Текст книги "When I grow up. Пособие для взрослых девочек из дисфункциональных семей"

Автор книги: Екатерина Соколова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Куда ты?

– В аэропорт. Вот, – протягивая Володе ключи, тихо произнесла Мария. – Думаю, объясниться с лендлордом твоего французского хватит. У вас есть одиннадцать дней, чтобы попробовать спасти свой брак.

– Ты не обязана, – по-директорски «выстрелил» он.

– Я делаю это не для тебя, а для себя. Я-то со своей жизнью разобралась, хоть и стоило мне это моих накоплений, а тебе со своей – еще разбираться и разбираться. Прощай!

Мария еще долго вспоминала огни ночной Ниццы. Ей хотелось запомнить все: яхты, плывущие по морю, которые при приближении к берегам превращались в автомобили и продолжали плыть по суше; девушек в невидимых платьях, сидящих нога на ногу, весело щебетавших что-то на ее самом любимом французском языке; запах рыбы и острого соуса.

Как же хотела она когда-то оказаться здесь с ним!

Самолет улетал, оставляя позади Володю, виллу и Машино детство.

Верка с мужем, как и обещали, встретили ее в Москве.

– Что-то в тебе изменилось за эти два дня, Маш. Не хочешь к нам поехать? Витька плова наготовил.

Мария лишь отрицательно замотала головой.

Уже когда они подъезжали к дому, она снова неожиданно для себя произнесла:

– Вера, спасибо тебе!

– Да прекрати, мы вот с Витьком в кои-то веки по ночной Москве проехались.

– Вера, спасибо тебе! – повторила Мария. – Ты и наши девчонки – моя семья. Я никогда не говорила…

– А ты моя, – со слезами на глазах произнесла обычно непробиваемая Верка.

Еще не успев толком разобрать чемодан, Мария услышала звонок своего сотового.

Экран зловеще сообщал: «Мама».

– Машка! Слышишь меня, дурище ты, молоко на губах не обсохло! Звонила тетя Лена, сказала, что ты в Москву улетела и бросила Володю с женой! Что, вилла не понравилась? Тварь избалованная! Не нравится? Во Франции не нравится? А потерпеть ты не могла, как я терплю тебя все твои 35 лет? Ты опозорила меня, опозорила в глазах тети Лены и Володи. А ведь тетя Лена – моя подруга, подруга детства! Тебе, видно, такие слова не знакомы! Как я теперь им в глаза смотреть буду – ты обо мне подумала, эгоистка? А?! Всю твою жизнь от тебя одни неприятности! Это моя подруга, моя ближайшая школьная подруга! И не смей деньги обратно за виллу просить! Ты мне больше не дочь!

Ты…

Не выключая телефон, Маша отнесла его в ванную, положила на полку, вышла и закрыла за собой дверь.

Все персонажи данной истории выдуманные. Любое сходство – чистое совпадение.

И сердце почувствует спицу…

Какие физические реакции мы чувствуем, когда нас обесценивают,

и почему мы не придаем им значения?

Три недели назад я бежала мимо метро по дороге в банк. Народ струился по узкой улице, туда-сюда шныряли попрошайки, продавцы колготок и хурмы. Пара узких глаз остановилась на мне, и что-то помимо моей воли стало тянуть меня из этого неуправляемого потока.

– Катюша, – улыбнулись узкие глаза – как твои дела? А я думаю, ты или нет? У тебя есть время? У меня тут две такие беды, сейчас я расскажу тебе, ты ж юрист, сможешь мне помочь.

Я стояла, словно приклеенная к асфальту. Нина Альбертовна! Ну как же! Давняя приятельница моей мамы и по совместительству моя репетитор по английскому в пятом-седьмом классах, – факт, который на протяжении долгих лет давал ей санкцию использовать маму как «эмоциональную помойку», а меня – как бесплатную юридическую консультацию. Если Нина Альбертовна звонила, я иногда убегала в другую комнату – иначе мне пришлось бы потратить три часа своей жизни на horror stories о ее детях, дачах и прочем. Впрочем, в последнее время Нина Альбертовна и внешне все больше и больше походила скорее на персонажа из фильма ужасов, чем на человека с дипломом иняза.

