Текст книги "Принцесса на горошине (СИ)"

Автор книги: Екатерина Риз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Нас ожидало две машины с охраной. Две. Машины. И шесть охранников. Я даже приостановилась, созерцая эту маленькую армию. Во главе неё стоял Пал Палыч, едва ли не по стойке смирно. Прохожие на улице, оборачивались и глазели на нас.

– Зачем всё это? – поинтересовалась я.

– Потому что так положено, – сообщил мне Марат. – А не водитель и Пал Палыч, который тебе ни в чем отказать не может.

– Почему не может? – обиделась я за любимого начальника отцовской охраны. – Может.

– То-то я смотрю, что ты оказалась черте где и черте с кем. Вместо того, чтобы быть дома, под присмотром.

Я повернулась и глянула на Марата со всей серьёзностью.

– Я не заключённая. И делаю, что хочу. Ты мне тоже не указ.

Я ещё не понимала, что происходит, и почему он здесь, но то, что Марат Давыдов мне не указ – никак не обсуждалось. Он мне не хозяин, а я не его собственность. И он, кстати, тоже прекрасно об этом знал. Потому что промолчал в ответ на мои резкие слова, только губы недовольно поджал. У Марата даже вырвался недовольный вздох, после чего он указал рукой на ещё одну машину, довольно подержанный с виду внедорожник.

– Садись в машину.

Я посмотрела на Пал Палыча, будто спрашивая совета. Тот мой взгляд встретил, и едва заметно кивнул. Я поняла, что лучше согласиться. Направилась к странному автомобилю. Он оказался довольно высоким, и когда Марат открыл для меня переднюю дверь, мне пришлось подняться на подножку, чтобы сесть в салон. Марат хотел мне помочь, поддержать, подсадить, но я решительно отодвинула свой локоть, села сама.

– Пристегнись, – только попросил он.

Я пристегнулась. Окинула взглядом такой же потрепанный салон, будто пропыленный какой-то, а краем глаза наблюдала за тем, как Марат обходит автомобиль, чтобы сесть на водительское место.

Когда мы отъезжали от гостиницы, в зеркало заднего вида я увидела сестру, и всё-таки обернулась. Посмотрела на неё. Лиля явно была зла, расстроена и разочарована, стояла на широком крыльце, со своей сумкой с вещами, и смотрела нам вслед. На душе стало неприятно, меня кольнуло чувство вины и неловкости. Может быть, нужно было взять Лилю с собой. В конце концов, мне бы это ничего не стоило.

– Ты хотела взять её с собой? – спросил Марат.

Я, наконец, развернулась на сидении, стала смотреть вперед, на дорогу. А Давыдову честно ответила:

– Не знаю. Она хотела поехать.

Он хмыкнул, я услышала.

– Конечно, хотела, никто в этом не сомневается.

– Ты её совсем не знаешь, – сказала я ему.

– Не знаю, – кивнул он. – И маму твою не знаю. И всё же считаю, что их интересы больше корыстные, чем… родственные и душевные.

Я вздохнула, переложила свою сумку на заднее сидение, после чего откинулась на пассажирском кресле. А Марату сказала:

– Если я когда-нибудь встречу человека, который проявит ко мне душевность, не вспомнив о моих деньгах, я тебе непременно об этом сообщу. Сможем отметить этот день в календаре красным.

Марат глянул на меня, изучающе. И снова спросил:

– Маш, как ты?

Никто и никогда кроме него, не называл меня Машей. Никогда. И никто. И от этого стало ещё больнее и печальнее. Я отвернулась к окну, надеясь скрыть предательские слёзы.

Сказала:

– Папа умер.

Марат кивнул. Помолчал, вроде как не знал, что мне сказать.

– Твой отец был уникальным человеком. Очень умным, очень правильным. И очень душевным.

Что он прицепился к этому слову? Душевность, душевность!..

– Я думала, что вы с ним в ссоре, – осторожно заметила я.

– Это было давно, – ответил он. – И не имеет уже никакого значения.

Вот как. Не имеет значения. То, что отец не позволил нам пожениться, что заставил Марата уехать из Москвы на долгие пять лет, не имеет значения. Я до боли в глазах вглядывалась в то, что видела за окном. Пригород Ржева, со старыми домами и промышленными территориями.

