Текст книги "Надежда и отчаяние"

Автор книги: Егор Букин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

И почему я такой старый и одинокий? Я с минуту смотрел на себя, после чего наконец щелкнул выключателем и лег на диван, даже не став его раскладывать. Разве может такое лицо вызвать хоть чей-то интерес? Конечно же нет.

В сон меня клонило, но уснуть я так и не смог. Накинул на плечи пальто, поднялся на крышу дома (дверь туда оказалось незапертой) и сел на ее край, свесив ноги вниз. Делаю первую затяжку, выдыхаю дым, запрокидываю голову и смотрю наверх, где на ночном небосводе мерцают звезды. Я не понимаю, о чем думаю, но глаза, в которых ощущается песок из-за постоянного недосыпа, начинают слезиться. Я опустил голову, выдохнул дым и уставился куда-то вдаль, где поблескивали светом многочисленные улицы и дома моего красивого города. Я вновь увлекся десятками домов, которые никак не изменились за четверть века. Они все так же тоскливо стоят и устало о чем-то молчат. Я перевел взгляд на немногочисленные светящиеся окна, где порой мелькали силуэты людей. Мозг в такие моменты всегда начинал фантазировать: кто-то в одной из квартир радуется коту, которого подобрал на улице; кто-то проводит вечер с любимым человеком, обнимается с ним, о чем-то мечтает; кто-то так же как я целыми днями сидит за монитором и уже давно не видел солнечного света из-за вечно закрытых штор; а кто-то медленно остывает в ванной с красноватой водой. Я смотрю на все эти дома и думаю о том, как много людей живет в них, как много из них совсем скоро бесславно умрут; так ничего и не добившись, они проживают одинаковые, как под копирку, не запоминающиеся жизни. Ужасно осознавать, что ты проживаешь точно такую же жизнь, а может быть даже хуже. Ужасно осознавать, что я умру, что все умрут, что большинство людей забудут через несколько лет, а эти чертовы дома все равно останутся, они так и будут стоять и уныло молчать, своим обшарпанным фасадом и побитыми в некоторых местах окнами рассказывать чьи-то истории в панельной прозе.

Я делаю еще одну затяжку, выпускаю очередной клуб дыма. Мысли снова уносятся куда-то далеко-далеко…

Раньше почему-то именно в моменты моего страшного отчаяния мать начинала пить. Не знаю, совпадения ли это были, или у нее какой-то сигнал в голове срабатывал, что вот именно сейчас нужно обратиться в отвратительное животное, забывающее все какие бы то ни было нормы морали, но всякий раз она угадывала. Я старался всем видом показать, что у меня крайне паршивое настроение, что меня не нужно сейчас трогать. Но ведь пьяному человеку не объяснишь, что лучше меня сейчас оставить, что вот это ты делаешь неправильно и проч., и проч. потому что человек оный совершенно тупеет. Потому ее придирки превращались в откровеннейшую чушь: дескать, вот опять пришел, опять спугнул моего любимого кота, как ты мне надоел и т.д., и т.д. и т.п. Однажды она даже пыталась меня побить какой-то деревянной шваброй. Помню, как рыдал, а она все равно продолжала. А на другой день… На другой день она сказала, что лучше бы я не рождался. Я понимаю, что эти слова были сказаны спьяну, что эти слова были сказаны в порыве гнева, но какая к черту разница!? Они были сказаны, а значит она об этом думала. Ведь не зря говорят: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке». Она-то наверняка забыла это на следующий же день, а мне до того эта материнская фраза в душу запала, что я ее никак забыть не могу. Вот уже пять долгих лет. Да и, наверное, я ее никогда не забуду. С тех пор я часто думал об этом. И, кажется, она была права…

После очередной выходки с ее стороны я решился; написал гневнейшую записку, где просил обвинять в своей смерти ее, где всю свою душу наружу вывернул, где все, что думал о ней написал, одним словом – выговорился; мать же тем временем пьяная лежала на диване и курила; подле дивана же были разбросаны окурки, бутылки, тарелки с объедками и сгоревшими спичками.