– Катя, у нас такая трагедия. Мою Жанну (младшую) выгоняют из института. Ничего делать не хочет. Вот еду с сумками и пакетами разговаривать с администрацией. Я живу на даче, писаю в ведро, отдала им квартиру, оплачиваю ей учебу, а она только мужиков водит кавказской национальности, все время новых, которые к тому же все время что-то из квартиры подворовывают.

«Ну, понеслось, – пронеслось у меня в голове, – в банк я сегодня точно не попаду».

– А еще у нас же суды длятся уже пять лет. Ведь мои родители оставили мне полдома в Саратовской области, а другая половина принадлежит какой-то стремной тетке-риэлторше. И она не хочет согласовать со мной границы участка. Подержи, пожалуйста, мои вещи. Я сейчас в туалет сбегаю.

Внезапно я и сама оказалась обвешанной старыми сумками Нины Альбертовны. Но не успела я и выдох сделать, как мне уже показывали странные фото какой-то клетки – как оказалось, то были фото из зала суда, где проходили процессы по делу ее дачи. Ну действительно, где еще фотографироваться?

– А еще моя средняя, Сима, ты ж знаешь. Она инвалид. И хотя она получила высшее образование, никуда ее на работу не берут. И вот она живет вдвоем с Жанной, и мужики Жанны все время пытаются у нее, бедняжки что-то своровать.

Вот тут-то меня и пробило. Меня вообще не так сложно пробить на эмоции, когда речь идет о детях токсических родителей.

Я вспомнила, что моя подруга работала с организацией, помогающей инвалидам в устройстве на работу. Я сказала, что постараюсь помочь. И дала свой e-mail.

– Катя, ну расскажи, как твоя мама? – получив свое, переключилась Нина Альбертовна. – Она же такой человек хороший, такой добрый, но почему такая несправедливость?

Мне в очередной раз пришлось рассказывать долгую историю болезни моей мамы и то, как сложно мне было решать многие административные вопросы, с этим связанные.

– И да, Нина Альбертовна, никто из ее подруг мне, к слову сказать, не помог. Никто.

Нина Альбертовна попятилась назад, при этом ее рот отрылся в оскорбленном порыве.

– А что мы-то сделаем? Что сделает Лидия Викторовна или Виктория Павловна?

– Да, мне очень тяжело, – продолжала я, – спасают только поездки к любимому в другую страну. А то у меня на нервной почве руки и ноги немеют.

– А ты перчаточки теплые надень, – улыбнулась Нина Альбертовна.

И я почувствовала спицу внутри. Да, именно ощущение, что мне воткнули ее прямо в сердце.

Вот на этом моменте мне надо было замолчать… и бежать… в другую сторону, ведь то была реакция моего тела на так называемое «обесценивание».

Но нет. «Комплекс хорошей девочки» и тут победил. И я, словно школьница на уроке, продолжала подробно, с чувством, с толком, с расстановкой рассказывать про диагнозы моей мамы и их лечение. И снова мой правдивый рассказ был прерван словами, которые почему-то прозвучали очень гадко:

– Ты мамочку не бросай, – вытягивая свои тонкие губы, произнесла Нина Альбертовна, покачивая своим старым тощим пальчиком.

И мне опять стало плохо. Теперь уже намного больше. И снова я не придала этому значения.

– Катя, а я писаю в ведро и живу на даче. Девочкам своим любимым квартиру в Москве оставила. Но младшая, Жанна, спит с кем попало, в основном, с парнями с Кавказа, с уголовным прошлым. Они у нас из квартиры постоянно что-то воруют. И даже у моей средней, Симы, – а ты знаешь, она инвалид второй группы, – кошелек и деньги несколько раз пытались украсть. Она поэтому собаку себе завела.

Симу я помнила. Красивая милая девочка с огромными глазами и потрясающими волосами, своей инвалидностью она напоминала красивую дорогую сломанную куклу, которую бросили, едва наигравшись.

– А мой старший сын уже профессор, вообще со мной не общается. Знать меня не хочет. У него жена, детки, а мы вообще не видимся… Он такой подкаблучник, только жену слушает. И деньги все – только ей.

