Текст книги "Девочка из стаи"

Автор книги: Екатерина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Правила за столом тут были свои. В первую очередь тетя Зоя всегда ухаживала за мужем, в то время как и папа, и мама Наташи всегда ее баловали и перво-наперво следили чтобы у дочки все было и все ей нравилось. Однажды, когда Наташа раньше всех потянулась за поставленным на стол мясом, дядя Олег без предупреждения вдруг дал ей такой подзатыльник, что она едва не ткнулась носом в тарелку. Наташа так оторопела, что сначала даже не заплакала, а только подняла на него глаза, совершенно ошеломленная. Ее прежде ни разу не били. Тем более папа. Он, наоборот, не раз вступался, когда мама сердилась что Наташа больше раскидывает еду по тарелке, чем ест. Да и в остальном жалел дочку.

– Олег, – негромко и несмело, с долей укора произнесла бабушка.

– Не лезь вперед старших, сопля, – ничего не выражающим голосом произнес тот, но глаза его в этот момент перестали быть пустыми.

Откровенная неприязнь в его взгляде так напугала Наташу, что та отшатнулась, губы ее задрожали.

– Начинается, – вздохнула Зоя.

– Что вы ополчились на ребенка, она вообще никогда не плачет, а у нее отец умер! – не выдержала бабушка, поднимаясь и снимая со стула скуксившуюся Наташу.

Той было так обидно, что слезы наворачивались сами, против ее воли. Девочка встала, но к бабушке не бросилась, а осталась стоять, не зная, что теперь делать.

– У нее отец давно умер, – глухо и грубо откликнулся дядя Олег.

– Пойдем, Наташенька. – Бабушка слегка потянула ее за плечи, и Наташа покорно направилась за ней, стирая слезы ладошками.

– Плакса-плакса, – не удержалась Ира, и тут же испуганно глянула на отца, но тот даже не одернул.

Наташа тогда до ночи просидела на кровати, обнимая подушки и глядя на плавный свет ночника. Первый раз в жизни кто-то поднял на нее руку. Не умея в силу возраста сделать какой-то обдуманный вывод, девочка, тем не менее, понимала, что это не останется без последствий. Если прежде ее никто не трогал – теперь смутная тревога поселилась в душе. То, чего она боялась, случилось – теперь она должна жить по законам этой семьи. И, как Ира, терпеть все она не сможет, просто не вынесет.

Сон в новом доме у Наташи был чуткий. Поначалу она вскакивала от любого шороха. Мыши, ветер, скрип половиц, когда кто-то идет по коридору, шум оконной створки. Потом привыкла, когда стала закрывать дверь. А однажды Наташа проснулась от того, что что-то шуршало совсем рядом. Приоткрыв глаза, девочка увидела, как чья-то голова с косичками склонилась над ее кукольным домом. Наташа мгновенно проснулась, сев на кровати. Незнакомая ей девочка и правда сидела и рассматривала ее домик, перебирая платья ее Барби.

– Проснулась. – Рядом оказалась Ира. Таня, Ирина подруга, повернула голову и встала. Наташа пару раз видела ее, когда девочки приходили вместе. Танина семья жила в доме напротив, и Таня уже ездила на автобусе в сельскую школу каждый день. Она была постарше Иры, выше ее ростом и одета лучше – одежда не поношенная и не застиранная, явно новая. А в школьной форме, которая была даже не обязательной, глаз не оторвать.

– Мы пришли знакомиться, – констатировала Ира мамиными словами и прошлась по комнате. – А куда ты куклу спрятала?

Наташа, уже совершенно не сонная, несмотря на ранний час, потянулась за теплой кофтой и встала с кровати. Она не знала, что ответить.

– У нее много всего, она просто шуганая, – продолжала Ира. – Так мама говорит. Наташ, давай играть? Вместе. М?.. – она с лукавой улыбкой глянула на двоюродную сестру.

– Во что? – спросила Наташа.

– В куклу, я же только что сказала. Пойдешь с нами?

Идти Наташе не хотелось. Она знала, что девочки часто проводят время в доме Тани, но попасть туда было для нее немного жутковато – она не знала их, и ей не нравилось, как с ней общается Ира.

– Нет, – тихо-тихо сказала она, опустив голову.

