Текст книги "Ветер отчаянных надежд"

Автор книги: Екатерина Дибривская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

9. Николай

Весь вечер я прислушивался к каждому шороху в соседнем номере, но мои соседи, казалось, съехали. Даже не выходили на ужин. Я усмехнулся насмешке судьбы, что поселила меня рядом с ними, будто специально затеяла нашу встречу.

Я лениво просматриваю страничку клиники, занимающуюся анализами. Я уже выбрал тест. Самый точный из доступных, способных подтвердить родство второй степени. Но выполняется почти три недели. Плюс доставка образцов в швейцарскую клинику и доставка результатов до меня. Итого: примерно пятьдесят дней. Но что такое пятьдесят дней, если дело касается моего потенциального внука, правильно?

Я открываю приложение почты и уже собираюсь оформить заказ этого теста, как вдруг слышу тихий стук в дверь и обмираю. В голову упрямо лезет мысль, что это Полина, но я её поспешно отгоняю. Странно, я никого не жду, и время уже совсем не подходящее для деловых визитов, а вызов проститутки я отменил по понятным, хоть и странным для меня, соображениям.

Откладываю в сторону телефон, открываю дверь и усмехаюсь. Ну конечно!..

– Лёшка, – строго говорю мальчонке, – ты почему не спишь? Опять от мамы сбежал?

– Она заснула давно. Опять плакала, – доверительно шепчет он. – А я есть хочу.

– Ну заходи, – приглашаю я. – Сейчас сообразим.

Он проходит и садится прямо посередине моей кровати, и я невольно улыбаюсь. Малыш, совсем кроха в своей пижамке, но такой поразительный, харизматичный и умный малый.

– И что же ты хочешь, Лёшка? – я сажусь рядом, и он перебирается ко мне на колени.

– Мороженое.

– Это не еда, а десерт.

– Тогда я хочу макароны с котлетой и десерт, – хитро говорит он.

– Уно моменто, мой юный друг, – говорю ему и набираю номер ресепшн.

Через двадцать минут нам приносят очень поздний ужин на двоих, и, пока мы едим горячие рожки с котлетами, я внимательно наблюдаю за ним.

Кроме очевидного внешнего сходства – теперь очевидного – у нас ещё и очень много одинаковых привычек. Это такие мелочи на самом деле. Вроде: сморщить нос, прежде чем начать пережёвывать пищу, жевать то на одной, то на другой стороне (а точнее – по три раза на каждой, прежде чем проглотить), вся его мимика, все движения руками во время разговора – это всё я видел столько раз! У своего отца и своего сына, у себя в зеркале шкафчика для хрусталя, что стоял напротив стола в зале моих родителей.

Я смотрю на него и не могу поверить, что вот так случайно столкнулся с ними. Со своим пятилетним внуком и его матерью.

И когда он, сытый и довольный, просит ему почитать, я открываю на планшете свою любимую сказку про путешествия Гулливера и читаю вполголоса, пока малыш не засыпает на моих руках. Вдыхаю аромат детства, аромат его волос, и шёпотом обещаю, что позабочусь о них с мамой. А потом я тихонько отношу его обратно в их номер, потому что не хочу, чтобы Полина перепугалась спросонья, укладываю его рядом с ней и накрываю их обоих пледом.

Знаю, что должен сразу выйти. Знаю, что она разозлится, если застанет меня в своей комнате, возле кровати, пялящимся на неё спящую. Но почему-то не могу оторваться.

Её лицо ещё красное и опухшее от слёз, и мне невыносимо знать, что это я, я – и причина, и следствие. И исправить ничего уже не могу. Но постараться загладить свою вину всё же попытаюсь.

И, пока в голове роятся новые планы, я тихо отхожу к двери и берусь за ручку, чтобы бесшумно выйти, раздаётся стон, который я никогда ни с чем другим не перепутаю, никогда не забуду. Просто не смогу. Стон её удовольствия.

– Да-а-а, – шепчет она кому-то в своём сне. – Да-а-а, пожалуйста! Пожалуйста, Николай Петрович… – срывается с губ Полины, и я стремительно убираюсь подальше от неё.

