Текст книги "Мой сын – Иосиф Сталин"

Автор книги: Екатерина Джугашвили

Детство

По восточному поверью, когда рождался великий человек, на крышу его дома будто бы садился ястреб, а в небе клекотали орлы.

 
Не сидел на крыше ястреб
И орлы не клекотали, —
С льдистым бисером на крыльях
Только птахи прилетали.
Не до пиршества хмельного
В хатах, вьюгой заметенных.
Мерзлый снег лежал повсюду,
Словно шерсть на веретенах…
Мальчик в домике родился,
И бегут соседи к тынам —
Встретиться с Виссарионом
И его поздравить с сыном.
Улыбается в постели
Мать, безмолвная от счастья;
Дарят, как велит обычай,
Ей нанизанные сласти.
Бабка, радостью сияя,
Взор склоняет восхищенный…
Так блестит на горном склоне
Клен, закатом озаренный.
 

* * *

 
Кочет люльку перескочит:
– Мальчик бодр и зорок будет!
Ласточку к губам подносят:
– Сын красноречивым будет!
Соль кладут у изголовья:
– Мальчик всем приятен будет!
Сахар к сердцу приложили:
– Сын душою чуток будет!
Спать кладут в сиянье лунном:
– Мальчик крепок телом будет!
В люльку сталь кладут литую:
– Сын неколебимым будет!
 

* * *

 
– Чье ты золото, мой голубь?
Ты из славного гнезда.
Яхонт! О тебе заботой
Пусть наполнятся года.
Расцветай и стань кудрявым,
Полным бодрости и сил.
– Мать, целуй в ушко младенца,
Чтоб сынок послушным был.
В ледяной воде купая,
Крепость дашь его костям,
Не пои отпитой чашей,
Чтобы рос он по часам!
 

* * *

 
Что за судьбы предвещают
Звезд рои и лунный круг?
Гости гладят лоб младенца,
Сгиб колен и кисти рук.
В нем черты отца признали,
Деда – в дни, когда был юн:
– Сын идет дорогой рода,
Как за поводом – скакун.
Вместе с шашкой искупали,
Обнесли вокруг огня:
– Если в хате – злые духи,
Не пробудут здесь и дня!
Малышу лошадку дарят:
– Кто угонится за ним?!
В пламя воду льют из чаши:
– Зло развеется, как дым!
Будьте прокляты, завистник
И таящий злобу враг!
Пепел – в очи, копья – в сердце,
Гром с огнем на ваш очаг!
Сгинь же, сгинь же, дух нечистый,
Как туман летит со скал!
Ты уже вредить бессилен —
Я мальца к груди прижал.
Облегчи, хранитель-ангел,
Для ребенка груз судеб!
Пусть для мира он мужает,
Добывая с детства хлеб.
Мать к груди подносит сына,
Алый рот слился с соском.
В завыванье ветра слышно:
«Солнце в доме и кругом!»
 

 
Весть, что сын в семье родился,
Мигом разнеслась в квартале.
Лишь открыл отец калитку.
Поздравлять амкара стали.
Отложив и пест, и шило,
Кинув на плечи «багдади»,
Трижды колыбель целует
Он с улыбкою во взгляде.
У счастливца молодецки
Полы загнуты за пояс…
На подносе деревянном
Хлеб лежит, луной покоясь.
На столе – вино «Атени»
Ради маленького сына.
Блюда ждут гостей желанных
У цветистого кувшина.
Рыбки, нежные, как сливки,
С голубою чешуею;
Курица на плоском блюде,
Жир на ней застыл росою.
На дворе гудят метели,
Злые зимние буруны.
Где же злаки с огорода?
Где найдешь ростки тархуна?
Где же ранний лук росистый,
Изумрудный и жемчужный?
Не достать его зимою,
Если веет ветер вьюжный!
Поздравители приходят —
Мастера и земледелы,
В сапогах с налипшим снегом,
С бородой заиндевелой.
Снег стряхнув и сняв папахи,
Поклонившись, молвят чинно:
– Поздравляем с прибавленьем.
Воспитай для Картли сына!
 