– Как ты отнеслась к тому… что мать жива?

– А как я могла отнестись? – усмехнулась я. – Вся моя жизнь – сплошная ложь. Вот и всё.

– Не придумывай, – отозвался Марат. – Твой отец поступил так, как считал лучшим для тебя.

– Я знаю. Он всегда так поступал.

Между нами повисло неловкое молчание. Я уже успела пожалеть о том, что согласилась ехать с Маратом в одной машине. Нужно было ехать с Пал Палычем. У меня хотя бы было бы достаточно времени, чтобы обдумать его появление.

Я голову повернула, принялась Давыдова разглядывать. Всё-таки время наложило на него свой отпечаток. Я помню Марата моложавым, очень претенциозным, Давыдов всегда казался мне собранным, рассудительным, а ещё очень любящим свой комфорт и тщательно следящим за своим внешним видом. Моя память подсовывала мне воспоминания о его гладко выбритых щеках, аромате дорогого одеколона, напоминала о его любви к идеально выглаженным рубашкам и дорогим костюмам. Галстуки Марат не слишком любил, а вот костюмы очень уважал. Когда мы познакомились, он работал в престижной московской компании, и другой жизни, как столичной и офисной, для себя, кажется, не представлял. А сейчас… сейчас рядом со мной сидел повзрослевший, возмужавший Марат, с небрежной щетиной на щеках, с задумчивыми морщинками на лбу. Ворот темной футболки охватывал его шею, волосы чуть взъерошены, хотя, они куда короче той стрижки, которую он когда-то носил. И, вообще, Марат какой-то непривычный и незнакомый, пример небрежности по отношению к своему внешнему виду. Даже эта машина, на которой мы сейчас ехали, она была совсем не по характеру, не по привычкам тому Марату Давыдову, которого я когда-то знала.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я его. Вопрос сам собой слетел с моего языка.

Он тоже голову повернул, глянул на меня. И ответил совершенно серьёзно:

– Я приехал позаботиться о тебе.

– Почему?

– Твой отец просил меня об этом, – сказал он и отвернулся.

ГЛАВА 8

Шура встречала нас с восторженной, проникновенной улыбкой. Вышла на крыльцо дома, услышав шум открывающихся ворот и подъезжающих машин. Я сама вышла из машины Давыдова, не стала дожидаться его помощи. К тому же, когда я открыла дверь, ко мне уже подоспел охранник и подал руку. Я спрыгнула с высокой подножки, порадовавшись, что удалось избежать помощи Марата.

Поездка, морально, выдалась очень трудной. По крайней мере, для меня точно. Я все ещё пыталась осмыслить сам факт появления Марата, меня мучило множество вопросов, я не знала, как на него посмотреть и что ему сказать. Мне казалось, что любое моё слово может показаться лишним и глупым. Я ведь не знаю ситуацию изнутри, не знаю его намерений, поэтому могу себе нафантазировать, что угодно.

Я и фантазировала, пока мы молчали в машине. Надумала себе много всего, но отсоветовала себе озвучивать свои мысли вслух. Чтобы, опять же, не попасть впросак со своими глупыми мыслями.

– Я так рада, что вы приехали. – Шура направилась ко мне, раскинула руки, и я позволила себя обнять. Хотя, кинула на экономку обвиняющий взгляд. И шепнула той:

– Могла бы и предупредить.

Шура вздохнула, совсем рядом находился Марат, и она не осмелилась при нём мне что-то отвечать. Вместо этого засуетилась:

– Пойдемте в дом. Я уже к обеду всё накрыла. – Я заметила, что её взгляд обратился к Давыдову, Шура в неловкости помедлила, затем аккуратно проговорила: – Марат Назимович, вы пообедаете?

Я стояла к Давыдову боком, он не мог видеть моё лицо, поэтому позволила себе закатить глаза. Меня душило раздражение. Оно было одуряющим, удушающим, у меня едва получалось с ним справиться.

Не знаю, заметил ли Марат моё состояние, или ему было не до таких мелочей, но в ответ на предложение Шуры он лишь кинул взгляд на часы на запястье, и тут же качнул головой, отказываясь.

– У меня встреча через час, там и пообедаю. – Сказал это, и посмотрел на меня. – Увидимся позже?