Даже три ледяных душа подряд не могут заглушить голос Полины в моей голове. Я так и вынужден засыпать: в агонии, с горящей плотью и воспоминанием о том, как она шепчет эти слова.

Утром я слишком разбит и просыпаюсь, когда соседняя дверь хлопает, а в коридоре уже слышен голос мальчонки. Торопливо собираюсь, чтобы не опоздать на назначенный мной же завтрак и догоняю их у самых дверей ресторана.

Крадучись, подслушиваю их разговор, естественно, обо мне.

– Сынок, неприлично так себя вести с незнакомыми мужчинами. Тем более, что он мой начальник. Это некрасиво. – говорит Полина сыну.

Я касаюсь её спины, и она замирает.

– Доброе утро, Полина, Лёшка, – приветствую их. – Как спалось?

– И вам доброе утро, Николай Петрович, – отвечает Полина, и у меня в голове проносится мимолётной вспышкой вчерашняя картина. – Замечательно.

Слышу в её голосе сарказм… Но судя по тому, что снился ей оргазм, может, это и что-то другое.

– Привет, Николай, – здоровается Лёшка, вызывая у матери тяжёлый вздох.

Я подхватываю внучка на плечи, не обращая внимания на недовольство на лице Полины, и, пропуская её вперёд, мы идём за ней.

Зал ресторана забит. Всё внимание на нас. Конечно, это очень занимательное зрелище: новый владелец фирмы для одной половины и старый злющий руководитель – для другой, вышагивающий бодрой походкой со своим новым личным помощником и её ребёнком на загривке. Вижу, как неприятно это для неё, но мне самому плевать. Уволю каждого, кто посмеет пройтись на эту тему.

10. Николай

– Николай Петрович, – шепчет Полина, – уверена, что со стороны всё это выглядит странно и… непотребно.

Я склоняю голову к её лицу, вижу, как расширяются её зрачки, и вдыхаю её запах.

– Вы, вроде, не замужем, а я холост, законов мы не нарушаем, в порочной связи не состоим, так кому какое дело до досужих сплетен за спиной? Вам? Вы мой личный помощник, сопровождаете меня. Точка. А каким образом я веду себя с ребёнком никакого отношения к делу не имеет.

Она вспыхивает. Да, мне нравится делать ей намёки. Втайне я надеюсь, что она признается мне. Но понимаю всю тщетность своих ожиданий. «Она не такая», – проносится в голове болезненное воспоминание.

Стойкая оловянная принцесса устраивается рядом с Топоровым, своим бывшим генеральным, я усаживаю рядом Лёшку и присаживаюсь с другой стороны стола. Иван Константинович усиленно пытается не выдать удивление, но Полина неуютно ёрзает под его взглядом.

– Итак, – начинаю я, чтобы хоть как-то скрасить неловкость этих двоих, – в понедельник, когда я приеду в офис, думаю, часам к десяти, я бы хотел просмотреть отчёты о проделанной работе за последние три года от каждого отдела. От бухгалтерии – всю финансовую отчётность, договора, накладные, счета-фактуры, акты сверок и бухгалтерский баланс за пять лет. Полина, я пью зелёный чай, без сахара. Ссылку на магазин вышлю вам на почту, закажите, пожалуйста, сразу несколько коробок. От вас, Полина, я попрошу подготовить расписание на ближайшие две недели, и мы покумекаем, как вписать в него мои уже запланированные мероприятия.

– Конечно, – посерьёзнев, откликается она. – У меня всё с собой, если желаете, можем обсудить расписание прямо сегодня.

От её сухого делового тона моя шея покрывается мурашками.

– Благодарю, но это лишнее. Обсудим в понедельник. К которому часу вы обычно приходите?

– К восьми тридцати.

– Чудесно, я предпочитаю работать с десяти и до двадцати, в лучшем случае, но, учитывая ваши обстоятельства, готов сдвинуть график. Но мне понадобится ваша помощь в поездке через две недели. Это займёт время с пятницы до воскресенья.

– Я не могу, – вырывается у неё. – Мне не с кем оставить сына.