* * *

 
Садится великан безмолвно,
Боец, чье имя знаменито.
Его плечо – в четыре пяди,
А грудь – из мшистого гранита.
Ходели предлагает другу
Благословенное вино,
Чтоб горечь не гнездилась в сердце,
Михо знакомая давно.
Его кулак, с башку баранью,
Горийцев прославлял в боях;
С Михо тягаться не посмел бы
Архотец крепкий, даже ках!
Бок-о-бок с ним – подобный глыбе,
Эгнаташвили Иакоб.
Кто ни сходился с палаваном,
Тому он памятен по гроб.
Борцов неустрашимых доблесть
Его осилить не могла;
Ему дивились все у храма,
Где тень от купола легла.
Михо на ялике рыбачит,
В реку закидывая сеть.
«Что ж, если славно поработал,
Тебе пойдет на пользу снедь!»
Как ладно скроены ребята!
Любой могуч и крепкогруд.
Сердца, как у детей, правдивы,
Но все ж заботы их гнетут.
 

* * *

 
Амкары величавы
В черкесках тьмы черней.
Звенят о чашу чаши
И песни – веселей!
За гроздья наливные
Пьют гости без конца.
Уже звучат дудуки
И бередят сердца.
Отец гостеприимный
Не из семьи скупцов.
Известно, хлебосолы —
Не ниже храбрецов!
– Когда огонь запляшет,
Я знаю, гость спешит.
Когда кричит сорока,
Я знаю, гость спешит.
Друзей улыбкой встречу,
Пусть гость ко мне спешит!
О, гости дорогие,
Не сладок пир без вас!
Что горек хлеб без гостя,
Постиг любой из нас!
А нету вас, и солнце
Не греет в знойный час!
 

* * *

 
Дудуки слух ласкают песней,
И произносит тамада
За тостом тост еще чудесней:
– Твой сын да будет юн всегда!
Пусть долг сыновний не забудет,
Окрепнув телом и душой!
Пусть матери опорой будет
И возвеличит край родной!
И чтоб семья почет узнала,
Пускай заветы дедов чтит,
Служа народу, как забрало
И верный в испытаньях щит.
 

* * *

 
Волынщик уже на пороге,
Волнующий льется напев, —
Так птичка звенит у дороги,
К весенней поре подоспев.
Волынка над люлькой играла,
Да так, что хоть к сердцу прижми,
И близких она прославляла,
И предков, забытых людьми.
И звонкая песнь не смолкала,
Простые слетали слова;
Их дудка легко рассыпала,
Как белую пыль – жернова.
Как весело тянется ужин! —
Сидят рука об руку все;
А в песне – не слез ли жемчужин
Печаль в первозданной красе?
А в песне и сила стальная,
И горе, что в сердце впилось.
Откуда же удаль такая
С печалью несохнущих слез?!
Напевы звучат, не смолкая,
О радости будущих дней.
Дорога для чаш круговая
В кругу охмелевших гостей.
 
 
Селянин
Мой плетень, зачем ты гнешься
Под пятою богача?
Почему так тускло светишь
В бедной хижине, свеча?
Почему дорогу нашу
Заградили глыбы льда?
Неужель темницей будет
Наша родина всегда?
Мы все трудимся, но где же
Хлеб и сладкие плоды?
Почему нужда и голод
Нам достались за труды?
В Грузии девятивратной
Для бесправных нет ворот.
Воронье над нами кружит,
Наше сердце зло клюет.
Черствый хлеб едим с рожденья
И бобов, как манны, ждем.
Пыль с камней нам служит пищей,
А вода из луж – питьем.
 
 
Плотовщик
Я багром затоны пеню,
С вала я плыву на вал.
Сна и отдыха не зная,
Словно шест, я тонок стал.
На плоту шагая тесном,
Вижу, будто из тюрьмы,
В светлом утреннем тумане
Стран неведомых холмы.
Я б хотел уплыть далеко,
Не страдать в краю родном
И уже не возвращаться
В закоптелый старый дом!
 
