –
 
 
Я трубку опустил на телефон,
но говорил, разъединенный, он.
 
 
Я галстук завязал и вышел вон.
Я, штору отстранив, взглянул в окно:
кружился снег, но не было темно,
кружился над сугробами фонарь,
нетронутый маячил календарь,
маячил вдалеке безглавый Спас,
часы внизу показывали час.
 
 
Горела лампа в розовом углу,
и стулья отступали в полумглу,
передо мною мой двойник темнел,
он одевался, голову склоня.
Я поднял взгляд и вдруг остолбенел:
все четверо смотрели на меня…
 

Я опомнился от ее смеха, Земфира смеялась, показывая свои кривые зубы. Смех ее был странен.

– Я люблю искусство, люблю поэзию, понял, нет? – кричит она на меня. – Ненавижу я военных, не люблю я воевать!

Я приставил палец к губам, дал знать ей, чтоб не орала так.

Земфира же уже работала: расстелила на столике перед собой ровную бумагу, насыпала на нее кокаин, изготовила тонкую дорожку, стала резко делать понюшку, втягивать в ноздри, короче, принимать наркотики.

– Я не люблю военных, ха-ха-ха…, – кричит она.

Одно я знаю лишь наверняка: свет полон горошин, которые издеваются над бобами.

Так что, место Земфиры у параши искусства, ее место у всех параш.

18. Светлана

Она была супругой директора ресторана.

Директора ресторана! Его звали Толик. Ее насильно выдали за него.

Со слов Светланы, Толик ее любил до одури, хоть и был добрым и верным, хоть и баловал ее подарками, в особенности замысловатыми эротическими нарядами, супермодными брючками, зазывал ее принимать вместе душ…но он был неприлично скучный человек.

Толик был мордастый такой толстосум, с длинным большущим носом, в добротном костюме, тащил все домой, а жена его со мной прохлаждалась. Жалко таких! Он мысленно с женой, а жена идет налево.

Светлана сначала мне показалась интересной женщиной, густая волна каштановых волос, розоватое личико, хрупкая худышка, приятные глаза, ласковая улыбка, мечтательные вздохи, высокие каблуки… Напоминала советскую женщину восьмидесятых годов.

После общения стали выявляться ее безобразные припадки, истеричные крики. Меня это раздражало.

Вкусы меняются столь же часто, сколь редко меняются склонности.

Часто мы проводили встречи на квартире моего друга. Полутемная комната, пахло свежей краской, кислой капустой, но что – то там было, чего словами не сказать. Не расставались допоздна.

У нее вошло в привычку, как мы оставались одни, она тут же кидалась на диван, подол юбки высоко задрался, оголив ее атласную кожу над ободком ажурных чулков и треугольник нежно – голубых трусиков, доставала свой сотовый телефон "Nokia", недвусмысленно трясла перед собой своим тонким пальцем, орала в телефон:

– Я сказала терпи! Терпи! Мало осталось уже!

Вначале я спросил было, что это значит: "терпи"?

– Свет, а что вообще происходит? Проблемы? – поинтересовался у нее.

Но понял, она не хочет говорить на эту тему. Еще лучше.

У нее очень быстро появлялись признаки возбуждения, особенно глядя на мою волосатую грудь. Когда я прикасался к ее грудям, она вообще теряла голову, находилась на вершине блаженства.

В процессе акта Света превращалась в серую мышку, извивалась, сходя с ума от желания, закусывала губу, скрипела зубами, закатывала глазки, глаза вот такие, удивленные.

Я потом не понимал, почему на ее вопли не сбегались соседи?

Она кончала беспрерывно, обхватив меня ногами и двигая попкой в такт моим движениям. Потом мы подолгу лежали на кровати, усталые и выжатые до капли, ласково гладя друг друга, переплетая пальцы. Все это было, да…было…

Далее она стала меня сердить, отталкивать от себя. Я резко потух, мы расстались.

Чаще всего тяготят окружающих те люди, которые считают, что они никому не могут быть в тягость.

Но Баку маленький город, точнее, большой поселок. Тут все про всех знают все.

Спустя пару лет после наших тусовок со Светой, я услышал о ней следующее.

Ее муж Толик был жулик страшный, по нему тюрьма плакала, столько он вреда нанес экономике республики. Но он был честен!

Он брал взятки, давал их наверх, но приведу пример.

Однажды он спас в море тонущего парня. Его пригласили на пикник обслуживать молодых и честных (!) ученых.

Ученые – кандидаты и доктора наук – обмывали чье – то торжество, напились, налюлюкались, вдруг все видят: тонет молодой парень, орет, зовет на помощь. Никто (!), повторяю, никто (!) из тех честных людей не пошел спасать беднягу, хотя там было мелко. Один лишь Толик, жулик (!) Толик (!) пошел спасать мальчишку, кинулся в воду в одежде, спас пацана!

Так что, дело не во взятках, а в благородстве.

Долгое время Толик и Светлана жили в нищете, умирая в лапах совсем охамевшего мира.

У них отобрали все до последних трусов.

Толика чуть было не засадили за прикарманивание государственных денег, он считался ловкачом, живчиком. Но высшая ловкость состоит в том, чтобы всему знать истинную цену. Ловок тот, кто умеет скрывать свою ловкость.

Светлана сошлась с другим мужчиной, подхватила от него какую – то заразу, говорят сифилис. Но это только лишь говорят.

Спустя еще год я слышал, что они плохо кончили, утонули в море.

