Текст книги "История о краже. Защитник"

Автор книги: Екатерина Гичко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

– Ты хотел сказать: построить свой оплот свободы, чтобы самому решать, как жить твоим потомкам? – мрачно, не очень охотно огрызнулся Виидаш.

– Заткнись, мальчишка! Мало тебе тех ошибок, что ты уже по дурости наворотил? Я сразу тебе сказал, чтобы ты не связывался с этой Майяри. Подобные ей девки с туманным прошлым никогда ещё и никому не приносили счастья!

– Не трогай Майяри! – голос Виидаш зазвучал злее.

– Ты даже сейчас, после всего, что произошло, продолжаешь её защищать? – изумился господин Ерон. – Она втянула тебя в такую историю…

– Заткнись, дед! Ты даже не знаешь, о чём говоришь!

– Да об этом уже все знают и треплются на каждом углу!

– И что они знают?! – заорал Виидаш. – Сказочку, которую придумали, чтобы сохранить честь прославленного рода Ишый? Сказочку, придуманную хареном, дабы уберечь твои седины от выпадения! Каково это, дед, – осознавать, что сохранением чести рода ты обязан вездесущим Вотым?

Наступила звенящая тишина, и ошеломлённая Майяри наконец заметила госпожу Ярену, испуганно притаившуюся в коридоре за занавесью.

– О чём ты…

– Забудь!

– Причём здесь Вотые? – казалось, господин Ерон разъярился сильнее прежнего. – Ты встрял в их игры? Я предупреждаю тебя, что связь с этим ушлым семейством отправит тебя на самое дно мира! У них нет никакого понимания чести!

– А тебе это понимание помогло? – Виидаш невесело рассмеялся. – Знаешь, я долгое время не мог понять, почему, прожив здесь столько лет, ты не обзавёлся хоть какими-то близкими знакомыми? Почему старые друзья никогда не приезжали проведать тебя? До меня доходили разные истории о тебе, но я думал, что люди в отместку за твой скверный характер привирают. И до меня только сейчас стало доходить, что их рассказы могут правдой. Ты растерял всех своих друзей! Цепляясь за мелкие обидки, ты ссорился с ними, разрывал связи, считая их недостойными своего внимания, а затем и сам становился недостойным.

– Ах ты гадкий зверёныш…

– Отец господина Шидая, – стоило Виидашу произнести эти слова, и господин Ерон умолк. – Стоило тебе прознать, что тот заимел какие-то дела с Вотыми, и ты возвёл его в злейшие враги. Каково тебе было, когда ты узнал, что это ложь? Это ведь был твой самый старый, самый преданный друг, готовый до скончания времён терпеть твой паршивый характер. Да даже если бы он действительно имел дела с Вотыми, неужели нельзя было ради вашей большой дружбы закрыть на это глаза? Но ты отказал его сыну, когда тот пришёл просить о помощи. Что ты тогда сказал? Попроси Вотых? Мне действительно интересно знать, что ты чувствовал, когда понял, что это не тебя предали, а ты предал!

Последнее слово звонко, как пощёчина, разлетелось по коридору и выкатилось на лестницу.

– Ты в своей жизни сотворил столько ошибок, что не тебе меня попрекать и заставлять следовать твоей мудрости! – разозлённый Виидаш распалялся всё сильнее. – Я столько раз слышал, что якобы похож на тебя, что сейчас с ужасом думаю: неужели и мне суждено стать таким, как ты? Но я не хочу! Ты знаешь, почему именно Майяри осталась жива, а не Рена? – внутри Майяри всё похолодело, а Виидаш перешёл на едва различимый шёпот: – Потому что я не хотел терять своего друга. Я ещё не дошёл до той черты, за которой смогу, как и ты, просто выбрасывать близких из своей жизни. И не хочу доходить! И если ради этого мне придётся уехать и начать жизнь с чистого листа, то я уеду. Я не собираюсь сидеть рядом с тобой и вариться в своей и твоей желчи.

– Всё сказал? – холодно уточнил господин Ерон.