 
Кузнец
От зари и до заката
Я кую у горна сталь;
Поседел, но в этой жизни
Буду сытым я едва ль!
 
 
Гончар
Глину мну и обжигаю,
Но из кувшинов моих
Вина пенные струились
На пирушках у других.
 
 
Портной
Я князей одел в черкески,
От работы взор потух.
Мне ж достались лишь заплаты
На дырявый архалух.
 
 
Волынщик
Говорят, что в неком крае
Людям впрок идут труды;
Там земля растит обильно
Хлеб янтарный и плоды.
Небо людям не враждебно,
Мук не знает человек;
Говорят, разбой и зависть
Позабылись там навек.
Там поденщика не встретишь,
Неимущих не гнетут,
Не простерт никто во прахе,
Уважают вольный труд.
Всюду там в почете право
И не стер улыбку гнет;
Если пахарь пашет поле,
Хлеб созревший сам пожнет.
 
 
Пахарь
Если было бы возможно
Видеть это хоть во сне!
 
 
Плотник
Только птицы побывали
В той индийской стороне…
 
 
Старый селянин
Люди, бог, земля и небо
Пребывали древле в мире,
И усатые колосья
Золотились в вольной шири.
А земля в союзе с тучей
Людям благ давала много,
Но однажды делом грешным
Человек прогневал бога.
И господь неумолимый,
В возмущенье горделивом,
Растоптал пятой колосья,
Словно буря, мчась по нивам.
Старый пес, увидя это,
Стал взывать, скуля и лая:
– Пощади пшеницу, боже!
Мир помилуй, умоляю!
Может быть, виновны люди.
В чем моя вина, однако?
И зачем голодной смертью
Умирать должна собака?!
Я всего лишь пес голодный, —
Зерен горсточку хоть мне бы!
Хоть на кончике колосьев
Мне оставь немного хлеба!
Внял всевышний песьей просьбе,
Не лишил его подачки…
С этих дней нам служит пищей
Хлеб, оставленный собачке.
 
 
Железнодорожник
Друзья, мы хлеб едим собачий
И еле сдерживаем гнев.
Стригут нас, братья, как баранов,
И загоняют в темный хлев!
Оковы прочь! Вздыхать довольно!
Спасти нас может лишь борьба.
У ног господ валяться хватит,
Познав лихой удел раба.
Иной судьбы добиться может
Вольнолюбивая душа, —
Когда вода прорвет плотину,
Все на пути снесет, круша!
 

* * *

 
Принесли гостям любезным
Лозы с данью виноградной;
Но рассказ не умолкает
О судьбине безотрадной.
Об одном твердят: – Достались
Нам несчастья все на свете!
Раны горестного сердца,
Может быть, залечат дети.
Сыновья, мы к вам взываем!
Ждем заслуженной защиты.
Горек хлеб для нас насущный,
Кровью нашею политый.
Нет земли, и плуг заржавел.
Мы нужду до дна испили.
Покосились наши избы,
Не дождавшись изобилья.
Вовсе нас добра лишили,
Захирели мы в работе.
Мы боролись одиноко,
Вы же вместе в бой пойдете!
 

* * *

 
Уходит ночь молочная,
Закованная в льдины.
Петушья песнь полночная
Летит к заре рубинной.
Покинув хату дымную,
Шагают гости пьяно;
На снег, на тропку зимнюю
Следы легли туманно.
А стол, людьми покинутый,
Как поле после схватки —
Кувшины опрокинуты
И чаши в беспорядке.
Надеждой успокоена,
Хатенка серебрится:
То месяц глянул воином
Из облачной бойницы.
И туром отбегающим
Гремит порыв метели,
Но ветер нестихающий
Не слышен в колыбели.
Младенец улыбается,
И мать не чует боли,
Любуется, а мается:
Взрастить сынка легко ли?
– Узнает жизнь тревожную
Мальчонок мой – скиталец,
Как галька придорожная
Иль неокрепший палец.
Создатель, долю лучшую
Нам ожидать доколе?!
Трудом себя измучаю,
Чтоб сын учился в школе.
Как люди неученые
Страдают, нам знакомо!
Уж, солнцем позлащенная,
Светлеет кровля дома.
Отец глядит восторженно,
И радость не убудет, —
Работой приумноженной
Для сына хлеб добудет.
– Измучен жизнью старящей,
Слабея понемногу,
Я обрету товарища
И верную подмогу.
Грудь подвязав передником,
Он станет мне опорой,
Чтоб даже привередникам
Слепил, как мастер, взоры.
Работой занят мирною,
Заботясь и о храме,
Взращу я в жертву жирную
Овечку с бубенцами.
 

