Текст книги "Дух подростка"

Автор книги: Егор Невский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– Да, все так и было. Я помню, как один взял мой телефон и узнавал пароль так усердно, вводя его я уже не мог попасть по экрану, все в глазах крутилось. Я не мог никак нажать на то, что хотел. Но видимо смог раз они смеялись с моих фоток. Как же я зол, пойдемте искать их.

– А что их искать, они все вечно за старым корпусом торчат, там их обычно по человек 6-7, – сказал Платон, вечно разговаривающий с кем-то по телефону, он гулял и знал всю нашу территорию. Знал где находиться любой, кто тебе нужен и знал о любой вещи, которая тебе нужна.

– Пойдемте, нас больше, мы легко заберем свое, – заявил Артур командирским голосом.

– Они вообще могли не рассчитать и его отравить, – сказал Луиз, у которого от злости покраснели глаза.

– Надо иди, а то они телефон уже кому-нибудь продадут, если уже не продали, – сказал Томас, который вечно ошивался с Луисом.

Роджер вскочил и пошел к ним в сторону с уверенным и злым выражением лица, но тут его тормознул Гарри.

– А может вы забыли, что мы ждем сопровождающих, которые там с администрацией всё решают, прямо сейчас? Может дождемся сначала их, или вы хотите еще проблем? Чтобы они пришли, а мы там за старым корпусом разборки устраиваем или деремся, – сказал Гарри, и он был чертовски прав.

Все затаились в ожидании, выдыхая дым на балконе, который ветром быстро сносило влево, кто-то стоял у двери выглядывая из маленькой щелки что бы не пропустить сопровождающих, я был в подвешенном состоянии, будто бы наполовину мертв. Стали сказываться тусовки, недосып, боль в животе от выпивки и какое-то слабоумие или пробелы в памяти, я не мог приди в себя. Не знаю из-за чего, из-за выпивки, которая никогда не заканчивалось или травки, от которой уже нет кайфа, а лишь состояние, когда ты хочешь быть никем и ничем, подозреваю что из-за всего вместе. Я вышел в коридор и как-то машинально посмотрел вверх куда смотрел недавно под кайфом, на потолок и эти узоры, которые под кайфом казались произведением искусства оказались такими грязными, обвалившимися и кривыми, что я серьезно задумался об иллюзиях, которые создает травка и мне стало так мерзко от такого нелепого обмана.

Пришла сопровождающая Онора, она была темненькой, но носила белый парик, хотя темные волосы ей шли и были красивы, по вечерам её можно было увидеть без парика. Я не понимал зачем она его носит, но спрашивать было не прилично, но не для Роджера, он пытался, но она его быстро поставила на место, особенно после того, что было прошлой ночью.

– Мы всё с вами идем на совет администрации санатория, всё это из-за Роджера, поэтому говорить будет больше Роджер и ребята которые прибирались за ним, а вы как-то подбадривайте общий фон, больше извиняйтесь и соглашайтесь с администрацией, не спорте, а то проблемы уже будут не только у вас, но и у всех нас.

Вздохнув, мы пошли в административный корпус. Мы зашли в административный корпус, он был усеян картинами, а стены были разрисованы горами и прочими гордостями этого края. Подождав немного нас позвали всех в кабинет, кабинет был огромен в нем сидели 8 человек за круглым столом, мы стали в ширь у двери, впереди всех нас стала Онора. Комиссия как бы восседала над нами. Когда мы зашли то женщина, сидевшая почти напротив нас внимательно нас рассмотрев стала говорить:

– Никас, зачем я тут нужна? У меня дела в столовой, привезли кучу всего надо все проверять, описывать, меня ждут, я пойду, сами тут решайте все.

– Катрина, не нервничайте и идите это ваше право.

Ответил ей мужчина, сидевший прямо напротив нас в черном костюме и черной рубашке, седовласый и с длинной челкой, которую он часто и тщательно поправлял, с довольным лицом. Женщина быстро вышла, и он сразу как она закрыла дверь сказал:

– Кто еще хочет удалиться и не решать, что делать с малолетними? – после его слов поднялись 6 человек.