Помню свои дрожащие руки, помню холод стали. И помню, что на лице не было ни слез ни даже страха. А дальше мне не хватило сил. Я и сейчас смерти не боюсь, я к ней совершенно равнодушен. Поскольку жизнь уподобилась смерти, смерть мне представляется неким возвращением к жизни или как минимум отдыхом и избавлением от страданий. На том свете наверняка будет лучше. Где-то ведь должно быть лучше?.. Но я побоялся именно боли, потому что жутко ее не люблю. По этой причине через полтора года я купил у одного знакомого с рук травматический пистолет (для самообороны естественно). Он и сейчас лежит у меня в пальто. В конце концов все закончилось тем же самым. Мой мозг начал вести борьбу с сердцем и победил – я не нажал на спусковой крючок. Но тогда я подумал, что это значит, что мне еще рано умирать, что у меня есть какое-то особое предназначение. Правда теперь, когда я так и не нашел цели своего существования, мне кажется, что та осечка нужна была для того, чтобы подольше надо мной поглумиться. Но надежда, как говорится, умирает последней. Вот он, девиз моей жизни – живи и надейся! Пока сердце стучит – я буду жить и надеяться.

Я очнулся, когда понял, что скурено уже больше половины сигареты. Вынимаю ее изо рта и смотрю на тлеющий огонек умирающего табачного изделия, затем тушу его. С трудом поднявшись, не чувствуя от холода рук, я иду обратно в свою квартирку. Там я взглянул на часы; полночь. Спать осталось примерно часов шесть, быть может и пять. Потому, скинув все лишнее, я рухнул в кровать.

Через полчаса я стал ощущать приход долгожданного сна. Мысли все более путаются, сознание куда-то проваливается.

Глава третья

Этой ночью мне снился сон. Сон об одном из лучших моих друзей. Как правило, таких людей бывает всего лишь два-три человека в жизни каждого.

Мы общались с Димой еще с самого раннего детства по причине знакомства наших матерей. Само собой разумеется, что в те годы мы не осознавали в полной мере того, что дружим. Скорее это было вынужденное знакомство. Тем не менее мы нормально общались и практически не конфликтовали, играли и бегали по коридорам наших квартирок вместе. По-настоящему мы сошлись в школе, оказавшись по велению судьбы в одном классе. В младших классах это все те же игры, совместное выполнение или списывание каких-нибудь уроков. В старших – сближение настоящее, идеологическое. Дима не только сходился со мной во многих вопросах, но и словно являлся моим собственным отражением. В те времена я испытывал сильнейшую грусть и печаль, но вместе с тем как ни странно и надежду. Вместе с тем и понимание что я не одинок в своих чувствах.

Однажды ночью, когда мы с ним курили на улице, он сказал мне с невеселой усмешкой: «Забавно. Мама говорила мне, что я могу стать кем угодно, но я стал ничтожеством». Через год, прямо в Димкин день рождения, скончался его отец. «День рождения – очень грустный праздник, Максим», – сказал он мне через пару месяцев. Мать его, женщина скромная и добрая, начала неистово пить и умерла через год от удара. Я поддерживал друга как мог, но с каждым днем с ужасом осознавал, что он перегорает. Повалились болезни, бедность, перебор с успокоительным. «Знаешь, Макс, когда я думаю о том, что будет завтра, я ничего не могу представить. Я вовсе ничего не вижу, – говорил он. – Я потерял цели в жизни. Надеюсь, у тебя с этим дела обстоят лучше», – он горько улыбнулся. У меня была всего одна цель: не дать ему умереть. Я очень боялся за его жизнь. Он был единственным человеком, который понимал меня. Очень грустно, когда есть человек, которому во сто крат хуже, чем тебе. Особенно, если этот человек твой близкий.

Но вот ему стало лучше, он буквально начал расцветать, а вместе с ним начал радоваться и я. Красивая одежда, вкусный парфюм, прическа, улыбка, бросил курить – он буквально превратился в другого человека. Но вот уже другая картина: он сидит в старом тканевом кресле напротив меня, глаза его уткнулись в пол. Боже, сколько же тоски в этом взгляде, сколько невидимых слез! Я никогда его не забуду.

– Я ее люблю, как безумный, все время о ней только и думаю, – говорит он печальным голосом.

– Так признайся же ей!

Он поднял свой взгляд на меня. И до того мне стало не по себе от вида друга, что я попытался даже спрятать глаза.

– Она знает… Но она любит другого… Я лишь всякий раз сгораю огнем, когда каждый день стою до ночи у ее дома и вижу, как она обнимается со своим… парнем.

