Текст книги "Огни за рекой (Легионер) [СИ]"

Автор книги: Екатерина Бакулина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Annotation

Почти римляне и немного орки. – На нас неслась тысяча слонов! – орал Фален, грозно потрясая в воздухе опустевшей кружкой, – но мы не дрогнули! Я насадил троих на свое копье! Я завидовал! Как же завидовал! И готов был поверить что их можно вот так – на копье… Готов был поверить каждому, ведь тогда еще так мало видел сам. Конечно, потом я узнал, что слонов было восемьдесят, а вовсе не тысяча, и с их наступлением велиты дружно ушли за первую линию тяжелой пехоты – обычный маневр. Но разве это имело значение?! Я тоже хотел туда, на войну! Хотел великих побед, а не мелких стычек с вороватыми шайками степняков. Побед и славы! Кто бы не хотел?

Екатерина Бакулина

Пролог. Песнь ветра

1. Что будет. Пир в честь победы

2. Что было. Огни за рекой

3. Что будет. Терпкий запах мирта

4. Что было. Золотые орлы

5. Что будет. Цветы в перестиле

6. Что было. Первый снег

7. Что будет. Шуршание листьев под ногами

8. Что было. Тонкие ветви карагачей

9. Что будет. Сто дней до весны

И так будет

Екатерина Бакулина

ОГНИ ЗА РЕКОЙ (ЛЕГИОНЕР)

Мы видим, что римский народ подчинил себе всю вселенную только благодаря военным упражнениям, благодаря искусству хорошо устраивать лагерь и своей военной выучке. В чем другом могла проявить свою силу горсть римлян против массы галлов? На что другое могли опереться низкорослые римляне в своей смелой борьбе против рослых германцев? Совершенно очевидно, что и испанцы превосходили наших не только численностью, но и телесной силой. Мы никогда не были равны африканцам ни хитростью, ни богатствами. Никто не станет оспаривать, что в военном искусстве и теоретическом знании мы уступали грекам.

Зато мы всегда выигрывали тем, что умели искусно выбирать новобранцев, учить их, так сказать, законам оружия, закалять ежедневным упражнением, предварительно предвидеть во время упражнений в течение лагерной жизни все то, что может случиться в строю и во время сражения, и, наконец, сурово наказывать бездельников. Знание военного дела питает смелость в бою: ведь никто не боится действовать, если он уверен, что хорошо знает свое дело. В самом деле, во время военных действий, малочисленный, но обученный отряд всегда гораздо скорее добьется победы, тогда как сырая и необученная масса всегда обречена на гибель.

Флавий Вегеций Ренат

Пролог. Песнь ветра

Шшш, шш-шшшш…

Шелестит ветер сухими метелками типчака. Налетает, кружит, то диким барсом прижимаясь к земле, то уносясь в небеса, пугая птиц. С востока, от Нижних гор идут тучи.

Холодно, пальцы коченеют на ветру. Я протягиваю руки к огню, пытаясь хоть немного отогреть, иначе кровь пойдет плохо, придется резать еще… Это последнее средство, я уже испробовал все, что мог. Лучше умереть, чем вернуться ни с чем.

Это последнее средство.

Беру в правую руку нож, сжимаю его левой ладонью с усилием выдергиваю. Боли еще нет. Кладу нож рядом с собой. Смотрю на глубокий порез, набухающий кровью. Кап. Кап-кап. Тонкая алая струйка падает в огонь.

– Прими… – замерзшие губы слушаются плохо. – Прими жертву!

Огонь взвивается, темнеет, испуганно мечется. С треском летят искры. Кровь… Сколько ее нужно? Сколько нужно, чтоб он услышал? Руки начинают дрожать, боль, до поры затаившаяся, вдруг накатывает. Еще? Надо еще. Пусть льется в огонь. Ничего, крови у меня хватит.

– Убери!

Глубокий густой бас, чуть с хрипотцой, тяжелая ладонь ложится на плечо.

Я поворачиваюсь рывком, едва не вскочив с места. Но та же ладонь останавливает меня – сиди. Это он! Точно такой, каким я запомнил его. Сколько раз я представлял эту встречу, лежа ночью без сна! Наверно, я предпочел бы, чтоб он явился в облике человека, но пусть так. Главное, что он пришел. Густая рыжая шерсть ерошится на ветру, а в янтарных глазах полыхает дикое пламя.

– Убери руку. Не оскверняй кровью огонь, – сурово говорит он.

– Я принес тебе жертву, Халид. Хотел, чтоб ты услышал.

