Текст книги "Возвращение Астара (СИ)"

Автор книги: Егор Альтегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

 Корт, староста деревни

   Да многое в нём странным показалось.

   Во-первых, въехал он к нам со стороны орков, один, и выглядел как офицер из гвардии имперской. Да только вот не офицер он никакой, я их за время службы навидался. Осанка, взгляд, да и не разговаривают так гвардейцы с простым людом.

   И потом – откуда ратники имперские на той стороне – всего неделю, как орки свои набеги начали. А дорога от них одна – через Медный лес и деревню нашу. Мирта сразу сказал, мол, шпион, да только чушь всё это; не бывает у орков людей-шпионов, налетают как воронье и режут всё живое, а что не режут, то жгут. Ну а наша деревня им на один укус, сорок дворов, а мужиков всего ничего.

   Во-вторых, плащ на нем был богатый, заметный такой плащ, и ткань дорогая, и выделка, но только местами порубленный и пробитый, и в пятнах бурых, а сам он вроде как невредим; вот так-то. И в глаза он никому не смотрел, один раз на меня взглянул, так лучше бы и не глядел – чернота там одна, нечеловеческая, скажу вам, чернота.

   Я-то, по правде сказать, на тот момент надежду потерял. Три дня как послал за подмогой, до гарнизона в Печеге. Это недалече, за день обернуться можно. Потому как ясно было, что к нам не сегодня-завтра сунутся. Орки пару соседних деревень вырезали, которые по ту сторону Жилки – это речка, за которой Медный лес. Мирта оттуда пришел, голова в крови, чудом спасся. Ну тогда и решили за ратниками послать.

   А сами... Я никого не неволил, конечно, кто захотел, ушел сразу, немного таких было. Только вот накануне того дня, ночью шестеро ушли, Люкан их подбил. Тихо ушли, не предупредили, бог им судья. Может и правильно, потому как если честно, что с ними, что без них, не сдюжили бы мы. Мост соломой обложили, луки наладили, да только против орков не устоять, если их больше десятка будет, понятно. Я тогда об Анель только подумал, не настоял, что бы ушла, ну, дурак старый, хотя не ушла б она, конечно.

   Ну а рог затрубил, подумал что всё. А это не орки, это вот он и приехал, не-пойми-кто. Парни, что в карауле, его чуть не продырявили из луков ещё на мосту, но он как чувствовал – спешился, коня вёл медленно, оружия и видно не было. В дом вошли, он умылся, плащ снял, и смертью от него веет.

   А не знаю, почему – и не в крови дело, но нечеловеческое что-то в нём.

   Астаром представился – не чинов, значит, не титулов – Астар и всё. Вроде как не из благородных, хотя бог его знает.

   Анель, дочь Корта

   Люкан не позвал меня с собой. Я бы не пошла, но это неважно. Он же не знал, что я бы не пошла, верно? Он боялся, что я скажу отцу, но я бы не сказала, потому что нельзя было говорить. Хотя и не говорить тоже нельзя. Вот и думаю, что ж получается, Люкан не виноват, он всё правильно сделал? Он просто ушел, мне и выбирать не надо было, идти с ним или не идти, говорить отцу или не говорить. И еще пятеро ушли с ним.

   Мирта это первым обнаружил. Кричал, все сбежались и ждали, что отец скажет, а отец просто посмотрел на них и сказал, что всё нормально. Что скоро прибудет подмога, а орки через мост не сунутся. И все кивали, потому что верили отцу, всегда ему верили, а уж теперь им хотелось верить как никогда. Хочется же верить в жизнь, а не в смерть, правда? А когда все разошлись, отец меня обнял, а потом посмотрел так внимательно – я думала, про Люкана спросит; нет, не спросил. А я спросила; спросила, что с нами будет, а он так просто сказал: бог, мол, решит, кому жить, а кому умереть.

   Отец раньше никогда не говорил так, он, как мама умерла, вообще про бога не вспоминал, да и молиться перестал. Наверное, потому мне все понятно стало.

