Текст книги "Нет и не будет. Тексты"
Автор книги: Екатерина Жилина
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Екатерина Жилина
Нет и не будет. Тексты
Платочек
Отвести глаза смотрителю и подменить одно другим и унести с собою издание «Платочка», с приписками и вложенными листками ума, отнюдь не доверяющего сердцу, но очевидно таящего любовь к анатомическим рисункам растений. В нём сила и вязать и узы роспускать.
***
Ко лбу и к области груди прикладывают разные соцветия и листья, но действуют они как ледяной компресс, как форточка распахнутая в ночь из комнаты накуренной в которой уж всё переговорено давно и ты в пальто шагаешь за порог не попрощавшись, заглянув в пролёт, прежде чем начать спускаться. Платок, намоченный и отжатый – его и помнят и среди и после болезни, как сбывшийся счастливый сон.
…и станет тихо
Спровадить день, взгрустнуть, да отойти ко сну, в ногах поставив расшитую особо подушечку, смотреть, смотреть, пока не вовсе темно.
***
Заходишь в комнату, они выходят в тот же самый миг через другую дверь какую-то – ты на порог и видишь – хвост втягивается в двери напротив.
***
В коронах маковых на шеях-палочках обступят и подуют в глазки – заснёшь, и станет тихо.
Реликтовое излучение
Довольно трещины в волос толщиной, – голоса пробиваются сквозь покров – охотничьи ворожбы, напев идущих с бреднем богов, – обещая молчание, обещай тишину.
***
Печать надломлена, за шторою окно – полуоткрыто, ты идёшь к нему, выглядываешь, с тем погружаясь в шёпоты неведомых речений, каковым внимаешь прилежно, вдруг начиная различать слова, меж тем вокруг запястий смыкаются безсчётные персты. Вниз не смотри – дождёшься ли зари цветка рдяного, или же игл в устах призывно улыбающейся тьмы, которых ножи невольно повторяют костяной извод – на самых дальних окоёма рубежах? – бело, как снег, и красное, как кровь, притопленные в чёрном.
***
До земли – несчитанные вёрсты одинокой пустоты, да свисты, словно в ключик дует дрозд, а в нём сердечко – горячее, его высматриваешь, но всё впустую, – как и встречать зарю с востока, когда у света нет сторон, и самого нет света, а только есть – тоска по белым занавескам на кухонном окне, салфеткам-ришелье, щипчикам для сахару, и чаю, заваренному не для одного себя.
Вражок заботливый
Вотрёт в висок вражок заботливый, —
<как колокольчик, который к столу зовёт,
откуда-то издалека, из далека,
которого не одолеть, – далёко отошёл
задумавшись, и мудрено вернуться, —
пусть имя выкликают до сих пор>
тревогу, на перилах ладони дрожь, и боль,
и боязливость сорвавшего печать,
но не читавшего – листки унесены, —
***
Идёт-идёт, – шажки улитицины слышишь
щекою погрузившись в дёрн,
прикрыв глаза, без солнца, и без луны, —
<они всего лишь умозрительные точки, —
на небосводе рассохшихся окон,
которых в рамах дребезжит стекло, —
и не узнать никак – которое>
и после, конфузливо смести с плеча листок,
а с ним в полёт отправить и моллюска,
который не видал такой земли,
и не расскажет никому – об этом
молчат, чтобы не стать для всех чужим.
***
Сомненье, – соляной кружок, —
ни шагу не даёт шагнуть —
и уж следок прервался,
и занесён позёмкою – обратно
не повернуть
Ветра катушечка, катись, катись!
Ясное чело туманится,
лодыжки обдаёт
мгновенный холодок
петель и протяжённостей проворных, —
<они и вьются, как шёпоты неведомых течений>
которых глаз не может увидать,
как и дыхания.
