Текст книги "Мотылек атакующий"

Автор книги: Екатерина Островская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Теперь под этой шляпой Маша прятала свое изуродованное лицо. Кто бы мог подумать тогда, в Венеции, что все так случится? Они вышли из магазинчика, сияло солнце, и вдруг пошел дождь. Мелкая морось едва достигала города, и в водяной пыли, повисшей над площадью, задрожала радуга. Маша, поддавшись внезапному порыву, обняла мужа и поцеловала. Мимо проходили американские туристы, и кто-то из них сказал:

– Look at that nice married couple!

– Thank you very much, – поблагодарила прохожего за комплимент Маша, смущаясь и смеясь, надвигая поля шляпы на лицо. Она и сама знала, что они с Сергеем прекрасно смотрятся вместе.

Все застыло в вечности: растаявший в долгом падении дождь, бледная радуга и пролетающие под ней голуби, песня гондольера и маленький магазинчик, пропахший водорослями венецианского залива. Все это было всегда. И тот поцелуй, придуманный богом для совершенства мира, тоже вечен, только он остался там, куда еще предстоит дойти. И не вернется никогда, не согреет душу ароматом спелой малины и легким дыханием нескончаемого счастья.

Маша поймала в зеркале взгляд Тимура и улыбнулась ему. Тот отвернулся, но она успела заметить, как дрогнуло его лицо. Пусть! Быть уродливой – не страшно, быть одинокой – не так уж обидно. Хуже, когда все – и красота, и любовь, и счастливая жизнь – осталось в прошлом…

Неделю Маша прожила с мамой в загородном доме, а потом, получив страховую выплату за сгоревший автомобиль, поехала в Москву. Она летела в «Невском экспрессе», повернувшись к окну, не снимая огромных дымчатых очков и надвинув на лицо широкополую шляпу, понимая, что рубцы от ожогов все равно слишком заметны. Летела, не замечая ничего, что проносилось мимо, и размышляла о том, что будет делать дальше.

Надеяться на полицию, как выяснилось, бесполезно, а кто еще мог бы помочь, она не знала. Конечно, думала о наказании преступников, но ведь за ними стоит Кущенко, который приложит все усилия, чтобы никто и никогда не смог бы связать его имя с преступлением. Да и сил особых ему прилагать не надо – подарит кому-нибудь золотые часы, и этот кто-нибудь будет с удовольствием смотреть на свое украшенное безделушкой запястье, а бедный и бесправный человек – в лучшем случае на тюремную решетку. Но Маша уже не боялась ни

тюрьмы, ни смерти. Она и в Москву-то ехала не за красотой, а для того лишь, чтобы сделать свой первый шаг на пути справедливости и мести. Первым шагом и была новая внешность.

Когда Маша шла по перрону вокзала, к ней подскочил мужчина, хотел что-то спросить. Но, глянув на ее лицо, тут же отвернулся и быстро отошел, отправился задавать свои вопросы другим людям. Маша только усмехнулась.

Рита и Тимур жили на новом месте в ожидании радостного события. Пошатнувшееся было положение фирмы постепенно выправилось. Правда, о таких оборотах, какие были при Стихареве, пришлось забыть, но все же заказы поступали. Новиков возвращался домой не поздно, садился ужинать, смотрел по сторонам – и удивлялся тому, что теперь живет в квартире, о которой прежде и мечтать не мог. Сергей экономил на всем, чтобы построить ее. До поры до времени Стихарев отказывал себе во многом – в дорогих автомобилях, в поездках на отдых, в нарядах для жены, – а ведь получал больше, чем Тимур. Сергей даже заказы, которые получал лично (например, спроектировать небольшой загородный коттедж или перестройку жилого дома под гостиницу), приносил в фирму, хотя мог справиться с ними самостоятельно. Заказчику это стоило немногим больше, зато сотрудники были обеспечены надежным заработком, хотя участия в тех проектах почти не принимали, разве что помогали рассчитать нагрузку на конструкции, инсоляцию или коэффициент естественной освещенности.

