Текст книги "Убийство журналиста"

Автор книги: Эльчин Гасанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Глава 17

«Шахиня» Лейли Ахад в ответ на телефонный звонок произнесла:

– Что ж, приезжайте.

Мелик продолжал кипеть от ярости: чепенцы вели себя на

''захваченной'' ими территории по-хамски.

– Придется поехать, – сказал Ефим Файнер. – Эти идиоты способны на все…

Представитель ЦРУ в Баку молча грыз ногти, в то время как у него тоже чесались руки поубивать этих негодяев. Но захватить противника врасплох им не удалось. Что же предпринять сейчас? На всякий случай

Мелик позвонил Риме, но она даже не знала о том, что Мамед похищен.

Это известие, кажется, не очень огорчило ее. По крайней мере, она заявила, что ее вины тут нет.

Они находились на приличном расстоянии от Бусаров, в центре нового коммерческого квартала Магомед, в "официальном" офисе Ефима

Файнера.

– В один прекрасный день мы вытравим этих змей! – взревел, не выдержав собственного молчания, Ефим Файнер. – Даже если нас обвинят в геноциде.

Мелик встал.

– Пошли.

Ефим достал из письменного стола автоматический кольт 45-го калибра, зарядил его и сунул за пояс.

"Понтиак" медленно катил вдоль улицы 26 бакиснких комиссаров, пересекавшей современный квартал, в котором жили иностранцы.

Справа находился спортивный стадион внушительных размеров. Они затратили на дорогу двадцать минут.

– Вот этот дом, – сказал Ефим Файнер.

Сразу за стадионом возвышалось высокое красное здание, стоящее в парке. Большинство его деревянных ставен было закрыто, и дом казался необитаемым. В парке возвышалось нечто, похожее на сторожевую вышку.

Под ней стояли два джипа с вооруженными солдатами. Да, "шахиня" охранялась надежно.

Как только машина въехала в ворота, их окружили солдаты. Ефим что-то объяснил им по-русски и затем разочарованно сказал Мелику:

– Вам придется пойти туда одному. Это ее приказ.

Один из чепенов обыскал Мелика и сделал ему знак проходить.

– Я подожду вас в машине, – сказал Файнер, едва сдерживая ярость.

Мелик взошел на крыльцо, затмевающее крыльцо дворца Эскориал в

Мадриде, и остановился перед дверью высотой около восьми метров. Он мог бы въехать в эту дверь, сидя в цилиндре верхом на слоне Он нажал на кнопку звонка, дверь открыла старая женщина в белой чадре.

Она молча впустила Мелика в холл, пахнущий сыростью и плесенью.

Старуха ковыляла впереди, провожая его в салон, в котором легко уместился бы турецкий рынок "Капалы – Чаршы". Мебель в стиле эпохи

Людовика XV была инкрустирована перламутром на арабский манер, а кресла обтянуты голубым бархатом. С потолка в центре салона свешивалась удивительная люстра голубого цвета.

Старуха удалилась, и к Мелику вышел светловолосый слуга, одетый в коричневый кафтан. Он поставил на столик перед Меликом поднос с чаем. Это было хорошим предзнаменованием: обычно не угощают чаем людей, которых собираются убить.

Мелик услышал шаги, и в салоне появилась Лейли Ахад, одетая в строгое черное платье длиной ниже колен.

Она держалась холодно и надменно. Мелик поцеловал ей руку.

– Не думал, что встречусь с вами при таких обстоятельствах. Вы часто похищаете своих друзей?

Смерив Мелика ледяным взглядом, она проронила:

– Мамед Садуллаев мне не друг. Это безвольный и распутный человек. Не считая того, что он предатель. Если бы наши дети не голодали в трущобах и не нуждались в деньгах, мы бы убили его. Мы знаем, что им интересуются американские спецслужбы.

– Каким образом?

"Шахиня" иронично улыбнулась.

– Ефим Файнер – представитель ЦРУ в Баку. Если вы хотите спасти жизнь Мамеда Садуллаева, вы должны заплатить миллион долларов – в золотых слитках из расчета сорок два доллара за унцию.

Мелик с трудом сдерживался.

– Миллион долларов – это огромная сумма!

Лейли Ахад отпила глоток кипящего чая.