Что это за вопрос такой, вообще? Предложение, постановка перед фактом, извещение?

Я нервно пожала плечами, изображая равнодушие, и направилась в дом. Шура припустила следом за мной. А я влетела в холл, услышала, как входная дверь за моей спиной хлопнула, отгораживая меня от Давыдова, и тогда я остановилась. Попыталась справиться со сбившимся дыханием.

– А где… где Пал Палыч? – поинтересовалась я.

– Так он… судя по всему, он с Маратом отбыл, – проговорила Шура, с опаской приглядываясь ко мне. Потом осторожно поинтересовалась: – Марьяна, всё хорошо?

Я к ней повернулась. В сердцах развела руками.

– А похоже, что всё хорошо? – Я глянула на экономку обличающе. – Вы все, все мне врали!

Шура, не скрываясь, ахнула, даже руку к груди прижала, к сердцу. И ведь не скажешь, что она играет. На самом деле пребывает в шоке от моего обвинения.

– Марьяна, да ты что, да кто же тебе врал?

– Вы все, – категорично заявила я, направляясь в гостиную. – Марьяна, приезжай домой, Марьяна, тебе нужно вернуться в Москву! – передразнила я всех своих доброжелателей. – Шура, ты же меня с детства знаешь! – решила я применить ядерное оружие. – От тебя я такого точно не ожидала!

– Да что же я сделала-то?

– Ты мне не сказала! – возмутилась я. – Мы же говорили с тобой по телефону! Почему ты просто не сказала мне: «Марьяна, Марат приехал»? Почему не сказала, Шура?

Экономка вздохнула, покаянно опустила голову.

– Хотела… Правда, хотела, Марьяна. Но…

Шура замолкла на полуслове, а я огорченно кивнула, и продолжила за неё:

– Тебе запретили. И ты послушалась.

Я буквально рухнула на мягкий диван, откинула голову на мягкие подушки и обреченно прикрыла глаза. Шура стояла рядом, молчала, видимо, придумывала, что мне сказать. Потом аккуратно присела рядом со мной, на самый краешек. Тронула меня за руку.

– Марьяш, – позвала она, как в детстве, и осторожно проговорила: – а может это к лучшему?

– Что к лучшему? – переспросила я, не открывая глаз.

– Что Марат приехал. Ты знаешь, сразу как-то спокойнее на душе стало. Значит, не дадут тебя в обиду.

Я глаза открыла, на экономку посмотрела.

– А ты спросила его, для чего он приехал? И надолго ли?

– Я? – удивилась Шура. – Я думала, ты спросишь.

– Как я спрошу? Мы пять лет с ним не виделись. Что я должна у него спросить? Приехал ли он меня спасти?

Шура вздохнула, нахмурилась, призадумавшись. После чего сказала:

– Пал Палыч точно знает. У него спросим.

Мне надоело валяться, и я села. Всерьёз нахмурилась.

– Кстати, о Пал Палыче. Тебе не кажется странным, что он отправился сопровождать Марата на какую-то встречу?

– Как раньше Александра Григорьевича? – догадалась Шура. Я кивнула, а она тут же воодушевленно поддакнула: – Может, это и неплохо? Значит, Марат не просто так приехал.

Я раздумывала, но никаких позитивных мыслей в моей голове не рождалось, при всём желании.

– Вот только меня даже в известность не поставили, – констатировала я печальный факт. – Никто не поинтересовался, чего хочу я.

Я с дивана поднялась, собираясь пойти в свою комнату, а Шура задумчиво проговорила:

– Совсем недавно ты мечтала о том, чтобы появился кто-то, кто взял бы на себя дела компании. Вот он и появился.

Я на Шуру оглянулась и сказала:

– Я даже представить не могла, что это будет взрыв из прошлого.

Между прочим, это истинная правда. Я могла ожидать чего угодно, но не появления Марата Давыдова после пятилетнего временного провала. Если честно, я была уверена, что мы потерялись с ним навсегда. Но, выходит, что отец все эти годы знал, где он и чем занимается?

– О чем еще ты мне не рассказал, папа? – задала я вслух вопрос, остановившись перед портретом отца на втором этаже. – Сколько ещё сюрпризов мне ожидать?

И как не сойти от них с ума?