– Я слышу тебя и так. Не стоило этого делать.

Он подходит к огню, садится на корточки, ласково шепчет что-то, и огонь понемногу успокаивается, начинает гореть ровно, словно домашний в очаге.

– Не делай так больше, Олин. Не лей в огонь… всякую дрянь.

Он подбрасывает сухих веток. Легкая, совсем человеческая ухмылка на зверином лице.

Я качаю головой.

– Иначе не вышло. Только так я смог вызвать тебя.

– Вызвать меня?! – он смеется, обнажая острые желтые клыки. Это смотрится жутковато. – Меня нельзя вызвать. Я не джин из бутылки, и ты не мой хозяин. Меня можно только позвать, и если я сочту нужным – приду.

– Я звал. Но ты пришел только тогда, когда я принес тебе жертву.

Я вижу, ему не по нраву мои слова, он хмурится, и небо супится тучами за его спиной. Где-то вдали слышны раскаты грома.

– Зачем мне твоя кровь?

– Не знаю. Илойские жрецы приносят кровавые жертвы своим богам. И они льют вино в огонь.

– Но они не льют в огонь кровь. А вино… лучше плесни мне в чашку, больше пользы.

Я поднимаюсь на ноги.

– Мне нужно поговорить с тобой, Халид.

– Я вижу.

Я хочу объяснить, и вдруг понимаю, что слов нет. Все, что хотел сказать, все, ради чего я скакал через дикую степь, все что мучило меня, разрывало на части, звало – все это кажется сейчас глупостью. Нет, хуже – это кажется ложью. Словно я сам пытаюсь обмануть себя. Этого ли я хочу?

Но отступать поздно.

Если я откажусь сейчас, если просто уйду – буду жалеть всю жизнь.

– Я хочу в легион, – говорю, выпрямив спину.

Его глаза темнеют. А небо разрывается проливным холодным дождем.

Я закрываю глаза, я слышу…

– Аве, Атрокс! – неистово ревет толпа.

Моя армия вступает в Илой! Мы вступаем. Весь город у моих ног, вот он – Большой Цирк, Боариум, Велабр меж крутых склонов Палатина и Капитолия, Илойский Форум и храм Диоскуров…извилистые улочки полны шума и толчеи…

…увижу ли когда-нибудь?

– Ты действительно этого хочешь? – говорит огромный рыжий дэв, глядя мне в глаза, ургат, старый забытый бог, громовержец, называющий себя Абу-Арджанг Ахмед Ибн-Сама Халид, Вечный.

– Да! – говорю я.

Капли дождя шипят в костре, заливая огонь.

Да, именно этого!

1. Что будет. Пир в честь победы

– Эй! Эй, ты! Ну-ка, поди сюда! Да, ты, рыжая! Давай, давай! Смелее!

– Лин, это рабыня Антония, он ее уже себе забрал.

– Что-то не похоже, чтоб он ее брал. Перебьется. Я за нее заплачу!

– Лин…

– Да пошел он! Дэнтер, чего тебе неймется? Вон выбирай, какие тебе нравятся? Беленькие? Черненькие? Уже? Ну, так еще давай! Смотри какие!…так! нальет мне кто-нибудь! Что, не видите, у меня вино закончилось, плесните еще!

– Хватит, Лин.

– Заткнись! Я больше месяца тут одну воду пил, пока этот треклятый Самат по камешкам разбирали. Думал – сдохну! Имею права теперь повеселиться! А? Вот! Имею! Эй, нимфа моя, да брось ты арфу, чтоб ее… сдалась она тебе! Хватит бренчать, иди сюда. Попку дай пощупаю. Хорошая у тебя попка. Да иди ж, что встала? Чего? Не понимаешь, что я говорю? Так я и на вашем песьем лае трели разводить умею! Что ты думаешь, раз тварь такая, илойская нелюдь, так и не могу ни хрена? Ну-ка, иди сюда! Уже идешь? От! Так тебе понятно, лапонька моя? Можно подумать, ты раньше не понимала, чего мне от тебя надо! Иди-иди! Да нальет мне кто-нибудь вина, наконец! Сколько можно ждать! Вооот! Вот так, давай еще… Заткнись, Дэнтер!

Хорошее вино? Не разобрать… нет, дрянное, кажется. Не важно!

– Ты чего так на меня смотришь, а? вакханочка моя меднокудрая? Ну чего? Ножки у тебя красивые, стройные, гладенькие… ох да… ножки… А? Чего дергаешься так? Что? Глаза тебе мои не нравятся? Да вот, такие глаза! Янтарные, мать их, глаза! Не то что… так, подожди… так у тебя… Ну-ка, дай посмотреть… Да какого ж…

– Лин!