– Тогда мы одни пойдем. А ты нам дашь куклу?

Наташа почувствовала себя загнанной в ловушку.

– Мама говорит, что только жадины не делятся с сестрами игрушками. – Ира с размаха села на ее кровать и попрыгала на ней. – Я вот Оле всех своих кукол даю. А ты мне не дашь? – Девочка вскинула брови, последняя фраза прозвучала от нее как-то недобро.

– Дам, – покорно кивнула Наташа.

– Хорошо, тогда мы будем с тобой дружить! – просияла Ира, обменявшись с Таней неприятными заговорщическими взглядами.

Доставать что-то при них Наташе не хотелось, но без куклы они бы не ушли, а ссориться с Ирой девочка немного боялась. Она присела и вытащила из-под кровати чемодан, тот, что поменьше. В него она сложила свои игрушки, еще когда Ира начала без спроса заходить к ней и брать их. Постаравшись открыть щелку как можно меньше, Наташа выудила оттуда Барби и неуверенно протянула Ире.

– Спасибо! А как ее зовут? – тут же спрыгнула с кровати та.

– Вероника.

– А у меня она будет Розой, – тут же решила Ира. – Если что, мы у Тани, – бросила она, вместе с подругой выходя из комнаты.

Зная, что Наташа не пойдет в любом случае…

То, что Ира не вернула в тот день куклу, Наташу не удивило. Она знала это уже тогда, утром, и ей было обидно, что теперь даже не к кому подойти и попросить назад свою вещь. Мама всегда учила не только спрашивать, но и быть вежливой и благодарной. Но Ира не говорила ни «спасибо», ни «пожалуйста». У нее на все были отговорки вроде «мы же с тобой сестры». А тете Зое Наташа говорить пока не хотела.

Когда вечером Ира таскала Барби с собой по всему дому, Наташа попыталась попросить ее назад при бабушке. На беду, и дядя Олег слышал это.

– Поиграет и вернет, – угрюмо отрезал он, пока дочь сидела и причесывала куклу с видом полноправной хозяйки, уверенная в себе. – Вы в одном доме живете, она ж ее не спрячет. Жадность-то – черта плохая.

Бабушка попыталась объяснить Наташе, что Ира и правда вернет, но та не верила. И не зря.

Надежда, что тетя Зоя все же заметит у Иры Наташины игрушки и поговорит с ней, тоже не оправдалась. Ира ничуть не стеснялась брать и не считала, что надо это скрывать. В другой раз Ира попросила все платья, а то Розе было холодно в ее самодельных, бумажных. Она даже принесла их на обмен. Наташа, стиснув зубы, согласилась. Когда Ира стала просить и карандаши, она сказала, что у нее нет.

– Врешь, я видела, – перешла в наступление Ира. – Я же не насовсем заберу!

– Я сама хочу рисовать.

– Пошли со мной к Тане, порисуем, – нашлась Ира.

Наташа снова уступила. Потом выяснилось, что Ира карандаши благополучно забыла там.

* * *

Зимы в здешних местах бывали суровыми, но красивыми. Шло время, и через два-три месяца Наташа совсем привыкла к тому, что надо, совсем не как в городской квартире, умываться и чистить зубы отнюдь не теплой водой, а мыться даже зимой в небольшой баньке за домом, где после дяди Олега и тети Зои было невыносимо душно, и они с бабушкой ходили позже, почти ночью.

– Ничего, зато закаленная станешь, болеть никогда не будешь, – улыбалась бабушка. – В бане дух целебный.

Наташе хотелось стать такой. Закаленной, сильной, многое повидавшей. Мало кто в городе бывал в таких местах, где прямо за калиткой начинался густой таежный лес. Мало кто видел такие высокие сосны, дышал таким чистым воздухом. По вечерам, включая ночник и выглядывая в окно, Наташа думала, что сейчас дом их похож на сказочную избу с открытки, какая была у нее и давно потерялась где-то. Невысокая, с горящими окнами, она была окружена на открытке таким же лесом, а на небе светила луна. Будь все иначе, будь с ней мама и папа – и нечего больше не нужно было бы, не хотелось бы в город, суету и многолюдность которого нахваливала бабушка, не нужна была новая школа. Наташа легко согласилась бы жить здесь, ведь и отсюда можно было поехать на море, лечь на берегу и слушать волны.

