Текст книги "Фото на память (СИ)"

Автор книги: Екатерина Огнева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

  Ивата Рё всегда хотел править миром, но пока для летней практики ему предложили только почтовое отделение на севере Хоккайдо.

  – На Хоккайдо завались снега. И овец. – сообщает лучший друг Хирото, сидя посреди груды вещей, которые он предложил «помочь собрать». С тех пор груда увеличилась в объеме раза в два. – Рё, а Рё? Там же холодно, зачем тебе эта футболка?

  – Это моя футболка, – металлическим голосом отвечает Рё. Хирото, надувшись, откладывает её. – К тому же, там лето.

  – Тебе еще посылка пришла! – второй лучший друг Юма плюхается на пол рядом с Хирото и разрывает упаковку. – От Субару. Пишет, это свитер какого-то его дяди-рыбака, очень тёплый. Береги себя, придурок. Это он тебе написал, – торопливо объясняет Юма в ответ на бешеный взгляд Рё.

  Рё хочет ответить что-нибудь прекрасно-язвительное, но эти двое уже кидаются друг в друга его носками и хихикают. Рё задумывается, хорошую ли услугу оказывает человечеству, разрешив Хиро и Юме снимать эту квартиру без него, но потом решает, что это проблемы человечества. Человечество никогда не приходило к его двери, не говорило «Привет, Рё. Помочь с чем-нибудь?», так что пусть само и разбирается с двумя идиотами, способными поверить в то, что им продали говорящую золотую рыбку, которая молчит, потому что ей вырезали гланды.

  В город Рё приезжает вечером. Старик в зеленной лавочке подробно объясняет, где найти городское управление.

  – Да они там, не беспокойтесь. У мэра хороший телевизор, а сегодня футбол показывают. Вы к нам на почту работать приехали?

  – Ну да.

  – Хорошо. А то старый начальник уже два месяца как на пенсию вышел и уехал, а временное отделение – совсем не то, вы же понимаете. Приду к вам на неделе, напишу кому-нибудь.

  Рё не очень понимает, но кивает.

  Дверь администрации открыта, с улицы видно, как на втором этаже мигает телевизор. Рё попадает в компанию, яростно орущую что-то игрокам на экране. Больше всех бесчинствует мэр – невысокий лысоватый мужчина в рубашке с засученными рукавами и болтающимся на спине галстуком. Нехотя отвлекшись от просмотра, он снимает с доски над столом связку ключей и отдает ее Рё.

  – Это от почты, а вот эти – от вашей квартиры. Мы там вам еды в холодильник собрали, и постель есть.

  – Спасибо. А куда идти?

  – Не заблудитесь, – хихикает мужчина. – Видите здание через дорогу? Вам туда. Если что не так – покричите в окно, здесь слышно. Вы в карты играете?

  – Немного.

  – Ну тогда жду вас здесь в пятницу вечером. Приходите обязательно, у нас весело.

  Комната в девять татами, в углу кровать, в холодильнике – овощи. Старый радиоприемник, розетка. Рё быстро вытаскивает сотовый и с облегчением вздыхает: интернет есть. Надо бы поесть, но вместо этого он спускается вниз, открывает дверь еще одним ключом и заходит на почту.

  Ну... Ну могло быть и хуже, что тут скажешь. Рё по-хозяйски смахивает пыль со стойки, фыркает при виде древнего компьютера в углу и открыток с видами Хоккайдо. Зато у него есть свое собственное, настоящее почтовое отделение.

  ***

  Скоро всё входит в колею. Утром Рё забирает почту с вокзала, развозит по домам газеты и журналы, сортирует письма. До и после обеда принимает посетителей. В обеденный перерыв развозит письма, при размерах городка это – минутное занятие.

  Единственное, к чему он так и не может привыкнуть, это старушки. Хихикающих школьниц Рё повидал, но хихикающие бабушки? Каждый день останавливаются за стеклом, перешептываются, потом пара из них заходит и покупает что-нибудь пустяковое, вроде конверта или ластика в форме тануки.

  Каждый вечер кто-то оставляет миску с едой, заботливо укутанную в фольгу, у его входной двери. Сегодня тапиока. Рё не имеет ни малейшего понятия, что делать с чистыми мисками.

  – Мне отдайте, – смеется старик из зеленной лавки. – Мимо моего заведения никто в этом районе не проходит.

  – Я думал, это город.