 
В бедной хижине амкара
Мать поет над колыбелью.
Песня сладостная схожа
С соловьиною свирелью.
Как певуча иав-нана,
Иав-нана, вардо-нана!
Это голуби воркуют:
Иав-нана, вардо-нана!
Или это куропатки
Тихо вторят вардо-нана?
Люлька зыблется спокойно.
Щеки мальчика румяны.
– Будь для мира слаще меда!
Вардо-нана, иав-нана!
Ты свети ему, как солнце,
Иав-нана, вардо-нана!
Что нам скажет иав-нана,
А за нею вардо-нана?
Зреет нива за поляной,
Как цветы, благоуханна.
Пусть не тронет нив жучок,
Чтоб скосить мой мальчик мог!
Светлый жемчуг и фиалка
Мальчик-с-пальчик мой!
Пусть господь тебя избавит
От судьбины злой!
А еще о чем воркует
Лунной ночью иав-нана?
– Кто взрастил сады и нивы,
Но решил несправедливо,
Обездоленных не грея,
Осчастливить богатея?
Налетит нежданно коршун, —
Как себя убережешь?
У тебя кусок отымут
Когти, острые, как нож!
Песнь взлетает алой розой,
Уносясь с метелью вдаль.
К небу звездочка прильнула.
Вплавясь в синюю эмаль.
 

 
Что же дорого амкару
В чисто убранной светелке?
Самовар, сундук с тахтою
Да горшки на тесной полке.
Стены из щербатых досок,
Дверь расшатана ветрами…
Потолок в сырых подтеках,
Схожих с лисьими следами.
Ветки вербы и колосья —
На резных столбах балкона,
И великий Руставели,
Над пергаментом склоненный.
Опаляем жаром, мальчик
В колыбели тихо стонет;
Мать, в надеждах разуверясь,
Голову печально клонит.
К облакам восходит песня,
Умоляющая небо:
– На конях своих багряных
Нас почтили батонеби.
Любят ласку батонеби,
Любят, чтобы песнь звучала,
Любят шутки-прибаутки,
Любят яхонты и лалы,
Стол с обильным угощеньем,
Сок янтарный винограда,
И шелкам, как зори, алым
Сердце батонеби радо.
– Не сердитесь, батонеби,
Окажите бедным милость!
Семь сестер и братьев в хате
Над младенцем наклонились.
В малахитовом подвале —
Сок янтарный винограда;
Стройный тополь серебрится,
Там нарциссы за оградой;
Соловьиные свирели
Оглашают кущи сада…
Задремавшего ребенка
С лихорадочным лицом
Уложили в колыбельку,
Укачавши перед сном.
– Чем уважить хворь-батони,
Коль нуждаемся и в хлебе!
Где бедняк парчи добудет
Для гостящих батонеби?
Нет у нас ковров, паласов
И атласных одеял.
Не взыщите, батонеби,
С тех, кто горе лишь знавал!
С виноградника и нивы
Мы не собираем дань.
На тахту мы скромно стелем
Войлок и простую ткань.
На порог положим ситец —
Пусть он сходит за атлас,
И, лоскутьями обвесив,
Ярко мы украсим вас.
Знаем, любите вы розы,
Ароматные плоды.
Я на грош купила сливок
Вместо розовой воды.
Молоко я в долг достану,
Поклонюсь, упавши ниц,
Напеку печений-хрусток,
Дам и крашеных яиц!
Нет у нас огней потешных, —
Вам лампадка свет прольет.
Буду жечь я в плошке масло
С разрешения господ.
О, не будьте слишком строги,
Я вожусь с чужим бельем;
Как малец покинул люльку,
Добываю хлеб шитьем.
Сколько слез я проливала,
Как измучилась душа!
Не взыщите, генацвале,
Пожалейте малыша!
 