– Нет, – запальчиво ответил Виидаш, – но с тобой говорить всё равно что с глухим.

– Ты никуда не поедешь. Я всё сказал.

– Я никого спрашивать не буду, – мрачно ответил парень.

Майяри вздрогнула, заслышав шаги, и вскинула голову. Мимо стремительно прошёл господин Итар.

– Что происходит? – сурово спросил он у сына и деда.

– Твой отпрыск надумал уехать, – сухой голос господина Ерона так и сочился ядом. – К нашим гнилым родственникам!

– И уеду.

Госпожа Ярена с надеждой прислушалась к воцарившейся тишине.

– Хорошо, сын. Как только ты оправишься, я тебя провожу.

Его жена закрыла лицо руками и горестно всхлипнула, а господин Ерон разразился потоком брани.

– Это его жизнь и ему решать! – громыхнул господин Итар, и разозлённый дед стрелой вылетел из комнаты, на ходу цедя ругательства и проклятия, и едва не столкнулся с Шидаем, вынырнувшим из выделенных ему покоев.

Лекарь с интересом посмотрел вслед взвинченному Ерону, затем взглянул на плачущую госпожу Ярену и перевёл взгляд на растерянную Майяри. Лицо его осветилось пониманием.

– Решился-таки, – пробормотал мужчина, приближаясь.

– Решился?! – мать Виидаша отняла руки от лица и разъярённо уставилась на него. – Вы знали! Знали! Это вы ему сказали!

– Он спросил, я ответил, – не счёл нужным отпираться Шидай. – Рано или поздно он захотел бы уехать.

– Но не сейчас же!

– Сейчас самое подходящее время.

Женщина разрыдалась и, подхватив юбки, бросилась прочь по коридору. Шидай проводил её сочувствующим взглядом. Детей отпускать всегда очень тяжело. Вот он так и не смог отпустить.

– Ну как ты? – мужчина перевёл сочувствующий взгляд на Майяри.

– Плохо, – не стала врать та. Новость об отъезде Виидаша подняла в душе взвихряющиеся клубы мрака, проснулась тоска и заворочался колючий страх. – Он… он ведь будет один.

– Не один. Там большое семейство.

– Но он их не знает.

– В этом вся прелесть, – тонко улыбнулся господин Шидай. – Раны заживают быстрее там, где их не теребят. А близкие нередко, сами того не желая, раздирают их ещё сильнее.

– А вдруг с ними будет ещё хуже? – не унималась Майяри. – Господин Ерон сказал про них много нехорошего. От него, конечно, похвалы не дождёшься, но вдруг он в кои-то веки прав?

– Не переживай, это неплохая семья. Просто когда-то они не поддержали Ерона в той борьбе, что он начал, решив, что мир в стране важнее.

– Это как-то связано с Вотыми?

– Вотые? – Шидай посмотрел на девушку с интересом, но без удивления. – Нет, они тут не причём, но Ерон предпочитает винить во всех бедах именно их.

– А почему именно Вотые? – не поняла Майяри.

– О, это дела глубокой юности, – мужчина мечтательно прищурился. – Вражда эта началась в те времена, когда Ерон был юн, лет на двадцать старше, чем Виидаш сейчас, красив и весел. Говорят, был таким обаятельным, что сожрал не один десяток девичьих сердец, – Шидай хехекнул. – А потом его собственным сердцем завладела черноокая знойная Жадала. Вроде бы она даже благосклонно посматривала на его дерзкие ухаживания. Но история эта закончилась несколько печально. Объявился некто Шерех, начавший резать всех, кто был в родстве с семьёй Вотый, и оказался он так силён, что отловить его и убить никак не удавалось. Семья Вотый и в те времена была знатна, и многие именитые рода имели с ней кровную связь. Они уж и не знали, как спастись, а тут сам псих Шерех дал им шанс выжить, попросив отдать ему Жадалу. Сопротивляющуюся девчонку выдали замуж за убийцу – бастарда рода Вотый, и тот наконец унял свою жажду крови.

