Текст книги "Белые дюны"

Автор книги: Эфраим Севела

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Эфраим Севела
Белые дюны

Пролог

Узкая коса вытянула свой песчаный язык далеко в море. На самом острие – старинный маяк, ночью и в тумане посылающий морякам спасительные вспышки света.

Синее море. Ясное небо. Сосны среди дюн. Красота и покой. Безлюдье.

Лишь порой пронесется по дюнам табун одичавших лошадей. Озираясь, выйдет к воде семейство оленей. На воду садятся, тормозя красными лапами, белые лебеди.

И в диссонанс этой гармонии – пьяная песня. Ломая хрупкие стебли цветов, нетвердо передвигаются высокие рыбацкие сапоги. Старый рыбак, морщинистый и беззубый, еле плетется среди дивной природы. В плетеной сумке за его спиной бьется живая рыба. И пока сменяются титры фильма, он зигзагами прокладывает себе путь среди дюн и сосен, протянутых для сушки рыбацких сетей, покачивающихся на слабой волне катеров и лодок, пришвартованных к причалу. А вот и первое здание – Длинный барак с вывеской: «Клуб».

1. Интерьер.
Кинозал клуба.
Вечер.

Конус луча от проектора к экрану колеблет клубы табачного дыма. На скамьях – жители рыбацкого поселка впились глазами в экран. Старухи, онемев от восторга, девчата, хихикая от смущения, парни, скабрезно поглядывая на девчат.

На экране – заграничная картина. Весьма откровенный по тем временам эпизод. Он и она, полуодетые, исступленно тискают друг друга, захлебываются в поцелуях. Его рука шарит под ее юбкой, все выше и выше обнажая бедро. Две белесые круглощекие девчонки, похожие на близнецов, уставились на экран во все глаза, онемев от восторга. По колену одной из них шарит мужская рука и, словно повторяя все, что показывают на экране, пробирается под юбку. То же самое происходит на бедре другой девчонки. Мужская рука вздернула юбку далеко выше колен.

Два молодых человека, явно городского облика, прижали с обеих сторон поселковых девчонок, а те лишь для вида отбиваются и от нашептываний на ушко прыскают в кулак. Девушкам льстит, что у них такие кавалеры. Им смешно и приятно, а уж от того, что они видят на экране, и вовсе голова кругом идет.

Молодые люди – московские журналисты Олег и Федя, не дураки выпить и погулять с туземными Дульсинеями, чуть снисходительно и лениво потискивают их в темноте, безошибочно зная, чем все завершится.

Девушка, сидевшая на несколько скамей ближе к экрану, поднялась, нагнув голову под дымным лучом, и, переступая через ноги, стала пробираться к выходу.

Олег и Федя следят не за фильмом, а за ней, благо ее головка ярко высвечена конусом света, бросая на экран чернеющий силуэт. Зрители зашикали на девушку, и она нагнула голову, исчезнув из луча.

Но журналисты успели ее разглядеть. Она не похожа на поселковых девиц, явно заезжая, со строгим и красивым профилем.

Олег кивнул Феде, и тот понял его без слов. Тоже поднялся и попер через ноги зрителей на выход. Олег пересел и занял место между девчонками, обнял обеих за плечи и по-хозяйски прижал к себе. Девчонки, не скрывая удовольствия, закатились беспечным счастливым смехом.

На экране: герой завалил на кровать полураздетую героиню.

2. Экстерьер.
Дорога среди дюн.
Ночь.

Луна ярко светит над косой. Желтый песок и черные тени. Вдали пульсирует луч маяка.

Федя быстро нагоняет девушку, пристраивается рядом. Она демонстративно его не замечает.

Федя. Нам бы следовало быть поласковее друг с другом: и вы и мы здесь залетные птицы.

Валя. Из Москвы?

Федя. Угадали. Странствующие рыцари от журналистики. Я – фотокорреспондент, мой коллега – подающий надежды писатель. Сработаем здесь пару очерков из жизни туземцев – детей моря. И подадимся еще куда-нибудь. В горы… А может, в тундру…

Валя. Верно, залетные птицы. А я тут до осени. Преддипломная практика.