Тимуру неловко было жить в такой роскоши, тем более что друга, создавшего все это, больше нет, а жена его стала инвалидом. Зато Рита быстро освоилась на новом месте. Она сняла со стен работы Маши и сказала: надо бы отдать их Белянкиной. То, что жена назвала подругу ее девичьей фамилией, не очень понравилось Тимуру, и он ответил, что пока они здесь не хозяева. Рита удивилась, тут же хотела, по привычке, устроить скандал, но опомнилась и заплакала. Тимур стал ее утешать, и тогда Рита сквозь слезы сказала, что ей жалко собственного мужа, потому что ему приходится жить с такой стервой, как она.

– За два года мы выплатим Маше все, как и договаривались, и ты не будешь стервой, – попытался успокоить жену Новиков.

– Кстати, сюда уже звонили, спрашивали Марию, – вспомнила Рита. – Я сказала, что она здесь больше не живет, а где находится теперь, мне неизвестно. Раза два звонил мужчина, а сегодня женщина, которая сказала, что училась вместе с Машей. Я спросила, где конкретно училась, баба бросила трубку. И вообще, голос у нее был противный, как у пьяной.

– Может, номером ошиблись? – предположил Новиков. – Или искали другую Машу?

И вдруг он вспомнил, что и к нему подходил у подъезда какой-то человек с вопросом, не знает ли он Марию Стихареву и как ее можно найти. Тогда Тимур ответил, что Стихарева уехала за границу, где предполагает остаться на длительный срок, вполне возможно, что и навсегда. Про заграницу придумала сама Маша – на случай, если ею будут интересоваться незнакомые люди.

– Завтра я отвезу деньги матери Маши, – сказал он Рите. – Сколько она пробудет в той клинике, еще непонятно. Вдруг нуждается в средствах? Вдруг не хватит на лечение? И потом, все лето пройдет в операциях, Маше наверняка захочется куда-нибудь после них съездить, отдохнуть и развеяться.

– А мы, значит, никуда не поедем в этом году? – удивилась Рита.

– Перебьешься, – коротко ответил ей муж.

На лечение Маше все же хватило. И она пробыла в известной московской клинике меньше времени, чем говорил доктор. Но все равно дни тянулись тяжелые и медленные, как старые вагоны грузового состава, отправленного по несуществующему адресу тем, кому они совсем не нужны. Маша лежала в палате, бродила по коридорам, а чаще гуляла или сидела на лавочке в маленьком внутреннем садике. Поначалу ее удивило огромное количество молодых людей обоего пола, пришедших в клинику за красотой, потом это стало забавлять, а затем даже раздражать. Среди клиентов было немало тех, кто мелькал постоянно на телевизионных экранах и страницах гламурных журналов. Все они оказались не такими сверкающими и лакированными, как на фото с гламурных тусовок: ни радости, ни блеска в их глазах. У большинства девушек была несвежая кожа, а мужчины выглядели истеричными и вообще мало походили на мужчин.

Однажды Маша сидела на скамейке и читала книгу, погрузившись в интригующие перипетии романа Себастьяна Жапризо «Убийственное лето». Рядом опустилась популярная телеведущая, болтающая по телефону. Она, очевидно, разговаривала с подругой, перемывая косточки общим знакомым и при этом зло матерясь. Маша встала, чтобы уйти. Но вдруг замерла и уставилась на гламурную стерву в упор.

Та подняла лицо и посмотрела на нее, ожидая, как видно, какого-то вопроса. Но Маша молчала, не отрывая взгляда.

– Вы что-то хотите? – наконец не выдержала теледива.

– Да, – кивнула Маша, – хочу, чтобы ты заткнулась.

Любительница сквернословить вздрогнула, отключила телефон и, взлетев со скамьи, быстро исчезла, даже не попытавшись что-либо возразить. В конце концов, неизвестно, на кого нарвешься в лечебном учреждении, куда обычные люди попасть не могут. Маша решила никуда не уходить и продолжила чтение.

В конце июля сняли последние швы и повязки. Маша смотрела на свое чужое лицо и не испытывала никаких эмоций. От ее прежней внешности не осталось ничего: нос стал меньше, губы пухлыми, скулы заострились… Даже взгляд изменился – теперь он был спокойным и жестким. На Машу из зеркала смотрела холодная расчетливая красотка, ничем не отличающаяся от тех, кого привыкли видеть люди на экранах телевизоров. Обгоревшие волосы отросли, и теперь немного не доставали до плеч, но остались такими же пышными.

