Текст книги "Белый танец (СИ)"

Автор книги: Екатерина Полякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

«Говорили же мне не соваться! Нет, я, как всегда, самый умный, я все предусмотрел. Ну вот и получай, предусмотрительный. Такая метель может продолжаться еще неделю. С зимой, знаешь ли, не шутят. И, разумеется, ты свой маршрут никому не сообщал, так? Это же просто лыжная прогулка. По целине. Дебил. Идиот. Придурок. И ладно бы один замерзал, так еще и брата потащил. Ему-то все это за что? Он за тобой и в Антарктиду пойдет, понятно. Кажется, он все-таки заснул. Может быть, не заметит ничего. Говорят, когда замерзаешь совсем, становится тепло...».

   Димка не спал – он помнил, что спать нельзя. Конечно, он понимал, что они заблудились, и видел безнадежно-тоскливый взгляд брата. Но ему было двенадцать лет, а в этом возрасте не умирают, разве что понарошку. Все обязательно будет хорошо. Если бы еще только не было так холодно... И если бы так не хотелось спать...

   – Сон, снежный сон, тихий льдистый перезвон, закружу-заворожу, спать под снегом уложу... Сон, сон, снежный сон, ты не бойся, вот и он...

   – Не хочу спать, – упрямо сказал Димка. Кому? Они одни во всем лесу, брат обессиленно прислонился к стволу сосны, глядя в одну точку... Из снежной пыли выступила высокая тонкая фигура. Ее одежда искрилась серебром, так что болели глаза, и без того уставшие от снега. Такими же ослепительно-белыми были и ее длинные волосы, а на фарфоровом лице выделялись лишь ярко-синие глаза. От них веяло ледяным холодом, но отвести взгляд было невозможно.

   – Ты... красивая, – сказал Димка и почувствовал, что краснеет, хотя, казалось бы, его кровь давно застыла от холода. Он никогда еще не говорил девчонкам таких слов – впрочем, она и не была похожа на знакомых ему девчонок с их косичками, хихиканьем и глупыми журналами. И на взрослых женщин тоже – те всегда куда-то спешили, от чего-то уставали и были чем-то очень заняты. А она просто шла к нему и улыбалась, и ее белоснежные волосы струились по плечам, как белый шелк. И Димка влюбился.

   – Мне давно никто не говорил такого, – она негромко засмеялась, и в ее смехе слышался перезвон льдинок. – Хочешь потанцевать со мной?

   – Белый танец – дамы приглашают кавалеров, – вспомнил Димка фразу, услышанную на каком-то взрослом празднике. Она снова засмеялась:

   – Да, белый танец – это по мне. Так хочешь?

   – Хочу! – выпалил Димка, забыв, что он не то что танцевать – идти уже давно не в состоянии. Но странное дело – он легко поднялся и шагнул навстречу, и даже поклонился, как учили на танцах. Вообще Димка умел и любил танцевать, правда, он скорее умер бы, чем признался в этом друзьям. Впрочем, их тут не было.

   Димка был уверен, что сильнее замерзнуть уже невозможно – но стоило ему коснуться тонких пальцев, унизанных серебряными перстнями, как он словно весь обратился в лед. Но почти сразу же холод исчез, и ему стало тепло и хорошо. Они закружились по снегу – или уже над снегом? Все слилось в белом сиянии. В танце вела она, и это совсем не было стыдно, потому что так было надо. К тому же она танцевала лучше любой из девчонок в секции. Она снова тихо запела:

   – Сон, снежный сон, серебристый перезвон, засыпай, забывай, за метелью улетай... Сон укроет с головой, ты забудешь, что живой...

   Димка почувствовал, что его веки тяжелеют. Склониться на ее плечо и уснуть, и пусть будет только мягкий белый снег, а холода уже никогда не будет... Но он упрямо вскинул голову и взглянул ей в глаза:

   – Не хочу спать. Я хочу танцевать с тобой еще. Ты... ты мне нравишься.

   В синих глазах мелькнуло удивление.

   – Ты первый, кто сопротивляется мне так долго. Еще никто не пережил танца со мной, даже если устоял перед моей песней, и тем более не говорил, что я ему нравлюсь. Ты знаешь, кто я такая?

   – Нет, – честно сказал Димка. – Ты похожа на Снежную Королеву. Только красивее.

   Тихий перезвон льдинок – смех.

   – Можно назвать меня и так. Только я забираю туда, откуда уже нет возврата. Какие слова ни складывай.

   Димка хотел уже сказать, что это неважно, что ему все равно, лишь бы быть рядом с ней – но он впервые вспомнил о старшем брате. Нельзя же оставлять его здесь...

