Текст книги "Страшный дар"
Автор книги: Екатерина Коути
Соавторы: Елена Клемм (Прокофьева)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
К великому облегчению мисс Тревельян, завтракать в столовую ее не позвали. Утром Грейс принесла кофе, тосты и розетку с померанцевым вареньем, которое сильно горчило. Светские люди завтракают скромно. Платье успели не только выстирать и высушить за ночь, но тщательно выгладить, а нижние юбки накрахмалить. Все белье благоухало жасмином. Даже нитяные перчатки, с которыми их владелица уже успела попрощаться, сияли белизной.
Не проронив ни слова, камеристка помогла Агнесс одеться и лишь уточнила, какую барышня желает прическу. Обычно Агнесс гладко зачесывала волосы и убирала в пучок на затылке, а несколько прядей выпускала перед ушами, чтобы красиво обрамляли лицо. Но гулять так гулять! Камеристка нагрела щипцы и завила ей букли, смачивая их сахарной водой.
Леди Мелфорд проводила утро за конторкой в синей гостиной.
– Доброе утро, Агнесс. Что ты думаешь о Бате? – спросила баронесса, не отрываясь от письма.
– Там когда-то жили римляне, а потом мисс Остин, – ответила девушка.
Литература давалась ей лучше, чем история.
– Верно, отец Джейн Остин поселился в Бате, отойдя от дел. И мои родители тоже. Молодежь кутит в Брайтоне, старики греют косточки в Бате. Но со стариками безопаснее, чем с молодыми джентльменами, – раздумчиво проговорила миледи. – Ну как, Агнесс, хочется тебе жить в городе любимой писательницы?
– В Бате? Еще как! Но…
Леди Мелфорд встала и быстро подошла к гостье – та все еще топталась у порога.
– Никаких но! Тотчас же напишу маме. Ей как раз требуется компаньонка – читать вслух, сопровождать ее в бани, минеральную воду за компанию потягивать. Она с радостью тебя примет, особенно после моей рекомендации. А через мою маму ты попадешь в хорошее общество.
– Вы правда ей напишете? – всплеснула руками Агнесс. – Вряд ли дядюшка воспротивится…
– А зачем ему вообще знать? Поедешь в Бат прямо отсюда в моей карете.
– Нет, сначала мне надо заехать в пасторат, – заупрямилась мисс Тревельян. – Отдать дяде долг благодарности. А потом…
Леди Мелфорд поскучнела.
– Не будет никакого «потом». Едва ли мы с тобой еще увидимся.
– Почему же?
Лавиния пожала плечами и направилась к дивану, Агнесс же последовала за ней, словно пришитая к ее платью из лавандового шелка.
Походя она заметила, что диван покоится не на ножках, а на бронзовых сиренах. Отливший их мастер очень внимательно отнесся к анатомическим деталям. Присев, Агнесс прикрыла ту русалку, что поближе, краешком юбки. Столько обнаженной натуры она не видывала за всю свою жизнь! В пансионе девочки даже мылись в сорочках.
– Дело в том, мы с твоим дядей… как бы выразиться… не в ладах, – медленно начала миледи. – Я не хожу в его церковь… в церковь вообще. Но приходской налог плачу исправно, и десятину тоже… платила бы, если бы меня попросили. Что же касается церкви, то даже католичество мне ближе, чем это наследие оголтелых пуритан! Не пугайся, Агнесс, – смягчилась Лавиния, когда девушка подскочила на месте. – За такие разговоры на каторгу не сошлют, а писать на эту тему трактат я не собираюсь. Зато я помню, как на медовый месяц барон увез меня в Рим, и я побывала в соборе Святого Петра. Колонны света падали через отверстия в куполе, вокруг них, точно зыбкий плющ, вились струйки ладана – так прекрасно! А потом прогулка по провинции, руины языческих храмов, утопающие в зелени. Я все ждала, что произойдет что-нибудь волшебное.
– Так вы верите в волшебство?
Услышать бы «да», и тогда можно рассказать ей… Хотя бы намекнуть…
– Я? – усмехнулась Лавиния. – Конечно, не верю.
Агнесс умолкла и начала с преувеличенным вниманием любоваться гостиной. Взгляд скользил по обычному маршруту – позолоченная лепнина на потолке, зеркало над камином, безделушки на каминной полке, подпираемой двумя кариатидами без лоскутка одежды…
– Стало быть, едешь к дяде?