– Мишель Пфайфер отдыхает! – восхитился хирург. – Ну, как вам моя работа?

– Я довольна, – тихо ответила Маша.

А хирург не унимался.

– Если еще макияж грамотно наложить да причесочку сделать… Смело можно начинать новую жизнь!

Выдав последнюю фразу, врач осекся. И, погладив Машу по плечу, произнес с участием:

– Дорогая, теперь уж прежнего не вернуть, так что и в самом деле постарайтесь быть счастливой в новом образе.

В первый день августа Маша выписалась. В холле клиники ее ожидала Елизавета Петровна. Свекровь смотрела на лестницу, ожидая, когда спустится Маша. А та прошла мимо и усмехнулась. Мать Сергея продолжала глядеть на мраморные ступени, ведь несколько минут назад ей позвонила невестка и сказала: «Я выхожу». А то, что какая-то девушка остановилась рядом, ее не интересовало.

– Елизавета Петровна, – позвала Маша, – это я. Здравствуйте.

Свекровь обернулась и не поверила.

– Маша? – переспросила женщина, вглядываясь в незнакомое лицо.

Мария подошла и обняла ее.

– Я и сама не ведала, что так получится…

– Зачем? – заплакала мать Сергея. И, смахнув слезы, сказала: – А может, ты и права. Новая жизнь все-таки.

– Жизнь у меня одна, и, кроме Сережи и Славика, в ней никого не будет.

Они сели в скрипучую «девятку», за рулем которой находилась немолодая женщина, знакомая Елизаветы Петровны. Та приезжала в Москву навестить дочку и внука, а теперь делилась впечатлениями от встречи.

– Поехала моя Света в Москву, поступать в институт. Но познакомилась с парнем и учебу бросила. «Потом, – говорит, – доучусь». А когда? Ребенок родился, и она почти сразу работать пошла. А муж ее – так, сбоку припеку, как не мужик вовсе. Роста, правда, высокого, да только пузо себе наел. Точнее, напил. С пивом вообще не расстается, а трудиться не хочет. Устроится куда-нибудь, а вскоре увольняется. Или его выгоняют. Слава богу, не живут они вместе уж года четыре, ушла от него дочка. Сняла себе комнату, почти всю зарплату за нее отдает. Внуку скоро шесть лет будет. Мы с мужем им на пропитание посылаем. Да что мы можем? Я паспортисткой работаю, а он инженером в жилконторе. Мы и раньше им помогали, а теперь новая напасть. Когда Светка ушла от мужа, она паспорта своего не обнаружила. Думала, забыла, возвращалась искать и не нашла. Подумала, на улице обронила или еще где. Всякое ведь бывает. И вот приходит ей бумага, согласно которой она должна банку аж двести сорок тысяч. Дочка понять ничего не может, поехала туда. А в банке говорят: по вашему паспорту оформлен кредитный договор на покупку мобильного телефона, да еще вы по почте получили кредитную карту и ни по одному из договоров не рассчитывались, вот и набежала сумма с процентами, пенями и прочей другой ерундой. Ерунда-то ерунда, для банка, может, сущие копейки, а откуда Светке такие деньжищи взять? Договор ей показали. А дочка видит – и подпись не ее, и заполнена бумага не ее рукой. Объясняет, мол, что паспорт потеряла и заявление подала в установленном порядке, то есть заявила о пропаже документа, но кто-то, видать, нашел паспорт, купил телефон, а потом и карту получил. И тут ей отвечают, что карту направляли по домашнему адресу. Сразу стало понятно: муженек украл паспорт и какой-нибудь своей подружке дал, та мобильник с картой приобрела. Светка поехала к бывшему. А тот сначала не открывал дверь, потом вышел да и накостылял ей, скотина такая. А вступиться за нее некому, у нее только мы с отцом…

Женщина смахнула навернувшиеся на глаза слезы и замолчала. Затем, немного успокоившись, продолжала свой невеселый рассказ.