Дни тут тянулись медленно, но бабушке все же удавалось занять Наташу чем-то всегда новым. Зимой занятий стало еще больше. То она учила ее, как правильно растопить печь, чтобы дым не пошел в дом, то доставала старые лыжи. В лес ходить Наташе было и интересно, и до приятного боязно. Иногда бабушка звала посмотреть на цыпляток, которые вывелись у нескольких кругленьких пестрых курочек и теперь сидели на сене вокруг матерей, как цветы одуванчиков на клумбе. Все это было новым для Наташи, захватывало, и отвлекало от плохих мыслей. О том, как долго еще не приедет мама и как вернуть свои вещи, которые Ира забирала почти без спроса, и почему в этом доме на нее смотрят так, будто она чем-то провинилась, или обидела кого-то.

– Жадные больно, – ворчала бабушка, когда Наташа спрашивала, на что сердятся дядя Олег и тетя Зоя. – Привыкли всю жизнь одни на мне сидеть, на готовеньком. Не думают, что вот мать помрет – и ни с чем останутся, ни тут не обойтись, ни уехать. Давно бы уж в городе не хуже мамы твоей устроился, вот и завидует, а Зоя она слабая. Не то что Марина… – Откладывая работу, бабушка внимательно смотрела на Наташу и вздыхала. – Вот и тебе бы пойти в Марину. Она сильная. Она как пошла, так и напролом, никого не слушала, счастье-то встретить только раз в жизни дано. Вот она и встретила. Да только видишь как… – качала она головой. – Ох учудил твой папа… Вот удивил-то нас, так удивил…

Наташа понимала, что удивил – какое-то странное слово здесь, в этой речи, но что-то подсказывало, что смысл его она понимает. Ей трудно было сказать, что сама она чувствовала, думая о папе. Тот, что лежал в ящике, с лицом белее бумаги и страшными вздутыми губами, – тот был не папа. Папа остался в другом времени, вспоминать которое не было страшно, не было больно. Только тоскливо, когда вставала перед глазами его улыбка и звучал его голос, такой родной, такой любимый папин голос… Натаха – это он звал ее так, а потом переняла и мама. Каждая папина шутка вспоминалась теперь ей удивительно точно, а шутить он любил. А мама любила смеяться, обмениваясь с девочкой взглядами, и Наташа тоже заливалась смехом, не понимая порой даже смысла, ведь маленькая еще, но радуясь маминой улыбке.

Наташа чувствовала, что на самом деле становится сильнее. За эту зиму она не заболела ни разу. Она училась понемногу становиться невидимой. Жить своей жизнью и не пересекаться с теми, кому была безразлична. Мало кто из ее новой семьи знал, насколько сильно она мечтала дождаться маму… и чтобы жизнь стала новой. Но теперь Наташа понимала – за все, чего хотим добиться, нужно было платить. Своим упорством, терпением. Сильными людьми, какой бабушка называла маму, не становились просто так. Жизнь испытывала, никто не мог быть просто счастлив. Каждый день Наташа давала себе обещание, что сегодня не даст никому повода поднять на нее руку, оскорбить ее и попрекнуть чем-то. Порой получалось, порой нет.

Шло время, и она менялась. Менялась даже внешне. Не было больше той наивной, робкой девочки, которую привезла сюда Марина, с глазками-бусинками, блестящими изнутри. Этот внутренний свет не гас, но подогревали его все новые чувства. И каждый день, каждое событие учило сохранять его на чем-то новом, своем…

* * *

У Найды на самом деле появились щенки.

– С пузом, что ли? – еще зимой обратил внимание дядя Олег, проходя раз по двору. – Ну точно. – Он остановился, пока собака, не зная, чего ждать, начинала юлить на безопасном от него расстоянии. – Ну точно, с пузом…

Мало тебе их было, ну погоди у меня, – бросил он, но тогда ничего не сделал.