– У нас есть дела поважнее, Никас зачем уставать этот цирк, этот «суд»? Решайте сами что с ними делать.

Все ушли и остался только мужчина в черном, как я понял по имени Никас, он непринужденно стал говорить.

– Да, в ваши годы мы не творили того, что творите вы. Я всё знаю, знаю, как вы там собираетесь в последнем номере на третьем этаже и делаете грязные дела. Я удивлен, таких у нас ещё не было.

Онора пыталась что-то сказать, но он жестом руки с серьезным лицом дал понять, что не стоит ей его перебивать.

– Мне нужно доложить об этом в органы полиции, а они уже разберутся и непременно доложат об этом вашему начальству, родителям, школе. Последствия будут критическими для всех вас, вы это понимаете?

– Да и мы со всем уважением просим прощения и готовы понести ответственность и решить эту проблему, сказала Онора.

– Решить, это как же?

– Мальчики извинятся и такого больше не повториться. Они же ещё дети и только учатся жизни. Давайте не будем им портить жизнь с самого начала, я уверена пусть не все, но многие тут исправятся. Это будет хорошим уроком.

– Хм, соглашусь с вами.

– Для имиджа нашего санатория это тоже может обернуться критически, вы видели сколько у нас корпусов и многие люди, которые у нас отдыхают очень влиятельны. Город тут небольшой, слухи быстро распускаются. Я вижу среди ребят есть смышленые, поэтому давайте сделаем вот что… Пусть ребята выйдут.

Мы стали, извиняясь выходить, а этот Никас нам кивал головой вроде как прощая нас. Я вышел последний и перед тем, как закрыть дверь я увидел, как этот мужчина достает ручку из пиджака. Мы вышли на улицу, мы понимали, что нужно стоять тихо и спокойно у этого здания, Роджер хотел закурить, но Гарри вырвал у него сигарету посмотрел на него со злостью. Мы замерли в ожидании решения, от которого зависело будущее. Ужасное чувство, когда твоя судьба, жизнь, или что бы то не было, зависит не от тебя, а решается кем-то другим.

Онора вышла довольно быстро и сказала тихо следовать за ней к нашему корпусу. Когда мы пришли на место она сказала всем собраться в нашем номере и быть там. Её молчание только усиливало страх.

– Все плохо? – спросил Гарри.

– Могло быть и хуже, поднимайтесь я скоро буду.

Мы неохотно зашли в наш номер, на кануне мы всё убрали, проветрили, так что было вполне сносно там теперь находиться. Наверное, впервые там собралась такая толпа не тусить а ожидать сопровождающую, ожидать неизбежное, ожидать исход и последствий от наших тусовок.

Онора зашла вместе с Пелагеей. Пелагея начала орать, как мы могли такое творить тут. Она была просто в шоке от того, что случилось и от того, как мы проводили вечера. Она быстро вышла и хлопнула дверью. Онора стала говорить.

– В общем, дело такое, он дал лист с записью, смотрите.

Там была написана сумма, приличная сумма. Но которая успешно делилась на нас всех, всех 17-ти, что бы каждый дал равнозначную и не совсем большую сумму.

– Другого выхода нет, это еще небольшие деньги, и я знаю, что они у вас есть. А у кого нет звоните родителям, придумайте экскурсию, если не поверят дайте им мой номер, я все подтвержу. Ну так что, нужно быстрее это решать?

Мы сразу же скинулись не раздумывая, мы больше прогуляли чем он требовал. Роджер сказал что-то типа: ну и мудак этот главный.

– Главный? – с удивлением посмотрела Онора.

–Он всего лишь тут следит за имуществом и за тем, чтобы всем всего хватало. Нам очень повезло что все остальные вышли и не стали разбираться. Если бы это был главный мы бы давно уже ехали домой, а вы прямиком поехали бы в полицию на оформление за распитие спиртного, да еще и марихуана, думаете я не знаю, как она пахнет? Вас там по полной бы оформили. Это в первый и в последний раз, больше вас никто выручать не будет, – злостно сказала Онора и забрав деньги вышла.