  – Город, конечно. Только старый. За рекой высотки, кинотеатр новый, торговый центр, молодежь туда перебирается. Почта у них автоматическая, говорят. А у нас в кинотеатре теперь старое кино по запросам, его один человек купил и крутит всё, что хочет. Вчера вот «Корабль-призрак» показывали.

  – Да ладно?

  – Точно. Хотите, сходите к нему сами, попросите афишу. Или скажите, что хотите посмотреть, он покажет. Зрителей обычно немного, занимаешь какое хочешь место, и смотри себе.

  – А зачем он это сделал?

  – Говорит, всегда хотел иметь собственный кинотеатр. Дайте-ка мне каталог индексов, посмотрю, куда писать.

  – Вы же никому конкретно не пишете? – Рё уже две недели как отправляет письма старика, и куда они только не идут. И в Европу, и в Америку, не говоря уже о всех префектурах Островов.

  – Это вы угадали. Пишу что-нибудь доброе, вроде «Хорошей вам погоды» или «К нам вернулись чайки», а они приходят назад через какое-то время.

  – И что вам от этого?

  – А штемпели, – смеется старик, – марки? Я вам больше скажу, я так жену нашел.

  – Да вы что?

  – Точно. Понравилось название города, послал открытку, написал, – старик прикрывает глаза, – написал «Привет! У нас уже распустились глицинии.» И представляете, через пару дней пришел ответ. Так и переписывались два года, пока Ая не закончила школу. А потом приехала сюда.

  Рё очень не хочется задавать следующий вопрос.

  – А она... ваша жена...

  – Да жива она, парень, – хмыкает старик. – К подруге укатила, звонит каждый вечер. А я тут тоскую. Так что если тапиоки будет много – угощайте, не обижусь.

  У мэра в пятницу собирается «только избранное общество»: начальник полиции («их там всего двое в отделении»– шепотом поясняет мэр, – «но заместитель сейчас в отпуске»), парикмахер и аптекарь. На столе – груда цветных фишек, окна плотно зашторены. Рё сначала проигрывает 50 иен, потом выигрывает 70. Потом входит в азарт и на пару с аптекарем обогащается еще на 25 иен. На столике в углу стоит намертво закрытая бутылка виски, на стене – плакат шестого фильма про агента 007 («наш владелец кинотеатра иногда разбирает старые запасы, отдал вот»). Похоже, мэр тоже когда-то собирался править миром, но не сложилось, думает Рё.

  Хирото пишет длинные безграмотные письма про свою работу. В ресторане, помимо него, еще четыре парня на подхвате, все такие клевые. Думают замутить что-нибудь грандиозное. «Ага, группу создайте» советует Рё.

  Юма волнуется за золотую рыбку. Просит поискать на Хоккайдо какой-нибудь особый корм. Пишет, что она определенно что-то говорила вчера, но они не поняли. Рё думает, как бы написать этим идиотам, что он по ним скучает, но так, чтобы они не решили, что он это всерьез.

  ***

  Самое интересное начинается в понедельник. Рё на голову падает коробка. Она стояла себе на верхней полке в подсобке и вот решила эффектно упасть. Рё тихо ругается, и выносит коробку на свет. Она вся обклеена бумажным скотчем, на трех сторонах крупно написано «РАЗОБРАТЬ ПОЗЖЕ».

  – Ой, почерк – ну прямо как у Тиямы-сана, – замечает одна из бабушек, выбирающих открытки.

  – А кто это?

  – Да почтальон наш покойный, – охотно присоединяется еще одна бабушка, – уже лет десять как.

  – Замечательно, – бормочет Рё.

  – Не вздумай открывать! – кричит Хирото на видеоконференции, – А вдруг она проклята!

  – С тобой всё ясно. Юма?

  – Рыбка кивает!

  – И что это значит?

  – Ну... много чего.

  Рё разрезает крышку, заглядывает в коробку, переворачивает её, и на пол падает груда писем. Они так слежались за десять (предположим) лет, что не рассыпаются беспорядочной кучей, а сохраняют форму.

  – В каком-нибудь точно сибирская язва. Или проклятие, – не успокаивается Хирото.

  Рё наугад вытаскивает письмо из середины. Штемпель «Адресат выбыл», дата – 15 мая 1989 года.

  – Точно, – кивает старик, – у нас тогда сильный ураган был, линии электропередач оборвало. Всех эвакуировали, полная неразбериха. Тияма-сан, наверное, их собрал и забыл, рассеянный он у нас был.