Вот тут во мне внезапно проснулся здравый смысл. Проснулся… и, к сожалению, тут же уснул, потому что я решила для себя (со своим комплексом вечного спасателя), что непременно должна помочь Симе. И я помогла. Я позвонила своей близкой подруге, работавшей в свое время в организации, помогающей устраиваться на работу людям с инвалидностью, и попросила помочь.

Да, к слову. Нина Альбертовна очень настойчиво просила мой телефон. Я настойчиво давать его ей не хотела – тут опять работала скорее логика тела, чем разума.

– Да ты не хочешь мне свой телефон давать, – начала вешать на меня «вину» и «стыд» Нина Альбертовна.

И я опять сдалась. И дала ей свой номер. Резюме Симы я, соответственно, переслала своей подруге.

Прошло три недели. И сегодня, в воскресенье, раздается звонок.

– Катя, здравствуй. Это Нина Альбертовна. Как ты? Как мама?

– Нина Альбертовна, я на вопросы про маму больше не отвечаю. Что вы хотели?

– А я звоню, чтобы послать тебя на хуй. Потому что до этого твои друзья послали на хуй и обидели мою Симу.

– До свидания, – сказала я и повесила трубку.

Сердце выпрыгивало из груди. Но руки и ноги уже не немели… Но не успела я порадоваться, как быстро от меня отстала эта ненормальная, как получила от нее чудное смс:

«Ты с пиздецой. Бедная твоя мама!»

Сразу почему-то вспомнилась моя же статья про токсичность и преследование.

В одном я была уверена: моя близкая подруга – человек ответственный и интеллигентный. Ее коллеги, каждый день помогающие людям с ограниченными возможностями, никогда не послали бы на три буквы никого.

И тут же я получила сообщение от этой своей подруги. Привожу его текст практически дословно.

«Катя, за свою коллегу из той организации я ручаюсь: она никогда не будет посылать никого матом. И перед твоим сообщением (как бы воскресенье вечер, нерабочий день) я получаю смс от той самой коллеги – она работать с этой девочкой не сможет: девочка была вполне адекватной и вменяемой, потом стала вести себя странно, потом появилась мама, названивала, качала права и угрожала. Моя коллега работать с ними не сможет, но я не понимаю, это что ж надо было такого сказать ей, человеку, каждый день устраивающему на работу огромное количество людей, в том числе с ментальными нарушениями».

Данная история является личным опытом автора. Имена персонажей изменены.

Новогоднее…

С детства Лиза ненавидела 31 декабря, потому что в этот день ей, невидимой, как ей казалось, крошечной серой мышке надо было и вовсе надеть волшебный колпак и превратиться в человека-невидимку. Будучи маленькой девочкой, она хорошо помнила, как любое ее слово, любой ее шаг в этот день вызывал «вулканическое извержение» мамы.

Шли годы. Лиза закончила школу. Потом институт. Но праздник по-прежнему носил для нее неприятно-терпкий запах. Мама по-прежнему много готовила и устраивала истерики, папа по-прежнему обижался, уходил в другую комнату и молчал. Лиза пробовала помогать маме в приготовлении еды и пробовала не помогать, пробовала разговаривать с ней в этот день и пробовала не разговаривать, – итог был один: во всем, что случалось в этот день, виновата была Лиза, и только она. В том, что отключили горячую воду, в том, что тесто «не подошло», в том, что мама сожгла утюгом любимое платье… Новый год уже давно превратился для Лизы в «стресс-марафон», победителями в котором были просто выжившие.

Но у Лизы были друзья… И была, как ей казалось, ее волшебная крестная, ее вторая мама, тетя Люся – бывшая коллега с работы.

В отличие от Лизиной мамы, тетя Люся всегда являла собой само спокойствие и самодостаточность. Она никогда не позволяла себе поднять голос или опуститься до обвинений. И именно к тете Люсе (которая много лет подряд приглашала Лизу встретить Новый год) Лиза и отправилась одним новогодним вечером, предварительно позвонив ей и поинтересовавшись о планах женщины.