– Иди ты!

– В чем дело? Совсем сдурел?

Дэнтер выскочил следом.

Я иду, широким быстрым шагом к реке, а Дэнтер – за мной.

Сдурел, да! Ой, сдурел! Совсем сдурел! Как увидел – весь хмель разом из головы вылетел! Девчонка та… не надо было с ней так… напугал, ударил, стол перевернул… Глаза янтарные… да что там глаза! Подумаешь! Разве в них дело? Филистийка, небось, у них тоже ургашской крови случается. Бывает. Не видел я что ль янтарные ургашские глаза? Да у самого такие! Так нет… Что ж со мной происходит, в конце-то концов? Вино? Усталость? Сколько дней уже нормально не спал? Неделю? Две? Больше? Рана в плече ноет… да нет, не в этом дело. Ерунда это все. Вино… Если не пить – еще хуже, пробовал! И не в глазах дело! О боги! Янус, Юпитер, Марс-отец, Квирин, Беллона, Лары… Кого просить? Юэн Всемогущий! Боги…

Голова раскалывается на части.

– Лин!

Дэнтер упрямо бежит за мной.

– Эй! Да что с тобой?

– Ничего.

Огрызаюсь через плечо, сквозь зубы, неохотно – не к месту сейчас разговоры. Не нужно. Не хочу. Подхожу к самой воде, становлюсь на колени, зачерпываю горсть, пытаюсь пить.

– Мать твою! Тухлая! – отплевываюсь, утираю губы ладонью. – И здесь тухлая вода!

Дэнтер подходит, наклоняется, с сомнением нюхает воду.

– Да вроде нормальная… ила на дне много…

Мне не хочется спорить. Столько крови в эту реку смыло… теперь не разобрать…

– Лин, – Дэнтер садится рядом на корточки, – отдохнуть бы тебе, а?

– Надо б, – соглашаюсь тихо, пытаюсь прийти в себя. – Только не выходит никак.

Он вздыхает.

Дэнтер – мой квестор, я – консул. Да, так вышло. Он, благородный илойский патриций, потомок древнейшего рода, сражается под моими знаменами. За свою страну. А кто я? Дикий варвар? Хуже! Намного хуже! Понимали бы они, кто я на самом деле! Или понимают? Да какая теперь разница. Все одно – от такого небу полагается рухнуть на землю, а земле провалиться в Тартар! С грохотом и воплями. Да и мне туда заодно. Давно пора.

За что я сражаюсь столько лет?

Жаль, земля не проваливается никак.

– Первая когорта, приготовиться!

Они замерли, все как один, ожидая лишь слова, чтобы кинуться в бой. Моего слова.

Они готовы.

И они победят.

Да, так было.

Они всегда побеждают. Потому что я побеждаю всегда. Так было, и так будет, вовеки веков. Для моих людей я почти бог. Грозный бог в сияющем ореоле славы.

Чужой, наемный бог, пришедший издалека.

– Искупаться бы, – говорю я. – Тут до моря недалеко. Пойдем, сходим?

– На рассвете отплываем. Поспать бы.

– На корабле отоспимся. Что там еще делать? Пойдем?

Дэнтер долго думает, хмурится, трет пальцами лоб. Морщины у него на лбу резко отчерчены, от носа к губам – жесткие складки, губы тонкие, и лысина наметилась уже заметно… волосы редким седым ежиком топорщатся на макушке… всего-то на год старше меня…

– Пойдем, – говорит наконец.

Лениво встает, хрустя позвонками, потягивается… и вдруг, тряхнув головой, подпрыгнув легко, словно мальчишка, несется к морю.

Дэнтеру радостно, он недавно победил в великой войне!

* * *

– Мои люди готовы, командир.

Я обернулся, с усилием оттер ладонью лицо… что-то мокрое… кровь… моя? моргнул, пытаясь кое-как сфокусировать взгляд.

– Мои люди готовы! – Дэнтер вытянулся передо мной, ожидая приказа.

– Отдохнули?

– Да.

Он коротко кивнул.

– Хорошо, тогда вперед. И пусть третья когорта возвращается. Как только прорветесь внутрь, дай знать.

Дэнтер отдал честь собираясь бежать, но задержался.

– Лин, тебе бы тоже не мешало отдохнуть, а?

– Па-ашел! – рявкнул я.