– Угу, – призналась совестливая мисс.
– Тогда забудь все то, что я тебе наговорила. У мистера Линдена от этих знаний тебе будет многая скорбь. Но пообещай – если тебе понадобится совет, я буду первой, к кому ты обратишься. Обещаешь?
– Конечно, ле… Лавиния.
И словно в награду за правильный ответ, баронесса протянула ей фероньерку. Опал впитал синеву обоев и казался еще холоднее.
– Возьми на память. Эта безделушка понравилась тебе вчера. Ты на нее во все глаза смотрела.
Агнесс отодвинулась подальше.
– Лучше не надо. Вы и так для меня столько всего сделали! И вообще, может, вам тоже не стоит ее носить? Опалы к слезам.
Усмехнувшись, леди Мелфорд опустила подарок в карман.
– Как тебе угодно, два раза предлагать не стану. Только ты ошибаешься, Агнесс. К слезам – жемчуг.
Глава вторая
1Кучер баронессы привез Агнесс в пасторат. Но остановился, не доезжая до пасторского дома.
– Ежели вы не против, мисс, так я вас тут высажу. Неохота его преподобию на глаза попадаться. Сказать по правде, грызутся они с ее милостью, как кошка с кошкой.
– А не с собакой? – уточнила девушка.
– Э-э, нет, мисс, чего кошке с собакой-то делить? И живут они порознь, и кормятся – собака воробьем подавится, кошка говяжью кость не разгрызет. Иное дело, коли два кота встретятся, да притом оба злые, а по силе равные! Такая баталия начнется, что и волкодав на дерево запрыгнет. Вот так и пастор с ее милостью. Хотя нам-то какое дело до ихних склок? Мы люди маленькие. – Кучер широко развел руками, включая в понятие «люди» двух каурых лошадок.
Агнесс не протестовала и сердечно попрощалась с кучером, хотя тот даже не предложил донести ее сундучок. Гостье не терпелось осмотреть пасторат. Кто знает, вдруг она задержится здесь надолго? На месяц, а то и на два. Место гувернантки так просто не найдешь – нужно давать объявления в газетах, а после отсеивать нанимателей с двенадцатью детьми и домишком где-нибудь на Оркнейских островах.
По сторонам гравийной дорожки, бежавшей к крыльцу, стелились лужайки – зеленый рубчатый шелк с пестрой бахромой. Пусть на клумбах росла только наперстянка, зато уж точно всех оттенков, которыми ее наделила природа, – и розовая с белыми крапинками, и лиловая, покрытая мягким белым пухом, и такая прозрачно-желтая, что при взгляде на нее на языке чувствовался вкус меда.
Сорвав белую башенку, густо усеянную цветами, Агнесс подошла к дому, но никак не решалась постучаться. Уж слишком он казался внушительным. Прошлым летом она гостила у Ханны Гудрэм, в чеширском приходе ее отца, и с тех пор пребывала в уверенности, что пасторат выглядит именно так – унылый каменный домик в два этажа, со скрипучими полами и неистребимым запахом плесени. Вдобавок ей пришлось делить кровать с Ханной и ее трехлетней сестренкой, которая пиналась во сне и сосала волосы Агнесс. Теснота была ужасная.
Так что к холлу, достойному лорда, а никак не сельского пастора, бедняжка была совсем не подготовлена.
Этот дом тоже был двухэтажным, но до чего же высоким! Стены из серого известняка едва виднелись из-за плюща, густого, словно вертикальная клумба. Здание казалось древним, но как-то неравномерно. Центральная часть – самая старинная, зато восточное и западное крыло явно были пристроены в конце прошлого веке. И камень посветлее, и оконные рамы очерчены свежей белизной. Под коньком крыши, чуть выше высокого стрельчатого окна, виднелся герб семейства Линденов. У входа располагались две арочные двери – дубовые, потемневшие от времени. Они окончательно сбили девушку с толку. В какую стучать? Или попробовать с черного хода? И Агнесс отправилась на задний двор.
Северный фасад не отличался пышностью, да и плющ не вился по стылому камню. Чуть поодаль виднелись хозяйственные строения – сараи, конюшня и еще какой-то домишко с трубой, по-видимому кухня…
Тут Агнесс юркнула за каменный фонтанчик для птиц. Из конюшни вышли двое. Мальчишка-грум, рыжий и коренастый, вел белоснежную лошадь, предназначенную для джентльмена, который нетерпеливо поигрывал хлыстом. Агнесс сразу же опознала дядюшку. Черный сюртук до колен в сочетании с белым шейным платком выдавали пастора с головой.