– Боже, Лиза, как я рада тебя слышать. Да что ты по телефону, – просто приезжай. Поболтаем, чайку попьем. У меня тут столько вкусностей. Приезжай! Наконец, с дочкой моей познакомишься и моими бывшими коллегами из министерства!

«Русский язык богат, прежде всего тем, что даже в таких, казалось бы, банальных словах, как глаголы движения, мы, русские, всегда можем прочесть нечто неуловимое, понятное только нам», – думала Лиза на следующий день, первого января.

И Лиза «уехала». Именно у-ехала (не при– и не по-). И, быть может, именно это и стало ее роковой ошибкой.

Вооружившись огромным подарком, состоящим из всякого рода вкусностей и вин из всем известного магазина, Лиза нажала на кнопку звонка.

– Лизочка, дорогая, – открыла ей дверь «забигудированная» тетя Люся в халате – как здорово, что ты пришла! А я, видишь, ничего не успеваю!

Лиза на секунду замерла: ее взору предстала прекрасная чистая сталинская квартира тети Люси, наполненная запахом свежих фруктов, печеного мяса, рыбы под маринадом и терпких тетилюсиных духов.

– Это вам, тетя Люся, надеюсь, понравится!

– Боже мой, это что? Конечно, понравится! Заходи, проходи на кухню. Чай хочешь?

– Да, с удовольствием, настроение уже новогоднее!

– Ох, да ведь уже все чашки на столе и стаканы тоже! А, ну вот как раз одна чашка есть, отколотая, которую я как раз не стала на стол ставить. Сейчас я тебе чайку налью. Ну рассказывай – как твои дела? Как работа?

– Да, работа потихоньку. Хотела как раз вашего совета спросить по поводу одной барышни. Не могу понять, что ее во мне так раздражает, честное слово.

– Рассказывай. Я тебе помогу и все подскажу. Будешь делать, как я скажу – не будет у тебя никаких проблем.

Лиза почему-то вздрогнула, услышав эту фразу. Тетя Люся частенько произносила ее, когда у Лизы были «проблемы», но потом внезапно пропадала на несколько месяцев, так что «проблема» либо решалась сама, либо исключительно Лизиными выдающимися дипломатическими способностями, как говорили о ней друзья.

Лиза неожиданно для самой себя снова, как в юности, стала подробно рассказывать о наболевшем – о коллеге, которая ее все время «гнобит», о том, как ей в обход внутреннему уставу не повысили зарплату, навесив обязанности.

Внезапно из ванны показалась уже красиво уложенная с идеальными кудряшками голова тети Люси. Один глаз был накрашен, в то время как второй, дожидаясь своей очереди, злобно косился на Лизу.

– Лизанька, слушай, – перебила ее на полуслове тетя Люся, – это так здорово, что ты пришла! Так здорово! Ты мне рыбу не поможешь разделать? А то я как-то время не рассчитала и вот уже бигуди сняла, а сейчас начну рыбу разделывать, и волосы все рыбой пропахнут.

– Тетя Люся, извините меня пожалуйста, я ради вас, что угодно сделаю, но рыбу – не просите. Я не умею. У меня в плане рыбы руки не из того места растут. Я вам все испорчу.

Лиза покраснела. Ей действительно было искренне стыдно за то, что к своим двадцати пяти, несмотря на полученные два образования, она так и не научилась разделывать рыбу. Правда, откуда-то из глубины вылез Лизин страх запачкать ее новое платье и великолепный дорогой салатовый пиджак, но этот страх быстро пропал под тетилюсиной светлой улыбкой.

– Неумеха ты моя, неумеха. Ничего, тебя сейчас тетя Люся научит. Главное, осторожненько так, хоп, хоп.

Говоря «Хоп», тетя Люся подняла на Лизу глаза и как бы доверчиво улыбнулась, но у Лизы почему-то мурашки побежали от этой улыбки.

– Сейчас я на тебя фартучек надену, и все у тебя получится, – надевая старый фартук, приговаривала тетя Люся.

На мгновение Лизе стало тяжело дышать: фартук, который с такой показной любовью надевала на нее тетя Люся, внезапно показался ей паутиной, а сама Лиза чувствовала себя жертвой в логове страшного зверя.