– Сына мы возьмём с собой, Полина, – говорю ей тоном, не терпящим возражений. – Обсудим позже. Покину вас на пару минут.

Я спешно иду по направлению к выходу, потому что там, в дверях, со взглядом, наполненным злобой, стоит моя секретарша. Если быть точнее – бывшая секретарша. Потому что она написала заявление на увольнение по собственному желанию ровно две недели назад и не должна была здесь присутствовать. Ни в качестве моей секретарши. Ни в качестве моей любовницы. Тем более, не в этом смысле.

Потому что эта молоденькая профурсетка оказалась настолько глупа, что решила повесить на меня свою беременность. Да вот только не прокатило – о своём диагнозе я знал уже пятнадцать лет. Бесплодие. Стерильность. Понятное дело, я не афишировал это направо и налево. Кроме моего лечащего врача об этом не знал никто.

Однажды давно – теперь уже казалось, что в прошлой жизни – я хотел ещё детей. Кроме подрастающего семилетнего сына. У меня появилась женщина, и мы пытались много лет, а потом пошли по врачам. Именно тогда я и узнал о дисфункции семявыводящих протоков, а лечение не дало результат. Периодически я проходил обследования и пробовал новые методы лечения, но потом забил. Оставил всё, как есть.

Потому что те отношения распались, а мой единственный сын разочаровал меня. Потому что я сам себя разочаровал. Потому что я, старый дурак, потешил своё эго и сотворил с Полиной то, чего она никогда не в силах будет простить.

– Никуша, так это правда! – восклицает Камилла. – Мне сорока в клювике принесла новость – сам Бакинский таскается с новой секретаршей и очаровательным ребёнком, своей копией.

Я хватаю её за руку и вывожу из зала. Меньше всего я хочу, чтобы она закатила скандал перед публикой. Хотя… к чёрту! Я не хочу, чтобы она закатывала скандал перед единственными двумя людьми, которые теперь интересуют меня больше всего на свете.

– Зачем явилась?

– Посмотреть на эту шмару, конечно, – усмехается Камилла своими силиконовыми губами. – Она у тебя работала до меня, да? Смотрю, ей ты позволил оставить ребёночка? Ещё и обеспечивал все эти годы, поди? А, может, и потрахивал? Ну в перерывах между мной и Иркой?

– Закрой свой рот, – рычу в ответ. – Заткнись и не вздумай полоскать её в своём болоте!

Камилла смеётся. Хохочет до слёз из глаз.

– Батюшки! Я ушам своим не верю! Чтобы господин Бакинский защищал проститутку… Ой, прости… Секретаршу. Сдаёшь позиции… или… погоди-ка! Это ты из-за неё таким стал – жестоким, эгоистичным, самовлюблённым козлом? Никуша, ну это вообще ни в какие ворота!

Эта барышня меня уже знатно подбешивает, но я держусь. Пальцем не трону, конечно, хоть и заслужила, но руки чешутся.

– Камилла Борисовна, вы отработали положенные две недели и можете быть свободны.

– Да иди ты к чёрту! Я была беременна от тебя, а ты заставил сделать аборт. Ты, – она обвиняюще тычет своим длиннющим ногтем прямо мне в лицо, – сказал, что я не могу быть беременна от тебя, хотя я ни с кем тебе не изменяла, когда ты спал со всем, что шевелится! А теперь, полюбуйтесь-ка! Бакинский и его юный наследник! Я сейчас патлы этой курве поукорочу! Родила она и радуется! А ты! Около неё увиваешься! На глазах у всего офиса! А меня в подсобку вечерами приглашал!

Она резко разворачивается и норовит прошмыгнуть обратно в ресторан, но я хватаю её за руку и встряхиваю. Устроила тут… цирк!

– Камилла, остынь, по-хорошему тебя прошу! Все наши отношения в прошлом. И личные, и деловые. Я тебя засужу! Ты же понимаешь, что не будь у меня на руках подтверждённого диагноза, я бы засомневался и не говорил с тобой в таком ключе?