***
На прогретый пола островок
уляжется, но будет прясть ушами,
волнуемый <точильщики дерев, —
тревожат так же – заставляют шарить
вокруг, закрыв глаза и обнажая слух,
вторгаться в предчувствий область, —
касаются, яко считают позвонки
и пересчитывают по сорок тысяч раз
единождысекундно, —
когда идёшь в границах их ходов>
пусть и не из тех, кто тяготится
пределами земли, но тихий зов
всем внятен,
знаете ли.
Ткачики
Раскладывать повсюду полотна
Отрезы для ткачиков, которые скроят
Да понашьют чепцов,
Того не зная, кому пришла охота
Им раздать работ.
***
И воздевать ладони,
Надушивать персты,
Плеща вокруг
Густой и ароматной
Водою.
Нить туго натянута
Завод выходит
у саранчи железной
свет узок
***
Нить так туго натянута, —
на нити навязали петлю, укоротив, —
и вот Луна заглублена в небесный океан,
наклонено её безбровое лицо,
и пристальнее, чем обычно, глядит,
груз мыслей тяжелее или сильней
её влечёт на дно?
***
Времена,
когда рыбы ходят меж стволов дерев
и засыпают в дуплах
закончатся, и память
распустит вязку, ведь и синеют небеса
опять едва распустится воронка урагана,
как ворот свитера.
Немногое поймёшь на берегу,
ни разу не разбив коленей,
начищенным жетоном скользя,
с одною стороной без стороны другой,
оглядываясь, не повернув голов
и округлив глаза
***
И под сиденьями качелей
ещё сухие
следы
Неграмотному
все слова – узор
Не перечитывая и не прочитав, с листком бумаги проводить часы, – он речь ведёт, и слушать эту речь, не прибегая к другим способам.
***
Неграмотному все слова – узор, в котором различает он петельки и штрихи, в их повторении он не спроста подозревает какое-то послание, – себе? – отзывается на многих языках, обозначая полюсы мира – тоску и упоенье.
***
Перекладывать чтобы вовсе пропало, не умея ни позабыть, ни запомнить, так, чтобы смежишь глаза – и вот замечаешь, тень, и следом – как из кулисы, из прикрытой двери – никак не убедиться вполне, – есть ли, нету ли, ждать ли, или уйти.
***
Я здесь, я вижу облака,
как отражение в воде,
и солнца цепкая рука
бросает тень за спину мне
***
Багряно-огненные
прочертят на веках изнутри
протоки
occasumsolis и ortussolis,
заставят видеть кровь
внутри живого
естества
***
Волшебство
полёта – руками поводя, опору
теряешь долу опустив глаза,
и волосы – как волосы в воде,
и смятым бубенцом вокруг подол —
не утаить
Яд вялый, – всё обман, —
придержит на бегу любого
Раскрой и посмотри,
латынь искупит простоту вопроса
Быть узником предметов и ключей,
не смея двери открывать скорей,
чем позовут
Не верь, чужому почерку,
не верь руке своей
***
Вся эта невозможность знать или верить.
***
Газ дымчатый, летучий флегистон
сквозь толщу вод
покажется грудным дыханьем
в мороз. Неведомо чьим глазом ты глядишь
в густое небо цвета тёмной ночи
когда и Солнце и Луна вдвоём
пересекают неба окоём
в священных лóдьях.
***
Смеркается и стукоток в груди…
***
Не можно вспомнить,
он в сторону свернул
и удалялся прочь
задолго до того,
когда глаза
открылись и моргнули
впервые.
Нечего сказать, —
а память давних общих дней
хранит кошмар крадущегося
к тёплой крови зверя,
не ведающего
сердечного тепла, иного,
чем тепло нагретой крови.
Опустошай карманы
Опустошай карманы – бывает, что позабудешь, —
а там – как дорожкой из крошек, —
неосторожно взойдёшь в роковые
комнаты, – всё там, как было тогда,
те же самые шторы.
Не нужно, не оставляй ни кончика нитки, ни зёрнышка,
память было обложишь мягким тряпьём,
оставишь,
далёко уйдёшь,
не замечая, что делаешь круг.