– Вы можете отказаться платить, но тогда Мамед садуллаев предстанет перед полевым трибуналом, который приговорит его к смерти.

– Зачем вы собираетесь его судить, если заранее знаете приговор?

Она раздраженно пожала плечами.

– Мы не убьем его без суда. Я говорю, что он будет приговорен к смерти, потому что его преступление заслуживает смерти.

– Но что он сделал?

Она сжала губы и сказала с презрением:

– Он торгует с русскими. У него есть владения на границе с государством-узурпатором, через которые протекает река. За солидное вознаграждение он позволил русским вести себя в Баку так, как они того желают. И вы считаете, что он не заслужил смерти?

Мелик был потрясен. Откуда им известны все подробности этой коварной акции Мамеда Садуллаева? Он подумал, что они узнали это от русских.

– Вы уверены в достоверности ваших сведений?

"Шахиня" едва не опрокинула чашку с чаем.

– Абсолютно! Мы уже подоравли некоторые мероприятия русских.

Русские стреляли в нас тут, в Азербайджане, словно они у себя дома!

От возмущения она не заметила охватившее Мелика волнение. Он проклинал жадность Мамеда. В какое дело тот влип!

– Как вы узнали об этом? – спросил он.

– У нас эффективная разведка.

Мелик усиленно размышлял. Лейли Ахад нервно барабанила пальцами по ручке кресла.

– Ну что, вы согласны платить выкуп? Я жду ответа.

– Мы заплатим, – сказал Мелик, – но нам нужна отсрочка. Сумма очень большая.

– Я могу подождать до послезавтра, – сказала Лейли Ахад.

Она встала, давая понять, что разговор окончен. Это была одна из самых опасных фанатичек, которых Мелик когда-либо встречал. В соседней комнате он заметил огромный портрет Че Гевары.

– Где сейчас мамед Садуллаев? – спросил он.

– В моем подвале. Если он два дня не поест, то не умрет, – насмешливо сказала она. – Позвоните мне завтра, мы обсудим порядок обмена.

Мелик вышел на монументальное крыльцо. Ефим Файнер прогуливался по другую сторону ограды.

– О миллионе долларов не может быть и речи, – твердо сказал Ефим

Файнер. – В противном случае через три дня чепенцы похитят нашего посла и затребуют десять миллионов.

Мелик выпил глоток водки, чтобы прояснить мозги: от шума в Клубе у него гудела голова.

– Я уверен, что они казнят Мамеда, если мы не заплатим, – сказал он. – Вы готовы к этому?

Ситуация была скверная. Ефим Файнер уже предупредил Вашингтон.

Там платить выкуп отказались. Однако другого способа освободить

Мамеда не было. Взятие штурмом дворца "шахини" привело бы к гражданской войне в Азербайджане.

Али Набатов, присутствовавший при этом разговоре, тоже не видел другого выхода, кроме как уплатить выкуп.

Трое мужчин смотрели в свои рюмки, мрачные и равнодушные к красивым женщинам, сновавшим вокруг. Внезапно Мелика осенило.

– Я знаю человека, который может нам помочь!

Ефим Файнер едва не поперхнулся кусочком льда.

– Кто это?

– Отец Василий, друг Мамеда. Он ему бесконечно предан. Но я не знаю, как его найти.

– Вы хотите, чтобы я связал вас с ним? – спросил "Сундук".

– Разумеется! – сказал Мелик.

Али достал мобильник и стал звонить. Он отошел минут на пять, а когда вернулся, его глаза горели веселым огнем.

– Отец Василий ждет вас завтра в своем бюро в "Резиденции", – сообщил он.

– Эта женщина – антихрист, – заключил степенным тоном отец

Василий. – Нужно предать ее огню и мечу и освободить доброго человека, попавшего в ее сети.

Своей козлиной бородкой и горящими глазами отец иезуит напоминал скорее сатира, чем божьего человека. Он встал, обошел вокруг стола и сложил руки на поношенной сутане. Глаза его горели диким блеском.

– Мы спасем Мамеда! – воскликнул он. – И дадим урок этим нечестивцам! С нами Бог!

В последнем Мелик не сомневался. Ему хотелось лишь, чтобы Бог проявил как можно больше активности.

– У вас есть план? – спросил он.