Помолчав, Шидай добавил:

– Отец рассказывал, что для Ерона это стало сокрушительным ударом, определившим всю его оставшуюся жизнь. Он начал видеть вокруг себя одних только мелочных трусов, готовых ради сохранения собственной жизни на любую подлость. Проявление трусости и нежелание бороться за что-то или против кого-то стали для него слабостями, достойными лишь презрения. С годами характер его портился всё сильнее, Ерон становился всё категоричнее и в итоге превратился в старика, уверенного, что его окружают только враги. А вот Шерех, полтора года после свадьбы промаявшись с воздержанием, всё же добился благосклонности молодой жены, обзавёлся большой семьёй и возвёл род Вотый на такие высоты, какие он ранее никогда не занимал. И это он-то – убийца, бастард и мужчина, женившийся на девушке против её воли. Если смотреть так, то здесь чувствуется мировая несправедливость. Вроде бы Шерех плохой, – Шидай лукаво подмигнул Майяри, – но ему досталось столько благ и в старости он окружён почётом, уважением и любовью близких. А Ерон старался быть правильным, но все эти блага обошли его стороной.

Почему-то Майяри не смогла пожалеть господина Ерона. Нет, молодой Ерон, в её воображении похожий на Виидаш, вызывал у неё сочувствие, но тот Ерон давно исчез, превратившись в желчного патриарха рода Ишый. Наверное, всё-таки правильно, что Виидаш решил уехать. Майяри было сложно с этим смириться, она боялась за друга и переживала, но понимание, что со временем он может стать собственным прадедом, заставило её смириться с будущим отъездом. Господин Шидай прав, так будет лучше.

– Что-то мне кажется, что после такой ссоры наш мальчик не захочет ждать полного выздоровления и постарается улизнуть из-под бдительного ока прадеда как можно скорее, – лекарь задумчиво посмотрел на дверь, из-за которой доносился тихий рокот господина Итара. – Ерон молчать не будет и сам своим неодобрением додавит его. Если Виидаш действительно темпераментом пошёл в него, то терпеть он не будет. Кстати, это не твоё? – оборотень запустил руку в карман. – Виидаш притащил это с собой из… ну, того дома. Сегодня утром во время уборки служанка достала его из-под кровати.

На его ладони блеснул тёмный бок шара, и брови девушки изумлённо приподнялись. Руки сами потянулись к нему.

– Я так и понял, что это твоё. И кто там? – глаза Шидая предвкушающе сверкнули. – Знойная искусительница? Ещё один воин? Что-то хитренькое?

– Это Защитница, – отозвалась Майяри, сосредоточенно осматривая шар в поисках повреждений.

Брови мужчины сошлись на переносице. Он уже слышал о некой Защитнице, теперь ему стало ясно, кого именно имела в виду Майяри.

– И что она такое?

– Она? – девушка растерянно моргнула и, не отрывая глаз от шара, повернулась к свету. – Она лучшее, что я когда-либо создавала.

Глава 11. Семейство Ррьявла

Ранхаш соскочил с подножки на расчищенную тропинку и, взмахом руки отпустив экипаж, окинул взглядом сперва высокий забор, сбитый из основательно крепких дубовых досок, а потом, с трудом оторвав взгляд от затейливой резьбы, посмотрел на невысокий, но широкий дом – такой же кряжистый и крепко сложенный, как и его хозяин. Только выглядел он посимпатичнее. Взор харена невольно опять притянулся к забору, каждую доску которого покрывали столь искусные узоры, что даже равнодушный к искусству Ранхаш не смог не оценить эту красоту: ветвистые деревья, диковинные цветы, звери, подобно двуногим сидящие на пеньках и рассказывающие маленьким зверятам что-то или же воровато утаскивающие какие-то узелки в передних лапах… Последнее напомнило Ранхашу сюжет одной из сказок, которые в детстве рассказывал ему Шидай – большой знаток разного рода баек. Забор украшало ещё множество сценок и все, как полагал харен, в живописной форме излагали самые известные и добрые истории южных народов Салеи.