У меня по телу шла дрожь, а в горле стоял ком. Ужасно, когда не понимаешь, что делать, когда не понимаешь, как утешить своего друга. В любом случае что не скажи – все будет бессмысленно в таком состоянии. Слова, слова, о Боже, насколько же они бессмысленны и никчемны, когда дело доходит до такого! Как же я их ненавижу за то, что они не способны выразить всю поддержку и все волнение, от которого разрывается сердце.

После этого дня он вновь начал увядать.

И вдруг в свой девятнадцатый день рождения он устроил настоящий праздник. Пригласил кучу знакомых, много говорил, улыбался, не жалел последних копеек. Я ощутил наконец радость, думал, что все обошлось… но нет. На следующий день Дима покончил с собой, повесившись.

Я стою в темной комнате, ошарашенно смотря на труп. Слезы жгут глаза, в горле комом теснится крик, но тут уж кричи, не кричи, – все одно. Я стою у могилки рядом с деревом и смотрю на крест. Друг… Наверное, я умер здесь, но неизвестно, когда попаду в могилу. Может быть, сейчас? Я перекатываю в ладони несколько таблеток разом. Я знаю, к чему это может привести, но мне уже наплевать.

Я стою у могилки рядом с деревом и смотрю на крест. Друг… Наверное, я умер здесь, но неизвестно, когда попаду в могилу. Может быть, сейчас? Я перекатываю в ладони несколько таблеток разом. Я знаю, к чему это может привести, но мне уже наплевать.

Моя рука устремляется в карман пальто, достает оттуда пистолет, взводит курок. Приставляю дуло к виску. Все вокруг расплывается, точно я медленно-медленно теряю сознание и зрение. Вокруг, на фоне адского, неописуемого пейзажа проносятся сотни образов, до ужаса искаженных, и все они тыкают в меня пальцем; одни смеются надо мной, другие же порицают, бранят и обвиняют, и все это сливается в дьявольскую какофонию, гул из сотен или даже тысяч голосов. На меня напал животный страх, настолько сильный, что я не мог сдвинуться с места. Мне становится дурно, голова идет кругом, ноги подкашиваются, по всему телу разливается жар. Я делаю шаг, но вдруг начинаю падать навзничь. Но всего через мгновение я понял, что падаю вовсе не на землю. Весь мир вдруг стал беспросветно-черной бездонной пропастью, и лишь на самом-самом верху еще горел свет, до которого у меня вряд ли уже получится добраться. Холод, страх, тьма и отчаяние. Больше нет ничего. Я все падаю и падаю. Все глубже и глубже… А где-то там, на самом дне этой пропасти, находятся недели в психиатрической больнице с ее таблетками и препаратами, с ее постоянными допросами и тестами…

Но вот сон обрывается. Я просыпаюсь в холодном поту с пересохшим горлом. Часы, лежащие подле кровати, показывали шесть утра. Уснуть я уже не мог; хотелось в туалет, но вставать с кровати нет. Я лежал и смотрел в темный потолок, на котором периодическими всполохами проносился свет фар от редких машин. Потянулся за сигаретами. Пачка лежала на столе возле дивана, прямо у меня за головой. Это был вполне удобный столик, где умещались и сигареты, и книги, и еще множество всякой мелочи. Полусидя я закурил, стряхивая пепел в стакан, стоявший на том же самом столе. Это был черный стакан с лицом уставшего от жизни мужчины с сигаретой во рту; над ним крупными белыми буквами начертано: «OK DOOMER». Как-то раз Ваня решил посмеяться надо мной в мой же день рождения и подарил эту кружку. Иронично, наверное.