– А я тебе говорю, что твой диагноз врёт! – взрывается она. – Или меня оплодотворили инопланетяне! Или случилось Божественное чудо! Непорочное зачатие! Я всё поставила на тебя, думала, рожу наследника, и ты женишься…

– Я никогда бы не женился на тебе, – не выдерживаю я. – Ребёнка, своего ребенка, никогда бы не бросил, обеспечил бы тебя до конца дней, но никогда бы не женился. На тебе.

С сожалением вижу, как Полина с Лёшкой покидают ресторан и скрываются за дверью. Я не хочу объяснять Камилле очевидные вещи. Не хочу. Устал. Столько переговорено, а она упрямо навязывает мне свою теорию. Все бабы одинаковые. Одна проблема. Одно решение. Нагулять ребёнка и повесить на более богатого любовника.

– Так что, – продолжаю я. – Если ты продолжишь лезть в мою личную жизнь, преследовать или попытаешься приблизиться ближе, чем на три метра, к моему личному помощнику или её семье, я тебя засужу. За попытку мошеннических действий. За угрозы. За шантаж. За вымогательство. Ты знаешь, я найду миллион причин. И свидетелей.

– Ну ты и скотина, – она качает головой. – Хорошо, я уйду, но я даже рада, что теперь ты понимаешь, каково это – бороться за своё, ценное и дорогое. Когда ты глотку готов грызть…

В её голосе звучит отчаяние, но на лице не дёргается ни один мускул. Врёт как дышит. Это я изучил в ней хорошо за пять лет работы бок о бок.

– Зачем же ты сделала аборт? Я же тебя на него не тащил… Просто сказал, что это не мой ребёнок.

– Потому что без тебя это не имеет смысла… – тихо говорит она и уходит.

11. Николай

Я раздосадован появлением Камиллы, её остервенелым упорством что-то мне доказать, будто лучшие врачи ведущих клиник нескольких стран – это совсем не тот показатель, который нужно принять во внимание!

Без настроения я возвращаюсь за стол, где больше нет Полины и мальчонки, и натыкаюсь на порицающий взгляд старика Топорова.

– Николай Петрович, при всём уважении, позвольте, я выскажу вам всего лишь единожды. Полина Викторовна не такая, – слышу я и устало потираю переносицу, – не знаю, как вы привыкли работать со своими помощниками, но Вертинская серьёзная, молодая специалистка, что-то у неё там в жизни не сложилось, парень беременную бросил, еле доучилась. Хорошо, наследство получила. Хоть с квартирой. Пришла устраиваться на работу едва ли не из роддома. И Лёшка для неё всё. А то, как вы себя недвусмысленно ведёте… может расстроить пацана, когда вы наиграетесь.

Он смотрит на меня внимательно, и я раздосадовано качаю головой.

– Иван Константинович, – я не хочу врать ему, но и всю правду сказать по понятным причинам не могу, – видите ли, я хочу, чтобы это осталось между нами, но скажу для вашего спокойствия: Полина шесть лет назад встречалась с моим сыном, и я уверен, что Алёша – мой внук. Мой сын… тогда вынужден был лечь в клинику для лечения зависимости. Он до сих пор пребывает в ней… А я, увы, ничего не знал. Если бы не случайная встреча… Вы же тоже замечаете наше сходство? Мой сын очень на меня похож. И внук пошёл в нашу породу. Я не хочу напугать Полину, просто мирно узнаю правду, и, если всё подтвердится, окажу необходимую поддержку своей семье.

– Пути Господни неисповедимы, надеюсь, что вы знаете, что делаете, надеюсь, что всё окажется правдой, и вы найдёте утешение во вновь приобретённых близких.

– Благодарю, я тоже на это надеюсь, как и надеюсь на то, что смогу искупить вину… – я не уточняю, какую именно.

– Ну дай-то Бог! – вздыхает старик. – Кстати, они пошли в детскую зону. Сегодня там анимация, конкурсы…

– Спасибо, – искренне благодарю я и собираюсь уйти, но он останавливает меня за руку.

– Николай Петрович, а что если вы ошибаетесь?

Неприятный холодок пробегает у меня по позвоночнику, пока я задумываюсь над ответом на этот вопрос. Но он и не ждёт ответа. Отпускает моментально мою руку и отвлекается на разговор с сотрудницей, проходящей мимо. Поэтому я считаю разговор завершённым и иду искать свою семью.