На краткое мгновение Ранхаш засомневался, что прибыл к нужному дому. Но провожатым выступал Рладай, который пару раз искал данетия Трибана по его приказу. Помешкав, мужчина всё же шагнул за бесшумно распахнувшуюся калитку – точнее за реалистично вырезанный куст шиповника, чьи деревянные цветы продолжали цвести и зимой, – и, подняв голову, уставился прямо в глаза дракону, оседлавшему конёк крыши. Его длинное змеевидное тело расслаблено возлежало на кровле, а сам дракон, подняв голову и изогнув шею, со снисходительным интересом взирал на гостя. В покрытых лаком глазах огоньком вспыхнул солнечный луч, и Ранхаш на какую-то секунду почувствовал томительное волнение, словно бы действительно оказался под взглядом опаснейшей твари.

Дверь своей обычностью несколько отрезвила Ранхаша. Её, в отличие от окон и карнизов, не украшало кружево резьбы. Обнаружив рядом длинную верёвочку колокольчика, харен дёрнул её и услышал где-то за дверью переливчатый звон. Через некоторое время до его слуха донеслись торопливые шаги и дверь распахнулась. На мужчину подслеповато уставилась сухонькая женщина с седыми волосами, зябко кутавшаяся в шаль.

– Добрый день, – вежливо поздоровался Ранхаш. – Я хотел бы видеть данетия Трибана. Он дома?

Женщина подалась вперёд, всматриваясь в лицо гостя, а затем расплылась в улыбке.

– Варлай, душка, это ты? – не дождавшись ответа, проворно ухватила харена за рукав плаща и затащила внутрь. – Проходи-проходи. Ой, как я рада видеть тебя, негодник! А то Трибанушка сокрушался, что якобы посадили тебя. Но я знала, что хорошего оборотня долго держать не будут. Садись, мой мальчик, – обомлевшего от такого гостеприимства Ранхаша впихнули в кресло и тут же укрыли его ноги пледом. – Сейчас я позову его.

Оставив ошарашенного гостя, женщина заторопилась прочь, на ходу плотнее заворачиваясь в шаль.

Ранхашу понадобилось время, чтобы прийти в себя. С подобной теплотой его встречали только в домах родственников-Вотых, но и там никто не позволял себе запихивать его в кресло и укутывать в одеяла. Осторожно, словно плед был живым и мог наброситься, мужчина стащил со своих ног ткань и, сложив её, аккуратно уместил на подлокотнике. И только после этого осмотрелся.

Вытянутая комната с более низким потолком, нежели принято, вызвала у Ранхаша двойственные чувства. Соотношение высоты с площадью оказалось несколько непривычным, и мужчина почувствовал что-то похожее на неловкость. Ещё большую неловкость он ощутил, обнаружив, что с его сапог успела натечь лужа. И натекла она на большой пушистый ковёр.

Одного взгляда хватило, чтобы понять, что вся мебель в комнате сделана вручную и тем же мастером, который запечатлел сказку на заборе. Внимание зацепилось за вышивку, что покрывала обивку и занавеси на окнах, и Ранхаш против воли отметил богатый растительный узор, прекрасное сочетание цветов и пышное разнообразие элементов. Шидаю бы понравилось. Уже пристальнее осмотрев комнату, харен ощутил ещё большую неловкость. Гостиную наполняло множество красивых вещиц, создававших тонкую атмосферу уюта и… чуждости. Каждый предмет в комнате носил на себе такой яркий отпечаток индивидуальности хозяев дома, что Ранхашу казалось, будто бы он без спроса заглянул на что-то очень личное, вторгся в мир, совершенно непохожий на мир, в котором жил он сам. Ещё и ковёр умудрился испортить.

Мужчина встал, запоздало вытер ноги у порога и повесил плащ на вбитый в стену крючок. Взгляд его зацепился за картину парка, обрамлённую рамой окна, расположенного в противоположном конце комнаты, и Ранхаш направился к нему.