Мистер Линден ничуть не напоминал седовласого старца, которой уже прижился в ее воображении.
На отца Ханны, низенького весельчака, загорелого после работ на церковном поле, он тоже не был похож.
До чего же он молод!
Приличия не позволяют таращиться, но Агнесс не могла удержаться.
Изможденный вид отчасти старил пастора, но в его черных волосах не было седины. Это сколько же ему лет? Точно не сорок, тогда начинается старость. Тридцать? Но разве в таком возрасте становятся ректорами? Хотя, если отец подарил ему приход…
Теперь уже и пастор заметил незнакомую девицу и, бросив слово груму, направился к ней, но чем ближе он подходил, тем более зловещей казалась его улыбка. С такой учитель приветствует опоздавшего ученика, между делом поглаживая трость. Как же так? Они еще познакомиться не успели, а она уже чем-то его прогневала.
Не дойдя несколько шагов до фонтана, пастор поклонился с преувеличенной вежливостью.
– Надо полагать, мисс, вы из усадьбы леди Мелфорд? Извольте же передать своей госпоже, что если ей впредь будет угодно что-то мне сообщить, пусть приезжает сама, а не присылает надушенную записку.
И как дядя узнал, что она от леди Мелфорд? Тут Агнесс сама догадалась – жасмин. Все в Мелфорд-холле было пропитано этим ароматом. А на промозглом дворе, где царили запахи навоза и сена, жасмин так и бил в нос.
– Я, сэр… я только остановилась у леди Мелфорд, – пролепетала девушка. – А так… я Агнесс Тревельян!
– Агнесс? – ужаснулся дядюшка. – Тебя исключили из пансиона?
– Так я всё! Ну, то есть уже научилась всему, что мне нужно знать… Разве вы меня не ждете?
Первым совладал с чувствами пастор.
– Нет, Агнесс, я тебя не жду, – промолвил он печальным голосом человека, чрезмерно обремененного родней. – Впрочем, с такими обширными знакомствами, как у тебя в наших краях, ты, верно, и не нуждаешься в моей помощи.
От растерянности Агнесс затеребила нитяную перчатку. Вот это встреча! Напомнить о письме она не осмеливалась. И без того понятно, что дядя так зачитался Тертуллианом, что про ее корреспонденцию и думать позабыл…
Сердце пастора явно было жестче, чем у простых смертных, но все-таки не геологический экспонат. Заметив, как задрожали губы племянницы, он слегка оттаял – примерно настолько, насколько оттаял бы айсберг, коснись его солнечный луч.
– Ступай в дом, Агнесс. Там поговорим. – И мистер Линден кивком приказал ей следовать за ним.
– Расседлать Келпи, сэр? – спросил мальчишка-грум, с интересом наблюдавший за воссоединением семьи.
– Нет. Хотя… Нет, я скоро вернусь.
Дилемма Агнесс разрешилась – они вошли в левую дверь. Несмотря на ее тяжесть и толщину, дядюшке стоило лишь дотронуться до ручки, как дверь распахнулась. Агнесс обдало прохладой. Она ступила в просторный холл с лестницей, ведущей на второй этаж, но не успела как следует осмотреться – мистер Линден шагал слишком быстро. Гостиная находилась на первом этаже, в западном крыле, и оказалась неожиданно темной: продольные перекладины разделяли окно на пять узеньких частей, сквозь которые сочился скудный свет. Серые обои тоже выглядели безрадостно, как если бы по стенам растерли пепел. Но особенно Агнесс не понравились стулья и оттоманки, не расставленные в центре комнаты, а придвинутые к стенам по моде прошлого века. До чего же неуютно! Как в подземелье.
– У тебя есть «талон на суп»? – бросил через плечо дядюшка.
– Что? – обомлела Агнесс. Неужто и кормить ее здесь будут по талонам?
– Рекомендательное письмо, – вздохнул мистер Линден. – Когда его кому-то показываешь, то как минимум можешь рассчитывать на обед. Если, конечно, рекомендации хороши.