Ну что ж, мы присели и выдохнули, вроде бы все обошлось и все стали расходиться. Мы прилегли расслабиться, вошла Пелагея.

– Завтра утром после завтрака вы переезжаете в начало коридора, это не обсуждается. Мой номер будет как раз под вами, а в вашем номере будут жить девочки, среди которых моя дочь.

– У вас тут с вами дочь? – резко ворвался в её речь Роджер, а она вздохнула и ушла.

– Так я не понял, тут её дочь? – снова переспросил нас Роджер.

– Да вообще похер на её дочь. Она специально её селит в наш номер, чтобы мы даже не пытались туда попасть и снова затусить, – сказал я.

Но все же мы были рады, что всё разрешилось именно таким образом а не наихудшим с полицией, учетом в наркологических клиниках и прочими ужасами, которые мы даже боялись представить. Мы понимали, что мы малолетние и наглые подростки и часто веселясь мы пугали друг друга тем, что сопровождающие могут узнать, что мы, лежа на кровати курим и пьем, но что бы в серьез такое случилось – никогда. Мы даже представить себе не могли что о нас узнает ещё и администрация. Так что, плёвое дело, в тот день я понял, что деньги многое решают. Легкая эйфория и улыбки были у каждого у нас на лице в тот день.

Мы переехали и стали вести себя гораздо тише, максимум что мы делали это курили в окно или выдыхали в форточку дым по ночам. Никита который приходил и звал на крышу покурить травку уже не радовал меня, травка стала притуплять мои чувства и делать меня просто овощем, никакого кайфа. Если по началу она давала иллюзию счастья, делала мир вокруг как-то прекраснее, то теперь всё становилось серым и того яркого мира будто и не было. Я становился совершенно отстранённым от всего и всех. Никакой эйфории, я ему сказал об этом.

– Да, так и есть но от головной боли она меня все-таки спасает и не важно туплю я или нет, мне важнее избавиться от боли, чувак. Ну так что, пойдем прикурим трубку мира?

Я отказал и сказал, что сижу на таблетках и вообще рассказал немного о своих проблемах, он удивился.

– По тебе не скажешь, что у тебя есть такие проблемы.

– Ну что ж, не узнав человека судить о нем не стоит.

– Может травка тебе будет помогать, как и мне? Я могу достать разные сорта, от них эффект от каждого свой, бодрящий, веселящий, расслабляющий, да вообще любой, —он это произнес с таким восторгом, что я понял, что он серьезно и плотно привязан к травке.

– Раз не помогает сейчас, значит точно не поможет. Но, спасибо за опыт. Думаю, мне травку важно было узнать, попробовать и понять, притронуться к чему-то запретному, о чем многие шепчутся, но не могут достать либо бояться. Это сладость, хоть и не ненадолго.

– Оригинально сказал. Ну, как знаешь, чувак.

– А ты не пробовал обращаться к врачу из-за болей?

– Конечно и не раз, меня обследовали так тщательно и пристально многие врачи в разных городах и странах. Но никто не может поставить диагноз и хоть как-то помочь. Я пробовал бросать, пил таблетки и прочее, ничего не помогает, только травка.

– Жаль. Смотри не попадись, ты хороший и рассудительный парень, не хотелось бы узнать, что ты в тюрьме.

– Да похер, я нашел свое, чего желаю и тебе.

Свое? Последняя его фраза меня как-то заставила задуматься. Он ушел, посмотрев на меня своими большими красными, потерянными, расслабленными, серыми глазами.

Больше он не заходил и редко подходил ко мне, я видел, что он почти всегда был под кайфом, по закапанным глазам все равно всё видно. Тот, кто курил хоть раз травку всегда увидит, того кто под ней. Трава – это отстой, и она реально сушит мозги. Я наладил питание, накупил хлопьев со злаками и всякими добавками в виде орехов, ягод и прочего, а еще витаминов, раньше ложился спать и стал принимать свои таблетки для стабильного настроя, мое состояние улучшилось.

Через пару дней после решения нашей проблемы зашел Артур. Он извинился перед Роджером за свой удар и вернул ему его телефон.