– Я, когда Светка мне про свою беду по телефону рассказала, в Москву рванула. Мужу ничего не сказала. Он у меня вообще-то тихий, но если вдруг заведется за правду, то и не остановить. Его же, правдолюбца, уже сто раз с работы выгоняли, но потом обратно брали – где ж еще такого дурака найти, который за гроши по крышам да по подвалам бегать станет? Ну вот, прикатила я в Москву и отправилась в полицию. А там таких, как моя Светка, которых мужья бьют, очередь стоит, и никто их слушать не хочет. Я пошла к начальнику и сделала ему предложение. Дочку, конечно, пришлось уговаривать: она и бывшего боится, и полицию, даже еще больше. Но уговорила. Пошли мы по ее прежнему адресу. Выскочил муженек – пьяный, на наше счастье. Мы будто бы зайти хотим, а тот не пускает, орет на нас. Соседи уже на площадку выглядывать начали. А внутри сожительница его, как потом выяснилось, тоже забулдыга. Мы в квартиру – алкаш на нас с кулаками. Потом на кухню метнулся, вернулся с ножом. Я как заору: «Полиция, убивают!» Тут и полицейские прибежали, которые моего крика внизу дожидались. Только ножом мерзавец махнул, его и скрутили. И протокол составили. Соседи в свидетели пошли, подписались, что сами видели, что он на представителей власти с ножом бросался. Увезли его, а заодно и сожительницу, которая вообще с топором на ментов пошла.

Рассказчица снова помолчала – ее переполняли эмоции.

– А дальше вот что.

Допросили их обоих, и красавчики признались в приобретении телефона и получении кредитной карты. Умеют наши следователи допрашивать, когда захотят. Объявили моему зятю бывшему, что ему десять лет светит, он протрезвел и родителей своих вызвал. А те – сразу к Светке. Поняли, что если сынка их упрячут, то он без жилплощади останется – невестка с ребенком в квартиру, где прописаны, вернутся, а та еще не приватизирована. Короче, предложили: «Вам квартира нужна, мы понимаем, но давайте решим по-людски. Вы выплачиваете нам пятьдесят тысяч долларов, а сын наш выпишется». Только откуда у нас такие деньги? Для нас что пятьдесят тысяч, что пятьдесят миллионов. Я им сказала: «Зачем нам деньги платить, дочка с ребенком здесь бесплатно проживать будут. К тому же мальчик и ваш внук, так что можете порадоваться за него». Сбросили они свои претензии до десяти тысяч, и я обещала через неделю привезти деньги. Но даже если я займу у всех, кто сможет мне дать в долг, все равно не хватит. Ну да ладно, нет у дочки московской квартиры и не надо – не судьба, видно. А так у нас теперь все хорошо. В банк мы со Светкой съездили и показали им копии протоколов, в которых сказано, кто в действительности банк обманул.

– Разворачивайтесь! – вдруг приказала женщине Маша. – Поехали обратно. У меня на карточке есть десять тысяч, может быть, даже больше. Люди должны помогать друг другу, а вы к тому же подруга моей любимой свекрови.

Весь день они провели в Москве. Елизавета Петровна вместе с приятельницей и ее дочерью носились по присутственным местам. За один день много успели: выписали из квартиры бывшего мужа, собрали документы и подали их на приватизацию. А Маша тем временем сидела с чужим ребенком – играла с ним и учила рисовать. В доме нашлись краски, цветные карандаши и фломастеры, а потому к возращению бабушки и мамы стены небольшой комнатки украшали детские рисунки и несколько Машиных, которые она оформила на паспарту и вставила под стекло в деревянные рамочки.

В Рыбинск выехали на следующий день рано утром и потому добрались быстро.

Новая знакомая не хотела прощаться, звала Машу к себе в гости и все спрашивала, чем она может отблагодарить.

Но за нее ответила Елизавета Петровна, сказав, что ее невестке требуется паспорт с регистрацией.

– С новой фамилией, – добавила Маша.

Свекровь посмотрела на нее, но промолчала.