  – А вдруг там что-то важное? – Рё никогда ничего не забывает, ему кажется, что такая коробка должна являться в кошмарах. Сотня писем и все шелестят каждую ночь, с ума же сойти можно.

  – Вот и выясните. Только вряд ли здесь кто-то остался.

  Хорошо было бы систематизировать письма, разложить по адресам, датам, но Рё решает положиться на судьбу. Наугад вытаскивает три письма , он развезёт их с остальными, в обед.

  ***

  На месте первого дома – пустырь. Нужен двадцать пятый номер, а улица заканчивается на девятнадцатом. Рё раздумывает какое-то время, и аккуратно прячет конверт в карман куртки.

  По второму адресу дверь открывает молодая женщина, к юбке цепляется мальчик двух-трех лет. Рё кланяется, сбивчиво объясняет, что случилось и, чувствуя себя полным дураком, протягивает конверт. Женщина недоверчиво его берет, вынимает письмо и читает. Ее лицо неожиданно светлеет:

  – Ой, это же от дядюшки! Надо же! Кому рассказать – не поверят, – она обегает взглядом улицу, точно ищет тех, кому срочно надо рассказать, чтобы не поверили. – Спасибо вам!

  – А дядюшка...– мнется Рё.

  – Я ему вечером звонить буду и расскажу! – радостно обещает женщина, – Он так переживал, что письмо тогда не пришло, мы все уже содержание наизусть выучили! Хотите сок?

  Рё машинально пьет сок, снова кланяется и уходит.

  Он долго стучит в дверь, пока она не распахивается. Рё с недоумением смотрит в пустоту.

  – Здесь я, куда уставился, – сварливо звучит снизу.

  Старушка невысокая – Рё до середины груди.

  – Чего надо, молодой-красивый? Неужели письмо принес?

  Рё молча отдает письмо, старушка читает его, качая головой.

  – Так и знала! – громко заявляет она, толкая Рё в грудь, – Так и знала, что он сбежал с этой стервой Мидори! Надо же, хватило совести-то написать. А я столько лет думала – сгинул муженек мой. Надо соседкам показать, они все как одна – не волнуйся, Тиэко-сан, может, он просто пропал. Чтобы такой бабник, как мой Рокуноскэ, сбежал, и один? – последнее она произносит даже с гордостью. – А ты что думаешь, а?

  – Извините? – прибегает Рё к стандартному прибежищу настоящего японца – вежливому непониманию.

  – Помер он давно, говорю, – раздельно и громко, как глухому, объясняет ему старушка, – но как был кобелем, так им, небось, и остался!

  – Простите, мне пора! – Рё низко кланяется и почти бежит. На углу он оборачивается. Старушка все еще стоит на пороге и машет ему рукой.

  На следующий день он берет с собой пять писем.

  Одна женщина, прочитав письмо, начинает хохотать и никак не может успокоиться. Благодарит Рё со странным выражением лица и закрывает дверь. В другом доме начинается крик, он не успевает отойти далеко, как из дома выбегает мужчина в одной рубашке. Он догоняет Рё, спрашивает, когда следующая электричка, и, не дождавшись ответа, уносится вперед.

  По большей части письма не находят адресатов. Рё складывает их в отдельную коробку, чтобы отослать в почтовой управление – там-то должны работать люди поответственнее предыдущего почтальона.

  Он чувствует легкое сожаление, когда видит, что стопка почти подошла к концу.

  ***

  С Тиэко-сан Рё снова сталкивается через пару недель. Он идет себе по улице, когда за спиной раздается вопль:

  – Эй ты, а ну, иди-ка сюда!

  Рё тащится, предвкушая очередную историю о кобеле Рокуноскэ, но старушка хлопочет вокруг него, и через минуту он сидит во дворике ее дома, в руках – пиала с чаем, под ногами – скамеечка.

  – А я думаю, напугала нашего почтальона, дура старая, я-то ничего не выписываю и мне не пишут, а все равно неловко. Ты уж извини, сынок.

  – Что вы, ничего страшного, – вежливо бормочет Рё и делает глоток. Вряд ли у него получится объяснить, что он не просто почтальон, а начальник почтового отделения.

  Тиэко-сан успевает пожаловаться, как плохо растут в этом году помидоры, рассказать, какое наводнение было, когда она была маленькой – весь берег в рыбе, мы бегали и обратно в море ее кидали, веришь? Рё неожиданно рассказывает о золотой рыбке Юмы и получает адрес магазина, где «если уж там ничего нет, то только в Китае найти можно, так-то». Неожиданно Тиэко-сан снова заговаривает о муже.