Между яблоневыми стволами и холмиками присыпанных снегом смородиновых кустов пролегала широкая тропа, словно бы не выкопанная, а проложенная кем-то большим. Вытекала она круглую поляну, по центру которой лежал огромный бурый медведь. Ранхаш сразу же признал в нём господина Трибана, хотя ни разу не видел его в зверином облике. Огромная мощная зверюга напоминала данетия уже одной своей густой и длинной шерстью, такой же непослушной, как и его волосы. Где-то торчащая дыбом, где-то прилизанная, на животе она свивалась мягкими растрёпанными кольцами. Развалившийся на спине медведь спал, раскинув лапы в разные стороны и слегка приоткрыв пасть. Рядом с ним катался в снегу маленький, похожий на сгусток пламени ярко-рыжий медвежонок, вокруг которого нарезала круги суетливая длиннохвостая лисичка. Рыжая плутовка пыталась призвать расшалившегося детёныша к порядку и умыть его, но с тяжёлым и крупным зверёнышем было не так легко сладить. В конце концов выйдя из себя, лисичка куснула спящего медведя за мех на боку, и тот, лениво заворочавшись, сел и лапами загрёб рыжего шалуна и хвостатую красавицу на своё брюхо, после чего опять откинулся на снег и, казалось, мгновенно уснул.

Медвежонок с восторгом пробежался по папаше туда-сюда и уже хотел скатиться с его крутого бока как с горки в снег, но лиса в самый последний момент успела схватить малыша зубами за куцый хвост и под его отчаянное возмущённое верещание с натугой затащила обратно. Обиженный зверёныш ткнулся мордой в подбородок отца и, не дождавшись сочувствия и понимания, плюхнулся на его грудь, где растёкся рыжей мохнатой звездой.

Обеспокоенная заботой об увесистом малыше лисичка несколько присмирела и даже начала вылизывать свой примявшийся хвост и уже с него перешла на умывание медвежьего брюха. Ранхаш оценил размеры данетия: лиса заняла себя надолго.

На тропинке появилась кутающаяся в шаль женщина. До Ранхаша донёсся её неотчётливый голос. Медведь неохотно повернул башку и уже следом за ней и всё тело. Лиса и медвежонок, к явному восторгу последнего, скатились с него, а медведь, поднявшись на лапы, встряхнулся и подпихнул их мордой в сторону тропинки. Ранхаш ещё некоторое время понаблюдал, как медведь лапами подгоняет непослушного детёныша, стремящегося улизнуть куда угодно, лишь бы не в сторону дома, и отошёл к креслу, куда ранее был впихнут.

Уже через пару минут в гостиную, торопливо завязывая пояс халата и оставляя на полу следы мокрых лап… ног, вошёл данетий. Судя по его просветлённому радостной надеждой лицу, он действительно ожидал увидеть Варлая. Ранхаш утвердился в этом мнении, когда в глазах оборотня появилось сперва удивление, а затем и разочарование.

– Харен? Мама сказала, что здесь Варлай.

– Простите, я не успел её переубедить. Но я думал, ваша матушка… – Ранхаш замешкался. В своём кабинете он бы не задумываясь сказал «мертва», но в этом доме поминать смерть казалось кощунством.

– Она не моя мама. То есть моя, но жены… Теперь она наша общая мама, – запутавшийся в собственных родственных связях Трибан недовольно поморщился. – Видит плохо, но к лекарю обращаться отказывается наотрез. Мол, раз боги решили закрыть мир от неё за туманной завесой, значит, так тому и быть. А вы зачем здесь? Что-то случилось? – видеть самого харена в своём доме было так странно, что Трибан поневоле заподозрил, что приключилось нечто очень паршивое. Может, с новым начальником что-то случилось? Очень уж ретиво податий начал вникать в дело, успел снискать нелюбовь и у нового данетия городской стражи, и у начальника охраны сокровищницы, и у гавария, и даже у будущего главного хранителя сокровищницы, избранного на должность, но ещё не утверждённого.

– Нет. Как вы знаете, меня отстранили.

– Повысили и перевели, – поправил его данетий.