   Я ушла к Жилке. Смотрела на воду и думала. Но про смерть не получалось думать, будто и нет никакой смерти. И про орков думать тоже не получалось. Я попыталась представить – черные повязки, кривые мечи, а тут рог затрубил. Страха не было, наоборот даже – ну, облегчение какое-то настало. Побежала к мосту, но это были не орки, это был гвардеец конный. Навка сказала, что орков обошли с тыла, а он прискакал рассказать, хотя откуда ей было знать, просто болтала. Но парни на мосту, что в карауле были, обрадовались, только Мирта не обрадовался, а наоборот – напрягся и лицом потемнел. Офицер этот с отцом сразу ушли в дом, но и я за ними, и я тогда еще подумала, что теперь Люкан вернется, и мне ему надо будет что-то говорить, а говорить ему будет нечего.

   А потом подумала – может и не вернется, ну как после такого возвращаться?

   Отец велел принести вина и колбас, и я понеслась, как сумасшедшая, вернулась, они молчат, сидят за столом и молчат. Отец на гостя не смотрел, хотя всем всегда в глаза смотрит. А гость тоже куда-то мимо глядит, лицо бледное, красивый, я таких и не видела никогда. А я – сама от себя не ожидала – кувшин ставить на стол начала и ему на рукав плеснула. Как бы нечаянно. А он даже не вздрогнул, отец тоже, ну хоть бы выругался, а я уж и не помню, что говорю, глупости какие-то, слезы на глазах, и чувствую, голова кружится, упаду сейчас, умру, если он на меня не взглянет.

   Ну а он тогда голову повернул и на меня посмотрел.

   Корт

   За столом он сидел, как по канату шел – ни движения лишнего, ни слова. Да только чем дальше, тем меньше понимал я его.

   «Завтра, как рассветет, я их встречу», говорит. «А ты запоминай. За мост никому ни ногой. Закончу дело и вернусь». «Отряд там у вас большой», интересуюсь, а он – «да, отряд большой».

   И посмотрел так, что спрашивать больше охота пропала. И одно понимаю – верить ему надо и делать, как он говорит, и надежда наша только на него, хоть и не с Печега он и что за отряд там у него взялся непонятно. Я же пожил, знаю, что не всегда соваться надо, иной раз лишнее знание оно и не к чему.

   Тут Анель вино принесла, нервная вся, понятно, волнуется, а как выскочила, Астар этот головой так покачал и мне говорит: «А её спрячь куда подальше, а лучше под замок посади». И спросить бы у него надо, почему это он так сказал, да только знаю, что не ответит, и чувство такое, что и хорошо, что не ответит.

   Потому как я уже на тот момент что-то понял, если такое вообще понять можно. И от понимания этого мне бежать захотелось, потому как одно дело все эти слухи да домыслы, а другое, когда вот так, наяву...

   Анель

   Меня Навка на Жилке нашла. Молча подошла, села. Это редкость, что бы Навка молчала. Я на нее смотрю, а она на меня, и губы кусает.

   Мы с ней не ладили последнее время – из-за Люкана. А теперь Люкана нет, и ничего нет, только смерть или жизнь.

   Потом она говорить начала. Что всё хорошо, что подмога пришла, и королевские ратники уже на том берегу, как она и говорила. Что завтра бой будет, а нам велено через мост не ходить и дома сидеть. Что Мирта плох – сознание потерял и горячка у него, лежит в бреду, оно понятно, не вынес, у него же всю деревню сожгли. Что отец мой распорядился к Мирте охрану поставить, зачем, непонятно.

   А я молчала. Я вот поняла, что нет там за мостом никаких ратников. Нет, и не будет. А почему я это поняла, я объяснить никому бы не смогла, даже отцу. Да и себе бы не смогла. Я как Астару в глаза посмотрела, меня словно на две части разрезали. Одна половина это еще я, девчонка трусливая, а другая... Другая, она и есть другая. И если глазами этой другой смотреть, то всё ясно, что будет. Только глазами ее смотреть тяжело. Она уже как бы и не со мной, уже в завтрашнем дне, за мостом, и находиться ей больше негде, потому как нет такого места, где она в тот момент находиться может. Дурь, скажете? Оно, конечно, выглядит как дурь, но большей правды я в жизни не чувствовала.