– Не так уж и удивительно ситуация развернулась, – сказал мне Лысовский, в ответ на моё недоумение. Я позвонила ему, чтобы спросить, что ему известно, и, вообще, известно ли что-либо, и, судя, по отсутствию удивлённых вопросов после моих слов о Марате, Лысовский уже в курсе происходящего.

А, возможно, и был в курсе. С самого начала. Только от меня утаил. Об этом я его и спросила:

– Дядя Гриша, вы знали? – задала я ему прямой вопрос.

– Нет, конечно, – тут же отозвался он. – Я знал, точнее, был уверен, что Саша должен был позаботиться о твоём благополучии, найти человека, которому можно доверять, ждал вместе с тобой, но кого именно он выбрал в свои приемники, я не знал. Но, надо сказать, Марьяна, кандидатурой я не удивлен. Думаю, Саша сделал правильный выбор.

Я не удержалась и невесело хмыкнула.

– То есть, когда я хотела связать свою жизнь с Маратом, он не был подходящим кандидатом. А сесть в кресло отца, занять его кабинет, то он подходящий.

Лысовский хрипло посмеялся в трубку.

– Марьяна, всё-таки тебя отец любил больше, чем компанию. Видимо, он не считал, что Марат тебя достоин, что он сделает тебя счастливой. Вы были из семей со слишком разным воспитанием, он, в конце концов, старше тебя.

– Занятно, – пробормотала я, и задала риторический вопрос: – А мне теперь что со всем этим делать?

– На данный момент подобрать список правильных вопросов, я думаю. И задать их.

– Кому?

– Марату. И адвокату, который завтра официально озвучит волю твоего отца.

– То есть, вы считаете, что в завещании отдельно прописано появление Давыдова?

– Уверен в этом. Иначе адвокат бы не тянул с оглашением две недели. И Марат не вёл бы себя столь по-хозяйски.

– Где? – тут же переспросила я.

– Да везде, – посмеялся Лысовский. – Его возвращение произвело эффект разорвавшейся бомбы.

Я молчала, и Григорий Филиппович хитро поинтересовался:

– Ты в шоке?

– Я в шоке, – согласилась я, причём, довольно вспыльчиво, добавила: – И совсем не рада, – и отключила телефон.

А чему мне, собственно, радоваться? Человек, которого я любила, как мне когда-то казалось, больше жизни, и с которым мы расстались явно не на дружественной ноте, без мыслей о том, что когда-нибудь сможем хотя бы просто общаться, без нервов и претензий, появляется спустя годы для того, чтобы решать мою судьбу и судьбу компании отца. Мне от одной этой мысли, когда я её сформулировала, уже дурно стало, ей-богу. А все ещё ходят и спрашивают: «А что ты переживаешь? А почему ты не радуешься?». Действительно. Для радости у меня множество причин, определиться никак не могу, с какой начать!

Я даже не знаю про него ничего. Как, где он жил все эти годы. С кем… Ожидать можно чего угодно. И именно это «что угодно» – сводит меня с ума.

Видимо, дядя Гриша не просто так сказал мне, что появление Марата удивило немало людей. Весь день мне на телефон приходили сообщения, поступали звонки, которые я решила проигнорировать. Звонили из офиса компании, звонили члены Совета директоров, встреча с которыми была назначена на завтра. С ними мне поговорить пришлось, и практически на все вопросы твердить: не знаю, не знаю. Я, на самом деле, была не в курсе происходящего. Ещё надо адвоката отца завтра выслушать, а то вдруг окажется, что Давыдов попросту самовольничает, а прав у него никаких на это нет? Поэтому четких ответов я старалась никому не давать.

Но больше всего меня нервировали звонки и сообщения Дмитрия Алексеевича. Даже в первом сообщении от него не было вопроса о том, вернулась ли я в Москву, всё ли у меня в порядке. Он сходу принялся интересоваться тем, что происходит. А, главное, почему я не поставила его в известность о происходящем. У меня ответов не находилось, просто потому, что меня тоже в известность ещё никто ни о чем не ставил, и поэтому я читала сообщения от него, и тут же их удаляла. Убирала, так сказать, из своей жизни лишний негатив. Хотя бы, таким бесхитростным образом, понимая, что это ничего не решает.