– О, спасибо Артур, я даже о нем как-то и забыл, – удивленно сказал Роджер.

– Может мне оставить его себе? —сказав рассмеявшись Артур.

– Нет, это мамин вообще-то, – смущаясь сказал Роджер.

– Ну да, ну да, – саркастично сказал Артур.

– Я все равно тебя ненавижу, как вернемся с тебя новая футболка, – сказал Луиз.

– Хорошо, будет тебе футболка, – не скрывая недовольство сказал Роджер.

Не знаю, как Артуру удалось вернуть телефон, да и это было не важно, но местных я все оставшиеся дни больше не встречал рядом с нами, лишь Никита лениво бродил за ними.

Последние дни мы скучали, все уже хотели домой, к родным, к привычной еде, к друзьям и прочему, в конечном итоге всё надоедает. Всё самое интересное, пожалуй, закончилось. Дан, Алекс и Виктория часто выставляли совместные фотки в сети, я их лайкал и даже порой жалел, что я тут, а не с ними. В моем профиле последние фотками были горы и пейзажи, как-то грустно, мы даже особо не списывались. Фотки с наших тусовок я не выставлял, иначе разразился бы огромный скандал, там видно не только выпивку, сигареты и косяки, но и наши не трезвые лица. В номере мы вели себя тихо, зная, что за нами пристально наблюдают, и просто жили по расписанию. Мы не грустили или типа того, мы просто перегорели. Хотя было много веселых разговоров, моментов. Например, Гарри где-то нашел хоккейную маску и бегал в ней с небольшим ножом за Роджером, это видели многие и стали звать Гарри маньяком, было весело за этим наблюдать, Гарри ещё так смеялся будто бы реально был полным психом. Под конец мы всё равно стали наглеть и самовольно уходили гулять в город, рядом был рынок, рынок посреди гор, было завораживающе, посреди домов, дорог, мостов, кругом горы и красивое небо на их фоне. Мы покупали сладости и гуляли после занятий или после обеда до ужина, коротая дни. Сопровождающие уже расслабились на счет нас и у них хватало забот контролировать остальных детей. Были даже задумки снова напиться, но здравый смысл возобладал.

Перед отъездом мы побывали на достаточно высокой горе, добравшись туда на канатном подъемнике, было необычно передвигаться на нем нервно смотря вниз. Пока мы находились там гору накрыло облако, гора была высотой чуть больше километра, впервые я был внутри облака, осознание того, что ты в облаке завораживало, но смотрелось все банально, как будто ты в тумане и всё, просто видеть облака снизу куда интереснее. Там я заметил дерево мечтаний, к которому привязывали платки с написанными на них желаниями, среди сотен платков я оставил свой, я знал, что он затеряется, но я загадал, чтобы мои мечты сбылись, это так банально. У меня даже их толком и не было.

Этот отрезок времени изменил многое во мне, я чувствовал, что вернусь уже не таким каким был прежде, что-то уже во мне не то, как было раньше, на каком-то духовном, химическом или психологическом уровне я изменился. Я узнал какого это жить с друзьями, какого это тусить и пить каждый день, какого это принимать легкие наркотики. И знаете, всё это быстро надоело, стало скучным и не только мне, всем нам было скучно это делать, весело лишь первые часы, а дальше мы делали это, потому что это типа как вырасти, типа делать что-то запретное, впервые делать то, что не дозволялось и родители далеко, и никто особо не контролирует тебя, я уверен все уходили в разнос по большей части только поэтому. Это опасно и в 13 лет я уже прожил и знал то, что большинство моих ровесников познает гораздо позже или не познает и вовсе.

Когда мы уезжали мы зашли напоследок в наш первый в конце коридора номер, 17 дней мы прожили в нем и столько всего тут произошло и какие только состояние тут не были у тех, кто находился с нами. По иронии сюда будто чувствуя момент пришли и спортсмены, и наши земляки из старой части города. Мы все присели и стали вспоминать прошедшее, было весело, но в тоже время грустно, тяжело прощаться с тем, где ты жил и к чему привык. Была очень тёплая атмосфера.