   Помолчав, она заговорила снова:

   – Знаешь, ты тоже мне нравишься. Так что, пожалуй, я позволю тебе вернуться.

   – И брату тоже.

   – Что? – Димку вновь обдало холодом, но он продолжал:

   – У меня есть старший брат. Серега. Мы вместе заблудились. Я хочу, чтобы он тоже смог вернуться.

   – А ты смелый, – казалось, ее изучающий взгляд видит Димку насквозь. – Знаешь, кто я, и все же споришь со мной? Я люблю таких. Что ж, пусть будет по-твоему. Вы оба вернетесь домой.

   Но что-то мешало Димке обрадоваться. Да, они с Серегой будут живы, они вернутся из этого леса... но это значит, что она сейчас уйдет? Навсегда? И больше не станцует с ним в снежном вихре?

   – А ты... ты уйдешь? Насовсем уйдешь?

   – Уйду. Но не насовсем. Если встретился со мной и остался жив – значит, я всегда буду рядом. Ты дал мне свое тепло, ты танцевал со мной, и теперь мы с тобой связаны.

   – Как рыцарь и дама сердца, – сказал начитанный Димка.

   – Осторожнее с такими словами, мальчик. Я ничего не забываю.

   – А я серьезно говорю. Можно я буду твоим рыцарем?

   И он даже опустился на одно колено, совсем как в кино. Больше всего он боялся, что она откажет. Но она тихо проговорила:

   – Пусть будет так.

   И она сама подняла его на ноги и улыбнулась, и Димка понял, что сказал сущую правду – она будет его дамой сердца, она и только она, потому что красивее нет никого на свете, и он сделает все, что она попросит, и даже больше... И словно со стороны он услышал собственный голос:

   – Что мне сделать для тебя?

   Вместо ответа она подошла так близко, что Димке пришлось запрокинуть голову, чтобы продолжать смотреть ей в глаза. А потом обвила его плечи рукой и поцеловала прямо в губы, как взрослого, и это тоже совсем не было стыдно. Недавно на дне рождения Димке пришлось целоваться с одноклассницей, и они оба краснели и смущались, и не знали, куда себя девать, ее губы были влажные и пахли какой-то приторной карамелью. Димка еще удивился – что только взрослые в этом находят? Но теперь он понимал. Он даже набрался смелости и сам обнял ее за тонкую талию, не как в танце, а по-настоящему.

   – Живи, – тихо сказала она. – Я всегда буду рядом с тобой... мой рыцарь. Сегодня я не взяла твою жизнь, но я всегда получаю свое. Однажды я вернусь насовсем.

   – Я буду ждать.

   – Ты будешь ждать, – эхом повторила она. – Моя песня останется с тобой. Те, кто заснет под нее, отдадут свое тепло мне. Ты подаришь мне тепло, мой рыцарь?

   – Да.

   – Слово сказано. Живи.

   Она взмахнула рукавом, и Димка зажмурился от ослепительного сияния снежной пыли... Он знал, что, когда откроет глаза – ее уже не будет. И он не хотел открывать глаза. Но она ведь сказала «Живи»...

   – Не спать! Димка, не спать! Нас нашли! Димка, мы живы!

   Серега чуть не разревелся, как маленький – не то от счастья, что их нашли, не то от отчаяния, что брат никак не приходит в себя. Совсем недавно он сам желал им обоим заснуть и уже не просыпаться, но ведь теперь их нашли! И нельзя же вот так, в последний момент...

   – Да не сплю я, – проговорил Димка, поднимаясь на ноги.

   – Живой! – Серега стиснул брата в объятиях. Тот улыбался, словно все так и должно было случиться, и как раз сейчас по сценарию должен был появиться этот лесник, до которого они, оказывается, не дошли совсем немного. В двенадцать лет верить в чудеса получается гораздо лучше...

   Через некоторое время они уже сидели в тепле, а лесник возился с горячим чаем и удивлялся вслух, как это их понесло в лес в такую метель и как никто ничего себе не отморозил. Димка все так же безмятежно улыбался и охотно рассказывал про себя и про брата, а Серега не мог отделаться от мысли, что с ним что-то не так. Но тут Димка откинул со лба волосы, чтобы не лезли в глаза, и брат понял.

   Светло-русые волосы Димки стали белоснежными.

   О лыжном походе в семье не вспоминали. Оба брата вернулись живыми, и это главное, а что до волос Димки – после такого немудрено поседеть. Хотя внимательный взгляд мог заметить, что их цвет – не серебристая полупрозрачная седина, а плотный белый шелк. Впрочем, какие только чудеса ни случаются, получилось даже красиво. А Димка, разумеется, никому не говорил ни слова о встрече в метели и о своем обещании. И вообще стал гораздо молчаливее. Зато и все подростковые кризисы как будто обошли его стороной – всегда спокоен и рассудителен, никаких гулянок до утра, никаких проверок родителей на прочность. Правда, запрещать ему что-либо тоже было бесполезно – он просто молча делал по-своему, и обычно оказывалось, что он был прав. Словно бы за тот зимний день он сразу стал взрослым.