– У меня есть кое-что получше: несколько надежных друзей. Итак.

Чепенцам вы предложите следующее: обмен состоится послезавтра, то есть в воскресенье, в церкви деревни Накдаран. Пусть привезут Мамеда туда под какой пожелают охраной. Остальное я беру на себя.

– Но мы не намерены производить обмен, – возразил Мелик.

Иезуит посмотрел на него с состраданием.

– Разумеется. В таком случае вы бы не нуждались во мне… Не бойтесь, я не сумасшедший. Сейчас я должен идти на встречу со своими гостями, прошу меня извинить.

Он крепко пожал руки Мелику и Али.

В лифте Мелик спросил старшего лейтенанта:

– На него можно положиться?

– Вполне. Жители Накдарана подчиняются ему безоговорочно. Однажды на него было совершено покушение. Парикмахер спрятал автомат под халатом, но один из жителей успел встать между ним и святым отцом и был убит наповал…

– А потом?

– Святой отец убил парикмахера, – лаконично произнес Али. – Он человек справедливый.

И вдобавок метко стреляет. Эти сведения расширили кругозор

Мелика. Теперь оставалось только позвонить тайной руководительнице чепенцев.

– …Почему в этой церкви? – голос Лейли Ахад звучал недоверчиво.

– Это нейтральная территория, – ответил Мелик.

Она некоторое время раздумывала, затем согласилась, хотя и без энтузиазма.

– Хорошо. Золото должно быть уложено в ящики, которые мы откроем и проверим. После этого вы сможете забрать своего Мамеда.

– О'кей!

– В случае малейшего подвоха, – произнесла ледяным тоном Лейли, – вы все умрете. И вы первый, так как я ставлю условие, чтобы вы пришли в церковь вместе с Мамедом в качестве дополнительного заложника.

– Я буду там, – заверил Мелик.

План отца Василия казался ему теперь менее привлекательным.

"Шахиня" уточнила:

– Не пытайтесь предать нас. У нас будет достаточно людей, чтобы…

Мелик дал ей в ухо отбой, желая всем сердцем, чтобы Бог не оставил его и отца Василия в самый решающий момент.

Глава 18

«БМВ» остановилась перед рестораном «Караван Сарай» в крепости, где Мелик и Али уже в течение получаса ждали чепенцев. Они сидели за столиком у окна.

– Это они, – сказал бакинец. – Вы должны идти.

Мелик отодвинул стул без всякого энтузиазма. Согласно инструкциям

Лейлы Кузи, он даже не захватил с собой пистолет.

Только бы почтенный отец Василий выполнил свои обязательства! Вся эта затея могла кончиться для Мелика плачевно, то есть смертью.

"БМВ" стоял на краю тротуара. Его задняя дверца была открыта, и

Мелик увидел Шаргию с парабеллумом в руке. Она была спокойна и самоуверенна. Она быстро обыскала Мелика с ловкостью старого полицейского.

– Ничего, – сказала она.

Сидящая за рулем женщина обернулась, и Мелик узнал Лейли Ахад. На ней были кожаная мини-юбка и сапоги. Рядом с ней сидел крупный мужчина с жирным лицом и бельмом на левом глазу. Взгляд женщины скользнул по Мелику, словно она была с ним незнакома.

– Где выкуп? – сухо спросила она.

– В американском посольстве, – ответил Мелик. – Его привезет Ефим

Файнер, он ждет нас. Но вы ничего не получите, пока мы не увидим

Мамеда Садуллаева в церкви живым.

Она насмешливо пожала плечами.

– Он жив, разве что немного похудел. Садитесь. Поехали.

Мелик сел в "БМВ". На углу они свернули на улицу Рабочено проспекта и по лабиринту узких улочек выехали к берегу моря. Все молчали. Шаргия по-прежнему сжимала в руке парабеллум. Она выглядела еще более напряженной и опасной, чем в тот раз.

Мелик посмотрел в зеркало, и ему показалось, что он заметил сзади

"Джип" Али. Они проехали новый квартал. Заметив здание американского посольства из красного кирпича, Мелик стал нервничать. Если Ефим не окажется на месте, то чепенки способны увезти его в Бусары и убить.