Лиза подчинилась. Осторожно, перебирая косточку за косточкой, она стала отделять кусочки рыбы. Все ее внимание в этот момент сосредоточилось на том, чтобы 1) сделать все красиво, 2) не испачкать новый пиджак, 3) не поранить пальцы.

А тетя Люся напротив, докрашивая второй глаз, как будто бы ожила:

– Я давно говорю тебе, Лиза: тебе надо иметь свое мнение! Ты не должна просто так терпеть, когда тебя обходят в плане зарплаты. Так и до пенсии досидеть можно на мизерной должности. Ух ты моя умница, смотри, как хорошо у тебя получается! Сейчас доделаешь и давай салаты на стол неси. А я пока мясо в духовке включу.

Лиза вымыла руки, покрасневшие от бесконечной, как ей казалось, рыбины, и стала носить салаты в прекрасно обставленную гостиную тети Люси.

Гостиная поражала своим великолепием: огромные хрустальные люстры, деревянный XIX века стол, пианино с подсвечниками – все говорило о том, что здесь жили «высокообразованные» и «высокоморальные» люди… ну, по крайней мере, по Лизиным понятиям.

Пока Лиза старательно выносила салаты и закуски на стол, тетя Люся уже сменила халат на прекрасное шелковое коричневое платье в кружочек.

«Какая же она все-таки аристократичная!» – подумала про себя Лиза.

Тетя Люся же в свою очередь продолжала свой монолог:

– Где твоя самодостаточность? Где твоя гордость? Где твое достоинство? – декларировала тетя Люся, подавая Лизе очередную закуску из холодильника.

Огромные напольные деревянные часы гостиной пропели долгое и звучное: «Бом».

– Это уже пять тридцать? Боже, мои подруги придут через полчаса. Лиза, солнышко, спасибо тебе огромное, что зашла и помогла. Так приятно! Ты уж не обижайся, но тебе пора уходить. А то гости вот-вот придут. Сама понимаешь, тут праздничное настроение, не хочу, чтоб тут кто-то в коридоре толпился.

И по мановению волшебной палочки Лиза уже оказалась одетой в свою теплую куртку и стоящей во дворе тетилюсиного дома. Она понимала, что произошло что-то… что-то очень гадкое и несправедливое… но с кем и как это произошло – она понять никак не могла.

«Как-то неудобно получилось, – подумала Лиза, – Она, наверное, не поняла, что я хотела тоже на Новый год остаться. А возвращаться как-то неудобно. Куда ж мне теперь идти? И денег я столько потратила на подарок…

Ехать домой Лизе совсем не хотелось, но еще больше не хотелось по второму кругу разделывать чью-то рыбу. Внезапно она вспомнила, как ее бывший тренер по верховой езде приглашала приехать на праздник к ним в парк Тропарево и встретить Новый год на конюшне.

– Жанна, привет, это я, Лиза, – начала неуверенно девушка, – как дела? Вы сегодня на конюшне?

– Конечно на конюшне! Приезжай к нам! У нас хозяин кафе сегодня всех бесплатно пирогами и чаем угощает по случаю!

– Жанн, слушай, мне так неудобно! Может, купить чего?

– Да, давай, как обычно! Кило моркови и кило сухарей, можно два, чтобы наших зверюшек порадовать.

– Жанн… Только я в вечернем платье…

– Ничего страшного! Посидишь с нами в кафе, встретим Новый год и потом гулять поедем. Приезжай, не сомневайся, тебе у нас понравится!

В компании трех тренеров по верховой езде и десяти лошадей Лиза все-таки встретила Новый год.

Одиннадцатого января, получив заказ, сотрудники прачечной еще долго не могли понять: это ж как надо было отметить Новый год, чтобы итальянское платье дорогой марки пахло одновременно навозом и испортившейся рыбой.

Все персонажи данной истории выдуманные. Любое сходство – чистое совпадение.

Кукла Даша

Глава 1

«Что есть «нормальность»? Рациональная теория, за которую человечество зацепилось много лет назад в надежде хоть как-то упорядочить общество в короткие периоды мирной жизни. На самом деле это гротеск, рациональная иллюзия. Сама категория «нормальности» меняется в зависимости от уровня культуры и общественного строя».