Агнесс поспешно выудила из кармана письмо от мадам Деверо. Послание было написано на розоватой бумаге и так приторно пахло корицей и кардамоном, что после него хотелось вытереть пальцы – вдруг липкие.
Пока пастор читал письмо, стоя у окна, Агнесс присела на стул, набитый комковатым конским волосом, и успела как следует разглядеть своего благодетеля.
Мистер Линден был высок и худощав, с осанкой благородной, пожалуй, даже чересчур. От духовного лица ждешь бо2льшего смирения. Волосы длинные – не до плеч, но щекочут скулы. Из-за макассарового масла они лежат черным шлемом, хотя концы все же вьются, сколько их ни умащивай. Вот если б он постригся покороче, не пришлось бы так мучиться! Нос крупный, но изящно очерченный. Серые глаза прищурены, от чего образовались ранние морщинки. Тонкие губы поджаты. А его впалые, как после поста, щеки Агнесс заметила еще на улице. Наряди его в рясу с капюшоном, и получится средневековый монах! Но печать усталости на челе совсем не подходит служителю церкви, в которой священникам не нужно носить власяницу или хлестать себя бичом… Или чем там еще занимаются католики? К чему такая суровость?
Когда пастор усмехался, в уголке рта проступала складка, глубокая, как рана. А усмехался он дважды – дочитав до грамоты за рукоделие и еще в конце, где мадам писала, что сама королева не откажется от такой гувернантки. В остальном же послание его не впечатлило.
– Исключено, – сообщил мистер Линден, откладывая его на подоконник.
– Что исключено?
– Чтобы ты работала гувернанткой. Совершенно исключено. Даже думать забудь.
– Почему же?
– А потому, любезная племянница, что гувернантка – не служанка и не госпожа, а невесть кто. Ей слишком легко попасть… в компрометирующую ситуацию. Я же слишком дорожу репутацией нашей семьи, к который ты тоже имеешь честь принадлежать – прошу, не забывай об этом стечении обстоятельств.
Агнесс любила детей и давно уже воображала, как будет учить французскому двух розовощеких близняшек. Порою в ее мечты захаживал их родитель. То был представительный вдовец, неравнодушный к бедным учительницам. Но, по небрежному взмаху чьей-то руки, и близняшки, и их отец во фраке вдруг развеялись, как туман на солнцепеке. Так же нечестно!
– И что же со мной станется? – Агнесс поерзала на стуле.
– Замуж тебя выдам, – утешил ее благодетель. – Подберу тебе супруга на свой вкус – человека трезвого образа жизни, солидного, с капиталом.
– Но у меня нет приданого! – воскликнула Агнесс так отчаянно, как если бы дядюшкин кандидат уже преклонял перед ней колено. Громко пыхтя и поблескивая лысиной.
Мистер Линден пододвинул стул и присел напротив племянницы. Сидел он так прямо, словно спинка стула была утыкана гвоздями.
– Приданое – не более чем приятный довесок, – дружелюбно пояснил он. – Главные же добродетели жены – трудолюбие и скромность. Ибо сказано в Писании: «Кто найдет добродетельную жену? Цена ее выше жемчугов… Она встает еще ночью и раздает пищу в доме своем и урочное служанкам своим…от плодов рук своих насаждает виноградник».
– Это в Библии так написано? – ужаснулась Агнесс. Она весьма смутно представляла, как насаждать виноградник.
– В Притчах Соломона. Разве ты не читала Ветхий Завет?
– Вообще-то… вообще-то нет, сэр, – упавшим голосом ответила девушка.
Ветхий Завет не входил в круг чтения пансионерок мадам Деверо. Директриса, уже умудренная опытом, опасалась, что после ознакомления с ним девицы начнут задавать неудобные вопросы. Например, кто такие содомиты. Или чем занимался Онан в шатре нелюбимой жены.
– Зато я читала Новый Завет. И еще «Книгу общей молитвы». Она мне… много раз пригождалась!
– Незнание Священного Писания есть тяжкий грех, – не сдавался священник. – Твоя душа пребывает в опасности. Вообрази, что в следующий миг ты умрешь.
– С какой же это стати? – возмутилась Агнесс, которой претила такая мысль. – Я отлично себя чувствую.
– А ты вообрази, дитя мое. Вот умерла ты и предстала пред райскими вратами. Святой Петр спрашивает: «А ну-ка, мисс Тревельян, поведайте мне, что говорится в стихе таком-то из Книги Еноха». И что же ты ответишь?