Это длилось уже девятый день – непрерывные бои на трех узких улицах, ведущих к холму. Огромные шестиэтажные дома, каждый из которых превратился в непреступную крепость, каждый приходилось брать штурмом. Каждый из них. И этому не было конца. Сражаясь на улицах, на этажах, на крышах, перебегая по доскам с одной крыши на другую. Мои люди гибли сотнями.

Я приказал поджечь дома, и как только сгорит какая-то часть – расчищать дорогу, чтобы быстрее могли проходить сменяемые отряды, долго в этом аду не выдерживал никто.

Солдаты разбивали дома разом, и на середину улицы, вперемешку с камнями и обгорелыми балками валились люди, живые и мертвые – уже не разобрать, раненные, обожженные, большей частью старики, женщины, дети, те, что еще пытались укрыться. Более удачливые, падая с такой высоты разбивались насмерть, другие еще кричали в развалинах. Мои солдаты, расчищавшие улицы от камней, освобождая дорогу для подходящих войск, растаскивали тела в стороны, кто топорами и секирами, кто остриями крючьев, перебрасывали мертвых и еще живых в ямы, таща их как бревна. Человеческое тело стало мусором, наполняющим рвы. Одни из выбрасываемых падали вниз головой, и их ноги еще долго содрогались, другие падали ногами вниз, и головы их торчали над землей так, что лошади, пробегая, в спешке разбивали им лица и черепа… не со зла, просто в спешке…

Грохот и стоны, крики глашатаев и рев труб, топот ног, едкий дым, смрад разлагающихся тел и вонь горелого мяса – все это давно смешалось в одно непрекращающиеся безумие, давно перестав быть реальностью. Но мне было все равно, нужно лишь победить. Любой ценой.

Воздух густой, душный, пыльный… горелый. Саднеет в горле, звенит в ушах…

Сунул голову в бочку с водой, фыркая отряхнулся – полегчало, но не слишком. Который день без сна… я умудрился даже где-то потерять коня в этой беготне, и не заметить как. Вместе с моими людьми я дрался на улицах и на крышах, много убивал, и, кажется, был ранен, но, кажется, не серьезно – раз до сих пор жив, и давно уже перестал что-либо чувствовать, кроме усталости.

– Атрокс, я готов.

Я обернулся. Мальчишка, Гай Эмилий Маэна, пошатываясь стоял рядом, судорожно сжимая меч. Бледный, осунувшийся, с расширенными зрачками, он изо всех сил старался держаться, но его все равно выворачивало наизнанку от вони и размазанных по мостовой мозгов. Это была его первая война.

– Иди, отдыхай, – кивнул я. Недолго осталось, от него сейчас все равно мало пользы.

– Я хочу сражаться!

– Это приказ.

– Да, господин, – он обижено поджал губы. Мальчишка…

Повернулся спиной.

– Гай, иди, – шепнул ему вслед.

Тяжело дыша, опустился на землю, привалившись спиной к полуразрушенному остову дома. Отдохнуть, чуть-чуть, совсем чуть-чуть. Главное не закрывать глаза, иначе, случись что, меня им не добудиться.

– Господин, тебе плохо?

Кто-то уже суетился рядом, пытаясь подсунуть то ли воды, то ли чего-то еще…

– Все нормально, – отмахнулся я.

Ничего, скоро конец, мои люди уже проломили стены крепости, ворвавшись внутрь. Осталось немного. Только жалкая кучка укрылась за стенами храма, но и они были обречены. Дэнтер с первой когортой добьет и их.

Осталось немного…

Ничего теперь не осталось. Самат разрушен, сровнен с землей, распахан и посыпан солью, а земля проклята, именем подземных богов. Из более семиста тысяч защитников города уцелело едва ли больше пятидесяти тысяч, попавших в плен.

Я победил. Я помню…

Так было. Так будет. Еще сотню раз. Самат еще сотню раз будет разрушен в моей памяти, и его защитники еще сотню раз – убиты. Каждый из них.

2. Что было. Огни за рекой

Впереди, на том берегу Сарасватки, вспыхнул огонек. Сначала крошечный, несмелый, словно едва проснувшийся светлячок, потом все больше, ярче, затрепетал в вечернем тумане, набирая силу, и вдруг полыхнул жарким пламенем, брызнул искрами! Но быстро устыдился, присмирел, загорелся степенно и ровно, как подобает.

– Смотри, вон и ургашские костры. Видишь?

Маленький Олин зевнул, потер кулачком глаза, но они все равно норовили закрыться, сколько не три.

– Не спи, скоро уже.