Настало время прощаться со спортсменами, они ехали не с нами. Я понял, что когда живешь с кем-то рядом особо не замечаешь и как-то не воспринимаешь таких людей так близко как в те моменты, когда приходится с ними прощается. Ты понимаешь, что скорее всего не увидишь их больше никогда. Они становятся какими-то важными и такими близкими, будто ты прожил с ними большую часть жизни, хотя прошло всего 27 дней, из которых 17 мы жили на драйве, грани и в угаре. После теплых прощаний и пересчета все ли на месте мы зашли в автобус, перед этим я сделал фото нашего корпуса, я так хотел запомнить и чувствовать всё что находиться тут. Отъезжая от корпуса всё дальше и дальше, смотря на него в окно моя душа трепетала и всё вокруг меня были задумчивы осматривая и вспоминая свои моменты здесь, которые они запомнят скорее всего навсегда.

В поезде рассевшись все стали гораздо веселее, ведь нас ждал привычный родной дом и родные люди, без которых никто не может представить свою жизнь. Пока мы ехали, эти два дня прошли мимолетно и спокойно, не считая криков сопровождающих, в те моменты, когда мы или кто-то еще курил в тамбуре поезда и запах от дыма сигарет разлетался по всему нашему вагону, лишь ночью можно было быстро покурить без скандалов.

Приехали мы около 6-ти вечера. Всех встречали родители, я заметил мать и отца спешивших ко мне. После объятий и приветствий моя мать направилась к сопровождающим, узнать, как я там себя вел. Мое сердце замерло в тот момент, я перестал чествовать землю и мое дыхание затихло. Моя мать подошла и держа меня за руку спросила обо мне. Онора и Альфред как-то растерялись и лишь Пелагея начала говорить.

– Смышлёный парень, но нельзя ему общаться с плохой компанией, слишком отзывчивый и на многое идет ради соблюдения иерархии.

Я с легкостью вздохнул и был очень ей благодарен, она спасла меня от множества разборок и вообще от потери моих нервов и родителей. Узнай они что там творилось они бы были очень во мне разочарованы, злы и были бы правы, но я учел урок и мне не хотелось больше пить или курить травку, это было в прошлом и было изучено и осознанно отвергнуто. Я улыбнулся и попрощался с сопровождающими и со всеми, кто был рядом. Все спешили по домам, мы спешно направились домой. Дома наготовили кучу еды, я был рад приехать и чувствовать себя в родном русле, но все же немного грустил о том, что было и никогда не повториться в том славном крае гор.

Перед сном на меня напала тоска, которая ухудшилась тем, что завтра нужно было идти в школу. Я даже не успел насладиться домом, приехав так поздно мне нельзя было остаться дома хотя бы на день, таковы были требования школы. Но тоска рассеялась, когда я стал думать о том, что увижу свой ставшим родным и таким близким привычный класс, Дана, Викторию, Алекса. Засыпал я с предвкушением завтрашнего дня, ведь я отсутствовал и был как будто в другой стране если судить по климату достаточно долго, чтобы соскучиться по абсолютно всему что есть в школе.

На утро, только выйдя из подъезда своего дома неожиданно меня встретили Дан, Алекс и Виктория.

– Ты там видимо совсем нас забыл, да?

С серьезным лицом сказал Дан.

– В смысле?

Я удивился таким первым словам при встрече. Все они втроем были какими-то равнодушными и презрительными.

– Да мы тут встретили Гарри, он нам рассказал, как вы там отрывались, были на грани, когда вас спалили из-за Роджера, а ты даже об этом не писал.

– Ну а что писать, это надо было видеть, я бы и сам всё вам рассказал, – улыбнувшись, я сказал. Стояло какое-то напряжение, все походило на какой-то допрос.

– Ну и что теперь, ты будешь вечно тусить с Гарри, Роджером и Платоном? – спросил серьезно Алекс.

– Чего? Я даже не думал об этом.