Обнаруживаю их, сидящими на траве. Точнее, сидит Полина, а Лёшка рыдает у её груди.

– Эй, дружок, – присаживаюсь рядом с ними, – тебя кто обидел?

Полина недовольно хмурится и сжимает губы.

– Конкурс интересный, а он не может принять участие. – говорит она и быстро целует макушку сына. – Не расстраивайся, мы обязательно примем участие в другом конкурсе.

– Я хочу в этом! – капризничает малыш. – Там такие подарки…

– Я куплю тебе ещё лучше, – утешает она. – Прямо с автобуса зайдём в магазин игрушек, и купим всё, что захочешь!

– Я хочу выиграть, – не успокаивается он.

– А почему же ты не можешь принять участие в конкурсе? – не выдерживаю я.

– Потому что он для па-а-а-а-ап, – отвечает сквозь рыдание Лёшка.

Вижу по глазам Полины, что она моментально схватывает мою мысль. Вижу, что ей это не нравится. Вижу, что она слегка покачивает отрицательно головой, глядя с мольбой на меня. Прости, девочка. Я ничего не могу исправить в твоей жизни, но могу попытаться так много – в жизни твоего любимого сыночка.

– А ну-ка не рыдай, Лёшка, утирайся и пойдём. Мы их там всех сделаем! – я отрываю его от матери.

– Честно-честно? – спрашивает он у меня.

– Честно-честно, – улыбаюсь, чувствуя себя дядюшкой Мокусом.

Такая же ассоциация, очевидно, возникает и у Полины, поскольку она тянет на себя мальчонку со словами: «Ах, ты мой поросёночек», и покрывает его зарёванное личико поцелуями. Мне нравится наблюдать за ней. Нравится видеть её беззаботно-счастливой. Так намного лучше, чем в ту ночь… Тогда её отрешённое выражение лица вгоняло меня во вселенскую скорбь.

Мы с внучком присоединяемся к остальным участникам в числе последних, но успеваем. А Полина смотрит на меня укоризненно. Но всё равно громко поддерживает нашу команду, скандируя: «Лёшка-Коля. Коля-Лёшка». И эти слова значат для меня куда больше, чем она вкладывает в них смысла.

Задание конкурса замысловатое – собрать из кучки хлама транспорт на ходу! И самое невероятное, что мне одному из первых это удаётся. Собираю модель маленькой машинки, благо у нас имеются четыре колеса и какие-то дощечки, и усаживаю Лёшку за руль. Стартую, подталкивая сзади. Перед самым финишем нас почти догоняет отец-юрист из моего головного офиса со своим сыном, а ему в затылок дышит финансовый директор с годовалой дочкой в самодельной коляске. Но Поля, которая стоит за финишной чертой и тянет к нам свои руки, открыв объятия, единственная мотивация сделать меня непобедимым. И я бегу к ней, сломя голову.

И, когда мы с Лёшкой финишируем первыми, я подхватываю его на руки прямо на ходу, Полина подлетает и обнимает нас обоих, забывшись в порыве эмоций. На одно долбанное мгновение я забываю всё, что сделал с ней, и просто целую её макушку, вдыхая будоражащий меня аромат. Забываюсь. Отчаянно хочу этого.

Потому что её тонкая рука, лежащая на моей талии, её лицо, стиснутое между маленьким мальчиком на моих руках и моей грудной клеткой, её голова под моим подбородком, – всё это ощущается так правильно и прекрасно, что сердце начинает биться чаще.

И мне всё равно, что она, прижатая ко мне, хорошо это слышит.

Как и я чувствую её учащённое сердцебиение.

12. Полина

Я прихожу в себя сразу. Стоит мне услышать счастливый голос моего мальчика, и я вспоминаю, где, что, как и с кем сейчас происходит. Отстраняюсь от тела мужчины, дрожа от переполняющих меня эмоций.

– Мамочка, мы выиграли? – спрашивает сын.

– Определённо, да, – киваю головой.