Отец весело потрепал мальчика по волосам, и вдруг заорал на всю округу:

– Эй! Эге-ге-гей! Мы идем!

Помахал рукой, словно кто-то на том берегу мог его видеть. Только далеко ведь еще, как разглядеть?

Разглядели!

Но вместо ответа грянул гром, аж заложило уши! Среди чистого ясного неба. Лошади за спиной заржали испуганно.

– У-у, дэвье отродье, – сердито буркнул Самил, отцовский сотник. Погрозил небу кулаком.

И тут же яркая молния метнулась в вышине тонкой стрелой, снова громыхнуло, но в этот раз потише.

Сотник молча сплюнул сквозь зубы. Вздохнул. Отец рассмеялся.

А Олин еще долго смотрел в небо, ждал чудес, но чудес больше не было. Жаль, так хотелось на чудеса-то поглядеть! Зато огоньков на том берегу теперь стало три, два больших и один маленький, едва начавший разгораться.

– Мы к ним, да?

– Не так быстро. Мы заночуем на этом берегу, а к ним завтра пойдем. Не боишься?

– Не-а, – Олин замотал головой.

Про ургатов говорили – огромные они, куда больше людей, и даже больше отца, у которого самого где-то затеялась капля ургашской крови. Но Янель-то совсем человек – высокий, сильный, храбрый… но человек. Только глаза золотые. А ургаты, говорят, лохматые, словно звери, говорят, у них клыки и даже рога! А еще говорят – чудеса всякие умеют творить! Удивительные чудеса… все же страшновато немного!

Но это завтра. А пока…

Олин снова зевнул, в седле его вечно укачивало. Который день в дороге, уж счет потерял! Кажется целую вечность. Весь мир успели объехать, от края до края. Сначала вниз, по щедро разлившейся Унгайке, аж до самой Адары – шумной и пестрой, остро пахнущей куркумой, анисом и свежей рыбой. Он сокрушенно шмыгнул носом – не разглядел толком, а жаль… когда теперь? Дорога мазнула краем у высоких городских стен и понеслась на восток, по каменистым предгорьям, где посуше… скакнула через быструю звонкую Айюнгель.

Обратно они поедут другим путем, через степь.

Снег, еще недавно лежавший ноздреватыми сугробами, растаял без следа, расползся пятнами и ушел под землю. Над бурой прошлогодней прелью дружно рассыпались крупные звездочки горицвета в нежной дымке молодой поросли, зазвенели лиловые колокольчики сон-травы, лениво покачивая головками на ветру…

Дзинь-дзинь-дзинь… Нет, это бубенчики в гриве Рахша позвякивают. Мерно, тихо. Глаза закрываются… туман ползет с реки…

Огромная рогатая рыбина плывет в тумане. Словно гора… нет! куда больше любой горы! Глазища у рыбины сверкают янтарем. А на правом роге лежит земля. Или на левом? Сквозь сон и не разобрать. Вот сейчас повернет рыбина, тряхнет головой, перебросит землю с одного рога на другой, земля легонько вздрогнет и настанет новый год.

– Ай!

Едва не соскользнул с седла вниз, но отец успел поймать подмышки, надежно обхватил рукой, прижал к себе. Тепло и уютно.

Рахш размеренно покачивался под седлом, словно та рыбина, такой же огромный, мощный – кит, а не конь. И все норовил перейти с шага на легкую рысь, тихонько пофыркивал, раздувая ноздри. Не терпелось Рахшу, кажется это светлячек-огонек на том берегу манил его. Но ослушаться отца не посмеет, идет ровно. Дзинь-дзинь… Это сегодня в честь праздника вплели бубенчики вместе алыми лентами. Красиво!

Скоро уже…

Он почти не помнил, как сняли с коня, уложили, укрыли одеялом. Очнулся лишь когда на небе сияли звезды.

– Приехали, да? – едва ли не подскочил на месте, понимая, что что-то прозевал.

– Тихо, – шикнул на него Роин. – Раньше глаза таращить-то надо было.

Роин сидел рядом, серьезно, сосредоточенно чистя саблю, хоть в этом и не было необходимости – сабля сверкала словно зеркало в лунном свете. Но ему было целых четырнадцать лет, и он впервые поехал с Янелем, как взрослый, как воин… ужасно гордился…

– Есть хочешь? – Роин протянул миску давно остывшей похлебки.

– Хочу.

Было не вкусно, но в животе урчало так, что сгодилось бы все.