 
Ночь черна, как черный ворон,
Ночь, как буйволова кожа.
Тучи черные нависли,
Мысли черные тревожа.
Но нежданно бурку ночи
Взрезал месяц – светлый витязь.
Черной облачной ватаге
Приказав: «Посторонитесь!»
И кудельные туманы
Потянулись вдоль нагорий,
Журавлиной серой стаей
Исчезая на просторе.
В синем небе стройный витязь,
Голубой, светловолосый,
Озаряет и долины,
И гранитные утесы.
В золотистых искрах речка
Вширь раскинутые пашни,
Лес могучий и на склонах
Храмы древние и башни.
На крыльцо дитя выносят, —
То обычай непременный, —
Поглядеть на светлый месяц,
На хранителя вселенной.
Тишь. Но слышится шуршанье
В серебрящихся затонах.
Ночь сверкает светляками,
Роем искорок взметенных.
Небо – словно виноградник,
Звезды – золотые птицы.
Дать бы горлинку в подарок
Детке в час, когда не спится!
Улыбается светилам
Мальчик в ярком лунном свете.
«Солнце – мать, а месяц – папа,
Золотые звезды – дети».
Рад малыш глядеть на купол,
Светом блещущим залитый,
Где проходит витязь-месяц,
Горд несметной звездной свитой.
Мать ребенка подымает,
Обратив лицо к светилу:
– Видишь боженьку, сыночек,
Там – за облаками, милый!
Боженька, боженька,
К сыну явись!
Странствуешь в мире немало.
Боженька, боженька,
К сыну явись! —
Мать умиленно шептала.
Но господь не сходит с неба,
Не растроганный мольбой.
У младенца слезы льются —
Тщетно хочет дотянуться
Он до месяца рукой!
Мать ребенка уложила,
Старый выполнив устав.
Древний месяц дремлет в небе,
Просьбе матери не вняв
И храня суровый нрав.
 

* * *

 
Чего же к небу мать взывала
С таким волнением тревожным?
Не для того ли, чтобы мальчик
Узнал мечту о невозможном?
Есть для детей мячи и куклы,
Но есть мечты в подлунной шири.
Уже постиг ребенок смуглый,
Что возвышает в этом мире.
Недосягаемо от века
И неподвластно нашим силам,
Оно чарует человека,
По небу странствуя светилом.
И мальчик негодует, плача,
Что тщетны все его усилья…
Ужели эта незадача
У малыша подрежет крылья?
 

* * *

 
Повествуют о прошлом медово,
Как сказители, бабка и мать;
И властительный голос былого
В тишине оживает опять.
Разве месяц не сказочник новый,
Проходящий по светлой стезе?
Погляди, – уж не серп иль подкова,
Полный круг засиял в бирюзе.
Но уж меркнет краса золотая,
Не закончив свой путь голубой.
– Я худею, бледнею и таю!
Человек, что же будет с тобой?
Трепеща перед волею рока,
Не сойдешь с предрешенных путей!
Ночь строптивца сразит так жестоко,
Что и ворон не сыщет костей!
Я не дева, а воин могучий,
Говорю непокорным мужам:
– Я прорезывал темные тучи,
Чтоб светлее пролиться лучам.
Дорожите немеркнущим светом
И сияньем моим в вышине!
Не противясь старинным заветам,
Оставайтесь покорными мне!
 