А по весне родились они. Три крохотных щеночка, еще некрасивых и почти голеньких, лежа ли рядом с Найдой в будке, и Наташа смотрела, как они посасывают молоко из вытянутых сосков, пока гордая мать полизывает им бока. Девочка не понимала, почему дядя так злится на Найду. Сама она ничего плохого в щенках не видела, наоборот, если Найда порой на самом деле охраняла амбар от лис, пробиравшихся за курами в дыры в заборе, то насколько безопасно будет, когда вырастут еще три собаки. Она уже мечтала, что заберет одного щенка с собой, когда приедет мама. Правда, решить какого, наверное, будет нелегко.

– Баб Поль, а щеночков в городе продать можно? – нашла выход девочка, когда на второй день бабушка вместе с ней выносила Найде намешанную для нее на мясном бульоне кашу.

– Да кто ж их купит, они ж беспородные, – вздохнула бабушка. – Да и знаешь, тут в будке холодно, щенки-то иной раз не выживают, – осторожно добавила она.

– Их надо в дом взять, – без надежды, но испугавшись за щенков сказала Наташа.

– В дом нельзя…

Девочка принесла щенкам из дома все тряпки, которыми заворачивала кровать и стулья в своем кукольном домике. Найда всеми силами показывала свою благодарность, лизала ей руки и тыкалась мокрым носом в колени, когда Наташа сворачивала им с щенками гнездышко в конуре. Вечером, ложась спать, Наташа слышала, как бабушка говорит с дядей Олегом.

– Давай только не при ребенке… – Голос бабушки был тихим и тревожным. – Что тебе, времени нет другого. Вон с утра встанешь, и тихо.

– Встану, – недовольно и мрачно откликался тот. – Нашла нежную, пора привыкать, давно уж живет.

– Незачем ей привыкать. – В голосе бабушки появлялись порой решительные нотки, против которых не мог ничего сказать даже дядя Олег. – Уедет отсюда – и слава богу, и скорее бы. Нечего ей на вас смотреть.

Дядя Олег еще ворчал что-то, когда Наташу сморил сон.

Наутро девочка первым делом побежала проверить щенков. Лед покрывал корочкой лужи, оставшиеся от начавшего уже таять снега. Найда бегала по двору, какая-то потерянная, и, завидев Наташу, натянула цепь и стала рваться навстречу, жалобно повизгивая и виляя хвостом. Наташа погладила ее и вместе с ней, путающейся между ног, пошла к будке.

Там было пусто…

Не понимая, что произошло и где щенки, Наташа, испугавшись, что они могли вылезти и замерзнуть, начала обыскивать будку и все вокруг нее. Найда бегала следом, повизгивая, словно спрашивая: нет, не нашла, и тут не видно? Наташа, не увидев щенков рядом с будкой, стала искать везде. Она боялась, что Найда могла отлучиться и щенков утащила лиса. Отомстила за то, что собака не пускала ее в амбар, в курятник.

За домом дядя Олег копал что-то в мерзлой земле, которую едва тронула оттепель. Наташа забежала и туда и наткнулась на него. Говорить с ним ей никогда не хотелось, и она молча смотрела под сваленными у забора досками и возле старой бани, пока он, усмехаясь, наблюдал за ней.

– Чего потеряла? – наконец усмехнулся дядя Олег, опершись о лопату и вгоняя ее в землю в стороне от вырытой неглубокой ямы.

– Щенки, – хмуро ответила Наташа, с недоверием глядя на него, отгибая полиэтилен, которым накрывали доски.

– Уплыли твои щенки.

Наташа не придала значения, подумав, что это очередная жестокая шутка. Многие вещи он говорил просто так. Непонятные и грубые слова перестали задевать ее, она теперь просто не слушала. Она уже обежала скользкий задний двор и хотела вернуться к Найде, чтоб снова поискать там, когда услышала плеск. Дядя Олег сливал воду из большого ведра в яму. В потоке что-то промелькнуло… У Наташи чуть не остановилось сердце. Девочка на неожиданно ставших ватными ногах подошла ближе, успев заметить второе такое же, слитое в яму, существо. Дядя Олег отставил ведро, и Наташа увидела в черноватой жиже внизу мордочку щенка. Дядя Олег одним движением сгреб половину земли с горки рядом с ямой и засыпал прямо туда, так что от мордочки оставался виден теперь только носик…

Ошеломленная Наташа стояла и смотрела во все глаза. Она хотела остановить его, что-то закричать, вытащить их, но понимала – поздно.