– Не будем скрывать очевидное, – в голосе харена зазвучала прохлада. – Я был отстранён. И теперь мне нужно передать все дела новому начальнику.

Трибан с недоумением пошевелил бровями, не понимая, какое отношение это имеет к нему. Податий Иезар, посмеиваясь, заявил ему вчера, что харен якобы отказался с ним беседовать. Может, у харена и есть личные счёты с податием, но господин Ранхаш не был похож на того, кто из-за обид будет умалчивать о чём-то. Скорее уж податий лукавил, желая послушать его, Трибана, версию событий.

– С господином Иезаром я дел иметь не хочу, – прямо заявил Ранхаш, разбив представления данетия о себе. – Но и уехать из Санариша и так всё бросить я тоже не могу. Это не в моих правилах. Поэтому я пришёл ввести в курс дела вас. Дальше вы уже сами решите, делиться ли полученными сведениям с податием, но я осмелюсь советовать не делать этого.

Задумчиво пожевав губами, Трибан махнул в сторону двери, ведущей вглубь дома.

– Поговорим в моём кабинете.

В дверях они столкнулись с седовласой женщиной, которая, широко улыбаясь, обхватила мощное запястье данетия своими тонкими сухими пальцами и спросила:

– Сынок, представь мне своего гостя? – и уже харену: – Прости меня, мальчик. Боги наказали меня плохим зрением. Как тебя зовут?

Глядя в её почти прозрачные зелёные глаза, Ранхаш действительно ощутил себя мальчишкой. Словно на него смотрел сам Шерех Вотый.

– Ранхаш, госпожа, – вежливо представился он и склонил голову. – Ранхаш Вотый.

– О, ты один из потомков Шереха Вотого? – в изумлении женщины проскользнули весёлые нотки. – Из какого ты поколения?

– Я его правнук.

– Значит, ты ещё очень и очень юн, – заключила женщина и тихо рассмеялась. – Когда я была глупой девчонкой, то мечтала, что меня похитит один из сыновей Шереха Вотого и станет моим мужем. Знала бы я тогда, что встречу потомка консера в таком почтенном возрасте.

– Вы ещё очень молоды, госпожа, – ложь сорвалась с языка раньше, чем Ранхаш успел осознать, что врёт.

– Какой вы! – посмеиваясь, почтенная госпожа погрозила ему сухоньким пальчиком. – Трибан, этот юноша должен обязательно остаться на обед.

Данетий смущённо посмотрел на «юношу», не зная, как поделикатнее воплотить пожелание тёщи.

– Простите, госпожа, но меня ждут на обед дома. Думаю, мне стоит появляться там хотя бы иногда, – шутка, сказанная совершенно серьёзным тоном, вызвала смех у госпожи и удивление у Трибана.

– Достойный потомок консера! – женщина похлопала харена по руке. – Не буду вас задерживать, но если вы передумаете, то мы всегда готовы поставить лишний прибор.

– Прошу сюда, – данетий указал рукой на лестницу.

В кабинете Трибана витала та же чуждая Ранхашу атмосфера уюта. Шидай всегда старался придать жилищу приятный вид, но созданный им уют был каким-то другим. Не таким пронизывающим до самых костей. Резьба, вышивка, мелкие безделушки… Всё это присутствовало и в кабинете, что ничуть не умаляло его строгого вида. В воздухе витал сильный аромат дерева и лака, а у двери, расположенной напротив входа, валялись щепки и опилки.

Трибан предложил высокому гостю кресло и сам сел по другую сторону стола. Заметив, как осматривается харен, оборотень тоже скользнул взглядом по кабинету.

– Моя жена любит, когда всё красиво, – сказал он и, ничуть не смущаясь, добавил: – И мне тоже нравится. Когда дома всё нравится, и вернуться хочется, верно?

И Ранхаш осознал, что его и данетия Трибана разделяет огромная пропасть. В его владении находилось несколько домов, но хотел ли он вернуться в хотя бы один из них? Ему было всё равно, где жить.

– Верно, – согласился он с данетием.