* * *

 
Поднявшись к небесам державно,
Застыл Эльбрус, и дик и глух.
К вершине подойдя недавно,
Увидел узника пастух.
Пастуший хлеб тот взял из торбы
И выжал кровь своей рукой:
– Вот хлеб отцов, добытый в скорби,
Я вам хотел добыть иной!
Молочный хлеб искал я всюду,
С пути не отступая вспять.
Восстань, народ, и хлеб добудешь,
Чтоб в долг у господа не брать.
Слежу издавна за тобою —
И воробей ничтожный сыт;
Ты счастья хлеб возьмешь борьбою! —
И поднял он скалу, как щит.
 

* * *

 
У бабки в шерстяной кудели
Сияла лунная кудель,
Отец, и мать, и сын жалели,
Что узник обречен беде.
Бесстрастен небосвод хрустальный,
Кура волной о берег бьет.
Ужель народ многострадальный
Не сокрушит свой давний гнет?!
Как нескончаем стон столетий!
Как смертных муки тяготят!
И человек, скорбя о свете,
В плену у тьмы, как аманат.
Закрыт нам купол первозданный
И бог для нас жалеет свет!
Для огненосца Амирана
Ужели избавленья нет?!
Что скорбь таить в бессильном взгляде?!
Ее ты должен побороть!
Народ! Земля твоя в три пяди,
Но что в сравненьи с ней господь?!
Ты уберег для нас героя.
Пускай поруган он судьбой, —
Он всех святых святее втрое
И благородней, чем любой!
Ты жизнь его берег вехами,
Непокоренный, как и встарь.
Что перед мощными орлами
Господь – земной тюрьмы ключарь?!
 

* * *

 
А бабка говорит про беды,
Что людям насылает бог…
И нить полуночной беседы,
Как размотавшийся клубок.
Дитя мечтой – на горном склоне
У речки, затаившей гнев,
Где волн разгневанные кони
Ущелье роют, налетев.
И мальчик видит Амирана,
К скале приросшего спиной;
Но, тверже став упорным духом,
Куда стремится он мечтой?
Людей спаяв единой волей
И для боев объединя,
Из замка он умчал Камару —
Царицу света и огня.
И для ребенка уж не ново,
Что люди стонут, жизнь кляня.
Но начинать борьбу не время —
Игрушки малому подстать;
Рученку положив на темя,
Он будет на коленях спать.
 

* * *

 
Яснеет день голубоватый
И вздохи ветра к гнездам льнут.
Петуший крик разбудит хаты,
Засуетится бедный люд.
Идут и к верстакам и к горнам,
Едва часов заслышав бой.
Отец сынишку пальцем тронул,
Не расстающимся с иглой.
Целуя нежно лоб кудрявый,
Расправит каждый волос мать;
А волосы – как-будто травы,
Что любят солнца свет впивать.
Хлеба из торни дышат паром,
А жизнь проходит с каждым днем;
И плачется народ недаром,
Нуждой подавлен и трудом.
Так терпит люд, не сознавая,
Что власть борьбою обретет,
Что вождь, светильник подымая,
На правый путь ведет народ.
Яснеет день. Заря зардела.
Над хатой – золото венца.
И нет сиянию предела,
Лучам ликующим – конца!
 