Но в воротах стоял голубой фургон с огромным детиной за рулем. Он дал гудок, и Мелик сделал ему знак следовать за ними. По маленькой крутой улочке они выехали на улицу Аббаса. Лейли повернулась к Мелику.

– Нам не следует так дешево отдавать его вам, это азербайджанский предатель и развратник!

– Мы убьем его позднее, после освобождения Чепении, – мягко успокоила ее Шаргия.

У азербайджанского бизнесмена еще было в запасе время. Перед красным дворцом стоял "джип". "БМВ" остановилась, и Лейли вышла из машины.

– Я оставляю вас здесь, – сказала она Мелик. – Мамед Садуллаев находится в "джипе", который последует за этой машиной. Помните,

Шаргия не даст ему уйти просто так, в обмен на ничто… Они проверят ящики с золотом.

Толстый чепенец с бельмом осклабился. У него было лицо висельника

Он сел за руль, и "шахиня" захлопнула дверцу машины. Небольшой конвой тронулся в путь, взяв курс на юг, мимо пляжей с чарующими названиями – "Тропиканка", '' Кристиан Бич" – куда богатые азербайджанцы приезжали с открытием сезона заниматься любовью.

Мелик верил в свою звезду, но понимал, нельзя постоянно играть с огнем, однажды удача может изменить ему…

Шаргия нежно погладила затылок Мелика чекой, вынутой из гранаты.

– Вы знаете, как она устроена, – сказала Шаргия. – Стоит мне разжать пальцы, и все будет кончено. Детонаторы очень короткие, они рассчитаны на три-четыре секунды.

Мелик молчал. Шаргия демонстрировала свой фанатизм с наслаждением. Три машины остановились у въезда в деревню Накдаран.

Деревня казалась вымершей, и Мелик спрашивал себя, готов ли отец

Василий к встрече. В противном случае ему, Мелику, придется расплачиваться за операцию собственной жизнью: он знал, что в фургоне ни грамма золота!

Пять или шесть парня вышли из укрытия, в котором по прибытии в деревню был спрятан "джип". Все они были вооружены китайскими и русскими автоматами. Шаргия отдала им приказ, и они побежали к маленькой церквушке. Больше на улице никого не было видно.

– Азербайджанские псы боятся нас, – прокомментировала последний факт чепенка. – Когда мы появляемся где-нибудь, они прячутся.

Действительно, не проходило недели, чтобы их "джип", напичканный предназначенными для какой то страны бомбами, не взорвался в какой-либо деревне. Понятно, почему деревенские жители не выбегали их встречать со знаменами…

– Смотрите мне, – добавила Шаргия апатично. – Надеюсь, ваши друзья империалисты не устроили западни, иначе произойдет резня.

Сделаем так: ваш драгоценный Мамед Садуллаев отправится в церковь в сопровождении наших людей Мы с вами тоже пойдем туда. И не забывайте: в церкви тоже наши люди, и она окружена кордоном, который не пропустит в нее ни одного человека. После того как Ягуб проверит золото, он доложит мне об этом. Затем Мамед выйдет из церкви и сядет в эту машину. Вы останетесь с нами до нашего возвращения в Бусары во избежание засады. Понятно?

– Понятно.

Мелик не представлял себе, как можно выйти из этой передряги.

Он вышел из машины с подавленным видом и стал подниматься по ступенькам паперти с таким ощущением, что взбирается на эшафот. Ефим

Файнер нервно курил за рулем фургона. Он казался еще крупнее, чем обычно, из-за бронежилета, надетого под свитер.

Оказавшись в полумраке церкви, Мелик ощутил приятную прохладу, но подумал, что расслабляться не стоит. Шаргия склонилась над ухом омерзительного Ягуба, бельмо которого сейчас казалось гигантским.

Тот вышел, закрыв за собой дверь. Мелик увидел в церковном помещении чепенцев.

Из-за кустов показался чепенец и нацелил автомат на маленькую машину, идущую со стороны Баку.

– Проезд закрыт! – крикнул он по-азербайджански.

Преподобный отец Василий смерил его презрительным взглядом и выключил сцепление.

– Вы не можете закрыть проезд для Бога, а я его представитель, – произнес он красивым басом.

– Проезд закрыт! – повторил чепенец, наставив автомат на маленького человека в сутане.

Отец Василий не моргнул глазом. Он медленным жестом перекрестил чепенца.