   Пожалуй, единственное, что беспокоило родных – его одиночество. От школьных приятелей он постепенно отдалился, ему было с ними неинтересно. Новых друзей у него не было. Врагов, впрочем, тоже, хотя его многие недолюбливали – за погруженность в книги, за холодное спокойствие, словно он считал себя выше остальных, за необычный цвет волос. Но открыто враждовать никто не решался – что-то в его взгляде и поведении сразу давало понять, что обычной мальчишеской потасовкой тут дело не кончится. Так что самая отъявленная шпана предпочитала держаться от него подальше, а некоторые и вовсе считали психом, который убьет и не заметит. Димка спокойно улыбался. До своей репутации ему было мало дела.

   Серега уже окончил университет, женился и уехал. Братья виделись очень редко, и Димка понимал – что бы Серега ни говорил о делах и семейной жизни, настоящая причина – он сам. Конечно, Серега никогда не признался бы брату, что боится холода, навсегда поселившегося в его глазах, но Димка все видел и чувствовал. И не настаивал. Когда-то они были очень дружны, но все же Серега ничего не поймет. И не надо.

   Возраст противостояния мальчишек и девчонок остался позади, одноклассники вовсю влюблялись, бегали на свидания, расставались и снова сходились – но только не Димка. Хотя одноклассницам он нравился, при всей своей странности. Многие надеялись, что уж на них-то этот замкнутый беловолосый парень обязательно обратит внимание, и вообще, все это так романтично! Безуспешно. Димка лишь презрительно усмехался – ну кто из них, с их ярким румянцем и громким смехом, мог сравниться с ее ледяной красотой? Кто мог целовать так, как она? И на танцы он больше не ходил, хотя его уже прочили на фестивали и соревнования. Он просто не мог подумать о том, чтобы заключить в объятия кого-то еще. Не говоря уже о том, что никто в группе не умел так танцевать. Но, оставшись один, он часто кружился в танце под музыку, которую слышал только он – под мелодию ее песни.

   Но на бесконечные вопросы о девушках надо было что-то отвечать, и Димка придумал некую Снежану, с которой будто бы познакомился в лыжном походе. Снежана старше его на несколько лет – и вовсе не старая, это вы ничего не понимаете! Тут следовало сделать многозначительное выражение лица, намекая, что со Снежаной он познал куда больше и, возможно, даже достиг самого главного. Нет, фотографии показывать он не будет, это вы, как петухи, трофеями хвастаетесь, а он просто ждет ее возвращения. Потому что Снежана уехала учиться в Финляндию. Или в Норвегию. Ничего он не путает, просто она изучает снег и лед, есть такая специальность, и поэтому много путешествует. Вернется нескоро, но обязательно вернется. И да, она очень, очень красивая. Вы и представить не можете, насколько. Одноклассники верили и завидовали, а Димка мысленно смеялся своей выдумке, и ему отвечал тихий перезвон льдинок – даже самым жарким летом. Она действительно всегда была рядом.

   И все же Димка тосковал по ней. Он слышал ее смех, он видел ее тонкий силуэт в метели и в утреннем тумане, он помнил ее напев, но этого было недостаточно. Ему хотелось еще раз коснуться ее рук, еще раз закружиться с ней в танце, еще раз ощутить на своих губах ее поцелуй, а может быть – от этой мысли кружилась голова – и в самом деле быть с ней... Ведь Димка становился старше. И он желал ее, как его ровесник желал бы земную женщину – но он не хотел быть завоевателем. Пусть она позовет его и поведет за собой, как вела в танце – и он пойдет. Но она не звала. Порой хотелось выбежать из дома в метель, затеряться в ней, пусть даже замерзнуть насмерть – и тогда встретиться с ней. Но это было бы нечестно. Слово надо держать. Только вот как? Уже не раз и не два Димка едва останавливал себя, чтобы не броситься на своих школьных недоброжелателей с обломком кирпича или ножом (подарок брата) – пусть их тепло достанется ей... Именно в эти моменты от него шарахалась районная шпана. Нет. Так нельзя. Ничем хорошим это не кончится, да и некрасиво. Надо придумать другой способ. Димка записался в секцию рукопашного боя и протоптал дорожку в тир, впрочем, до окончания школы применять полученные навыки ему так и не пришлось. «Этого отмороженного» и так не рисковали задевать.