Мать Светы ответила, что тут проблем никаких не будет, ведь она как раз заведует паспортным столом.

О перемене фамилии Маша не думала прежде, теперь же поняла, что это необходимо. Причем фамилия нужна совсем иная, уж никак не ее девичья. Выбрать можно было любую, и Маша решила стать Мотыльковой.

Она вернулась домой. Не в свою квартиру, разумеется, а в загородный дом. Мама, кстати, тоже ее не узнала. Весь вечер женщины просидели на кухне, разговаривая, и Людмила Ивановна все боялась смотреть на дочь, словно не веря, что перед ней Маша. И утром следующего дня мама вздрогнула, когда увидела ее на кухне.

– Я, наверное, не смогу привыкнуть никогда, – сказала Людмила Ивановна. – Фигура твоя, голос твой, двигаешься так же, но все равно чужая.

– Главное – душа все та же, – ответила Маша.

И поняла, что это не так.

После завтрака она пошла в свою комнату и набрала номер.

– Слушаю, – откликнулся мужской голос.

– Андрей Иванович? – спросила Маша.

– Слушаю, – повторил мужчина.

Голос был молодой и вполне обыкновенный. А Маша почему-то думала, что у спецназовцев голос должен быть каким-то особенным, суровым и ледяным.

– Простите, что беспокою, но я бы очень хотела заниматься у вас. Хочу уметь постоять за себя.

– Увы, сейчас это вряд ли получится, – ответил Бармин. – Меня только что предупредили о расторжении со мной договора на аренду зала. Пока не найду новое помещение, я не могу ничего обещать.

Маша попыталась его уговорить, мол, готова заплатить за все возможные неудобства, но Бармин поспешил свернуть разговор.

– Спасибо, я не нуждаюсь, – сказал он и положил трубку.

Маша снова набрала его номер.

– Простите, я хотела лишь сказать вот что: если я помогу с залом и частично возьму на себя оплату аренды, в таком случае можно к вам обращаться?

– Тогда и поговорим. Но вряд ли у вас выйдет. Я пробовал, но везде получил отказ.

Маша вспомнила, что в свое время Сергей делал проект перестройки старой школы с оборудованием второго спортивного зала. Координат учебного заведения она не знала, но номер не забыла, а потому нашла телефон директора в справочнике.

Представилась Стихаревой, женой архитектора, сделавшего проект школы, а потом осуществлявшего надзор за строительством. Женщина-директор спросила, как чувствует себя Сергей Александрович.

– Он умер, – ответила Маша. После чего сообщила о своей просьбе.

И сразу получила согласие.

Бармин оказался обычным человеком. Ничто не выдавало в нем природную силу или искусного бойца. На вид ему было лет тридцать пять. Он ждал ее возле школы. Стоял, держа руки за спиной, и поглядывал вокруг спокойно. Маша подошла, и Андрей Иванович догадался:

– Это вы?

Протянул руку для приветствия. Как водится, правую. И тут же левая его рука повисла. Вероятно, мужчина поддерживал ее, чтобы она не болталась, как плеть.

Маша ответила на его осторожное рукопожатие и назвала себя.

– Я уже осмотрел зал, – сказал Бармин. – Заранее приехал, и мне показали. Хороший. Лучше того, что был у меня прежде. А главное, по стечению обстоятельств, я живу в соседнем дворе.

– Замечательно, – кивнула Маша.

Тренер еще раз оглядел ее.

– Спортом прежде не занимались?

– Художественной гимнастикой, но в далеком детстве, три года всего, – призналась Маша.

– Впрочем, это не важно. Я и так научу вас, как защитить себя, не применяя силы, и как отбиться, если нападет грабитель или…

Он еще раз взглянул на Машу. И, поняв, как ему показалось, почему к нему обратилась хрупкая девушка, уточнил:

– Или как от маньяка отбиться.

– А если трое здоровых мужиков нападут?

Бармин пожал плечами.

– Научу, как можно противостоять нападающим в помещении, на открытой местности, в лифте или на лестничной площадке. Только вам придется попотеть. Но если есть желание…

Маша кивнула.