– Да ребята шутят. Они знают, что ты только наш. Иди обниму, мы так скучали и часто вспоминали о тебе, что даже стали ревновать тебя. Мы не знали, что они тоже поедут с тобой. Мы узнали об этом в школе, все говорили, что почти всех бунтарей отправили в санаторий, чтобы от них отдохнуть, – смеясь, сказала Виктория, вцепившись в меня, я даже не подумал, что я такой уж и бунтарь, по любому все имели ввиду Роджера или Гарри, они бывали просто сумасшедшими.

– Я сам узнал об этом только по приезду туда. Мы ехали в разных вагонах, а когда садились в поезд было темно и не было особо заметно кто там стоит рядом с соседними вагонами, – они, улыбаясь меня приобняли, это был очень милый момент.

– Ладно, пошли покурим, расскажешь, что там было подробнее.

И я стал рассказывать о тусовках, всевозможные смешные истории, о горах, о разборке с администрацией, о завораживающих видах, о свежем воздухе. Они были так заинтересованы, впечатлены и смеялись, что мы не пошли на первый урок проговорив за школой почти час. Заходя в школу, я почувствовал знакомый школьный запах, запахи в каждом здании индивидуальны и на меня напала тоска, впереди 6 скучных уроков. Дан и Алекс были в одном классе и попрощавшись они пошли на урок труда на первом этаже. Виктория училась в параллельном классе и тоже быстро ушла к подругам моргнув мне.

Я направился на третий этаж, где у меня был урок математики, я шел с такой неохотой, но встретив в коридоре Лоретту которую все звали дочь дьявола, я поторопился. Лоретта была заместителем директора по социальной работе с детьми и была очень серьёзна и зла. Она выстроила такой имидж, что, когда шла по коридору всё школьники либо разбегались, либо замолкали. Невысокого роста, с карими темными глазами, короткой стрижкой и на затылке с выбритыми узорами на каштанового цвета волосах. Она могла психологически давить и быть жестокой с теми, кто нарушал дисциплину. С ней все боялись связываться, но мне всегда казалось, что её имидж суровой женщины это лишь оболочка для авторитета и защиты, ведь дети часто бывают жестоки и могут довести учителя до предела.

Например, когда можно было не пойти на уроки, заняться какими-нибудь работами по школе, типа покопать лопатами что бы закопать листву или помочь перенести парты и прочие мелкие поручения, мы с Алексом и Даном были в первых рядах, и когда я к ней приходил и просился на эти работы она улыбалась мне.

– Что, снова не хочешь посещать уроки?

– Нет, я хочу помочь школе.

– Ну да, охотно верю, иди уже.

Или, когда была возможность пойти во время занятий в театр или цирк, детей старше 6-го класса уже не собирали для таких мероприятий всеми классами, но если ты индивидуально сдавал на них деньги, то можно было пойти вместе с младшими классами, чем мы часто и пользовались и всё это мы делали через Лоретту, она всегда нас добродушно вносила с писок, это доказывало мою теорию о том, что она на самом деле хорошая. Но когда она вела уроки или просто шла по школе она была похожа на Гитлера. К счастью, у меня она ничего не вела, но, бывало, что я к ней попадал за проступки и она меня просто разносила, как и всех, кто наглел. Учителя ею пугали, так что это была очень нужная для школы женщина, точнее для дисциплины в ней.

Помню однажды я пил энергетик и вышел с ним из класса, заметив это Лоретта выхватила банку из моих рук и повела в свой кабинет.

– Ну ты уже совсем обнаглел. Это исключение из школы.

Я удивился и стал вспоминать, что же я творил в последнее время и не мог вспомнить ничего страшного.

– А что я сделал?

– Пьешь посреди школы эту дрянь, тебе нет 18, а ты уже выпиваешь спиртное. Я звоню твоим родителям.

– Какое еще спиртное, это энергетик, в нем нет алкоголя ни капли! – уверенно сказал я и она стала читать состав на банке.

– Хорошо, но что бы я больше тебя с никакими напитками в школе не видела. Пей чай в столовой!

Забавная ситуация, уверен ей было неловко. В общем странная, но интересная женщина. Я уже поднялся на третий этаж как тут же кто-то со спины стал выкручивать мне руки, обернувшись я увидел Гарри, ну конечно, кто же еще. Он, смеясь меня отпустил.