  – Сильно-то я его не виню, конечно, вон, он даже прощения в твоем письме попросил. Я ведь тоже не сахар. А кому охота жить с женщиной, если она призраков видит?

  Рё едва не выплевывает чай обратно.

  – Простите? – снова прибегает он к защите.

  – Да что за беда, такой молодой и так плохо слышит! – всплескивает руками Тиэко-сан. – Призраков я вижу! – Чтобы было понятнее, она размахивает руками и делает страшные глаза.

  – А как вы их видите? – Рё понимает, что ему и правда интересно.

  – По-разному. Чаще всего, как они при жизни были, особенно, если безвредные. Ну а если глаза красные там, язык набок, уши распухли... значит, нехорошие были люди.

  – И им от вас что-то нужно?

  – Да какая им от меня польза? Так, некоторые здороваются, и всё. Мы ведь через это тоже несчастные, – вздыхает Тиэко-сан, – вот Рокуноскэ, смеялся вначале, вроде тебя, а как-то утром я встаю, выглядываю в окно и говорю «Ой, жалость-то какая, Гаку-сан умер». Он мне с постели кричит «Ты откуда знаешь?», а я говорю «Да вот же он, по улице идет!». Потом сказали – и правда, ночью умер, во сне. А Рокуноскэ с тех пор себе в голову вбил, будто я его любовные шашни насквозь вижу. Натура тонкая не выдержала. Сбежал. Ладно, чего расселся, тебе домой пора.

  Рё уходит, а Тиэко-сан грозно кричит на всю улицу:

  – И непременно еще приходи, понял?

  Рё думает, какой она была в школе, и решает, что боялся бы ее, как огня.

  Последнее письмо – плотный негнущийся конверт, ради того, чтобы найти адрес, Рё пришлось справиться со старой картой города. Он топчется на месте, но единственное подходящее здание – бетонная коробка без окон. Рё находит звонок, и дверь открывает заспанный мужчина.

  – Я же сказал, сегодня выходной, – бормочет он. – А вы кто? Фильм посмотреть пришли?

  – Я хотел спросить, здание тридцать два-бис, это здесь?

  – Нет, его снесли. Здесь почти весь квартал снесли, потом кинотеатр построили и магазины, – отвечает владелец кинотеатра. – Да вы заходите, пиво будете?

  – Лучше чай, я на работе.

  – Я себе здесь квартиру устроил, – сообщает владелец кинотеатра, поднимаясь по лестнице, – и пленки все под рукой. Курить только нельзя, так я вниз спускаюсь, в вестибюль.

  – Вам не страшно?

  – Почему? Я посмотрел все фильмы ужасов, о которых говорят, что они стоящие, и – ни-че-го. Днем сплю, вечером кручу фильмы. Иногда устраиваю нон-стоп на всю ночь, в четверг – вестерны, хотите, приходите.

  – Спасибо.

  – Так зачем вам нужен тридцать два-бис, еще одно письмо-призрак принесли?

  – Как, простите?

  – Да про вас уже весь город говорит. Показывайте.

  Владелец крутит в руках желтый конверт, изучает его, разве что на вкус не пробует.

  – И адреса отправителя нет. Чудеса. Знаете что? Обратно его уже не отправишь, оставьте мне, а? Я люблю такие вещи.

  – Извините, – говорит Рё и старается не очень быстро тянуть конверт к себе, – Так будет неправильно.

  – Как хотите, – не обижается владелец кинотеатра. – А в кино приходите, обязательно. Вы же любите кино, – он говорит это утвердительно, и Рё кивает.

  В комнате над почтой он открывает конверт. Письма нет, только небольшой прямоугольник бумаги – фотография. Настолько старая, что даже не черно-белая, а желто-коричневая. Трое мужчин и девушка серьезно смотрят в объектив. Позади них самолет, он так близко, что видно только крыло и часть корпуса. Какие-то хищные и одновременно нелепые линии, Рё кажется, что таких уже давно не строят.

  Он переворачивает фотографию, но сзади ничего не написано.

  ***

  – Когда построили кинотеатр? – старик из зеленной лавки задумывается, – Память плохая стала, но вроде бы сразу после войны. Нет, вру. Позже.

  Он вертит в руках фотографию и хмыкает.