Сейчас у меня было не то состояние, когда хочется подольше понежиться в кровати, в тепле, нет. Это то состояние, когда задумался о чем-то, даже не зная, о чем, и не можешь пошевелиться, будучи полностью поглощенным этим раздумьем. Все-таки сознание мое есть моя проблема, так как с ним я несчастлив. Проще всего жить двум существам: тем людям, которые не отличаются глубоким сознанием, и животным, у которых этого сознания вообще нет. Мне кажется, что такие люди охотно принимают жизнь и живут все свои семьдесят-восемьдесят лет, в то время как люди действительно мыслящие рано начинают понимать все убожество, странность и неправильность этого мира, отчего далеко не всегда соглашаются жить в нем. А если и соглашаются, то начинают принимать что-нибудь, чтобы его приукрасить… Я не могу принять этот мир, я уже практически ненавижу его, но в то же время я не могу покончить с собой. Я стараюсь надеяться на лучшее, но в то же время я понимаю, что мои надежды неискренни, они строятся на «авось повезет», а значит, их фактически нет (хотя, впрочем, может именно это и называется надеждой?..) Я лишь тешу себя мыслями об их существовании, чтобы черное отчаяние не сожрало меня полностью, чтобы было хоть чуточку проще жить. Я пытаюсь внушить себе, что надеюсь на что-то, но внушение это на самом деле не работает. Наверное…

Вкрутив бычок в дно стакана, я со вздохом скинул с себя одеяло, приветствуя новый день. Часы показывали шесть часов десять минут. Кое-как я заправил постель, оделся, и решил прогуляться. Пустая улица, легкий туман, по карнизам постукивает мелкий-мелкий дождь. Я иду совсем один, рядом ни души. И такое странное чувство на сердце… чувство брошенности. Ощущение, точно я один на свете. Я остановился подле одного из домов, кое-как закурил и поднял голову. В некоторых окнах, несмотря на ранний час, горел тусклый свет. В такие моменты всегда кажется, что там тепло, уют, забота и отрада, там сидят понимающие друг друга люди, ведут беседы, смеются, любят…

Мне вдруг сделалось грустнее. Я поднял голову выше, уставившись на огромное небо и темные облака. «Интересно, когда мы увидимся, Дима?» – вдруг непроизвольно пронеслось у меня в голове. На мгновение мне стало страшно от этой неожиданно появившейся мысли, но через такое же мгновение я выпустил изо рта клуб дыма и успокоился, отправившись дальше. У меня в голове жуткая депрессивная каша, которую уже невозможно расхлебать. Почему-то возникли воспоминания времен окончания школы:

Вот я выпускник, пора сдавать экзамены и поступать в институт. Неожиданно приходит осознание, что это все не мои цели и мечты, что они навязаны матерью и обществом в целом. А будущее – черная картина. Мне говорили: «Выбирай то направление, которое тебе будет по душе», или «Найди работу, которая тебе нравится, и ты не будешь работать ни дня», но я не знаю, что мне нравится и чего я хочу, мне тогда было всего-ничего. Серьезно, кто в свои семнадцать-восемнадцать лет знает на сто процентов чему хочет посвятить свою жизнь и чему хочет учиться? Вроде что-то нравится, но вроде бы это и не то. Я не знаю, что мне нужно в жизни, потому что я просто заблудился на ее дороге. Я иду куда-то не зная правильного маршрута и не зная конечной цели. Потому я пошел на тот факультет, от которого меньше всего тошнит и в котором я хоть что-то смогу понять, просто потому, что это классический сценарий жизни любого порядочного человека. Растешь-учишься-работаешь. Но я быстро разочаровался в этом направлении. Я вижу возможности, но меня тошнит от этой возни с учебой, профессией и мизерной зарплатой, это давно вызывает отвращение. Хочется жить только благодаря своему творчеству, но во мне нет никакой уверенности, что оно сможет меня хотя бы минимально обеспечить, если я брошу учебу. А всю жизнь работать условным грузчиком или курьером – не самая лучшая перспектива. Но все равно я даже не учусь, а просто доучиваюсь, не понимая зачем и для кого. Я стараюсь ходить на занятия как можно меньше (так как меня воротит от всех тамошних людей и предметов), но при этом стараясь выполнять хотя бы минимум нужных заданий, чтобы их тупо приняли. Особенно в последнее время я стал каким-то ужасно равнодушным, а внутри образовалась какая-то глубочайшая пустота. Я не знаю, совсем не знаю, что будет дальше. Да, и, наверное, уже не хочу знать…

И что теперь? Чувство нереализованности, неудовлетворенности жизнью и отчаяние. Вот мое будущее, вот мои спутники жизни! А рядом даже нет человека со схожими мыслями…

– Эх, Дима, Дима – вздохнул я, выбрасывая окурок и выпуская последний дым изо рта. – Зачем же ты меня покинул?