Опять же знакомая картина, Светлана тонула, Толик пошел ее спасать, сейчас уже не смог, оба пошли ко дну.

Что странно, они до конца были вместе, так не разлучились. Хотя поводов для этого было много.

Очень грустная история. Услышав все это про них, про Светлану, как по заказу судьбы – я верую в заказ судьбы – мое внимание привлек автомобиль "Жигули" – 2106. На заднем стекле была прикреплена белая бумага, на ней текст, он был теплый, светлый, я не прошел мимо, остановился, стал читать.

Уже после понял, это были стихи, я ее передаю буквально.

 
"Предоставь все божьей воле – боги часто горемык,
После бед к земле приникших, ставят на ноги опять,
А стоящих низвергают и лицом склоняют ниц.
И тогда конца нет бедам: в нищете и без ума
Бездомовниками бродят эти люди на земле".
 

…

Ничего себе, даже так? (13) А ведь неплохо!!!! Эстетствовать надо уметь. Так миниатюрно, такие близкие слова. Не знаю, что и написать.

Мммммммммммм-дя… Жизнь реально рулит. Хотя да, да, я это имел ввиду (4).

Может это и про нас?!

Надо найти себя в чем– то, найти! (8) Твою руку, читатель! Ты мудр, не надо, когда эмоции довлеют над разумом. Надо ЖИТЬ!

Вообще то, как проблемно в жизни. Это почти так…но это уже совсем другая история, не находите? (159).

Персонифицировать не желаю, это не примитивный бабизм, все – таки, какая прелесть была эта Светлана. Какая Светлана прелесть! Хоть одна душа! Со всеми своими минусами и пороками (665).

Воистину так: одним людям идут их недостатки, а другим даже достоинства не к лицу.

19. Хана

.

Маникюрщица, работала в дамском салоне, пухлая блондинка – азербайджаночка. Полная, с большими грудями – дойками, которые свисали толстыми мешками на живот. С мощной попой, которую «не объехать».

Муж ее был бизнесменом, приезжал за ней вечером на своем белом

Джипе.

Периодически встречались с Ханой в машине, в моей машине.

Порою бывало, по пару раз за день.

Хана была весьма горячей штучкой.

Правда, в машине было неуютно, не развернешься, как следует, но оргазм есть оргазм.

Я к ней не испытывал никакого чувства, вообще никакого. Мог даже при ней ковыряться в носу. Хана для меня была лишь дежурной дырочкой. Фундаментальной дырочкой.

И вообще она была фригидная, холодная как рыба, правда, и безотказная тоже. С ней не было проблем.

Сидел дома, посмотрел порно фильм, появилось желание, что ж делать?

Звонил Хане на сотовый, назначал свиху через пять – десять минуть, спускался вниз, салон находился под нашим домом.

Но мы встречались чуть в сторонке, через дорогу.

Она появлялась минут через 15, заставляла ждать немного, стекла машины были затемненные, так что все ОК.

В салоне под легкую инструментальную музыку она стягивала через голову ситцевое платье, показывая мне аккуратный пупок, проколотый пирсингом, тарахтела о чем – то. Говорили тихо, почти в ухо.

Переворачивал ее на живот, дрожащей рукой срывал с нее трусики, всовывался в нее своим задубеневшим членом.

Она была как резиновая кукла, а я как взбесившийся пес, терзал ее.

Тело – пышка извивалось в сладострастных конвульсиях на заднем сиденье машины.

Однажды в момент страшного возбуждения Хана спиной подалась вперед, повалилась на руль, взорвался сигнал, секунд 10 он гремел, мы не сразу поняли, что это за шум.

Оказывается, рядом с машиной стояли три старухи, они отшатнулись с испугу в сторону.

Потом мы курили, она, щурясь от дыма, ловила мой взгляд.

Спустя пару месяцев я случайно узнал, что ее муж наполовину армянин, полукровка, но упорно скрывает этот факт.

Хана также избегала тему национализма, хотя в Баку в то время (да и в это тоже) тема национализма царила повсюду, от этого не денешься никуда.

Муж ее был плотный усатый парень с деловитым видом приезжал за ней.

Видно было сразу, он был ущемлен, ущербен, стеснялся заводить новые знакомства, общался лишь со старыми друзьями детства.

Хотя я был негативно настроен против полукровок, тем более армянских, все же однажды я услышал, как он, супруг Ханы, говорил по телефону в офисе, где я оказался совершенно случайно.

Он меня не видел, говорил с Москвой, кричал в трубку.

– Каждый человек, кем бы он ни был, старается напустить на себя такой вид и надеть такую личину, чтобы его приняли за того, кем он хочет казаться; поэтому можно сказать, что общество состоит из одних только личин. Я это знаю, да! Национализм исторически, как идеология определяющейся третьей силой буржуазии, рядом с удачным опытом социализм, выглядит именно инстинктом, то есть проявлением грубой одновременно простой жизни.

Первой цепочкой нервной эволюции, безусловным актом животного мира. Это коррелируется и с философией рынка, где празднуется сильнейший в джунглях.

Короче говоря, национализм – это полено, где одна часть полена говорит другой, что он чурка…

…

Да… тихушник называется. Еще один «страдалец за народ» оживился… Самоотвод не принят!

Где то я читал: начало всех призраков есть то, что мы называем ощущением, ибо нет ни одного понятия в человеческом уме, которое не было бы порождено первоначально, целиком или частично, в органах ощущения. Все остальное есть производное от него.