   В университете Димка остался таким же, каким был в школе. Все тот же рассудительный отличник, спокойный до равнодушия, покидающий библиотеку разве что ради спортзала – редкое сочетание для студента – и по-прежнему одинокий. Хотя симпатичный мальчик превратился в юношу редкой красоты, к тому же единственного в группе. Впрочем, на факультете девушки были все же больше заняты учебой, чем личной жизнью, и даже история про Снежану не пригодилась. Димке предсказывали большое научное будущее, причем, скорее всего, за границей. Он не подтверждал и не опровергал эти предположения – у него возникла идея.

   На четвертом курсе Димка вместе с еще несколькими студентами уехал на стажировку во Францию. Они вернулись, он – нет. Семья получила письмо с просьбой не искать и с туманными объяснениями, что иначе он поступить не мог и такова его судьба. Поскольку Димка уже давно делал что хотел, не оглядываясь ни на кого, все решили, что чего-то подобного следовало ожидать. Тем более что это письмо было так непохоже на обычные Димкины рассуждения. Может быть, он наконец нашел себе кого-то или воссоединился со своей Снежаной, в которую, правда, родственники не слишком верили – но, зная скрытность младшего сына, уже были готовы поверить во что угодно.

   А тем временем в казармах Иностранного Легиона под Обанью объявился новобранец по имени Димитри Леблан. Димка недолго думал над своей новой фамилией – он уже давно придумывал себе псевдонимы, связанные с белым цветом, снегом или льдом. Почему бы не стать просто Белым. Разумеется, в ее честь.

   В Легионе на новобранца поначалу смотрели скептически. Ну что здесь забыл этот невысокий худощавый юноша с тонким лицом русского аристократа? Однако «Маленький Принц», как его прозвали было в насмешку, оказался совсем не похож на наивного искателя приключений, просящегося домой к маме после первых же трудностей. Он молча шел, куда надо, и делал, что приказывают, не боялся ни жары, ни холода, а по физической подготовке, как оказалось, превосходил куда более атлетически выглядящих товарищей. Словом, идеальный солдат, тренированный и исполнительный, как будто всю жизнь готовился к службе в рядах Легиона. Впрочем, о прошлом здесь не слишком спрашивали, а рядовой Леблан не рассказывал. Он вообще мало с кем разговаривал. Сначала те, кто пытался с ним подружиться, обижались за высокомерие, но, поскольку он так держался абсолютно со всеми, к его характеру просто привыкли. Вот этот – весельчак, этот – задира, а рядовой Леблан – нелюдимый молчун. Зато стреляет, как никто другой. И «Маленький Принц» вскоре сменился куда более уважительным «Стрелком». Хотя Леблану было, кажется, все равно, как его называют.

   Потому что он был счастлив. Он мог наконец исполнить свое обещание. Его выстрелы забирали чье-то тепло, чтобы отдать ей. Она будет рада. Командование знало: сержант – уже сержант – Димитри Леблан не промахивается. Похоже, он вообще не знает этого слова. Правда, слова «взять живым» или «обойтись без жертв» он тоже не знает, и к таким заданиям его лучше не подпускать. Ну что ж, каждый хорош на своем месте. А Леблан был не просто хорош, а великолепен. Словно он находился не в самом центре боевых действий, а где-то на учебном полигоне – так спокойно он улыбался, видя, что снова попал в цель. Правда, от этой улыбки пробирало холодом даже своих. А он ловил в прицел следующую мишень и беззвучно шептал: «Сон укроет с головой, ты забудешь, что живой...». И ему вторил ее напев.

   И когда его все же настигла автоматная очередь, где-то на косовской земле – впрочем, ему давно было неважно, куда на этот раз ведет дорога Легиона – она пришла к нему. Теперь она была не смутным видением и не голосом из метели – она склонилась над ним и бережно провела рукой по его груди, стирая кровь и раны. Затем отступила на шаг и с улыбкой произнесла:

   – Белый танец – дамы приглашают кавалеров.

   И сержант Димитри Леблан – да нет, просто мальчик Димка – счастливо рассмеялся, поднялся на ноги и поклонился ей. Она протянула руку, и они закружились в танце среди ослепительно-белой метели.

   – Ты вернулась.

   – Ты сдержал слово.

   – Мы будем вместе.

   – Мы будем вместе.

   На последних словах их губы соприкоснулись, и Димка сбился с такта и прижал ее к груди, и белое одеяние соскользнуло с ее плеч и окутало их обоих снежным облаком. Больше не осталось ничего – ни слов, ни мыслей, ни воспоминаний. И, засыпая в ее объятиях, Димка слышал льдистый перезвон ее смеха.