 
Как-то, с матерью играя,
Перед тем, как задремать,
Сын приник к ее коленям:
– Расскажи мне сказку, мать!
Что поют в полях свирели
Или листья тополей?
Почему пятнисты маки,
Красны лапки голубей?
Расскажи, как смелый мальчик
Стал могучим, как орел,
И, взобравшись в поднебесье,
Дружбу с солнцем он завел?..
Мама молвит: – Слушай сказку!
Хлеб в полях не уродился,
Летом засуха была
И быка Никору вскоре
На мученья обрекла.
Воздух пламеннее торни,
В небе тучи ни одной;
И не падала росинка,
Чтоб поить колосья в зной.
А на треснувшие комья
Слезы лились из очей.
Небо гневалось на землю,
Как родитель на детей.
Сад умолкнул соловьиный
И от засухи увял;
Не слыхать в полях «Урмули»,
За трапезой – запевал!
А меж скал ютился в келье
Человек полуседой,
Справедливый, одинокий,
Незлобивый и простой.
Люди келью облепили,
Словно пчелы – сладкий сот:
– Подари несчастным радость,
Дай совет, спаси народ!
Туча с моря тянет влагу,
В море льются воды рек.
Хлеб сгорел, деревья вянут,
Погибает человек.
Видишь, на твоей одежде
Наших горьких слез следы.
О, наставник и спаситель,
Как избегнуть нам беды?
Тот подумал и ответил:
– Голод всяких бед страшней.
Отправляйтесь, мойте землю:
Кровь засохшая на ней.
Люди долго мыли землю
На заброшенных полях;
И остался только камень
В утомившихся руках.
– Лучше нам подняться в горы,
Где безгрешна целина! —
И народ к горам метнулся,
Как гремящая волна.
Не нашли земли без крови,
Не найдя, легли без сил.
Коршун пал на куропатку,
Кровь невинную пролил.
Барс в горах повергнул тура,
Обломавшего рога;
Сильный слабого осилил,
Как могучий дэв – врага…
Вышли к бору, – все напрасно!
Где ни ступят – кровь с землей.
Видно, зверя били в чаще
Оперенною стрелой.
Всюду кровь красней кизила,
Багровела кровью мгла;
Даже венчик медоносный
Кровь пролитая прожгла.
 

* * *

 
Люди ужасом объяты —
В мире чистой нет земли!
Но с надеждой непогасшей
То к морям, то к рекам шли.
– Может, там земля святая
Без кровинки где-нибудь?
Но везде беда все та же,
Угнетающая грудь.
Достают песок горстями —
Те же алые следы!
В ил тяжелый засосало
Убиенных у воды.
В грудь себя, стеная, били:
– Всюду с кровью смешан хлеб.
Знать, земля упилась кровью
По велению судеб!
– Мать, зачем же кровь везде?
Нищета зачем везде?
– Слабых сильный обижает.
Куропатку коршун бьет,
Человек дичину ищет,
Человека хищник жрет!
Вдовы, нищие, сироты
Исходили слезный путь;
Всюду князь подвластных мучит,
Не дает передохнуть!
Мир просторен и обилен,
Шаль его не обоймет!
Человека вместе с зверем
Валит с ног извечный гнет.
Потому-то кровь везде,
Голод и нужда везде!
 

 
О, век последний, многотрудный,
Сам воздух плесневел и стыл!
Но мрак взрывали непробудный
Грома неукротимых сил.
Как ясен Маркса возмущенный
Призыв к восстанью в дни беды!
А над землею пробужденной
Вздымалось пламя, руша льды.
Он ураганам путь прорезал,
Чтоб вековым тиранам пасть,
А век жестокий митральезам
Сердца восставших бросил в пасть.
Но битв ли убоится юный?!
Он может мстить и в дни невзгод.
Знамена уберег коммуны
В страданьях крепнущий народ.
– Мы этот путь начнем сначала
И не воротимся назад!
И клятва новая звучала
В дыму разбитых баррикад.
И мощь строптивцев не скудела, —
Подобной воли не согнуть!
И в мыслях Маркса намечался
Истории великий путь.
А там уж призывает Ленин:
– К победе мы должны прийти!
Мой брат погибший, ты ошибся,
Иные мы найдем пути!
– Народ! Для нового сраженья
Найдешь вождя, найдешь и стяг.
Увидишь ты уничтоженье
Разбитых виселиц и плах!
Кончался век, когда в России
Во мгле лишь льды узрели б вы.
Но люди шли во имя весен
К дворцу монарха у Невы.
Из громозвучного Дарьяла,
Пронзая немоту и мрак,
Властительно гремело слово:
– Мужайтесь, братья, для атак!
И там, где бил врага и камень,
Где боль сердца народов жгла,
Сменялись стоны грозным кличем,
А тишь – призывами орла.
И Карталиния будила
Подземным гулом даль и ширь.
Своих сынов неукротимых,
Друзей, закинутых в Сибирь;
Так голос Юга слился с кличем,
Потрясшим до основы мир.
Перо боролось рядом с пулей,
Страшился гибели лишь раб.
«Героев смерть – заря заката,
А не конец болотных жаб!»