– Сын мой, – кротко сказал он, – повторяю тебе: я представитель

Бога, пусть и не твоего. Ты можешь выстрелить мне в спину, но Бог не любит, когда убивают его слуг. Поступай, как подсказывает тебе совесть.

И он, выйдя из машины, спокойно направился к церковному зданию.

Чепенец заколебался. Он получил приказ никого не пропускать, но боевики избегали столкновений с местными христианами, чтобы не настраивать их против себя. Как раз в этот момент из церкви вышел

Ягуб. Чепенец крикнул ему:

– Капитан, этот человек хочет войти в церковь!

Ягуб тоже остановился в нерешительности. Что нужно этому худосочному священнику?

Отец Василий вежливо приветствовал его.

– Что вы хотите здесь делать? – спросил Ягуб растерянно. – Мы реквизировали церковь.

– Церковь, может быть, вы и реквизировали, но не Бога! – сказал отец Василий все тем же ровным тоном. – Никто не помешает мне отслужить мессу, как я это делаю каждое воскресенье. Посмотрите на этих сестер, которые пришли на службу.

Две монашенки, тоже направлявшиеся к церкви, поклонились отцу иезуиту. Ягуб пожал плечами.

– Ладно, проходите. Служите вашу дурацкую мессу.

Иезуит не оскорбился и прямо направился к паперти маленькой церкви. Ягуб крикнул, чтобы пропустили его и монашенок. Для самоуспокоения он посмотрел в сторону вооруженного отряда, что топтался невдалеке. Один из боевиков небрежно шагал к кафе, расположенному напротив церкви, вероятно, чтобы принести напитки своим товарищам.

Капитан Ягуб смерил взглядом стоящего перед фургоном Ефима Файнера.

– Где золото?

Американец указал на ящики.

– Здесь.

– Откройте один.

– Открывай сам.

Чепенец выругался и потянул к себе один из ящиков. Он наклонился и начал его открывать. Ефим Файнер спокойно наблюдал за ним.

Шахрияр вскинул автомат на плечо, чтобы распахнуть дверь кафе.

Войдя внутрь, он сразу почувствовал неладное: зал был битком набит молчаливо сидящими людьми, причем только мужчинами. А на столах ничего…

Шахрияр открыл рот, чтобы попросить ящик пепси-колы, но слова застряли у него в горле. Он стал медленно отступать к двери. Ни один из посетителей не шелохнулся.

Повернувшись к двери, он тихо приоткрыл одну ее створку, будто боялся наделать шума. В этот момент нож, брошенный уверенной рукой, вонзился ему в спину. Он пошатнулся и, вцепившись в дверь, соскользнул на пол. Один из посетителей встал из-за стола, подошел к нему, вынул нож из спины и перерезал ему горло.

Как раз в тот момент, когда Ягуб, наклонившись, открывал первый ящик, наполненный песком…

Побагровев от ярости, Ягуб вынул из-за пояса парабеллум 38-го калибра.

– Вы смеетесь над нами! – взревел он.

– Возможно, – ответил американец.

Взбесившись от ярости, Ягуб прицелился. Раздался выстрел, и Ефима отнесло ударной волной к кузову фургона. Пуля попала ему в грудь.

Его очки упали.

Ягуб напрасно не выстрелил второй раз. У него было ощущение, что ураган вырвал оружие из его рук. Парабеллум взлетел в воздух.

Впервые в жизни Ягуб видел человека, которого не сразила пуля 38-го калибра, выпущенная в упор. По-видимому, он не знал о степени сопротивляемости броне жилета, утяжеленного стальной сеткой.

– Гнусная тварь! – процедил Ефим. – Ты больше никого не будешь пытать в Бусарах.

Он обхватил шею чепенца правой рукой и, упершись в землю, стал бить его головой о переднее крыло фургона с силой кузнечного молота.

Ягуб вопил до тех пор, пока из его ушей не полилась кровь. Его череп пробил дыру в толе и треснул с неприятным звуком. Ефим Файнер с отвращением отвернулся.

Присутствовавшие при этой сцене боевики, казалось, были прикованы к земле. Они не решались стрелять в американца из опасения, что попадут в своего капитана. В тот момент, когда они все же были готовы отреагировать на происшедшее, из окон кафе одновременно посыпались все стекла. Ошеломленные шехиды стали падать под пулями.