– Уплыли, – крякнул мужчина с недоброй улыбкой и глянул в ее распахнутые глаза. – Чего встала? Нету щенков, все.

– Ты убил, – прошептала Наташа, и, почувствовав, как вскипает злость, неожиданно для себя выкрикнула: – Ты!

– Ты мне потыкай, сопля! – прикрикнул дядя, мгновенно сменив усмешку на гримасу ярости, зачерпнул лопатой земли и кинув прямо в нее, попав в лицо и на шею. – Пошла, хабалка, а то так взгрею!

Наташа отшатнулась, пытаясь быстрее стереть грязь, и бросилась назад. У порога ее встречала бабушка, тут же попытавшаяся поймать девочку и испуганно спрашивающая, что стряслось. Но Наташа, пробежав мимо, бросилась к Найде. Сжавшись в комок возле будки, девочка сидела и плакала, слушая, как кричат за домом дядя Олег и бабушка. Собака, юля рядом, неистово вылизывала ей лицо, словно Наташа была ее найденным щенком.

– Еще раз мне тявкнет – голову оторву! – дядя Олег с лопатой показался из-за дома.

– Я же тебя просила, ну сделал бы без нее! Что ж ты за ирод! – восклицала бабушка, уже спеша к девочке. – Наташенька, иди скорей сюда, не надо, она же грязная!

Неожиданно Найда, до этого лизавшая Наташу, ощетинилась и встала между ней и взрослыми. Бабушка остановилась.

– Вот две и есть, на пару, – огрызнулся дядя Олег. – А ты смотри, шкура, на меня зарычишь – саму утоплю, – пригрозил он Найде, но воевать с ней не пошел, уйдя с лопатой шуметь в сарай.

– Что она тебе, собака? – рассердилась бабушка.

– Она хуже собаки, – послышалось оттуда. – Нашла себе наконец место, вторая Найда…

С порога за всем этим уже некоторое время наблюдала Ира, качаясь на перилах.

– Найда номер два! – подхватила она.

– Наташенька, – снова попыталась подойти бабушка, но Наташа продолжала сидеть, обняв снова начавшую ее лизать Найду.

В дом она вернулась, только когда замерзла во дворе. Ни ужинать, ни говорить с бабушкой Наташа не хотела. Теперь она знала, что в этой семье есть человек, способный убивать.

Прежде Наташа никогда не думала о смерти так. Даже когда умер папа, она знала, что никто не виноват и это большое горе. Перетерпеть, пережить его вместе им предстояло с мамой. Сейчас же она видела, что не всегда смерть бывает случайной. Человеческая жестокость так поразила Наташу, что она пообещала себе запомнить этот день. Возможно, ей не хотелось держать его в памяти как стимул хранить обиду и зло. Но того, что сделал дядя, она простить не смогла бы никому и никогда. И теперь понимала – есть в жизни то, чего не прощают.

* * *

Найда грустила долго. Она перестала есть, бока у нее ввалились, она уже не вскакивала навстречу всем, кто подходил, а только вяло виляла хвостом. Даже дяде Олегу, от чего в Наташе каждый раз вскипала злость. Он убил ее щенков, а Найда ему до сих пор радуется…

Саму же Наташу и Ира, и порой дядя Олег стали порой называть второй Найдой: Ира когда хотела повеселиться, а дядя – пренебрежительно, в разговоре о том, насколько надоел ему этот «прикормыш».

– Говорила на полгода, да что-то, судя по разговорам, так и оставит ее нам, – скрежетал он, сидя за столом, пока бабушка собирала посуду.

– А ты представь, как ей тяжело: новый город, новая работа, – пыталась усмирить его ворчание баба Поля. – Ты вон и на одной-то еле…

От его взгляда она замолкла и поспешила к умывальнику.

– Поди-ка помоги бабке. – Дядя Олег рукой за спинку качнул Наташин стул, и девочку слегка подбросило. – Чай кормим тебя, хоть бы помогала чем.

– Я сама управляюсь, – твердо и с нотой недовольства, явно наигранного, чтоб сделать вид, что Наташа только помешает, ответила бабушка.

– Иди, иди, – с угрозой повторил дядя. – Пускай привыкает, хоть толк от нее будет.

– То-то от твоих толк, – вздохнула бабушка, передавая Наташе полотенце, вытирать посуду.