Даже спустя восемнадцать лет она помнила наизусть все его лекции. Все до одной могла их воспроизвести слово в слово. Они врезались в ее мозг и тело. Они не сформировали, нет – они вырезали ее характер и форму, с силой оторвав и выкинув все лишнее, неустойчивое.

Даша, администратор небольшого салона красоты в самом центре города, спрятав голову в себя, быстрыми шагами уверенно шла на работу. Острые мысы ее стареньких, но удивительно удобных зимних сапог набрасывались на утренний нечищеный асфальт, и ей казалось, что вместо ног у нее два огромных утюга, пытающихся оттянуть и разгладить снежное покрывало.

Словно из наушников доносился его голос. Жесткий, не знающий возражений, но удивительно добрый и понимающий.

«Каким образом может скрываться беспокойство? Иногда оно может скрываться полным отрицанием, – продолжал голос лектора внутри, – оно может скрываться физическим недомоганием. Оно может подавляться и вылезать с помощью иррациональных страхов».

Даше тогда было чуть за двадцать, и она уже несколько месяцев как трудилась в должности «уборщика производственных и служебных помещений» в небольшом частном вузе.

Она чувствовала себя призраком. Тем, кого нет в реальном мире. Тем, с кем никогда не здороваются и никогда не замечают. Некоей невидимой силой, которая бесшумно задвигает на место парты, протирает пыль на полках, отдирает от пола жвачки…

Каждый день она бесшумно приходила в институт, заходила в свою темную кладовочку, надевала неприметный темный халат и шла выполнять свою монотонную работу.

Странное такое чувство. Мама часто пугала ее в детстве: «Вот не будешь учиться, вырастешь, станешь уборщицей». И, кажется, она испугалась. И стала.

Поначалу работа тяготила ее, она стыдилась своего темно-синего халата, желтых резиновых перчаток и старых дырявых тряпок, но со временем к ней пришло четкое осознание того, что никому не было, в сущности, до нее никакого дела: молодые люди обсуждали свои поездки и покупку новой машины, девушки – одежду и перспективу удачно выйти замуж. А Даша – ее здесь просто не было. Был он – халат, были тряпочки и мокрые полы, на которые «нельзя наступать студентам во избежание незапланированных травм».

«Вкус власти – это даже не вкус денег. Это ощущение владения чужой душой», – продолжал голос внутри.

Вот именно с этой фразы все и началось, нелепо и безумно. Даша тогда уже какое-то время работала «уборщиком помещений», знала наизусть многие лекции и лекторов, когда внезапно однажды вечером до нее донесся тот самый голос, голос, который врастет в нее и станет ее невидимым спутником по жизни, ее советчиком, ее компасом.

Это был голос Виктора. Виктора Владимировича, самого молодого доктора наук института, преподавателя философии и истории философии.

Спустя какое-то время Даше даже начало казаться, что и любила она всегда не Виктора, а его голос. Тот самый, который она слушала за стенкой день за днем, вечер за вечером.

«Владение чужой душой».

Даша, взяв ведро и швабру, подошла к полуоткрытой двери аудитории и начала прислушиваться.

«Владение чужой душой при грамотном подходе может запускать процессы подавления защиты личности того, кого унижают».

Слова странного молодого человека заставили Дашу вздрогнуть и попятиться назад, как раз в то место, куда она поставила свое металлическое ведро. Как-то нечаянно стопа ее подвернулась, и ведро с звенящим звуком опрокинулось в самый низ, прихватив с собой и Дашу. Как назло, дверь в этот момент была открыта достаточно, чтобы и Виктор, и сидящие на первых рядах увидели все это действо, и в аудитории воцарился хохот.

– Виктор Владимирович, смотрите, от ваших лекций простые смертные просто штабелями падают, – прокричал какой-то высокий стильно одетый парень с первого ряда.

Все вновь дружно засмеялись.

Даша, готовая хоть сквозь землю провалиться от стыда, схватила ведро и швабру и побежала в сторону своей каморки в туалете. Ну, собственно, так все и началось.