Дверь скрипнула, и в кабинет прошмыгнула рыжеволосая девочка, одетая лишь в длинную рубашку.

– Лалуша! – с укором пророкотал отец. – Мы разговариваем. Давай я сам зайду к тебе попозже?

Но девочка, проигнорировав его, уставилась на гостя широко распахнутыми голубыми глазищами, в которых плескалось что-то восхищённое.

– Я помню тебя, – малышка обличающе ткнула в Ранхаша пальчиком. – Ты тот дядя, что ожил из камня!

Трибан закрыл глаза ладонью и едва сдержал стон.

– Простите, харен. Она спросила, почему вы такой… неэмоциональный, и пришлось как-то так объяснить, чтобы не породить ещё больше вопросов.

Лалуша решительно подошла к гостю и, прижавшись всем телом к его голени, положила на его бедро влажные ладошки. Выбрала она, конечно же, больную ногу. Ранхаш ощутил, как внутри яростно вскидывается волк, запрещающий ему даже думать о том, чтобы причинить вред щенку.

– Вы будете ругать папу? – рыжие брови строго сошлись на переносице.

От горячего мягкого тельца по ноге расползлась волна тепла.

– Нет, я пришёл за советом, – Ранхаш сам не мог понять, зачем ответил ребёнку.

Девочка тут же прониклась к нему расположением и заулыбалась.

– Папа умный, он обязательно поможет, – заверила она гостя, беззастенчиво прижимаясь щекой к его колену. – А вы хороший! А ещё красивый и… – малышка запнулась и испуганно вскрикнула, уставившись на ладони харена.

Данетий привстал, а Ранхаш обеспокоенно осмотрел свою одежду, не понимая, что так напугало ребёнка. Лалуша ухватилась за его пальцы и с ужасом уставилась на покрытую красноватыми рубцами ладонь. Губки её задрожали, и Ранхаш вдруг чего-то испугался. Сердце глухо метнулось в груди, и печать на спине запекло.

– Больно? – на него уставились полные слёз и жалости глазищи.

– Совсем нет, – поспешил ответить харен, ощущая смутную тревогу.

– Врёшь! – малявка недоверчиво прищурилась и вдруг дунула на шрамы. – Пусть боль улетит на небушко и упадёт дождиком. Из дождика вырастет травка, а из травки цветочек.

По сердцу расползлось тепло, будто бы малышка дунула на него, а не на шрамы. Ранхаш неожиданно припомнил, что во времена его детства Шидай тоже говорил что-то подобное. Только дыхание лекаря, совмещённое с целебными заклятиями, действительно уносило боль.

– Спасибо, мне стало легче, – рука сама легла на голову девчонки и осторожно помяла её рыжие волосы.

– Жди меня, я сейчас! – Лалуша вывернулась из-под его ладони и бросилась к двери, сверкая розовыми пяточками.

– Простите, – покаянно пробормотал Трибан, хотя искренности в его голосе не было ни на каплю.

– Ничего.

В конце концов, когда-нибудь и у него будут дети. Оказывается, с ними порой приятно иметь дело.

Дверь опять распахнулась, и Лалуша бросилась к Ранхашу.

– Вот, это тебе! Подарок, – и протянула ему куклу.

Трибан поджал губы, чтобы не дать волю смеху, и пообещал себе, что до конца жизни не забудет оторопевший взгляд харена. Тот неуверенно принял презент и повертел его. Добротно сделанная деревянная кукла была достойна того, чтобы встать в один ряд с творениями столичных мастеров. Высотой в локоть, с подвижными руками и ногами, мягкими тёмно-русыми волосами и реалистично выточенным лицом. На нём и замер взгляд Ранхаша.

– Извините, – в этот раз в голосе данетия было куда больше искренности. – Лалуша попросила сделать ведьму-злодейку, а мы тогда только-только отловили Амайяриду и у меня все мысли были заняты ею. Случайно вышло, но вышло неплохо.

– И она не злодейка! – Лалуша оскорблённо воззрилась на отца. – Она королева-магиня!