– Я попрошу подсказку.
– И он прельститься твоей улыбкой и распахнет врата – так, по-твоему?
– Можно хотя бы попробовать.
Пастор посмотрел на нее несколько раздраженно, но вместе с тем сочувственно, словно в ее глазах уже отражались всполохи адского пламени.
– Что ж, я готов списать твой ответ на полное незнание жизни, и обещаю не судить по нему о твоем уме. В реальном мире – это пространство за пределами твоего пансиона, – тут он даже привстал, ибо не привык проповедовать сидя, – так вот, в реальном мире, Агнесс, все не так радужно, как тебе представляется. Есть люди, с которыми нельзя договориться. Есть проступки, которым нет прощения. Есть, наконец, долг и обязательства, от которых не отшутишься. А улыбка и пара ласковых слов в конечном счете ничего не решают. Иногда нужно бить самому, иногда смиренно принимать наказание. Ты все поняла, дитя мое?
– Да, сэр.
– В таком случае я тебя переубедил.
– Нет, сэр, – без колебаний ответила девушка.
Самодовольная улыбка уже шевелилась в уголках его рта, но вот губы вновь сжались в тонкую линию.
– Ах, вот оно как, – процедил пастор, поглаживая свой белый шейный платок. – Тогда поспорь со мной. Приведи аргументы.
Как же, станет она с ним спорить, смекнула Агнесс. Проще дискутировать с китайцем или с кем-то еще, чей язык она не знает. На каждое ее слово пастор приведет три цитаты из пророков.
Кроме того, где же это видано – чтобы выпускница пансиона оказалась права, а священник ошибался? Как тут вообще спорить? Ей – с ним!
– Почтение к вашему статусу и память о благодеяниях, кои вы мне оказали, сэр, не позволяют мне возражать вам, – протараторила она, склоняя голову.
– Премного благодарен. Однако почтения к моему статусу недостаточно, чтобы ты приняла мои слова на веру. Так ведь? А риторике, как я погляжу, барышень не учат. Поспорить со мной ты тоже не можешь. Превосходно! Я рад, что под моей крышей поселилась упрямица, которая не умеет ни думать, ни подчиняться.
Слова прозвучали, как стук судейского молотка.
– Посмотрим, чему же ты научились в своем пансионе. Придется тебя проэкзаменовать.
– Прямо сейчас? – встрепенулась Агнесс, поникшая в ожидании приговора. – А по какому предмету? Если по географии, то можно я повторю колонии…
– По домоводству, дитя мое. По тому единственному, что пригодится тебе в жизни.
Он взял с каминной полки колокольчик, и в гостиной немедля возникла горничная. То ли пастор так вышколил слуг, что те появлялись до звонка, то ли юная особа давно уже стояла под дверью, приложив ухо к замочной скважине.
– Сьюзен, позови миссис Крэгмор, Дженни и Диггори, – приказал пастор.
Не успела Агнесс и глазом моргнуть, как весь штат был в сборе. Версия с дверью подтвердилась. Значит, слуги уже осведомлены, какого низкого мнения хозяин о своей племяннице. Гостья покраснела так густо и жарко, что еще чуть-чуть и вспыхнут корни волос.
Между тем пастор обратился к пожилой особе в темно-зеленом платье и белом воздушном чепце:
– Миссис Крэгмор, будьте так добры передать связку ключей моей племяннице. Сегодня мисс Агнесс будет за экономку.
Не утруждая себя книксеном, дородная старуха протянула ей связку ключей всех размеров и оттенков ржавчины. Любой взломщик восхитился бы таким набором.
– Твоя задача, Агнесс, проследить за уборкой дома. Изволь отдать распоряжения слугам. Покуда ты им не прикажешь, сами они пальцем не пошевелят. Надеюсь, я выражаюсь недвусмысленно? Никто из вас пылинки не смеет смахнуть без прямого приказа мисс Агнесс!
– Да, сэр, – отвечали слуги вразнобой, а одна из горничных хихикнула, прикрыв рот уголком передника.
– К концу дня ты должна привести в порядок каждую комнату. За исключением моего кабинета, разумеется.
– А его – завтра?
– А его – никогда. Это единственная комната, где ноги твоей быть не должно. Если я тебе понадоблюсь, постучишься и подождешь ответа.
– Хорошо, сэр.