Конечно, у меня все еще есть мой второй лучший и единственный друг – Ванек – но он, увы, относится как раз к тому типу людей, которые не отличаются глубоким сознанием, а значит ему меня в этом деле никогда не понять. От этого осознания стало грустнее.

Через полтора часа я вновь вернулся домой. Пальцы на руках и ногах сводило от холода. Если бы не мои растирания и всяческие шевеления ими, они непременно бы уже отсохли. Сняв пальто и заварив кружку чая, я сел за стол. Некоторое время я сидел и тупо смотрел на жирное желтое пятно на обоях, периодически делая небольшие глотки чая.

Я понимал, что жить так больше нельзя, понимал, что нужно непременно и сиюминутно меняться, но почему-то не мог сделать это. Порой одного желания и внутренней силы недостаточно, в некоторых ситуациях очень необходимо несколько слов, о которых пел Витя.

И порой только благодаря им можно победить в той внутренней битве, о которой никому не рассказываешь. Но мне никто не мог их сказать, ибо я совершенно один.

***

Я очнулся, когда случайно остановил свой блуждающий взгляд на цифре «один» возле надписи «входящие». Навел курсор, кликнул. От легкого волнения на ладонях выступил пот.

– Здравствуйте… – начал я бурчать вслух. – Рассмотрели…Сожалеем, но…

Я не дочитал, сразу увел курсор вверх и нажал на «удалить». Я чувствовал себя раздавленным, хотелось кричать «почему» или «за что». Я возненавидел жизнь еще больше. Меня угнетало ощущение, что я неудачник. Не зря все редакторы отвергали мою дешевую писанину, в которой я видел что-то великое и интересное. Что ж, начинающийся день оказался окончательно испорченным еще до того как я покинул дом. Стабильность…

Данная новость сильно меня подкосила, так что я окончательно перестал надеяться на успех собеседования, на которое я должен был сегодня попасть. Вместо этого появилось ужасное чувство, когда очень сильно хочется напиться, но при этом ты почти никогда не пил. Вместе с тем мне необходимо было где-нибудь раздобыть денег в кратчайшие сроки, а так как я по натуре своей человек достаточно азартный, то и способ добывания появился сам собой. На выигранные деньги я бы смог купить себе что-нибудь. Не знаю, комнату получше, сигареты получше, одежду получше. Может быть, даже смог бы уехать из этой страны и начать новую жизнь. Впрочем, могу ли я начать новую жизнь? Нет. В таком случае я бы хотя бы попытался получше освоиться в старой… Странное дело: я еще ничего не выиграл, но уже очень четко представляю на что буду тратить деньги. Что ж, ну а если я проиграюсь, то всего лишь умру от голода. Не велика потеря для мира.

Через некоторое время я прибыл к месту своего назначения. Это был очень ущербный магазинчик, весь изрисованный граффити и обклеенный различными объявлениями. Справа от входа на стене расположился плакат с изображением известной троицы из известного фильма, где грязно-желтыми буквами было написано: «Жить хорошо». Продолжения этой фразы или не было видно за слоем объявлений о помощи наркозависимым и алкоголикам, или не было вовсе. Никого кроме пьяниц здесь не встретишь, так как в этом заведении ничего окромя дешевой водки в общем-то и не подавали. Бывал я здесь много раз в детстве, когда мой дед (тот еще алкаш) шел со мной якобы гулять, но приводил сюда. Меня здесь знал каждый второй клиент. Здесь я вырос. Здесь я часто околачивался. Здесь же мой дед и отошел на тот свет. Не то спился, не то проигрался и был убит за долги, не то чего еще. «Какого черта я это вспомнил?» – подумалось мне. Час еще стоял ранний, но несмотря на это, помимо работников, находилось здесь более пяти человек. Трое сидели за столом и противным пьяным басом о чем-то спорили. Я не слышал и не пытался услышать их – в нынешнем моем состоянии мне особенно остро наплевать на все разговоры, на пустой и ненужный шум. Если бы я мог, я бы еще и уши чем-нибудь заткнул. Я подошел к барной стойке и спросил можно ли закурить. Продавец поприветствовал меня и кивнул. Я молча поднес зажигалку к сигарете, на мгновение осветив свое лицо огоньком.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Назад к карточке книги "Надежда и отчаяние"