Установленный на стойке бара пулемет непрерывно грохотал…

Отец Василий удовлетворенно улыбался, стоя на паперти церкви.

Теперь наступил момент его выхода на сцену.

Глава 19

Отец Василий осторожно повернул ручку двери, незаметно приоткрыв створку.

Он вытер о сутану вспотевшие руки, после чего сунул их в карманы.

Когда он вынул их оттуда, в каждой было по кольту с удлиненной обоймой. Метким попаданием через дверную щель иезуит уложил сразу двух боевиков, находящихся внутри церкви. Затем ударом ноги распахнул разом обе створки.

– Всемогуща рука Господа, – пробормотал он.

Вытянув руки горизонтально, он открыл огонь из обоих кольтов по стоящим на коленях людям в первом ряду, перед алтарем.

Буквально за несколько минут до этого кюре Накдаран нервно топтался в церкви перед дарохранительницей, моля Господа о том, чтобы Он по возможности уменьшил число миропомазании. Поведение пяти прихожан в первом ряду было примерным. Стоя на коленях на жестких деревянных скамеечках, они молились, обхватив головы руками.

Двое других отдавали поклоны возле двери. Еще один застыл в блаженном созерцании статуи Девы Марии…

Это казалось тем более трогательным, что все они были чепенцами, яростными мусульманами, которые до этого дня входили в церковь только для того, чтобы предупредить кюре, что в такой-то час она будет сожжена и прихожане вместе с ней.

Если бы кюре Накдарана не был столь скромен, он отнес бы это чудо к своей преданности божьему делу, заставившей нечестивцев пойти по пути к Христу, забыв о дороге к дьяволу.

Святой человек, однако, осуждал своего шефа, отца Василия, постоянно сжимавшего в руках огнестрельное оружие с длинной обоймой, что, конечно, было несовместимо с набожностью.

Но чепенцы, которыми он любовался, тоже были вооружены. Кюре увидел даже пулемет возле одного из них.

Он тяжело вздохнул. Дом Господень находился в плохих руках.

Может, все же попросить отсюда всех этих грешников?

Подумав так, кюре обратил внимание еще на одну, и довольно странную, группу. В центре ее стоял Мамед Садуллаев, который, казалось, тоже обратился в христианскую веру. Правда, это обращение придало его лицу землистый оттенок и заставило заметно дрожать руки.

Пребывая как бы в экстазе, он даже не приветствовал кюре, которого хорошо знал. Рядом с ним стояли высокий симпатичный блондин с золотистыми глазами и молодая женщина с тонкими губами, играющая гранатой. Кюре вспомнил, что видел ее фотографию в газетах в связи с какими-то кровавыми событиями.

Кюре пожелал всем сердцем, чтобы она стала на путь раскаяния, и с сожалением взглянул на гранату в ее руке. Лучше, если бы она сжимала в руках четки, прости ее, Господи…

Но в то же мгновение кюре встрепенулся: в церкви, внезапно ощутил он, стояла гнетущая тишина. Словно тишина перед смерчем.

И смерч разразился. Грянули два выстрела сквозь щель в наружной двери. Дверь с треском распахнулась, и в ней выросла тщедушная и вместе с тем устрашающая фигура отца Василия с кольтами в обеих руках.

Затем выстрелы следовали один за другим – как фейерверк. Кюре заворожено смотрел на желтое пламя, что вырывалось из дул кольтов.

Сразу же была раздроблена голова пулеметчика. Упали двое из тех, что только что молились в первом ряду.

Но остальные тоже открыли яростный огонь по двери. Лишь мужчина возле статуи Девы Марии не успел совершить богохульства внутри святого дома, даже схватиться за оружие. Кольт в левой руке иезуита сказал свое слово, после чего чепенец окривел. Кто и в кого стреляет, понять было невозможно. И кюре в ужасе побежал, не соображая куда. Но тут же, сраженный пулей в голову, упал на церковные плиты в луже крови. На лице его застыла блаженная улыбка.