– Не надо бы, она безрукая, яйца вон побила, и посуду перебьет, – услышала Наташа голос тети Зои.

Ей стало так обидно, что полотенце она сжала в кулачках.

– Ничего не безрукая. – На голову легла ладонь бабушки, и Наташа почувствовала себя чуть легче.

Уверенно взяв полотенце, девочка принялась за работу.

Ира все чаще заходила к ней и просила то то, то это. Наташа наконец сказала бабушке, и та, видимо, запретила Ире. Но неизвестно, что было лучше: уже через какое-то время тетя Зоя, злая, зашла к Наташе.

– Ты что думаешь, у нас тут воруют? – с вызовом спросила она.

Наташа мигом поняла, в чем дело.

– Я только карандаши просила вернуть, – обиженно ответила она.

– Никто твои сраные карандаши не съест. – Она впервые видела тетю Зою такой рассерженной. – Мне сейчас мать высказывала, а вон Ирка говорит – ты вещи свои в чемодан запираешь и под кровать прячешь! Уже уезжать собралась? Скатертью дорога, только вот воров у нас тут нет и запирать не от кого, уяснила?

Наташа, потерявшись в обвинениях, испуганно закивала. Уже вечером пришлось «дать порисовать» Ире все раскраски.

Маме теперь звонили редко – договаривались заранее, так как звонили каким-то соседям, в маминой комнатушке телефона не было.

– На завод устроилась, платят хорошо, но пока только кредит осилила, – слышала Наташа из трубки, прильнув к ней ухом, пока с мамой говорила бабушка. – Подруга подыскала комнату, но с квартирой пока никак, придется еще ждать. Думаю, через несколько месяцев, вот как раз отложу и буду искать уже нам с Натахой. Вы там как? Не болеет она?

Наташа думала, что сейчас-то бабушка скажет и про игрушки, и про подзатыльники, и про щенков и дядю Олега. Мама узнает, и что-то изменится. Но бабушка неожиданно для нее только заулыбалась:

– Да все хорошо, здорова, на воздухе-то щечки порозовели, вон недавно к роднику с ней ходили! Живем помаленьку.

– Дай мне ее.

Наташа в смятении приняла от бабушки трубку.

– Натаха, ты как? – Мамин голос звучал так же бодро, как и всегда. – Соскучилась, солнце мое?

Наташа закивала, но потом поняла, что мама не видит, и ответила:

– Да.

– Ничего, еще немножко потерпи, скоро с тобой уедем. Я вам фотографии прислала, письмо должно дойти за недельку-две.

Наташа тоже не решилась рассказать что-то плохое маме. А по дороге назад захныкала.

– Ты чего? – переполошилась бабушка. – Вернется скоро мама, говорит накопит денежек – и сразу приедет, зато представь, квартира новая, с ванной, поди, соскучилась по ванной-то? Ты погоди, вон и письмо дойдет, мама говорит завод свой сфотографировала, посмотрим, где мама работает.

Она так и не поняла, почему Наташа плачет.

По выходным дядя Олег иногда брал дочерей в город. Тетя Зоя почти никуда не ездила, она или вязала, или читала, порой прося что-нибудь привезти и потом рассматривая обложки новых книг и журналов. Что именно читать ей было все равно.

– Что-нибудь интересное, – говорила она, поглядывая, как Ира бодро обувается и подпрыгивает.

– И соли купи, и масло еще кончилось, сейчас допишу… – Бабушка в который раз отбирала назад список и выводила мелким почерком новые наименования.

Что купить Наташе – никто не спрашивал, но бабушка всегда вписывала в покупки сладости, которыми тайком баловала Наташу больше, чем Иру и Олю. Однажды вписала и карандаши.

– Может, привезет, – вздохнула она, сказав об этом Наташе. – А то и сама поеду и куплю.

Но она уезжала очень редко. А дядя Олег карандашей не привез.

– Тебе надо – ты и езжай, – бросил он матери. – Мне только и не хватало, еще подарки ей дарить, и так съедает за двоих.

– Так у Иры же ее карандаши, что тебе, жалко? – поражалась бабушка.

– Пусть у Иры и попросит.

Но Ира всегда отвечала, что все вещи у Тани дома. Ко взрослым Наташа уже не обращалась.