– Если ты там побываешь, я об этом все равно узнаю, – не успокаивался пастор. – Как – неважно, но узнаю. Даже думать об этом не смей.
– Хорошо, сэр.
«Не ходи в мой кабинет! Да не больно-то мне и хочется», – дулась Агнесс, поднимаясь на второй этаж вслед за Диггори. Что у него там, пещера Али-бабы? Да ее туда силком не затащишь. Много ли она потеряет, если не увидит собрание сочинений Тертуллиана?
– Ух, тяже-елый! – кряхтел парнишка, волоча ее багаж, и косился на гостью – ценит ли она его старания?
Веснушчатое лицо Диггори понравилось Агнесс, хотя его портил красный полумесяц на лбу – лошадь копытом приложила.
– Чего у вас в сундуке, а, мисс? Небось, всякие умные книжки? – уважительно спросил Диггори, когда они вошли в спальню.
– В основном там раковины.
– Раковины? Из-под устриц, что ль?
– Ну при чем же тут устрицы? Это другие ракушки, декоративные. Я буду делать из них цветы, – Агнесс похлопала по крышке сундучка.
– Цветы-ы? Так коли вам цветов не хватает, у нас всякие есть! И ромашки, и васильки, и наперстянка еще эта – куда ни плюнь, повсюду прет. Девчонки вам мигом нарвут, только прикажите. А то чего ж вам с ракушками маяться!
Агнесс вздохнула, как проповедница, которой предстоит объяснить африканскому дикарю, зачем нужны жилет и брюки.
– Это мое хобби, самое подходящее хобби для леди. Я умею делать цветы из бумаги, шелка, перьев и берлинской шерсти. Мадам Деверо говорит, что руки всегда должны быть при деле.
– Моя нэн тоже так говорит, – опечалился конопатый парнишка. – Только она все больше про уборку навоза.
Нэн – это бабушка, догадалась Агнесс. К йоркширскому диалекту ей привыкать и привыкать. Отослав Диггори, который чесал в затылке, переваривая услышанное, она принялась рыться в сундуке. Осмотреть спальню времени не было. Окно, кровать с балдахином, туалетный столик – и на том спасибо. Ах, ну где же эта книга? Надо ее побыстрее найти. Еще оставался шанс доказать дядюшке, что она не такая пустышка, как он думает.
Нужная вещь, как всегда, отыскалась на самом дне, под слоями льна и шелка, мешочков с бисером и альбомов для аппликации. Вот она – «Компендиум хороших манер и домоводства». Пухлый томик вручали каждой выпускнице, как новобранцу – ружье. С этой книгой можно покорить весь мир – или хотя бы не опозориться в обществе.
Так, где же про повседневную работу? «Правила оставления визиток». Не то. «Французские соусы». Тоже не то! Ага, вот оно! «Домашняя прислуга». Рассчитывая на место гувернантки, Агнесс была уверена, что единственной служанкой у нее в подчинении будет нянька для черной работы. А тут сразу столько слуг! Чем же их занять? Ведь, согласно «Компендиуму», ничто так не растлевает прислугу, как праздность. К счастью, на советы по обращению со слугами справочник не скупился. Агнесс пролистнула страницу про жалованье («Деньги на пиво слугам лучше не давать, это приводит к падению нравов») и погрузилась в изучение домашних обязанностей.
Пять минут спустя она вернулась в гостиную, где ее дожидались обе горничные. В их внешности проскальзывало что-то средиземноморское – смоляные кудряшки, черные глаза, густой загар. Не иначе как сказывалось влияние римлян, некогда превративших Йоркшир в свою провинцию.
– Мы готовы, мисс, – сказала Сьюзен, старшая девушка.
– Тогда соберите… э-м… ночную керамику и прополощите ее горячей водой с содой.
Служанки задумались над ее словами.
– Ночные горшки, мисс? – уточнила младшая, толстушка Дженни.
– Ну да.
– Слушаюсь, мисс. А потом?
– А в столовой вы убрали? Поменяли скатерть?
– Хозяин… завтракает у себя, мы ему поднос в кабинет приносим, – смущенно проговорила Сьюзен, словно извиняясь за его нелюдимые привычки. – Но мы могли бы…
– Шшш, не подсказывай, – пихнула ее в бок сестра. Она так и подпрыгивала от возбуждения. Еще бы, экзаменовать настоящую леди!