– Месяца три занятий, и у вас появится уверенность, – продолжил тренер. – Тогда вряд ли кто-то попытается напасть. Ведь разного рода мерзавцы нападают на испуганного человека, эти волки сразу чуют его страх. А если кто-то может дать отпор…

– Вы меня не поняли, Андрей Иванович. Я и сейчас не особенно боюсь, но мне нужно уметь действовать так, чтобы в любой ситуации, даже самой неожиданной, я могла бы ударить сильно и туда, куда надо. Если для этого мне надо будет заниматься круглосуточно год – я согласна. Да я всю жизнь готова учиться, даже если способностей у меня нет никаких!

– Способности есть у всех, а вот желание – не у каждого. Сильным мечтает быть любой человек. Но когда нужно поднимать двести раз в день штангу или пробегать десять километров по утрам и десять километров вечером, не считаясь с капризами погоды, тогда люди часто предпочитают оставаться слабыми, зато в тепле.

– Я готова, – просто сказала Маша.

– Я тоже готов, – Бармин усмехнулся, – учить вас. Посмотрим, надолго ли вас хватит.

Маше показалось, что мужчина не верит в серьезность ее намерений. Наверняка подумал: пришла девица с непонятной целью, скорее всего, хочет намылить рожу сопернице…

– Если думаете заниматься всерьез, то тренировки отнимут много времени, – произнес Андрей Иванович таким тоном, словно собирался ее отговорить. – Как ваша семья на это посмотрит? Муж против не будет?

– Муж погиб, сын тоже, так что отговаривать некому. И вообще, я хотела бы начать прямо сейчас.

Тренер посмотрел на ее кроссовки, на джинсики и мотнул головой:

– Пойдем! Сейчас вечер, детей в школе нет, а зал открыт. Зал хороший, даже боксерская груша есть и мешок.

Войдя в здание, Маша сразу ощутила знакомый запах – точно такой же был в школе, в которой училась она, и в той, где учился Славик.

Бармин молча шел рядом, и Маша спросила:

– Кому-нибудь из учеников пошли на пользу ваши занятия?

– Надеюсь, что всем. Небольшие физические нагрузки полезны для организма. А если вы хотели спросить, применял ли кто-то знания, полученные у меня, на практике, могу сказать, что мне известны лишь два случая. К немолодой женщине подошли на улице двое грабителей и не очень вежливо «попросили» отдать все ценности, о чем, я думаю, до сих пор жалеют. Она же сама и вызвала «Скорую» и полицию. Телевидение тоже примчалось, но моя ученица не захотела, чтобы про нее делали новостной сюжет, – она бывшая балерина, и у нее до сих пор есть поклонники. Кстати, вы на шпагат можете сесть?

– В последний раз садилась года три назад, потом не пробовала, – ответила Маша. И спросила: – А второй известный вам случай?

– Тихий мальчик-отличник долго терпел оскорбления и унижения со стороны одноклассников. Били его часто, потому что он был безответным и слабым. Потом, несмотря на все мои запреты и советы просто поговорить, парнишка вызвал на поединок всех своих обидчиков. В классе, кроме него, имелось еще одиннадцать парней. В школьный двор после уроков пришли десять. Он предложил напасть всем сразу. Ребятам стало смешно, но трое дураков все же попробовали и через десять секунд лежали в отключке. Я его наказал – отстранил от тренировок на месяц и вместе с ним ходил в школу извиняться перед товарищами.

– Какие же это товарищи? – удивилась Маша.

– Так притеснители в один момент превратились чуть ли не в его холопов. Стали искать дружбы с ним. Слава богу, мальчик с головой, сам может разобраться, с кем ему дружить.

– Сколько лет было мальчику?

– Девять. Но у него светлая голова – он перепрыгнул через один класс, так что драться ему пришлось с десятилетними.

– Неужели так эффективно? – удивилась Маша.

– Главное – не бояться ни противника, ни боли.

Они вошли в обычный спортивный зал. Бармин снял обувь и попросил Машу сделать то же самое. Потом предложил пробежаться для разминки. Бегали вдвоем босиком. Минут через десять Маша стала задыхаться, но Бармин не давал ей остановиться и перевести дух.