Тысячепалый ветер
Не выходить ни завтра, ни сейчас,
смотреть из окон, непогоды ждать
во совершение неслыханных чудес, —
вдруг услыхать на кухне
часы. Ледяною саранчой,
касается щеки, – как бы во сне, —
сменивший направление
на долю румба в волос толщиной,
с той стороны, где близорука я
тысячепалый ветер.
***
Под штукатуркою, закрашенная дверь, —
идёт периметр струпьями, – бежать? —
на что решиться? —
***
Взгляд извне переменяет сны спящего.
***
Читаешь, при этом, то или иное слово —
неверно, подозревая подмену.
Иные подмены – есть откровения,
иные – наши тревоги.
На одну сцену из Макбета
*
На тщательно расправленной копирке
вальсировать, под нею воздух —
небесным звёздам твердь, да птицам,
в то время, как уже идут,
идут,
всё ближе
**
Именами
домашними друг друга окликать,
в то время как,
уже идут
***
Не будешь жив – к чему
с утра одеться тщательно,
гадать о том, куда ведёт природа
твоей души, – не вымочить бы ног? —
всё это ни к чему —
идут уже,
всё ближе
****
Хватать холодный воздух ртом,
и раскраснеться, и стянуть с волос
из жемчуга речного сетку,
словом – жить,
в то время,
как
*****
Слыхали – чтобы завлечь в беду,
беднягу обречённого займут
беседою, распросят,
и многим «почему»
дадут дорогу в обе стороны,
как будто бы ему
назавтра уезжать,
и потому,
не в письмах съединиться с ним, —
сейчас, на берегу, —
как будто встреча
назначена,
как всякий оборот,
которым люди разлучены,
Фортуны колесо —
другим – исправит,
вернёт назад обоих,
к другу дружкá – но это
ложь и ложь
******
И сам себе проснувшись утром лжёшь,
а солнце больше не взойдёт на небо
румяное, как юный маков цвет, —
совсем
не жухлый цвет
на воздухе
подсохшей
крови.
Со взглядом взгляд
В окно влетает птица, и сердце остановится в груди, когда со взглядом взгляд перекрести́тся – круглы глаза, которых не умеет отвести пернатый простодушный душелов, сам в клеточке из пальцев одной руки уместится, присевши на ладонь.
***
Питомица доверчивых светил, сошедшихся, соприкасаяся плечами, над колыбелью, – полый небосвод за спинами их клóнится вперёд, и рушится, и остаётся невредим, дрейфуют в нём большие города и стаи саранчи, ветрила лишены опоры, ни загадать, не заказать в дороге обеда и жилья заранее, – сближенья случай, составил некую фигуру танца, – без умышления умышленность, – в другие из которой не перейти.
***
С края стола столкнув стакан, – как подхватить его, и как не помешать ему разбиться? Пьёшь, залучаем в тесный ход, спасён и обездолен разом. Кровь под кожей движется, а с нею – приговор, – дойдёт до сердца и сомкнутся створы, – не медли составляя гороскоп.
Паж
Паж дожидается. Он, —
либо она, – выйдет
в конце концов, —
отирая рот,
впрочем,
следов не скрыть, —
и поделом, —
как это скучно —
либертинаж. Обет
неразрешимый, —
отдаваться взгляду, —
со стороны.
Переминаться
с пятки на носок
то на часы
посматривать,
отбросить сигарету,
то прикурить опять, —
впервой
тропинку проложить
в снегу. А где-то птицы
пронизáют снегопад,
он дали скрал, и прибирает,
утягивая круг,
через дорогу улицу, а вскоре
не станет видно
пальцев вытянутых рук. Извод,
уловленный и заточённый,
признание? согласие? —
не покидая сна, кружить вокруг, —
ни слова, ни кивка, —
и в шею его поцеловать —
равно подкинуть фото,
которое
снятó через окно.
А где-то
генварь открыл ворота октябрю,
и только травы сдерживают то,
что так бежит друг друга, —
мешая разлезаться
дней тряпице.