  – Странно, да? Ничего не знаешь, а так хочется, чтобы у них всё было хорошо.

  Рё кивает и бережно прячет фотографию в папку.

  – Я к вам еще с таким вопросом, – смущенно говорит старик. – представляете, мне снова ответили! Второй раз, как я их рассылаю. Ну в первый-то это мне Ая написала, так что, думаю, второй тоже должен оказаться особенным.

  – Откуда вам ответили?

  – В этом вся загвоздка, – старик отдает Рё не открытку – настоящее письмо, три страницы, густо исписанные с обеих сторон. Буквы Рё знакомы, но в слова не складываются.

  – В Гонолулу я написал, – покаянно сообщает старик, – два дня над ним думаем, человек ведь старался, отвечал. Вы поможете?

  – Конечно, я специалист в английском, – важно говорит Юма, – и в американском тоже, не волнуйся. Ой, я же тебе рыбку показать хотел!

  Он убегает, и весь экран занимает Хирото.

  – Не волнуйся, – повторяет он, – в крайнем случае, достанем препода, и он всё переведет. А что ты за корм прислал?

  – Я сказал в зоомагазине, что рыбка болеет, попросил что-нибудь особенное, они и выдали. Слушай, мне уже на работу пора, потом свяжемся?

  – У меня сегодня аншлаг, – сообщает владелец кинотеатра, – вы шестой.

  – А какой фильм? – интересуется Рё, хотя ему, в общем, всё равно. Он давно не был в таком кинотеатре: чтобы один аппарат по продаже сладостей, афиши, нарисованные от руки, и полутемные коридоры, когда подначиваешь с приятелями друг друга – кто дальше по ним зайдет.

  – Про самолеты, – говорит владелец, и Рё вздрагивает.

  Кино старое, черно-белое и американское. Странные люди, по которым особо не поймешь, хорошие они или нет, много пьют и спорят. Какому-то летчику его девушка сказала, что он немедленно должен прекратить летать, потому что она за него боится. Скоро Рё прекращает следить за сюжетом и смотрит только на самолеты, старые и фанерные. Он никак не может взять в голову, зачем люди хотели летать на чем-то подобном, чуть надежнее каната над пропастью. Каково это – лететь в трясущейся коробке и выделывать петли? Он пытается представить, закрывает глаза и слышит гул мотора, ветер вцепился в крепко завязанный шарф, поднять руку и повернуть рычаг слева, а вот и огни внизу, скоро им прыгать...

  Рё трясет головой и наваждение пропадает.

  – И чего пришел? – встречает его Тиэко-сан, – Давай, проходи, быстро! Пирожки будешь!

  Никаким вопросом это не звучит, но Рё все равно кивает.

  – Тиэко-сан, – говорит он, улучив момент, – а если вы фотографию увидите, сможете сказать, что с человеком случилось?

  – Это если человек хочет, – ворчливо говорит она. – Давай свою фотографию. О, я тебе и так могу сказать, что тут все умерли, лет-то ей сколько!

  Она еще смотрит на фотографию, потом на Рё.

  – Много про них думал?

  Рё кивает.

  – Вот и не думай больше.

  Она хлопает по фотографии и поджимает губы.

  Он не выходит на работу, говорит, что заболел. Фотография лежит на столе, и Рё чувствует, как его туда затягивает. В мир людей, которые делали. Люди крутили этот мир, а потом нам сказали, что он на самом деле не больше глобуса, и засунули вместе с нами в пыльную кладовку. Он не знает, кто они были – камикадзе, шпионы, просто люди из авиасекции, но он безумно хочет стоять так же, как они.

  ***

  – Рё! – Юма орёт так, что приходится отодвинуть трубку от уха. – Рыбка вчера сказала, что тебе надо быть осторожнее! У тебя всё хорошо?

  – У меня всё прекрасно! – Рё тоже орет, он вышел погулять за город и дошел до самого берега, его тут никто не услышит. – Что она еще сказала?

  – Больше ничего, ей еще трудно говорить! Ты приедешь? Ты когда приедешь? Хочешь, мы приедем?

  – Плохо слышно! – еще громче кричит Рё и выключает телефон.

  Рядом шумит море, на берегу стоит ржавая покосившаяся вышка. Рё смотрит на нее, и его берет злость.