Рухнули посреди нефа и две монашенки, зажатые между кольтами веры христовой и автоматами чепенцев. Стрельба будто бы уменьшилась лишь на несколько мгновений, когда отец Василий исчез из проема двери для того, чтобы перезарядить кольты. Он предусмотрительно запасся обоймами, чтобы держать осаду, но, подстегиваемый святым гневом, он снова открыл огонь.

Еще один из чепенцев лежал на красном алтарном ковре, а другой агонизировал под дароносицей. Третий кинулся в ризницу, но тоже был настигнут пулей. Отец Василий снова перезарядил обойму и подождал.

В церкви воцарилась жуткая тишина, нарушаемая редкими стонами.

Шаргия, совершенно ошалевшая, по-прежнему сжимала в руке гранату.

По-видимому, она совсем растерялась. Почему стреляли снаружи? В какую западню попали шахиды? Отец Василий нацелил на нее кольт и крикнул зычным голосом:

– Руки на голову!

Но она продолжала стоять неподвижно, как парализованная. Иезуит выстрелил. Пуля попала чепенке в шею, порвав артерию, и она упала, выпустив из рук гранату, чека которой тут же отошла. Мелик увидел, как смертоносный снарядик покатился прямо к нему. Он с силой оттолкнул его ногой к алтарю и нырнул под одну из ближайших скамеек.

Краем глаза он успел увидеть, как отец Василий, так же мгновенно, отпрыгнул за наружную дверь.

Взрыв потряс неф и выбил последние уцелевшие стекла витражей. С потолка рухнула люстра и разбилась вдребезги. Сладковатый запах ладана смешался с едким дымом.

Но на отца иезуита, который снова, как только дым начал рассеиваться, появился в двери, это, казалось, не произвело никакого впечатления. Он спокойно убрал в карманы кольты и, наконец-то войдя внутрь церкви, встал на колени перед распростертым на плитах кюре.

Прочитав короткую молитву, он закрыл бедняге глаза. Затем совершил тот же обряд над монашенками. Брезгливо посмотрел в ту сторону, где лежала искромсанная гранатным взрывом Шаргия. Ободряюще кивнул

Мамеду, который, трясясь от страха, поднимался с колен, скуля что-то нечленораздельное.

Но вдруг он опять выхватил из карманов кольты. Из ризницы послышались какие-то шорохи. Кажется, последний оставшийся в живых боевик, что укрылся там, пытался открыть дверь, выходящую наружу.

Все произошло в считанные секунды. Боевик, распахнув дверь, выскочил наружу и помчался зигзагами по деревне. Отец Василий кинулся за ним. Прицелился на бегу. Боевик тоже на бегу выстрелил.

Но тут же как бы споткнулся. Отец Василий был метким стрелком.

Боевик уже лежал в луже крови с пулей в голове.

А святой отец степенным шагом вернулся к церкви, возле которой уже собралась большая толпа его вооруженных прихожан. Она встретила своего священника бурными криками и залпами автоматов, направленных дулами в небо. Кто-то водрузил над зданьицем кафе азербайджанский трехцветный флаг. Со всех сторон, огибая трупы на дороге, сходились женщины и дети.

Иезуит широким жестом перекрестил всех присутствующих и отдельно

Ефима Файнера, по-прежнему охраняющего фургон с пустыми ящиками.

– Господь призвал своих детей! – воскликнул отец Василий вдохновенно. – Мы прошли под пулями нечестивцев без единой царапины!

Это ли не доказательство того, что с нами Бог!

– С нами Бог! – вторили ему жители Накдарана.

Мелик был оглушен таким ликованием. Он спросил шепотом отца Василия:

– А у вас не будет неприятностей? Священник стреляет в церкви!

Иезуита явно покоробило.

– Сын мой, – оскорбленно произнес он. – Я не стрелял в церкви! Я стрелял через дверь, с паперти, чтобы изгнать из святого места его осквернителей. Священник же я только тогда, когда нахожусь в самой церкви.

Да, сразу было видно, его воспитали святые отцы иезуиты. Мелик только пожал плечами. Тем более что философствовать было некогда.

Надо было немедленно отправить Мамеда Садуллаева в Баку, чтобы он наконец подписал контракт с иранцами.

Пока этому не помешает еще что-нибудь, такое же страшное, как только что закончившееся кровопролитие.

Чуть ли не силой Мелик повлек толстяка, который находился почти в прострации и продолжал причитать, к фургону.