Мефистофелю I
И так, однажды,
в кармане обнаружить книгу —
форматом в записную,
длинней ладони,
уже, чем ладонь —
чтоб взять – надёжней,
выложив – искать.
***
И в ней, читая по слогам, артикулируя губами,
прочесть незнаемое слово, как будто имя —
единственный знакомый алфабет
здесь собран в слово —
и оно придёт, здесь слово есть само,
есть самое своё же воплощенье.
***
Втянуть во грех, оставив наблюдать,
калечить, зажимая пальцы в двери —
себя/его, вместилище души,
и с нею вместе,
из-за плеча, отворотив лицо,
смотреть в глаза отвергнутых любимых,
потери в счёт бедняги занося,
в счёт чашки Петри, сожителя,
ущербного жильца,
которого покину одного,
когда из-за двери начнут кричать,
чтоб открывал,
что некуда скрываться.
Мефистофелю II
Так Фауст, за мелочью в карман полезши, чтобы отдать за пустячок цветочнице, выуживает книжицу, какой туда не клал, однако же у коей на шмуцтитуле его же почерком надписанное его же имя.
***
Так и девица, обещавшая себя Христу ли, никому ли, единственному ли, приводит путника к молитве обоюдной случайного.
***
Так и входящий в порт корабль, который кем-то из команды предан, самим ли капитаном, может быть, быть может, кем-то, не покидавшим суши, обречён, как ни швартуется – сорвётся с якорей, – геенне ледяной и мраку влажному, сочащемуся мраку, который, раз разлегшись на груди, уже не даст подняться – глазам оставив неодолимый путь наверх, которым вспять не пройти.
***
А в доме брошенном собака, унаследовавшая дом – в буфетной, в бальной зале – где угодно. Ей нету дела до назначения комнат, но быть может, она бы предпочла те из них, где проводили время её люди?
Бежать! – I
Бежать не нужно, не убежать,
когда ты меж стеной и дверью,
а дверь не заперта, и щель растёт, растёт.
***
Слух обегает комнаты в домах, клубок наматывая,
клубок, как многократно повторённый путь,
изъятый из извилистого жерла,
предъявленный нагим моллюском.
***
Едва отпустишь слух – туда, за дверь,
в прибоя молвь, в прибой из голосов,
он ринется, с тем страхом, с той тоской,
с какими ходят мимо дома, зияющего
по темноте, когда нас тащат за руку,
а мы – ребёнок преданый
на скорби и на страх.
Бежать! – I
I
Бежать! Латаньем ветхих кружев не вернуть —
заплаты выйдут мешковинно неловки,
сентиментальности губя труды,
и как же манит глаза, взглянувшие уже,
изъян.
Нащупать шов чужой, нашитый криво
и скособочивший приветливый узор
из папоротников
едва возросших
и ягод,
через который мне б на свет смотреть.
А то упрятывать среди мехов и драпа,
упрятывая в складки, как в карманы снег,
рассыпчатый и вскоре нежно-
усталый.
Не увернуться от свистящих чёрных птиц —
Они пронижут нáсквозь
Не замедляя лёт.
Торные пути
Когда же торные пути оборотятся
кипящими провалами,
подол из пальцев вон и —
шелестящая волна затапливает
сверху вниз, – всегда настороже,
но лишь теперь и сможешь различать
среди следов безвестных птиц одни —
из пятипалых лап веточковидных,
развёрнутых противухода.
Поток влечёт.
С исподу глянуть —
захлебнуться сном наяву,
в котором краски ярки и чисты,
но прозреваешь за ними
и иное. Сундук, оставленный
каким-то постояльцем жилья,
письмо со штемпелем
оттиснутым в сургуч – чужое,
имена незнаемых людей, равно всё,
что ничьи, слова пустые,
ворожба, которой спервоначалу
не распознать, как и лица второго,
глядящего за спину из волос —
заглядывать под стол
не вдруг возьмёшь в привычку, —
которых уж справлялись пришлецы,
встревожившие
смирных голубей на чердаке.