  Он торопливо раздевается, одежду бросает, не сложив, и оставшись в одних трусах, подходит к вышке. Она шумит даже если нет ветра, доисторическое существо, забытое прибоем на берегу. Рё хватается за первую ступеньку и... отрывает ее.

  – Ну и пожалуйста, – шипит он и лезет по перекладинам. Вышка скрипит все сильнее, точно готовится обвалиться вместе с ним. Он не очень-то понимает, что доказывает и кому, но лезет и лезет.

  Наверху почти не страшно, если не смотреть вниз, конечно. Рё дожидается, пока волны дойдут до самого подножия, взмахивает руками, разом позабыв все уроки плавания, и прыгает вниз.

  Холодная невкусная вода шипит и забивает ему нос и рот.

  – А потом моей бабке приснилось, что гайдзин-то этот и есть – оборотень. Собака-то была рыжая!

  – Они тут все рыжие, – встревает странно знакомый голос.

  – Ой, вот будет твоя очередь, расскажешь, если в голове что-то останется, – ворчит Тиэко-сан, – Пошла она ночью на кладбище... Надо же, очнулся вроде!

  Рё кажется, что веки потяжелели раз в десять, а в горло точно песок насыпали. Он открывает глаза.

  – Вы-то зачем приехали? – слабо спрашивает он.

  Словно защищаясь, Юма сует ему под нос круглый аквариум, в котором колышется золотая рыбка, сияющая как главная драгоценность короны.

  – Тебе спать надо, и пить много, от простуды ничего лучше нет. – берет руководство Тиэко-сан, – Вы зверя своего здесь оставьте, а сами погуляйте пока.

  – Мы письмо привезли! – уже от двери громким шепотом сообщает Хирото, и Рё улыбается.

  Уже засыпая, он пытается вспомнить. Никого не было, ни в море, ни когда он выбрался на берег. Почему же он так отчетливо помнит чей-то крепкий подзатыльник на берегу и смех? Смех не обидный, но дружный, как будто смеются не над ним, а с ним вместе?

  – Тут такие дела, – смущенно сообщает старик из зеленной лавки, – уедем мы скоро.

  Они все и сидят, собственно, в зеленной лавке и пьют чай. Рё представили Ае-сан, а Хиро с Юмой успели со всеми перезнакомиться и даже в кинотеатр сходить.

  – Как? – удивляется Рё.

  – Ваши друзья перевели письмо (Юма приосанивается), оно от парня, у него дедушка японец, попал во время войны на Гавайи, так там и остался. А у него здесь, на Хоккайдо родственники были. Он их долго искал, и дети его искали, вот внуки сейчас тоже, но тех и след пропал. А ему тут моя открытка пришла, с иероглифами, он и решил, что я дедушкин родственник, – старик усмехается, – я уже ответ написал, что извините, ошиблись, а он все равно в гости зовет. Говорит, не зря же она, открытка ваша, ко мне пришла. Так что мы с женой съездим, пожалуй, а потом и он сюда грозится приехать.

  Вечер, мотыльки вьются вокруг лампы, овощи в ящиках тускло блестят, и Рё кажется, что такой вкусный чай он не пил уже очень давно.

  – Фотография твоя, – спрашивает его, улучив момент, Тиэко-сан, – не тянет больше?

  – Нет, – он говорит чистую правду. Расставаться с ней ему по-прежнему не хочется, но не потому что тянет туда. Скорее, просто чтобы они были здесь. Но это нормально – иногда скучать по тем, кого нет.

  – Тиэко-сан, – спрашивает он, – а теперь вы можете сказать – у них все хорошо?

  – Откуда я знаю, – пожимает плечами Тиэко-сан, – это же твои привидения. Скоро весь город будет знать, что у нас начальник почты не простой, а с придурью, вот увидишь.

  Когда Рё уходит с друзьями, Тиэко-сан внимательно смотрит на тени, которые отбрасывают эти трое. Теней явно больше. Она фыркает и идет спать.

  – Сколько можно, Хирото, тут всего две кнопки!

  – Еще чуть-чуть. Вы не расслабляйтесь!

  – Я устал. Я есть хочу. И рыбка тоже.

  – Готово! Через десять секунд.

  Хирото подбегает и встает рядом. Через пять секунд раздается щелчок. Так они и стоят на получившейся фотографии: Юма с аквариумом – в центре, Хирото и Рё – по бокам. На заднем фоне видно море и покосившуюся вышку. Перед отъездом Рё кладет ее в неподписанный конверт, запечатывает его, и оставляет в ящике стола.