– А теперь – ускорение, один круг в быстром темпе… Теперь круг гусиным шагом… Еще кружок спиной вперед…

Сам Бармин, казалось, совершенно не устал, бежал рядом с Машей и спокойным голосом подсказывал, как ей правильнее дышать. Потом оба перешли на шаг. А когда остановились, тренер спросил:

– Китайской дыхательной гимнастикой никогда не занимались? Тогда повторяйте за мной…

Наконец дыхание у Маши восстановилось.

– Мне нравится, – сказала она. И спросила: – А когда будем учить приемы?

– Сначала я должен подготовить вас и физически, и морально. Может, через неделю начнем, может, через две. Но вы будете приходить и видеть, как работают другие. У меня группы не разделяются на начинающих и тех, кто ходит давно. Все занимаются вместе, взрослые помогают детям. Но бывает и наоборот. Если хотите, сейчас покажу, как надо наносить удары руками. Поставить удар – дело не сложное, но требуется время. Казалось бы, просто: левое плечо впереди – бьете правой, правое плечо впереди – бьете левой. Но главное – движение и управление собственным весом…

Рассказывая, Бармин подвел Машу к углу зала, где на тросе был подвешен большой мешок из дерматина.

– Хорошая школа, – снова отметил он. – Учитель физкультуры, как мне сказали, занимался с мальчиками по вечерам…

Тренер быстро ударил ногой по мешку, потом здоровой рукой и снова ногой, но уже в прыжке. Три громких хлопка прозвучали на весь зал.

– От вас такого не требуется. Попробуйте, как я говорил: левое плечо впереди – правая рука резко вперед…

Маша попробовала ударить, ткнула кулаком в мешок, но мешок промолчал, словно ничего не заметил.

– Почти правильно. Только у вас корпус уходит вперед. И еще вы локоть задираете, а при прямом ударе он всегда должен смотреть в пол… А теперь еще раз… Еще… Теперь двоечку – левой, правой… Учитесь. Главное, самой быть легкой. Надо, как сказал великий Мохаммед Али, порхать, как бабочка, и жалить, как оса…

Домой Маша вернулась, когда уже совсем стемнело. Она была насквозь мокрая и чувствовала себя сильно уставшей. Сил, чтобы загнать в гараж отцовскую машину, не было. Маша опустилась на ступени крыльца, ощущая, как ломит руки и все тело.

Из коттеджа вышла мама.

– Ужинать будешь?

– Поздно уже, – ответила Маша, – я лучше пробегусь немного.

Во время пробежки она поняла, что ездить в город на тренировки, а потом возвращаться домой не сможет. Значит, надо снять жилье где-нибудь неподалеку от школы, в которой находится спортивный зал.

Агентство подобрало для Маши однокомнатную квартирку. Сама комната оказалась небольшой, зато кухня просторной. Мебель была только на кухне, в комнате находился один диван. Над ним висела рамочка, в которой под стеклом замер засушенный голубой мотылек. Почему хозяева оставили его здесь, Маша понять не могла. Мотылек был красивый, но все же мертвый…

Она перетащила диван на кухню, а на его место водрузила силовой тренажер и резинового человека на металлической штанге, на котором стала отрабатывать удары. Еще установила в комнате шведскую стенку, чтобы качать пресс. Поднималась Маша в шесть утра и отправлялась на пробежку. Когда заканчивала ее и возвращалась к дому, во двор выводили своих питомцев собачники. Псы поначалу реагировали на бегущую женщину и захлебывались лаем, но потом привыкли и перестали ее замечать. А может быть, поняли, что той нет до них никакого дела: Андрей Иванович объяснил, как надо вести себя при встрече с агрессивной собакой.

Приняв душ, Маша завтракала и садилась за кухонный стол – рисовала для себя, иллюстрируя книги, которые нравились. На чтение времени не оставалось. Два часа она работала, потом час занималась на тренажере, на стенке, лупила резинового человека, снова два часа рисовала и снова час тренировалась. Потом час отдыха, во время которого Маша включала компьютер и искала в Интернете то, что ее интересовало. А интересовало ее теперь все, что касалось боевых единоборств, оружия и семейства Кущенко. К шести вечера шла в школу на тренировку. По возвращении домой ела что-нибудь легкое, отдыхала, занималась дыхательной гимнастикой и отправлялась на вечернюю пробежку. Ложилась спать на кухонный диван в полночь и почти сразу засыпала.