– Ну я же говорю, хорошо получилось, – Трибан подмигнул дочери, и та сменила гнев на милость.

– Тебе нравится? – с надеждой спросила Лалуша, упираясь ладонями в колени харена.

Тот поднял к глазам деревянную Майяри, облачённую в богатое бархатное платье с золотой и серебряной вышивкой. Кукла действительно была хороша, и её не портили ни строгое выражение лица, ни надменный взгляд. Наоборот, это добавляло достоверности, даже дух перехватывало.

– Так ты возьмёшь? – девочка потянула гостя за штанину.

Ещё минуту назад Ранхаш хотел отказаться от дара.

– Да. Спасибо.

Глазки малышки ликующе вспыхнули.

– А ты останешься с нами пообедать? Ну пожалуйста, останься!

– Ох, Лалуша!

Ранхаш вскинул глаза на дверь и увидел госпожу Иларию. Женщина выглядывала из-за двери и даже не пыталась зайти в кабинет, отчего харен предположил, что она не одета.

– Ты мешаешь папе. Иди ко мне.

– Так ты останешься? – Лалуша требовательно уставилась на гостя.

– Я с удовольствием отобедаю с такой прекрасной госпожой, – отозвался Ранхаш.

– Лалуша, ты слышала? Пойдём накрывать на стол, – опять позвала дочь госпожа Илария. – Нужно достать для гостя самую красивую посуду.

Девочка радостно взвизгнула и бегом припустилась на выход.

Илария украдкой, из-за занавески, наблюдала за удаляющимся хареном. Хромающий мужчина казался задумчивым и прижимал к груди свёрток с куклой.

– Странный он какой-то, – рискнула заметить женщина, поворачиваясь к мужу.

Тот рассеянно кивнул, погружённый в какие-то свои не очень радостные мысли. Илария почувствовала дурное настроение мужа, ещё когда он вышел вместе с хареном из кабинета. Видимо, бывший начальник принёс не очень хорошие новости, но спрашивать, что случилось, она не стала. Трибан бы всё равно не ответил. Он никогда не рассказывал о работе, предпочитая отшучиваться или прямо заявлять, что не может ничего сказать.

Опять повернувшись к окну, Илария успела увидеть, как закрывается калитка за гостем, а затем отъезжает чёрный экипаж.

– Я представляла его другим. Мы же с ним уже встречались. Помнишь? Ты привозил нас тогда с Лалушей к его лекарю. Он с нами только поздоровался и больше ни словом не перекинулся. Был таким холодным и отстранённым… Но, похоже, ему нравятся дети.

Заявление прозвучало не очень уверенно. Харен выглядел скорее не довольным общением с Лалушей, а удивлённым, но с «маленькой госпожой» он разговаривал очень учтиво и проявил безграничное терпение.

– Но он действительно странный.

Увидев его в трапезной, мама рассмеялась и сказала, что теперь ей понятно, ради кого внучка разбила свою любимую тарелку. Лалуша сидела рядом с ней с заплаканным и покрытым красными пятнами лицом. Харен просто остолбенел, а его лицо озарилось таким ошеломлением, что малость испугавшаяся Илария попыталась успокоить уже его, заверяя, что завтра у дочери появится новая любимая тарелка. Всю трапезу господин Ранхаш выглядел крайне раздосадованным и даже виноватым.

– Странный, но милый, – Илария развернулась и с игривой улыбкой посмотрела на мужа. – Трибан.

Муж поднял глаза на залитую солнцем улыбающуюся жену и ощутил, как ослабевает сдавливающий сердце обруч. Несколько секунд назад он безрадостно размышлял, что никому в этом мире верить нельзя. Мог ли он, матёрый медведь, подумать, что обаятельный лукавый Арон, охочий до прелестных женщин, и его очаровательная застенчивая племянница окажутся настоящими злодеями? Но сейчас, глядя на рыжеволосую прекрасную Иларию, он решил, что кое-кто всё же достоин доверия, и распахнул свои могучие объятия. Радостно хихикнув, жена бросилась на его грудь.