Тихо, кажется все давно спали и только в стороне, у костра сидели трое. Олин попытался разглядеть – вон отец сидит к нему спиной, без кольчуги, в одной рубашке, рядом невысокий кряжистый Самил, отцовский сотник, а третий… сколько не приглядывался, так и не мог понять.

– Ургат, – серьезно шепнул Роин. – Недавно пришел.

– Да ну?

– Я те брехать не буду.

Ургат издалека казался чересчур маленьким и тощим, совсем не похожим на огромное лохматое чудище. Человек как человек. Хотя кто знает, какие они на самом-то деле, эти ургаты? Так захотелось подойти, рассмотреть.

Не успел, Роин поймал за шкирку.

– Куда! Ну-ка сиди. Только всякой мелочи там не хватало.

Олин хотел было обидится, но незнакомец у костра заметил его, что-то сказал, махнул рукой. Отец повернулся.

– Олин, иди сюда!

Вдруг стало страшно, до дрожи в коленках… он сделал шаг… Роин ощутимо пихнул в спину.

– Вон, зовут, слышь? Топай.

Пришлось идти.

Ургат был медно-рыжий, загорелый, с лохматой бородой и пронзительным взглядом золотых, сверкающих искорками глаз. Нет, совсем не чудище. Такого на улице встретишь – никогда не подумаешь! Точно ургат? Или Роин наврал?

– Ну, здравствуй, Олин, – тот кивнул приветливо. – Чего так смотришь? Боишься меня?

– Не-а! Чего тебя бояться?

Ургат ухмыльнулся и, кажется, остался доволен.

– Правильно. Тогда садись, – похлопал по земле рядом.

Серьезно кивнув, совсем как большой, Олин все же уселся поближе к отцу… на всякий случай. Потянул носом – у костра сладко пахло жареным мясом, так, что в животе снова заурчало. Вон, кролик лежит на блюде… Янель потянулся, отрезал приличный кусок.

– Держи.

Мясо было вкусное, сочное, пахнущее дымом и пряными травами – язык проглотишь! Но разве до мяса, когда тут такое?

– А ты правда ургат?

– Правда, – ухмылка гостя стала еще шире, он налил себе из бурдюка в опустевшую чарку, отпил, довольно причмокнув. – Меня называют Абу-Арджанг Ахмед Ибн-Сама Халид. Но ты можешь называть меня просто Ахмед… или Индра, – он хитро прищурился.

– А я Олианар Райгак.

– Я знаю.

Ужасно хотелось есть, ведь кроме пары ложек холодной роиновой похлебки с самого утра ничего во рту не было. Но вопросы не давали покоя. Индра вот тоже неспешно жевал мясо, внимательно и хитро поглядывал, словно чего-то ждал.

Олин не выдержал.

– А где у тебя шерсть лохматая, и клыки, и… – с набитым ртом разговаривать было не очень удобно, – и еще рога где?

– А что, рога обязательно?

– Ну…

– Эй, пэри! – Индра весело крикнул через плечо. – Милая, у меня есть рога?

Ветер отозвался звонким девичьим смехом.

– Глупый ты еще, – фыркнул Самил. – Разве в рогах дело?

– А в чем?

Ургат ухмыльнулся, отложил в сторону вино и еду.

– Смотри!

И легонько хлопнул в ладоши.

Раскат грома прокатился по небу, кажется рядом, над самой головой! да среди ясного-то неба! В лагере зашевелились, послышались приглушенные голоса.

– Тише ты, громовержец! – сердито буркнул Самил. – Сейчас всех перебудишь.

Индра и не стал обижаться, и сердиться тоже не стал, лишь снова ухмыльнулся. Олин смотрел не него заворожено, во все глаза.

– Это ты так, да? Правда?

– Ага, – довольно подтвердил тот, – хочешь еще? – и поймав на себе неодобрительный взгляд сотника, поспешно заверил, – да я тихонько, больше греметь не буду.

Потом потер ладони друг о друга, развел чуть в стороны и… у Олина аж дух перехватило – между ладонями с треском сверкнула настоящая молния!

– Ух ты! Колдовство!

– Ага, – согласился Индра, – оно самое. Нравится?

Ему, похоже, представление доставляло не меньше удовольствие.

– Еще?

В золотых глазах плясали озорные огоньки.

Мальчик закивал изо всех сил.

Индра снова потер ладони и начал медленно разводить. На этот раз молнии сверкали не переставая, одна за другой, голубые, ветвистые. Олин подался вперед, восторженно закусив губу. Вот кому скажешь – не поверят, что видел такое! Отец наблюдал спокойно, почти равнодушно, лишь в уголках губ мелькнула улыбка. И только Самил смотрел хмуро, словно на расшалившихся детей. Ну и пусть его! Тоже мне, он ургатам не указ – захотят, будут молниями сверкать, захотят – громом громыхать будут.