Не веря
И оставалась в комнате одна
Перегибалась через подоконник
Обе от пола отрывала ступни
Отчаяньем затягиваемá
Твердила «ми́нует»,
Не веря, что минует.
***
Куда расходятся другие? —
к себе домой
обёртывая
в заградительные шторы
тепло житья, —
в застенчивости перед тьмой,
едва ли знакомой им —
по слухам,
какая и в яснейшей из ночей
протягивает
персты,
напитанные шевелением и хладом
и оборачивает
кошмара мокрой простынёй
лицо —
снов не бывает добрых
для тех, трáвлен сворою когтей, клыков,
которые есть плач за проливным дождем,
и смертный
покой в объятиях снегов —
идти на зов,
опаздывать,
быть в шаге и не найти.
***
Поставить рабочий столик
при восточной стороне.
***
Глубоко в воде:
густые небеса, которые у самыя земли
разрезывают словно бы,
а ввысь – разреженней и легче,
они разведены, должно быть,
и не годны ни для чего —
пускай полёт
нашёптывает что-то,
этим крыльям, —
плащом вздыматься,
от самой нижней,
самой тонкой стенки
тверди
земной,
отталкиваться,
и посреди
поднятой мути,
прилежно светить огарочком,
зажжённым не от солнца, не от огня —
во потаённой глуби
не знающем ни об одном из них.
***
Одним из горсти маковых зёрен,
которую бросают под ноги колдуну,
отказавшему смерти,
и он ими заворожен.
***
Страшна заворожённость.
***
Рябь, рябь.
Извлечённое в тайне и второпях письмо,
в котором, разодрав конверт,
как бы со сне, подвластный сну,
не прочитаешь обращенья,
сокрыто, затемнено и отвлеклись глаза.
И красное – как внутреннее солнце
и как море
крови
стучащее в виски прибоем,
за которым придёт волна
сметающая всё,
ровняющая всё.
Румяно личико
Фи́жем похрустыванье —
преграда и заведомый отказ,
себе во обладаньи телом.
***
Румяно личико, а нёбо изъязвлено,
что сочеталось с ним? —
как будто лист, забытый на клинке
и в ножнах источающий болезнь,
незримо
ядящий сталь.
***
На сомкнутых устах печать горит огнём —
поведать об утрате,
о той гудящей пустоте внутри,
которой монотонное дыханье —
дыхание безсонных
***
Забытые духи отвердевают,
из запахом стекло замутнено,
как многодневный след
слабеющим, превратным,
уводящим
от берега на глубину,
где пряди
холодные
колени оплетут.
***
А что любовь – сперва безвестный вздох,
и очень скоро – записка, что передана
чрез руки многие,
она
пыльцы волшебной лишена.
***
Густое зелье проникает в кровь, с ней перемешиваясь, становяся ею. И глаз искать, в глаза глядеться, наедине остаться, запершись в норе среди людей.
***
А он придёт во сне, во сне откажет, и там, во сне я не найду слова, чтобы немножко задержать его уход.
***
Любовь – а что это ещё? – совою-зверем прянет беззвучно и вспорет ярёменную вену, из сердечных жил наделает плетёных колечек на пальчики отымщице, лишительнице. Слыхала, высохнут, и в пыль рассыплются, когда их не приваживает плоть.
***
От поцелуев вскрикнешь, минуясь заострённых зубов, сбежишь. Ведь имя – хрусткое, как камешки в горсти – ладони не раскрыть, а каждый из них остёр и режет в кровь, но не раскрыть ладонь.
***
Некогда бывшее сбудется вновь,
отчаянье дрейфует в лодчонке,
суждённое не приходит кратким путём,
читала, что в прежние времена
сойти на ходу мог всякий,
кто поехал на конке.
***
В мелкую воду вступаешь, чтобы смочить носки сапожек,
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