– Да что же это такое! – возмутилась тетя Зоя, когда она раз спросила, не вернет ли Ира карандаши, если наигралась. – Носится со своими карандашами как с писаной торбой, всех уже на уши подняла! То вещи прячет, то детей в воровстве обвиняет!

– Я не обвиняла, я спросила, если она поиграла… – попыталась объяснить Наташа.

– Вот у нее и спроси, никто силой твои карандаши не отбирал, сами и решайте, – закончила разговор тетя Зоя.

Как-то Наташа заметила, как Ира рисует, сидя в их с Олей комнате. Подходить было боязно, но она все же решилась. Осторожно зашла и, встав перед Ирой, попросила:

– Отдай мои карандаши, пожалуйста.

– Это мои карандаши, – невозмутимо ответила Ира.

Наташа, не веря своим ушам, смотрела на нее. Ира немного докрасила в ее раскраске, а потом с вызовом подняла голову:

– Мои, поняла? Вот, смотри! – Она ткнула Наташе в нос через стол карандаш.

Наташа, вздрогнув, посмотрела на карандаш. И правда, это был не ее. Ее были круглыми и уже коротенькими, а этот – длинный, ребристый и совсем новый.

– Мне папа купил. – Ира кинула карандаш в россыпь таких же и вскинула брови, как бы спрашивая – что еще надо?

– А где мои?.. – совсем растерялась Наташа.

– Откуда я знаю, куда ты их дела. Может, Тане отдала?

– Нет…

– А ты у нее поищи, мы вот с ней всегда вещами меняемся, мы же настоящие подруги. – Последние слова Ира сказала, с таким презрением глянув на Наташу, что та уже не знала, что ответить.

Молча развернувшись, она шагнула из комнаты.

– А вообще, мама говорит, что ты приживалка, – прилетело ей вслед. – И ничем мы тебе не обязаны. Тебя твоя мама на нас скинула и уехала, а нам теперь расхлебывай.

Взрослые слова звучали из детских уст так страшно, так злобно, что Наташе снова стало не по себе. Она не знала, что такое приживалка, но уже могла догадаться. Больше она про карандаши ни с кем не говорила.

С Ирой Наташа старалась вообще больше не разговаривать, но порой та сама начинала разговор. Особенно когда приходила подруга.

– Ничего не теряла больше? – словно издеваясь, спрашивали девочки, а Наташа при виде них старалась как можно скорее убежать к себе.

Прятать игрушки она теперь боялась – не хотела, чтоб думали, что она подозревает кого-то в доме в воровстве.

* * *

Почти год жила Наташа в доме бабушки, и с каждым днем все больше понимала – она в нем чужая и, как бы ни защищала ее баба Поля, никто здесь с ее присутствием не смирится.

Бывали времена, когда ей становилось страшно от одиночества, и она с ужасом думала – а что, если то, о чем говорят дядя Олег и тетя Зоя, правда? Если мама не приедет, не вернется, забудет о ней?

– Глупости не мелите, – одергивала их в такие моменты бабушка. – Для кого Марине жить-то, если не для нее? Думаете легко матери ребенка одного оставить с чужими, по сути, людьми? – Потом смотрела на них и вздыхала: – Хотя, вам-то и не понять.

Дядя Олег потерял работу – водителей грузовиков сократили, взяв для перевозок объемные фуры. Теперь бабушкиной пенсии и его пособия по безработице едва хватало. Все чаще Наташа замечала, что ей и бабушке достается за столом куда меньше того, что ест семья. Бабушка на себе экономила всегда, а Наташу «баловать» запретил дядя. Девочка старалась как можно скорее выпить после ужина пустой чай, не решаясь даже сахара попросить. Бабушка вступалась редко, каждый разговор заканчивался громкой руганью дяди Олега, который много раз даже замахивался на мать. Однажды, когда он схватил ее за руку, Наташа, не подумав, вскочила, попытавшись оттолкнуть его. Она так испугалась, что сейчас он ударит бабушку, что за себя испугаться не успела. Дядя, рассвирепев, схватил ее и, зажав ей голову ногами, так отлупил, что потом было больно сесть. Все чаще бабушка оказывалась занята, и Наташа оставалась предоставлена сама себе. Дядя Олег, сам просиживая в доме, срывался на нее при каждом удобном случае. Что не при деле, путается под ногами и вообще раздражает. Он стал с потерей работы злее обычного, и от его скуки доставалось всем.