Бакинский внимательно смотрит на меня. Невозмутимо. Хотя я прекрасно помню, как он поцеловал мою голову. Я, конечно, сама хороша. Обрадовалась и побежала их обнимать. Но я мать. А у него какое оправдание?

– А вот и наши победители! – говорит в микрофон аниматор. – Давайте поприветствуем, папу…

Он вскидывает брови, ожидая ответа.

– Николай, – представляется Бакинский.

– И сына… – продолжает ведущий.

– Алексей, – подсказывает Бакинский.

– Великолепно! – необычайно радостно вещает аниматор, и мне хочется стукнуть его по голове. – Папа Николай и сын Алексей становятся победителями нашего конкурса! И получают главный приз – автомобиль! На радиоуправлении.

Я смотрю по сторонам и вижу сотни любопытных глаз своих коллег и его сотрудников. Чёрт! Это очень-очень-очень неловкая ситуация.

Потому что Николай Петрович всё ещё держит на руках моего ребёнка. И приобнимает рукой мои плечи. Я в шоке. Даже не сразу соображаю, как мои мужчины соглашаются принять участие ещё в одном конкурсе. Семейном.

Тяжело сглатываю, услышав задание. Вполне не невинное. Что за детская анимация? Мама и папа должны съесть яблоко, которое болтается на ленточке, которую держит ребёнок. Не используя руки, само собой. И после этого подвесить ленту как можно выше. А после этого пробежать дистанцию с ребёнком в мешке. Зачем я вообще сюда приехала?

Но Лёшка деловито держит край ленты, а яблоко покачивается между мной и Бакинским. Вот дерьмо!

– Давайте просто сделаем это, – не выдерживаю я, глядя во все глаза на мужчину. – Вы держите, я буду кусать?

– Можно по очереди, – соглашается тот.

Мы тянемся губами к яблоку, и я откусываю. Пока жую, смотрю на других участников. У некоторых идёт быстрее, кто-то никак не сообразит, как зафиксировать фрукт. Но нам нужна победа, а значит…

– Николай Петрович, – говорю с набитым ртом, – кусайте. – И зажимаю яблоко зубами. Сок стекает по подбородку, скатывается по шее, но мне всё равно. Нам нужна победа.

Так мы справляемся быстрее. Но самая сложность наступает в тот момент, когда остаётся последний укус. И неважно, кто из нас его сделает. Потому что наши губы соприкоснуться. Это неизбежно. На один мучительный краткий миг он окажется прижатым к моим губам…

– Смелее, – поторапливает меня мужчина. – Или позвольте мне…

Он не договаривает, потому что я зажимаю огрызок, позволяя ему. Бакинский жадно кусает больше необходимого, задерживает губы на моих дольше необходимого. И если бы не тонкий огрызок между нами, это было бы слишком похоже на поцелуй.

– Ура, – кричит Лёшка, и я отбрасываю яблочный огрызок в сторону.

– Полина, сюда, – Николай Петрович берёт меня за руку и тянет к нужной берёзе.

А потом он опускается на корточки.

– Вы забирайтесь на мои плечи, а потом я встану и передам вам на руки Лёшку.

– Ни за что! – вырывается у меня.

– Круто! – одновременно говорит сын.

Я закатываю глаза и выполняю нужные действия. Перехватываю сынишку и тяну так высоко, как могу, а он кое-как завязывает на веточке ленту.

И вот у нас последнее испытание. Я раскрываю мешок, и Бакинский засовывает туда сына. Берёмся с двух сторон и бежим. Мы первые! И радости Лёшки нет предела.

И снова эти взгляды. Снова аплодисменты. Снова вопросы.

– Дорогие друзья! – говорит уже другой ведущий. – Давайте поздравим наших участников – маму Полину, папу Николая и их сына Алексея с победой!

Лёшка готов лопнуть от радости, когда получает огромный набор Лего.

– Больше никаких конкурсов, – отрезаю я.

– Ладно, – соглашается он. – Николай, а мы пойдём кататься на лодочке? И рыбачить?

– Ага, – легко отзывается тот.

И я бессильно сжимаю руки в кулаки, стискиваю зубы и молча иду за ними.