– Как дела?

– Плохо, мы же в школе, а не в санатории.

– Да уж! Ладно, увидимся.

– Ударив меня по-дружески по плечу Гарри ушел.

В школе всё осталось таким как прежде, все учителя и одноклассники были как-то встревожены нашим возвращением. Никас от меня отдалился, я так и не понял почему. Может, потому что я с ним не разу не завис в санатории, или может, потому что, когда мы были в столовой и я стал общаться с Гарри и Роджером которые подсели ко мне и активно со мной общаясь не замечали рядом сидевшего Никаса и подошедший к нам Платон даже с ним не поздоровался, и Никас встал и встревожено ушел. В общем не знаю, что являлось причиной его игнора, но друзей у меня хватало, поэтому я не парился на его счет.

Время шло, и все «друзья», которые появились в санатории не разу в сети не так и не написавшие стали удалять странницы, удаляться из друзей. Меня это особо не волновало, но в те моменты, когда мы были едины, зависали вместе, и решали проблемы я чувствовал с ними крепкую связь и думал, что по приезду хотя бы в сети мы будем общаться, но нет, они все обо всём забыли. В целом хорошее люди помнят не долго, а вот плохое запоминают навсегда. Суета, дела и прочее это лишь отговорки, если человек важен ты всегда найдешь на него время. Даже ребята из старой части города не держали с нами связь. Лишь однажды гуляя толпой, в которой был Роджер в нашей новой части города, мы встретили Артура и Луиза, они стояли на остановке, а мы проходили мимо, мы с Роджером их узнали и были рады их видеть, но они, холодно поздоровавшись и так же пообщавшись быстро уехали. Я почувствовал, что только у меня одного есть это чувство потери, когда люди, которые были когда-то близки стали близкими только для меня и навсегда, даже если эти люди уже обо мне забыли, я всё равно буду помнить каждый светлый момент проведенный с ними и буду им рад, это наводило тоску. Люди со временем меняются и обычно в худшую сторону, становятся циничнее, хладнокровнее, наглее, и забывают многое из того, что стоит помнить и бережно хранить, их волнует лишь настоящее и будущее, а меня же волнует абсолютно всё, так я устроен и ничего не могу с этим сделать. Самое ужасное это бороться с самим собой, особенно когда знаешь, что сдашься, ведь я боролся не с вредной привычкой, а с чувствами внутри себя, с тем каким я был рожден, с тем, кто я есть.

Взрослеть – это лучшее что есть в жизни. Я был полон энергии, полон амбиций, и всегда голоден, во всех смыслах, мне всегда было мало, гиперактивность переросла в нечто гармоничное. Мне были важны друзья, было важно гулять, а не торчать дома, было важным лишь то, что надо находиться там, где мои друзья. Меня распирало, я считал себя умнее всех и был готов буквально каждому заткнуть рот. Конечно, мне присуще было уважение, например к старшим, но… пошли они к черту. У большинства подростков всё так, или они притворяются и игнорят всё это внутри себя. Притворщиков не любят, они фальшивы. Тихони наблюдают, но молчат, странные люди, обычно из них вырастает нечто ужасное, но редко, такие люди могут быть просто скромнягами по жизни, или им так удобно, хотя скорее не хватает смелости, и они могут лишь наблюдать, а не участвовать. Тихони не в моде, в моде бунтари, так было есть и будет всегда, ведь с ними интереснее, а когда ты растешь тебе только и нужны острые чувства, а скучать угнетает.

В 14 я понял, что мне ближе бунтари, в такой среде я рос, с такими меня свела судьба, я даже не осознавал и не думал о том, что можно быть другим, тихим, спокойным и общаться с такими же тихонями и гулять не попало где, но таких я не замечал, их попросту не было в моем окружении. Такими были мои одноклассники, но с ними я не общался близко, они видели с кем я провожу время и нервно проходили мимо нас стороной. Они опались меня, хотя это было совсем зря, я никогда никого из них не оскорбил и пальцем не тронул, а судить по окружению было глупо, но видимо в 7 классе одноклассники не могли до этого додуматься. Высиживая очередной урок, я спешил найти своих дворовых друзей, я не мог понять, как можно сидеть в классе всю перемену или просто перейти в другой класс и там ждать начало урока, какая же скукотища. Я всегда заходил на урок под конец перемены или опаздывая, ведь так было важно покурить, или пообщаться о том какие сегодня будут планы, было так важно не скучать.