Маша не общалась ни с кем из знакомых. Даже Новиковым не звонила. И с ней никто не мог связаться, потому что она сменила номер мобильного телефона. С мамой беседовала дважды в день, причем звонила ей сама, сказав, что сняла квартиру, в которой нет городского телефона. Изредка мама сообщала новости. Например, к Новиковым на день рождения Тимура приходили знакомые и привели с собой немца, которого восхитили висящие на стенах рисунки и офорты. Тот хотел узнать имя художника и высказал желание купить все. Рита звонила и интересовалась, можно ли продать и за какую цену. Маше было безразлично, и она попросила маму передать подруге: пусть хоть подарит, ей рисунки не нужны. Но то ли мама не так поняла, то ли Ритка «прижала» немца, но он заплатил десять тысяч евро да еще сказал, что владеет издательством, которое специализируется на выпуске детской литературы, и хотел бы сделать Марии Стихаревой заказ. Рита показала немцу и свои работы, а тот заявил, что выпускает книги для детей, а не для дебилов. Рита рассказывала об этом, смеясь.

Маша, подумав, отправила немцу свое согласие по электронной почте. В конце концов, она и так рисует, а теперь будет и деньги за это получать, как совсем недавно.

Нет, прежняя жизнь была очень давно. От Марии Стихаревой не осталось ничего, кроме имени художницы. Теперь на свете жила Мария Мотылькова, которая усиленно изучала приемы боевых единоборств и в свободное время рисовала. Немец обещал в течение месяца прислать контракт, а вот с боевыми искусствами дело продвигалось не так быстро, как хотелось бы самой Маше, хотя Бармин и говорил, что не ожидал такого прогресса. Полный контакт на тренировках не отрабатывали, а больше проверить себя было негде.

Однажды в универсаме за Машей ходил какой-то парень с сальными глазами, и, когда Маша подкатила почти пустую тележку к кассе, он пристроился сзади и начал прижиматься. Маша, продолжая смотреть на кассиршу, наступила надоеде на носок ботинка, а потом слегка подтолкнула. Парень грохнулся на спину, громко стукнулся затылком о бетонный пол. Но главным расстройством для него было то, что, падая, он выронил две бутылки пива, которые разбились вдребезги.

– Здесь очень скользко, – объяснила Маша кассирше.

Жизнь протекала размеренно, но сейчас другая Маше и не требовалась. Все шло так, как и должно было идти.

По совету Бармина, Маша прикрепила к стене подшивку газет и тренировала удар. Каждый вечер отрывала один лист. Андрей Иванович сказал, что, когда листов не останется, можно будет считать, что бить она может. Но листы убывали медленно, до момента, когда кулак начнет стучать в бетонную стену, оставалось более двухсот дней.

Однажды Маша достала визитку следователя Мышкина и позвонила ему. Представилась:

– Я подруга Марии Стихаревой. Помните такую?

– Разумеется, – ответил Мышкин. – Как она сейчас себя чувствует?

– Лечится за границей. Звонила недавно и попросила меня встретиться с вами. Нужно передать кое-что на словах.

– Когда вам удобно? – спросил следователь. И, услышав, что можно в любое время, назначил встречу на следующий день в кафе. Но сразу предупредил, что это обычная забегаловка.

– Меня устраивает, – сказала Маша.

Выходя из дома, будь готов к любой неожиданности, веди себя так, словно ждешь нападения… Так учил Бармин. Маша приехала в назначенное место на сорок минут раньше назначенного срока, зашла внутрь заведения и увидела, что оно не такое грязное, как она предполагала. На столах даже скатерти лежали. Маша шагнула в коридор, ведущий в подсобные помещения, и увидела вторую дверь, выходящую во двор. После чего вернулась в машину и сидела в ней, пока не увидела прошмыгнувшего в кафе Мышкина. Подождала еще пять минут и вышла из машины.