Мама с сестрой тоже мне звонили, не добившись общения, принялись слать сообщения. Их я тоже читала, но не отвечала. Откровенных обвинений в их словах не было, но я прекрасно знала, что они обе недовольны. А исправлять свои ошибки, по их мнению, я не тороплюсь.

Получалось, что я со всех сторон плохая.

– Марьяна.

Шура заглянула ко мне в комнату, увидела, что я сижу на подоконнике, подтянув колени к подбородку. Я голову повернула, посмотрела на неё. И тут же сообщила:

– Ужинать не буду. Кусок в горло не полезет.

– Очень зря. Я запеканку сделала. С грибами.

Я наморщила нос, отвернулась, снова стала смотреть за окно. А Шура перебила мои унылые мысли очень занимательным вопросом:

– Марьяна, мне для Марата Назимовича комнату приготовить?

Я в растерянности моргнула, голову подняла. Если честно, этот вопрос меня ошарашил. Я на Шуру посмотрела.

– С чего бы это?

Та заметно помялась, после чего руками развела.

– Я не знаю. Я у тебя спрашиваю. Ему есть где жить?

– Шура, – проговорила я с большим намеком на неуместность её предположений, – мне совершенно не интересно, есть ему где жить или нет. И я не вижу причины, чтобы он жил в моём доме. С какой стати?

– Завтра завещание огласят… – невпопад заметила экономка.

Я фыркнула.

– Не думаю, что отец отписал ему дом.

– Думаю, что отец отписал ему тебя. Нет?

– Какую-то ерунду говоришь, – обиделась я. – Я что, вещь, или активы? И, вообще, ещё послушать надо, что там… в этом завещании. – Я заправила волосы за ухо. – В конце концов, любое завещание можно оспорить.

– Волю покойного? – ахнула Шура, и даже рукой на меня махнула, мол, Бог с тобой. – Пойдешь говорить, что отец не в себе был? На всю страну? Даже не думай об этом!

Я вздохнула.

– Обо мне вот никто не подумал, – пожаловалась я. – Как мне со всем этим жить… во враждебных условиях.

– Марат Назимович не такой плохой, – зачем-то решила она за него заступиться.

А я строго глянула:

– Перестань его так называть. Он всегда был для тебя просто Марат.

– Был, – согласилась Шура. – Но это было давно. Вы были молоды. А сейчас… ситуация поменялась. Видела, какой он приехал? Деловой, серьёзный… Настоящий мужчина.

– Пять лет назад ему было тридцать два. И тогда он уже был настоящим мужчиной. Но тебя, судя по всему, не впечатлял.

– Впечатлял, – осторожно воспротивилась Шура. – Марат всегда был хорошим… молодым человеком. Но сейчас приехал мужчина. Неужели ты не заметила?

– Я не смотрела, – строптиво проговорила я себе под нос.

Соврала, конечно. Смотрела, всю дорогу в Москву на него смотрела, только украдкой. И всё, о чем Шура говорила, тоже заметила. То, что Марат стал старше, как-то собраннее, серьёзнее, тяжелее, что ли. Даже взгляд его стал тяжелее, походка. И меня мучил вопрос о том, что с ним происходило все эти пять лет. Пока я продолжала коротать своё время в башне замка под охраной огнедышащего дракона. Это я сейчас заботу папы имею в виду, если кто не понял. В моей жизни за прошедшие пять лет мало что изменилось, будем честными. И я рядом с Маратом чувствовала себя всё той же девчонкой – смущенной, влюбленной, чуточку неловкой, не сводящей с него удивлённых глаз. Удивлённых от того, что понятия не имела до его появления, что один человек может заменить для меня целый мир. Или, по крайней мере, половину мира, потому что второй половиной всегда для меня был отец. А теперь отца не стало, а Марат вернулся. И меня жутко пугало его появление. Потому что мне казалось, что я его совсем не знаю.

Наверное, так и есть. Сегодняшний Марат Давыдов – незнакомый для меня человек.

Не смотря на то, что я говорила Шуре, я до позднего вечера ждала появления Марата. Ведь он, уезжая, сказал: «Увидимся позже», а сам так и не приехал. И ночевать ему, судя по всему, есть где. И на звонок мне не хватило времени, хотя бы, для того, чтобы обсудить завтрашний день.