Быть типичным пубертатным подростком это наплевать на всех, на то, что о тебе подумают, тебе идет любая одежда так же, как и любая стрижка, манеры, поведение. Ты с утра уже строишь планы, отрыв глаза тебе не хочется дальше спать, ты уже думаешь, чем займешься в школе, чем займешься по пути в школу, чем замнёшься после школы. У тебя нет друзей, а те, кто рядом больше, чем друзья, это твой мир, они твоя жизнь и беззаботное, яркое, подростковое чувство питает тебя, гормоны кипят, и ты горишь. Ты всегда о чем-то думаешь и чем-то занят, абсолютно, даже когда просто сидишь и тупишь перед ноутом с чипсами и смотришь кино, ты всё равно чем-то занят в себе. Твоя жизнь захватывающа и кажется так будет вечно. Юность прекрасна – старость ужасна.

Развлечений в моем городе особо не было, боулинг, тир, и всевозможные спортивные секции. Мой отец пытался мне придать любовь к спорту, в прошлом боксер, чемпион в юношеской сборной в среднем весе по области, где он жил, он очень хотел, чтобы и я был увлечен каким-либо спортом. И я хотел, я старался, я знал, что это полезно и по жизни это пригодиться, так как тело изнашивается, а спорт помогает его укрепить и дольше сохранять в тонусе. Я перепробовал все виды спорта доступные в моем городе. Отходив на занятия около месяца, я остывал, спорт меня не вдохновлял, хотя я хотел и мне нравилось быть чем-то увлеченным, но интерес быстро пропадал, как бы я не старался. Несмотря на то, что я делал успехи и мне нравилось быть в одной большой компании таких же увлеченных спортом ребят, я все равно остывал. Отец, конечно, огорчался, но не до отчаяния, если не зашло значит не стоит продолжать.

К слову, стрелял я не плохо, мы часто ходили в тир с Даном и Алексом, Викторию это не впечатляло и она никогда не стреляла лишь фотографируя нас с оружием, Дан и Алекс загружали эти фото на свои странницы, а дворовые ребята писали комменты типа: стрелок, надо бы потренироваться на людях и прочее, наставница класса Виктории поднял скандал когда наткнулся на странницы её друзей и в том числе и Алекса с Даном, был приличный скандал на всю школу но мы же были детьми и все списали на глупые шутки, удалив вызывающие фото и все утряслось. Может из-за таких приколов в школе со мной особо и не общались одноклассники.

По среди многочленных драк на моей улице, смертей от передозировок, смертей алкоголиков от распития чего попало лишь бы вставило. Самая жесткая смерть была в мое доме, в соседнем подъезде. Нет она не была жестока, не было крови и прочей жести, чувак просто захлебнулся собственной рвотой. Он учился с моей сестрой в одном классе и был симпатичным парнем, мы его часто встречали, и он практически всегда был в хлам, но, когда не пил его можно было увидеть с красивыми девушками и случалось это довольно часто, мы смотрели на него и завидовали. Его нашли братья Клевек в подъезде на 13-ом этаже возле мусоропровода, всё было обычным для нашего района, собралась толпа, труп вынесли завернув в покрывало, но тут позади раздался крик и все обернулись, это бежала мать умершего бедолаги, она бежала захлёбываясь слезами, ужасное зрелище, все плакали или еле сдерживали слезы, когда родители хоронят своих детей это самая ужасное что может приключиться в жизни, берегите себя. Мы росли и были в центре всего этого и даже как-то чувствовали гармонию, узнать, что кто-то умер, подрался, кого-то убили, кто-то сел в тюрьму, было все равно, что узнать, как у человека дела. Это было ужасным местом для становления, но пока ты активно растешь ты лишь впитываешь происходящее, а не рассуждаешь и делаешь выводы.