Наташа не понимала, почему с каждым днем становится все хуже и в чем обвиняют маму. В том, что им не хватало денег и не было бабушки с пенсией и потому маме пришлось уехать работать? Или что Наташа не могла работать, как бабушка и тетя Зоя? Она старалась, начала мыть посуду, ходила с бабушкой и на огород, и кормить забавных пестрых курочек и вытаскивать из их гнездышек яйца до того, как те станут цыплятами. И немного подметала, хотя все равно порой забывала вымести под столом, и тетя Зоя, зло хватая веник, принималась с остервенением заканчивать ее работу.

Когда бабушка собиралась до почты или магазина, Наташа иногда ходила с ней. И тогда бабушка покупала ей что-то тайком с уговором, что по дороге сядут в стороне от дороги и передохнут, устроят привал, подкрепившись сладостями или мороженым. Себе бабушка для вида доставала кусковой сахар, говоря, что не любит шоколад, потому что Наташа то и дело норовила поделиться с ней и упрашивала, пока она не соглашалась.

Дома все возвращалась на круги своя. Наташа сидела и смотрела, как Ира разворачивает пакет с гостинцами. Уже привыкнув ничего не получать, она просто безрадостно наблюдала, как в руках Иры мелькают обертки конфет. Однажды Ира, словно бы предлагая ей, протянула пакетик леденцов.

– Хочешь? – с хитрой улыбкой спросила она.

Наташа, не зная, обманет или правда можно взять, не сразу кивнула.

– Бери. – Ира потрясла пакетиком.

Наташа протянула руку – и Ира тут же отдернула ее, вскочив и подняв пакетик над головой.

– Служи, Найда! – засмеялась она. – Служи! Наташа подпрыгивала, пытаясь достать, но Ира со смехом уворачивалась. Оля сидела за столом и угрюмо и словно обиженно смотрела на игру сестры. Наташе наконец удалось схватить ее за руку и, изловчившись, вытащить один леденец.

– Э-эй! – спохватилась Ира, когда она бросилась бежать.

В руке была добыча, и Наташа не хотела ее отдавать. Как ловко она вытащила, Ира думала не достанет – так нет, получай! Забившись в амбаре в угол, девочка сидела и смаковала во рту сладость.

Уже перед ужином ее стал пробирать страх. Ира пока никому не рассказала, иначе к Наташе уже пришла бы тетя Зоя с обвинениями, в этом девочка была уверена. Неужели она победила, неужели и правда проучила ее? Дала понять, что не даст себя обмануть. Хотелось верить, что да.

Но Наташу ждало разочарование. К столу ее не пустили. Тетя Оля сама положила ей картошки в глубокую миску и, всучив, отправила в комнату со словами:

– Если ты уже внаглую воровать стала, к себе отправляйся. Наверное, потому-то вещи и прятала, что сама такая.

Наташа ошеломленно вернулась в комнату, начав через силу есть. Вот как Ира представила всем их игру. Решив больше ничего никогда не брать, даже если предложат, Наташа скомкала и выбросила из окна фантик от леденца.

Найдой теперь называли ее не только Ира и дядя Олег. Младшая Оля завела привычку, завидев Наташу, повторять:

– Найда, служи, служи.

Тетя Зоя вообще никак не называла, говоря «эй» или «вон она». Поначалу бабушка одергивала их, но в последнее время ей становилось все труднее. Она уставала. Хоть внешне тетя Зоя и была вроде похожа на хозяйку, но суета ее была часто бесполезной, словно для вида или просто чтоб чем-то занять себя. Баба Поля же если уж делала, то делала как следует. В магазин все чаще ходила она – дядя Олег перестал интересоваться, чего в доме не хватает. Тетя Зоя вычитала в каком-то своем журнале про апатию, которая появляется у безработных.

– Кто ж ему мешает работу найти, – сердито говорила бабушка.

– Вот по осени сторожем в школу пойдет, – откликалась та.

– Что там сторожить, в нашей школе? Там даже стекол целых на счет, остальные лентой переклеены.