– В таком случае проветрите все спальни и взбейте перины, – велела Агнесс. – На это у вас уйдет от силы полчаса. Я проверю, все ли в порядке на кухне, а после дам вам новое задание.
Агнесс выскользнула с черного хода и отправилась на кухню, досадуя, что она находится так далеко от дома. Стало быть, чай всегда будет противно-тепловатым, а суп – с пленкой застывшего жира. По крайней мере, зимой. Хотя сама она, конечно же, такое безобразие не застанет, потому что до зимы тут не задержится.
Отворив дверь, Агнесс сощурилась, привыкая к полутьме, но в первый миг ей показалось, что от очага метнулась какая-то тень, и словно бы вверх… Кошка? Под потолком висели окорока, зашитые в холщовые мешки, и, уж непонятно зачем, заплесневелая булочка на веревке, но больше ничего и никого. Никаких посторонних животных.
Впрочем, кошка в кухне все же имелась, черная, но с белым пятнышком на морде и белым же кончиком хвоста. Казалось, она макнула хвост в сметану, а потом попыталась его облизать. Кошка развалилась на коленях миссис Крэгмор, которая, оказывается, служила не только экономкой, но и кухаркой. Откинувшись в кресле, старуха напевала вполголоса:
– Мой милый мне дороже всех властителей земных. Его не променяю я ни на кого из них. Летит на скакуне лихом, не ведая преград. Подковы блещут серебром и золотом горят.
При виде барышни она попыталась встать, опершись в подлокотник, но Агнесс замахала на нее. Зачем утруждаться? Недаром же старушка положила ноги на деревянную скамеечку. Сползшие чулки открывали ее опухшие, изрытые темными венами лодыжки.
– Даже не знаю, чем вам тут заняться, мисс, – проворковала экономка, довольная таким обращением. – Стряпать ужин я давно начала.
Несмотря на середину мая, не самое жаркое время года, в кухне было душно от непрестанно горящего огня. Свое кресло миссис Крэгмор отодвинула в дальний угол, между буфетом и узеньким оконцем. Отсюда она приглядывала за бараньей ногой на вертеле. Под вертелом стоял поддон с тестом, куда, шипя, падали янтарные капли жира.
– По четвергам у нас баранина и йоркширский пудинг, а к ним пюре из репы и тушеный сельдерей. На десерт – пирог из ревеня. Или вам о завтрашнем ужине угодно распорядиться?
– А что у вас по пятницам?
– Рыба на пару, молодая картошка, салат и пирог из остатков мяса.
– Хорошо, можете все это приготовить, – милостиво разрешила Агнесс. – Не хочется менять ваш распорядок.
– А десерт на усмотрение хозяйки, – осклабилась старуха. – Что она любит?
Агнесс любила шоколад, но решила не выдавать свои экстравагантные вкусы, раз уж попала в глушь. Здесь предел сладости – это, наверное, печеное яблоко.
– Рулет с яблочным джемом.
– Его и состряпаю.
– Ну, я побежала, – попятилась она. – Еще столько дел! Надо привести в порядок гостиную.
– Да чего ж вам самой ручки-то утруждать? – вздохнула старуха, как будто слегка разочарованно.
– Мне надо очень стараться. Вдруг дядюшка простит меня?
– Да за что это?
– За то, что я оказалась не такой, как он ожидал, – пояснила Агнесс. – Хотя он так истратился на мое обучение.
Миссис Крэгмор фыркнула одновременно с кошкой.
– Так это его беда, мисс, а уж никак не ваша. Разве вы могли залезть к нему в голову да разглядеть, чего он там ожидает?
«Он такой со всеми?» – едва не спросила Агнесс. Как бы ни подмывало ее осудить дядюшку, она прикусила язык, ведь леди не пристало судачить с прислугой.
– Вот, миссис Крэгмор. И заранее спасибо за рулет, – кивнула Агнесс и поспешила прочь.
– Сыграй с ним, – донеслось ей вслед.
Но когда девушка обернулась, экономка опять баюкала кошку своей странной колыбельной.
С кем – с ним? И во что сыграть?
В любом случае это был глупый совет. Агнесс начинало казаться, что для нее уже закончились игры, что они покинули ее жизнь, как стайка ребятишек покидает церковь, громко хохоча и подпрыгивая, чтобы размять затекшие от стояния на коленях ноги. А она осталась там. Навсегда.