Ненавижу это чувство, когда ошибаешься в своих ожиданиях. Когда веришь, что нужна человеку, а, оказывается, что не столь сильно и нужна. Он очень спокойно живет и справляется без тебя.

Утром я проснулась в дурном расположении духа. Даже не стала называть своё состояние плохим настроением. Эти слова ничего конкретно не описывали. Я предчувствовала неприятности и серьёзные испытания. Чего еще, собственно, ждать хорошего от встречи с адвокатом?

– Наследства, – подсказал мне Пал Палыч, который встретил меня в столовой. Я спустилась к завтраку, потому что поняла, что, на самом деле, голодна, ведь вчерашними волнениями лишила себя ужина, а Пал Палыч уже пил там кофе. В общем, атмосфера у меня дома вполне демократичная. – Ты же не думаешь, что отец лишил тебя наследства? – Рыков даже посмеялся над таким предположениями, точнее, над моими опасениями.

– Не думаю, – проговорила я в задумчивости. – Но уверена, что в завещании много того, что меня удивит, а ещё – не порадует.

– Ты Марата Назимовича имеешь в виду?

Я подняла глаза от тарелки к лицу начальника охраны. Ядовито поинтересовалась:

– Почему вы все его так называете? Он этого еще ничем не заслужил.

– Ты к нему слишком сурова, Марьяна.

Я нетерпеливо махнула рукой.

– Не хочу об этом говорить. Хочу съесть свой омлет, выпить кофе и… – На этом «и» моя фантазия закончилась, потому что дальше должно было последовать испытание, первое из множества дальнейших, и думать об этом не хотелось.

Я ела омлет, жевала медленно, и кидала на Рыкова задумчивые взгляды. Тот смотрел на экран телевизора, слушал выпуск новостей, а мне не давала покоя одна мысль.

– Пал Палыч, – позвала я, в конце концов.

Он тут же голову повернул, взглянул на меня в ожидании.

– А что тебе известно? – спросила я.

– О чём?

– Не о чем, а о ком, – разозлилась я. – О Давыдове.

– И кто бы мне что рассказал? – удивился тот. Странный такой вопрос для начальника охраны, правда? Думаю, если бы на месте Марата был кто-то другой, про него Пал Палыч уже давно бы всё вызнал.

Я выразительно на Пал Палыча взглянула, с откровенным таким намёком.

– Так узнай. Должна же я… должны же мы знать, можно ли ему доверять.

Рыков соображал, я видела, как хмурится, складка пролегла на его широком лбу, что не украсило и без того не слишком красивый бритый череп. Но затем он согласно кивнул.

– Хорошо. Я постараюсь узнать… детали.

Детали, подробности, скрытые мотивы и слухи. Меня, в данный момент, интересовало всё.

– Марьяна, – в столовую заглянула Шура. – Дмитрий Алексеевич приехал. Охрана его не пустила, он ждет в машине за воротами.

Мы с Рыковым переглянулись, он явно ждал моего решения. А у меня решения не было, я даже глаза прикрыла от огорчения.

– Шура, пусть ему передадут, что я уже собираюсь выезжать. Мы встретимся с ним в офисе.

– Что, не пускать его? – ахнула экономка.

Я суровая, суровая женщина. Я поднялась из-за стола, глянула на Шуру чистым взглядом.

– Я уже собираюсь выезжать. Мне некогда с ним разговаривать.

Пусть Димка думает обо мне, что угодно, но до встречи с адвокатом, я ни с кем встречаться не хочу.

Я долго думала, что надеть. Что соответствует оглашению завещания покойного отца? Черный цвет мне претил. Мне не хотелось носить черное после похорон, он нагонял на меня лишнюю тоску и обреченность. Думаю, темных очков будет достаточно. Но и слишком яркий наряд поймут, скорее всего, неправильно. Поэтому я выбрала платье в красивом, но достаточно сдержанном зеленном оттенке, накинула на плечи короткий пиджак, сунула ноги в классические черные лодочки на высокой шпильке, зачесала волосы назад и опустила на нос темные очки с огромными линзами.

– Хорошо выглядишь, – сказала я самой себе, глядя в глаза своему отражению, и вышла из комнаты. Зачем-то улыбнулась, но улыбка вышла кислой, мне не понравилась, и улыбаться я себе отсоветовала. Буду серьёзной и собранной.