Она бы многое отдала тогда, чтобы никогда не видеть человека, которому принадлежал тот голос и то, что он говорил. Но судьба распорядилась иначе.

Несколько дней Даша старательно обходила проклятую аудиторию, боясь разоблачения. Найдя в одном их пустых классов очередную жвачку, приклеенную к полу, она с энтузиазмом принялась ее отдирать с помощью ножа и растворителя, когда голос, тот самый голос, прогремел над ней, как первый июльский гром.

– Сотрудникам института разрешено посещать любые лекции бесплатно. В свободное от работы время.

Виктор опустился на корточки и, посмотрев ей в глаза, добавил:

– Совершенно бесплатно. Это наши принципы. Приходите. Я вас приглашаю.

Незаметно Дарья дошла до салона красоты. Открывая дверь, она привычно попрощалась со своими воспоминаниями, как со старыми, но верными друзьями, как муж перед работой, уходя, прощается с женой. Ее воспоминания уже давно стали ей семьей. Такой невидимой семьей.

Пока. Нужно работать.

Глава 2

Виктор сидел за столом в буфете и вполголоса рассказывал что-то своему коллеге с параллельной кафедры. Их разговор не было слышно, но по тем полужонглирующим жестам, по тому, как он поднимал брови, было понятно, что он очень чем-то возмущен.

– Вить, тебя, кажется, зовут, – засмеялся коллега, указывая на стоящую в углу Дашу, уже полчаса смотрящую на Виктора и странно поддергивающую левым глазом и плечом, как будто у нее был нервный тик.

– Меня? Кто?

Виктор обернулся, и, увидев вдалеке странные движения Даши, напоминающие ритуальные.

– Подожди секунду. Я сейчас.

– Дарья, вы что-то хотели? – обратился он к истерично и одновременно смешно дергающейся уборщице.

– Виктор Владимирович, держите! – доставая огромный красный талмуд, прошептала явно возбужденная происходящим Даша, – завтра перед первой парой положите в мужском туалете в кладовку, под мои тряпки. Только обязательно в файлик заверните, чтобы не испачкалось!

– О Боже! До завтрашнего дня я ее наизусть выучу! Дарья, я ваш должник!

– Берите, берите. И знайте – я полностью на вашей стороне, понимаю вас прекрасно, сама была в таких ситуациях в школе… знаю, каково это… Грымзы старые, – протягивая книгу отчеканила Дарья.

– Даша, не знаю, как вас благодарить.

– Это я не знаю, как благодарить вас, Виктор Владимирович. Ваши лекции мне глаза открыли! Понимаете?! Я дышать научилась! Ну, до завтра!

– До завтра, Дарья, – прошептал изумленный Виктор.

Уже шесть месяцев как каждую субботу Дарья посещала лекции Виктора. Она надевала строгие коричневые костюмы, купленные мамой для нее, когда ей было шестнадцать, убирала волосы в пучок, наносила легкий макияж и шла в институт, ставший ей уже родным. Прослушав лекции, Даша внимательно записывала всю рекомендованную литературу, затем заходила в библиотеку, набирала пакеты, полные книг, и, словно домохозяйка, таща на себе тяжелую добычу из супермаркета, медленно, переваливаясь с ноги на ногу, ковыляла домой.

Мама всегда встречала ее с улыбкой.

– Как в библиотеке посидела?

– Отлично. Много прочитала, много взяла с собой.

Дашина мама не знала, что Даша посещала лекции Виктора Владимировича, иначе это бы кончилось большим скандалом. Нет, она была в принципе не против лекций по субботам. Вот только если бы вела их женщина, тогда все было бы отлично. Но узнай она, что лекции ведет еще молодой и привлекательный неженатый мужчина… Даша закрывала глаза от страха, когда представляла, что могло бы стать с мамой и с ней…

Достав книги из сумок и налив себе чай в огромную кружку, Даша уходила в свою комнату и погружалась в мир Канта и Макиавелли. Она читала, читала, читала… Жадно ища ответы на вопросы, точнее, ища сами вопросы. Вопросы, которые она задавала себе много лет, но почему-то не могла сформулировать.