Молнии между тем закончились, Индра сложил ладони, словно пытаясь в них что-то спрятать, подмигнул со значением, и вдруг сквозь пальцы полыхнул яркий свет. Ладони медленно разошлись, и между ними, повиснув в воздухе, засиял маленький огненный шарик. Индра вытянул указательный палец, поднес к шарику, тот послушно пыхнул искорками. Потом медленно отвел руку в сторону – шарик полетел за пальцем, словно привязанный, туда-сюда, вверх-вниз! и даже когда Индра начал бешено выписывать в воздухе круги и восьмерки – шарик не сбился ни на миг. Потом вдруг резко замер у самого лица. Индра взял его другой рукой, подкинул, поймал… шарик прыгал с ладони на ладонь словно огненный мячик. Потом оказалось, что шарик не один – их два, потом три! Олин так и не смог уследить, откуда они взялись. Огоньки лихо плясали в воздухе волшебным хороводом.

Ух! И чего говорят, что ургаты зверюги страшные? Вон чудеса какие умеют! Таких чудес Олин отродясь не видел. Вот бы ему так научиться… он ведь тоже немного ургат.

– Ладно, – наконец сказал Индра, огненные шарики замерли в воздухе, – пожалуй, хватит на сегодня. Понравилось?

– Ага! Здорово! Мне бы так…

– Может и научишься, – хмыкнул Индра. – Вон, отец твой умеет.

Мальчик не поверил – как же? Ведь никогда раньше не видел. Янель пожал плечами и легонько хлопнул. Громыхнуло так, что заложило в ушах. Кони снова испугано взвились.

– Ишь! – буркнул Самил, впрочем без злости, скорее для вида, – не зря вас филистийцы вредителями считают. Расхлопались! Хватит лошадей-то пугать!

Индра рассмеялся, собрал шарики в ладонь.

– Так не зря ж считают!

Налил себе еще чарку. Они с отцом выпили.

А Олина скоро отправили спать.

Утро выдалось сырым, промозглым, дождик то начинал накрапывать, то снова переставал, солнце выглядывать пока не собиралось.

С того берега за отцом пришла лодка. Огромный страшный уграт сидел на веслах – лохматый и рогатый, как полагалось, тут уж не спутаешь. Только Олин отчего-то подумал, что громыхать так здорово, как Индра, лохматый наверно не умеет.

Индра тоже отправился на тот берег, сегодня он был совсем другой – серьезный и даже суровый с виду, вина не пил и фокусов не показывал, только хмуря брови обсуждал что-то в сторонке с отцовским сотником. Самил послушно кивал, ничуть не пытаясь ругаться по-вчерашнему или хотя бы возражать. Олин даже начал думать – все, что было ночью, ему приснилось.

Мальчика на тот берег не взяли, сказали сначала дела, а его как-нибудь в другой раз. Там не до фокусов будет. Ну и ладно, не очень-то и хотелось! Все чудеса он и так вчера видел. Олин весь день бродил по берегу и бросал камешки в воду.

И следующий день тоже.

Отца не было целых девять дней. И что на том берегу можно так долго делать? Впрочем, отцовские люди нисколько не удивлялись, «подожди – говорили они, – у князя Янеля дела». Наверно обычное дело…

Олин скучал. Пробовал сам научиться громыхать, как Индра, как отец, сидел часами у Сарасватки, хлопал в ладоши – ничего не выходило, только все руки отбил. Может нужно знать какой-то секрет? Может быть ургашской крови в нем слишком мало, и от этого ничего не выходит? В конце концов разочаровался, махнул рукой и решил бросить это дело, а потом спросить у отца…

Роину, вот, скучно не было, он целыми днями сидел в лагере и сосредоточенно вырезал из деревяшки лошадку – красивая лошадка выходила, словно живая, с тонкими ногами, крутой шеей и большими удивленными глазами. Даже грива заплетена в косички.

– А что? Надо же Нарке подарок привести, – говорил он.

Нарка – роинова сестричка, маленькая, вдвое младше Олина – ей всего-то три года. Смешная такая, конопатая и разумная не по годам. Они с Роином уже давно вдвоем остались, без родителей, без родных. Все кхаи степные, будь они неладны…

Наблюдать, как Роин мастерит лошадку было интересно, Олин садился рядом и подолгу не отходил, приглядываясь, стараясь не мешать.