– Он уехал? – поинтересовалась я у охраны, когда подошла к автомобилю, что поджидал меня у крыльца.

Было бы неловко, если бы Дмитрий Алексеевич, словно приблудный кот, так и поджидал бы меня за воротами.

– Уехал. Сразу же, – успокоил меня Рыков.

Я удовлетворенно кивнула.

– Через час встреча с адвокатом, – сообщил мне Пал Палыч уже в машине, – а затем Совет директоров.

Я усмехнулась. Так и сидела в темных очках, хоть и находилась в салоне автомобиля. Не хотелось их снимать, казалось, что как только дневной свет коснется моих глаз, моё мнимое спокойствие тут же улетучится.

– Кто так решил? – поинтересовалась я.

Рыков обернулся ко мне с переднего сидения.

– Я говорил, что не нужно ездить в этот Ржев, – проговорил он с намеком. – Тебя не было несколько дней, ты не выходила на связь, и решения стали принимать без тебя. Я предупреждал.

– Хорошо предупреждать, – пробормотала я недовольно.

– Не переживай, – сказал Рыков, наблюдая за мной. – Марат всё исправит.

Это заявление, судя по всему, должно было меня успокоить. Что ж, успокоилась я мало, но комментировать свои сбивчивые ощущения не стала.

Каждое моё появление в офисе компании, воспринималось сотрудниками с удивлением и откровенным любопытством. Разглядывать меня принялись ещё с того момента, как я направлялась к лифтам через холл на первом этаже. В здании было немало офисов, как крупных, так и мелких компаний, но меня, судя по всему, узнавали все сотрудники. Хотя, это и не мудрено, Шура мне рассказывала, что мои фотографии в последние дни частенько всплывали на экранах телевизора. Самая завидная невеста страны. Кто хочет жениться на деньгах? Вставайте в очередь, скоро начнётся отбор.

Мне захотелось вздохнуть. Но нельзя было давать себе слабину на начальном этапе, надо продержаться чуть дольше. Я прошествовала к лифту, с прямой спиной и гордо вскинув подбородок. Пал Палыч отпустил молодого охранника, и в лифт мы с ним вошли вдвоем. Этому я была рада.

– Помни, что ты здесь главная, – сказал он мне, пока мы поднимались.

Я сделала глубокий вдох, собираясь с силами и эмоциями, кивнула и поправила на носу темные очки. Их вот-вот предстояло снять и взглянуть на происходящее открытым взглядом.

– Марьяна Александровна!

Двери лифта только открылись, как ко мне навстречу поспешила секретарь отца, Ольга Николаевна. С отцом она проработала последние лет десять, я отлично её знала, точнее, знала об её существовании, но близко никогда не общалась.

– Доброе утро, – продолжила она. – Мы очень рады вас видеть.

– Доброе утро, – ответила я, краем глаза отмечая, как Пал Палыч отступил за мою спину, превращаясь в молчаливую, но внимательную тень. – Я тоже рада вас видеть.

– Вас уже ждут, – оповестили меня. И зачем-то загадочно понизила голос: – В кабинете Александра Григорьевича.

Сотрудники, спешащие мимо нас по коридору, поглядывали на меня, наверное, веря, что делают это украдкой и незаметно. Я всё замечала, но это было самое меньшее, что меня беспокоило.

– Адвокат здесь? – спросила я.

Ольга Николаевна тут же кивнула, а смотрела на меня заговорщицки. Это немного раздражало.

– Да. Ждут вас… вместе с Маратом Назимовичем.

– А Григорий Филиппович?

– Нет, еще не приехал.

– Тогда подождём его, – решила я. Когда я это говорила, я уже видела появившегося из своего кабинета Дмитрия Алексеевича. Он вышел, и теперь смотрел на меня. С претензией и настойчивостью. Я от его взгляда скрываться не стала, а Ольгу Николаевну попросила: – Сообщите мне сразу, как он приедет. И начнем.

– Хорошо.

Оставив Пал Палыч дальше беседовать с Ольгой Николаевной загадочным шепотом и играть в переглядки, я направилась к Дмитрию Алексеевичу. Тот молча распахнул передо мной дверь своего кабинета. Я прошла к креслу и села, не хотелось перед ним стоять, знала, что Димка начнёт выплескивать недовольство. А стоять в этот момент друг напротив друга и смотреть в глаза – это уже настоящее противостояние. Поэтому я села.