– Только дверь не закрывай, чтоб я видела, чем ты там занимаешься, – крикнул строгий голос мамы из соседней комнаты.

– Конечно, мама, – отвечала Даша и продолжала проглатывать главу за главой.

Даша читала до глубокого вечера, когда мама, обычно тихо подкрадываясь и пытаясь прочитать то, что читала Даша, произносила:

– Ужин готов. Пойдем!

Это была строевая команда, по которой Даша немедленно закрывала книги и шла на кухню.

Даша не умела готовить.

Хотела научиться, но пользоваться кухней без разрешения мамы было запрещено.

«Владение чужой душой».

Глава 3

Невероятно, но факт – в школе Даша была одной из лучших учениц в классе. Тогда почему же с самого детства она жила с ощущением своей глупости? Не потому ли, что именно в детстве у нее выработали привычку постоянно называть себя «глупой» рядом с мамой?

Потом к этому ощущению прибавилось ощущение некомпетентности и непрофессионализма.

Это была какая-то странная жизнь, больше похожая на игру с правилами, которые никто до конца не знал.

С одной стороны, Даша была талантливой перспективной ученицей, к шестнадцати годам прекрасно овладев испанским и английским языками. С другой стороны, в ее семье стоял какой-то странный запрет говорить о своих успехах при маме, дабы не провоцировать скандал.

С одной стороны, Дашина мама всегда ходила на родительские собрания, сидела за первой партой и важно улыбалась, когда учителя хвалили ее дочь. С другой стороны, будучи вдвоем с Дашей, она часто зло смотрела на нее и говорила: «Ничего, я в молодости корячилась, и ты будешь».

Но все вокруг так приторно искренне убеждали Дашу, что мама ее очень любит, что в конце концов Даша просто выработала свою собственную модель жизни: хорошо учиться, найти работу, не врать, не обижать людей и, главное, никогда не обижать маму.

И схема эта прекрасно работала. Даша блестяще закончила школу. Потом поступила в институт. А потом. Настал тот самый день… День того самого экзамена.

Она сама до конца не понимала, что тогда произошло. Просто та ее часть, которая отвечала за Дашу – не Дашу, то есть за «Дашу незнающую», завладела внезапно ее головой, ее телом. И прямо на экзамене Даша вдруг почувствовала такой непередаваемый звон в ушах, такую боль в голове и, главное, она почувствовала, что больше не может притворяться… Нужно было выбирать. Прямо там. На экзамене. В конце второго курса. Нужно было прекращать это странное раздвоение личности, с которым она жила уже долгие годы. Надо было решать. И Даша выбрала маму – она не представляла свою жизнь без нее.

Прямо посередине экзамена Даша молча положила билет на стол преподавателя и ушла… С экзамена и из института.

Мама была в ярости. Она плакала и кричала. Даша тоже плакала и кричала. Она и сама до конца не понимала, зачем она сделала то, что сделала.

В конце концов, через несколько дней мама мрачно зашла в ее комнату и объявила: «В институте, где работает тетя Валя, требуется уборщица. Не можешь учиться – будешь работать».

И Даша как могла гнала от себя мысли о том, что в глазах у ее мамы было какое-то странное садистское удовлетворение. Так Даша стала «хозяйкой по чистоте» в вузе, где работал Виктор.

Жизнь начинала налаживаться.

Глава 4

Восемнадцать лет – это много. Для тех, кто действительно живет и чья жизнь меняется с бешеной скоростью. Для тех же, в чьей жизни все самые яркие события как будто остались позади, восемнадцать лет – это один день. Один долгий день, в течение которого ты постоянно ныряешь в те моменты, когда ты был счастлив.

Иногда в салоне, где работала Даша, клиентов практически не было, и она могла полностью погрузиться в свои воспоминания. И продолжать искать ответы на вопросы.

Кроме того, Даше разрешалось приносить свои книги и читать в свободное время. И Даша все время читала. Все еще ища ответы на вопросы.

– Карен Хорни, ого! – вернул ее красивый мужской голос в реальность.

Даша вздрогнула. И почему-то вспомнила тот день, когда она опрокинула ведро.