   А вернулась – отец глаза прячет, и говорит так, как бы о пустяке – сеча завтра будет, ты тут в светлушке посиди, да не серчай, запру тебя. Он вторую меня не видит, и хорошо, что не видит. Потому как первая кивает, как дочь послушная, а второй никакие замки уже не помешают.

   Астар

   Покинь жители деревню, я встретил бы незваных гостей на мосту, как два дня тому назад, в Лисхебаде. Но крестьяне готовились героически погибнуть, поэтому пришлось выбрать место шагах в пятистах вглубь леса. Дальше уходить не стал – дорога сужалась, лес становился гуще, а живыми мне орков отпускать нельзя.

   А староста что-то понял, не дурак мужик, значит сделает, как я сказал. И плащ мой его не обманул. Ну и не для него маскарад был, остальным зато поспокойней.

   Орки появились через час после рассвета, почти не таясь, числом около двадцати. Я усмехнулся, вспомнив как этот парень – Мирта, кажется – принял меня за шпиона. Шпион орков звучит не хуже чем, скажем, волчий. Людей орки не просто ненавидят – физически не выносят; пленных не берут, да и разговаривать с человеком не будут. Видимо поэтому, несмотря на бойцовские навыки и агрессию, и не представляют они серьезной опасности для метрополии – вырождается раса.

   Но метрополия метрополией, а для таких вот приграничных деревень орки смерть в чистом виде.

   Я вышел на середину дороги и поднял руку, демонстрируя вражескому отряду три средних пальца – для орков нет жеста оскорбительнее. Подумал только, лишь бы из луков не начали, тогда будет сложнее.

   Обошлось. Кинулись вперед, толкая друг друга. Привычно переходя в нужное состояние, я вытащил меч, воздух вокруг присвистнул и на секунду потяжелел, а потом знакомо наполнился этим... Этим, Что Не Называю Никак – сам чувствую, а другим объяснять не придется.

   Пришло время работать.

   Когда первые – трое или четверо – перестали жить, враги отступили, перестраиваясь в полукруг. Мыслили они просто, достаточно только окружить этого ловкого люда, как бы он не был ловок, он был один, а значит, обречен.

   Они привыкли убивать людей, и лежать мне уже без головы, будь я просто человек.

   Вожак оскалился, показав желтые зубы. Вторая волна атаки накатила, как и первая, сумбурно и без успеха.

   Кривые мечи встретили пустоту, я был куда точнее, ещё трое, ага, и только четвертый, уже падая, успел основательно полоснуть меня по бедру. Орки попятились, неуклюже, испуганно, сбиваясь в гурт. Только нескольких я достал мечом, остальные умирали внешне невредимыми, от яда собственной злобы, к которому все сильнее добавлялся еще один яд; страх, животный страх, и этого уже было достаточно.

   Все было как всегда.

   Да, всё как всегда, но что-то было не так. Я замер от страшного предчувствия. Тело становилось все более легким, рана затягивалась быстрее обычного, время замедлилось, но не так, как всегда – сильнее, намного сильнее. А так было только в тот проклятый день, когда я не уберег Дени.

   Анель

   Жилка очень коварная речка. Вроде и неширокая, но дно илистое, ям много, и течение, опять же. Я времени много потеряла, хотя каждую волну тут знаю. Выбралась чуть дальше, чем думала, холод до костей, и бегом к дороге, только бы успеть.

   Так бежала, что чуть между ними не выскочила, но спохватилась – за дуб спряталась, широкие там дубы, на солнце блестят как медь, лес-то потому так и называется. Спряталась, а что делать дальше не знаю, всю колотит, но сомнений никаких, как будто всё делаю, что должна.

   Он стоял посреди дороги с мечом в руках, а они шли на него, много их было.

   Он очень быстро двигался. Я никогда не видела, что бы так быстро двигались. А они наоборот, медленные, неуклюжие. Я смотрю, глаз отвести не могу, но чувствую, как что-то горло сжимает, и дышать нечем, и в голове стучит. Уже и туман красный в глазах, но вижу, они отступают, штук семь их осталось, а он тут повернулся и меня увидел.