– Хочешь, я тебе потом тоже такую же сделаю? – щедро предложил Роин.

– Конечно хочу!

И немного подумав:

– А ургата можешь вырезать?

Роин задумался, нахмурился.

– Могу. Но не буду. Не дело это.

Пришлось согласиться. Кто знает, вдруг ургаты обидятся? И ка-ак громыхнут по башке!

На девятый день, уже на закате, вернулся отец, удивительно загорелый, веселый, словно солнце на том берегу жарило во всю, не то что у них тут. Лохматые ургаты пришли вместе с ним. Один, рыжий, махнул Олину лапищей.

– Олин, ну-ка иди сюда!

Мальчик подошел. Голос у чудища был мягкий, глубокий и удивительно знакомый… В лапах ургат держал саблю в простых ножнах, без украшений.

– Я тебе подарок принес.

Голос у него… Олин так и застыл в изумлении.

– Индра?

Ургат ухмыльнулся, выставляя на показ здоровенные желтые клыки, покрутился, давая рассмотреть себя со всех сторон.

– Лохматый я тебе больше нравлюсь? А? Похож на страшного дэва?

И не дожидаясь ответа протянул.

– Вот, держи.

Сабля была тяжелой, Олин едва удержал в руках. Рукоять оклеена мягкой темной кожей, чуть теплая, словно живая. Взялся, осторожно потащил из ножен. Тонкая причудливая вязь на клинке, кажется буквы, но чужие, не разобрать… всего два слова… осторожно провел пальцем, шевеля губами.

– Вырастешь, прочитаешь, – пообещал Индра. – Это хорошая сабля, береги ее.

3. Что будет. Терпкий запах мирта

Там, вдали, у горизонта, мелькнул огонек.

Земля? Нет, показалось… рано еще, до земли почти сутки пути, даже при попутном ветре.

Пентера легко, словно на крыльях летела к родным берегам – не терпелось ей, соскучилась. А ветер помогал – раздувая щеки дул в паруса, не ослабевая, не сворачивая. Он и не ослабеет, я точно знал – донесет нас, и лишь потом полетит по своим делам.

– Спасибо, Вайю, – шепнул тихо.

Не знаю, услышал ли он. Я никогда не умел разговаривать с ветром по-настоящему. Да и у илойских ветров другие имена… не важно. Пальцы до боли впились в изогнутый рог акростоля. Там, впереди, за горизонтом… совсем чуть-чуть осталось!

– Лин!

Это Дэнтер подошел, хлопнул по плечу. Ухмыльнулся.

– Не терпится?

Я кивнул.

Нестройный хор с кормы распевал победные песни.

Эту войну я пережил только потому, что мечтал вернуться. Не мог не вернуться. Каждую ночь видел во сне, как протягиваю руку к высокой кованой двери с затейливым узором, и пальцы вздрагивают, скользя по бронзовым завиткам… как открываю, переступаю порог… дыхание срывается от нетерпения и счастья. Домой! Да, я видел это каждую ночь! Видел, как Эдэя бежит ко мне, как сияют ее глаза, как ловлю ее в объятья и прижимаю крепко… зарываюсь носом ее волосах… жасмин и сандал… и голова идет кругом! И подхватив на руки, несу в спальню – зачем тянуть! Каждую ночь… видел… как дети прыгают вокруг, я раздаю им подарки, рассказываю про бессчетные заморские чудеса, а они смеются… А Луций уже совсем большой, тяжелый, его уж и не подкинешь так легко, как раньше, под самые небеса. А маленькая Юлия стала совсем красавицей. А Марк…

Нет, я не знаю как это будет. И не хочу знать наверняка. Я просто хочу вернуться, только и всего. Домой. В Илой, великий вечный город на семи холмах.

Да, я давно стал называть Илой домом, сначала громко – для других, чтоб поверили, потом шепотом – для себя, когда поверил сам. Двадцать лет – большой срок, почти половина моей жизни, успеешь привыкнуть и поверить. А я так хотел поверить! Как иначе?

Ведь я солдат, мне нужно куда-то возвращаться. Каждый раз.

Мне нужно знать, за что я дерусь.

Иначе нельзя, не справиться, не вытянуть… За страх и за деньги доблести не бывает. Я не верю в это. Только лишь за свой дом, свою землю, свою семью… Иначе храбрость, лишившись опоры, рискует сорваться в безрассудную глупость… или трусость – как повезет. Остается лишь выгода и холодный расчет…