– Ты приезжал сегодня? – задала я вопрос, на который и без того знала ответ.

Димка прикрыл за нами дверь кабинета, надо сказать, что очень осторожно, без всяких лишних, тревожных звуков, прошёл вперед, остановился, уперев руки в бока. На меня глянул выразительно. Надо сказать, выглядел он в этот момент весьма притягательно. Высокий, плечистый, в белоснежной рубашке, с каким-то лихим и одновременно печальным взглядом.

– Ты не пустила меня в дом, – проговорил он разочарованно.

– Дима, я уже собиралась выезжать. Мы встретились спустя час.

Он смотрел на меня.

– Марьяна, у меня такое чувство, что мир сошёл с ума.

– Дима, честно, мне сейчас не до твоих трагических монологов, – аккуратно произнесла я. – Мне очень не хочется с тобой ругаться. – Я хлопнула длинными ресницами и поинтересовалась: – А ты зачем приезжал?

– Хотел с тобой поговорить. О том, что происходит.

– А что происходит?

– Я так понимаю, ты не собираешься ничего решать в компании? Ты все свои права передаёшь Давыдову?

Я разглядывала Дмитрия Алексеевича. После чего поинтересовалась:

– Это всё, что тебя волнует?

– В каком смысле?

– Тебя волнует компания, Дима?

Он удивлённо воззрился на меня. Затем развел руками и очень выразительно проговорил:

– Конечно, меня волнует компания. А как ты думала? Это твоя компания, Марьяна. Я не хочу, чтобы её раздербанили на части какие-то сомнительные люди. Это странно, что я беспокоюсь?

Я помолчала, думала, что ему сказать.

Абакумов тяжело вздохнул, возвел глаза к потолку, всеми силами показывая мне, насколько он расстроен моим упрямством и отказом понять его истинные чувства.

– Марьяна, я знаю, что наш последний разговор вышел не слишком спокойным, мы наговорили друг другу много того, чего говорить не стоило, но… мы же не чужие друг другу люди.

– Не чужие, – согласилась я.

– Мы были вместе больше двух лет, – проговорил он, а я для себя отметила, что тон Дмитрия Алексеевича стал очень вкрадчивым. С этого момента стоило быть начеку. – Мы отлично друг друга знаем, мы можем ругаться, но, Марьяна…

– Дима, то, что я тебе сказала при последней встрече, было всерьёз, – перебила я его. – Пожалуйста, не пытайся сейчас сделать вид, что это была лишь мелкая ссора, а, на самом деле, у нас всё в порядке. Это не так. Мы с тобой расстались. Я… приняла это решение осознанно, нравится оно тебе или нет. И появление Марата здесь совсем не при чем.

Абакумов меня выслушал, от серьёзности сведя брови у переносицы, после чего переспросил:

– А оно могло быть при чем? Кто он, вообще, такой?

Вопрос, точно, неуместный. Не вовремя он прозвучал.

Я с кресла поднялась, уже собиралась попросить Димку отложить и наставления, и всяческие намеки и претензии ко мне на другое время, но тут дверь кабинета без стука открылась, и в дверях я увидела Марата. Может быть, не зная я Марата так хорошо, я бы могла поверить в то, что он слишком торопился, чтобы постучать. Но мне хватило только посмотреть ему в лицо, перехваченного невзначай взгляда, чтобы понять – его забывчивость носила определенный характер. Давыдов намеренно открыл дверь, чтобы посмотреть, чем мы с Дмитрием Алексеевичем здесь наедине занимаемся. Марат распахнул дверь, и теперь смотрел на нас. Абакумов с недовольством отвернулся, а я ждала, было интересно, как Давыдов себя поведет.

Когда его взгляд остановился на моём лице, Марат, с нарочитой неспешностью проговорил:

– Маш, Григорий Филиппович приехал. Ждем только тебя. Ты долго?

– Иду, – отозвалась я негромко. Невольно кинула на Димку короткий взгляд, затем направилась к двери. Марат чуть отступил, но мне всё же пришлось протискиваться мимо него. За что он был удостоен моего возмущённого взгляда. Правда, Давыдов даже бровью не повел.