   Я улыбнуться хочу, смотрю на него, а лицо как не мое, не слушается. И он побелел, как мертвец, смотрит на меня, и что-то кричит, а я не слышу, в ушах звон, как колокол звенит. А потом понимаю, что он мне кричит: беги, беги отсюда...

   Астар

   Сделать ничего было нельзя. Еще несколько мгновений она стояла, прислонившись к дереву, бледное лицо с тонкой ниткой губ, большие глаза... Жизнь оставляла её, и я был тому виной.

   Дьявол, что ж мы наделали, Корт, я же тебе говорил, не уследил ты за дочерью. Но почему, ты же понял, староста, почти все понял, эх, беда...

   Понятно, почему быстро затянулась рана. Теперь понятно. Моя сила выпила жизнь этой девочки, как тогда жизнь Дени. Всё дьявольски просто.

   А ведь я думал, ведь верил, что Дени будет последней жертвой. Жертвой, другой, страшной стороны моей силы. Тогда в Печеге я мог оправдаться незнанием, я даже не испугался за Дени, когда наемники этого хамоватого барона набросились на меня.

   Умелые, спокойные профессионалы, я убил их почти мгновенно, сам не понимая, как. Да, тогда я еще не знал, как это происходит, не понимал, что убивает не только страх и ненависть врагов, но и любовь тех, кто рядом. Любовь или ненависть, для моего ангела смерти нет разницы.

   Но Дени была твоей женщиной, она любила тебя, и ты любил ее, как умел, но зачем эта девочка, зачем она пришла?

   Оглянулся – Анель лежала, словно спящая; маленькая, странная, невесть откуда взявшаяся.

   Может быть, настало это время – закончить путь, начало которого до сих пор всплывало, как наяву, я часто вспоминал то последнее, что видел, когда еще находился по ту сторону...

   Гретские арбалетчики, перевернутые повозки, люди – почти сплошь дети и женщины, бегущие к лесу. Они хорошо стреляли, эти арбалетчики. Они очень хорошо стреляли. А я лежал с развороченным плечом, хрипел, как затравленный кабан, а они стреляли, и это не было войной, и вообще ничем человеческим. Рядом, с болтом в груди, лежал преподобный отец Тален, лежал, устремив невидящий взгляд наверх, словно спрашивая у неба – почему? И я тоже посмотрел на небо, подумав, что бога, каким бы он не был, теперь можно простить, потому что даже бог остановил бы это, а раз не остановил, значит он умер.

   Потом исчезло всё, остались только блестящие на солнце ложа арбалетов и звуки выстрелов. Исчезла, сгорела дотла ненависть, а на пепелище возникло до ужаса будничное, нечеловеческое ощущение Этого...

   Я брел среди трупов, вытирая кровь, то ли свою, то ли чужую, в руке был меч и мне казалось, что я умер, и это было почти так, одной частью себя я принял смерть, полностью и бесповоротно, принял как благо, как облегчение. Но тут же, следом, пришло странное понимание, немыслимая, нечеловеческая уверенность в том, что смерти – моей смерти – не существует, а смерть тех, других, уже состоялась – и их перекошенные лица всего лишь иллюзия, видение из прошлого. И сомневаться в этом так же глупо, как сомневаться в реальности вообще всего сущего, в реальности рождения своего, в реальности солнечного света, а не сомневаться, значит принять чертовщину немыслимую, которую постичь разумом человеческим невозможно, но к которой, как оказалось, можно привыкнуть, если не побоятся сказать себе, что ты уже не человек.

   Можно привыкнуть и сделать поселившуюся в тебе силу спасением людей, которых приговорила судьба, можно привыкнуть к одиночеству, которое хуже одиночества прокаженного, можно пытаться не убивать и радоваться, когда это получается.

   Я снова посмотрел на Анель. Сначала показалось, что это игра света: солнце било сквозь строй деревьев, бросая на дорогу причудливые тени.

   Но нет, губы девушки дрогнули, шевельнулись ресницы – она была жива.

   «Потерпи, маленькая, я сейчас», услышал я свой голос.

   А потом бросил меч на истоптанную траву, и, припадая на ногу, из которой вдруг фонтаном хлынула кровь, двинулся к ней.