Федя. Вот и познакомились. А то тут такая дыра – не с кем словом перемолвиться.

Валя. Молчание – это прекрасно. Разве не так? Я предпочитаю общаться… с птицами… зверьем. Я – биолог.

Федя. Ну, пожалуйста, не обойдите вниманием царя природы – человека. Дайте душу отвести с прелестной русалочкой.

Валя. Пошло.

Федя. Согласен. Виноват. Можно вопрос?

Валя. Последний. Вот тут я живу.

Федя. На маяке?

Валя. Снимаю комнату у стариков-смотрителей.

Федя. Романтично. Простите, опять сказал пошлость.

Валя. Я жду. Вы хотели что-то спросить.

Федя. Ах, да! Вы почему ушли, не досмотрев фильм?

Валя. А вы?

Федя. Чтоб вас догнать.

Валя. А я? Потому что не люблю подглядывать в замочную скважину.

Федя. Понимаю. Устали от секса.

Валя.
На экране.

Федя. А в жизни?

Валя. Не знаю. Не пробовала.

Федя. Постойте-постойте. Вы – невинны? Валя. Да, милостивый государь. И не вижу в этом ничего зазорного.

Федя. Никто вас не смог соблазнить? Валя. Нет. Боялись обжечься. Федя. Дожидаетесь большой любви? Валя. И дождусь.

Федя. А если не дождетесь? Такой вариант не допускаете?

Валя. Значит, не судьба. Но размениваться не стану. Запомните и не стройте иллюзий. Зря время потеряете. И для газеты ничего не сделаете.

Федя. А мы постараемся сочетать полезное с приятным.

Валя. Желаю удачи. И не трудитесь меня дальше провожать. Вон уж старики беспокоятся.

В стене маяка открылось окно, под луной белела седая голова.

Старик: Валя-я! Валя. Я – здесь.

Старик. Иди домой. Не тоже тебе так поздно одной… Валя. Лихие люди меня не тронут. Обожгутся. Старик, (ворчливо). Обожгутся. Все ты знаешь. Ну, давай. А то старуха беспокоится. Спать не идет.

3. Экстерьер.
Маяк.
Ночь.

Федя взбирается по выступам почти отвесной стены маяка. Вот и освещенное окошко метрах в пяти от земли. Он прилип к стеклу, вцепившись руками в неровности стены.'

4. Интерьер.
Комната Вали на маяке. Через окно.
Ночь.

Перед мутноватым зеркалом в овальной раме над железной койкой Валя раздевается, готовясь ко сну. Снимает вещь за вещью, пока не остается в бюстгальтере и трусиках. Смотрится с любопытством в зеркало, изучая свое тело. Потом несмело снимает бюстгальтер, поглаживает ладонями крепкие грудки. Она уже стоит против окна. Но с закрытыми глазами. За окном зашумело.

5. Экстерьер.
Маяк.
Ночь.

Федя сорвался со стены и шлепнулся в песок. И, вскочив на ноги, помчался от маяка.

6. Экстерьер.
Дюны.
Ночь.

Федя и Олег прикуривают. Они одни в дюнах. Луна высоко в небе.

Федя. Недотрога. Целина. Непочатая девчонка.

Олег. Ты-то как определил?

Федя. Сама сказала.

Олег. Так вот прямо взяла и сказала?

Федя. Именно так. Мол, не тратьте силы. Я вам, ребятки, не по зубам. Студентка. Свихнулась от ученья.

Олег. Здешняя?

Федя. Нет. Наша землячка. Ух, и девка! Само естество. Кто раскупорит – оторвет приз.

Олег. Ну уж! Мы с тобой лучших что ль не видали?

Федя. Нет, Олег. В ней есть что-то такое… Ну, как тебе сказать… Вот не идет из головы… хоть ты тресни.

Олег. Ладно, Федя. Нет таких крепостей, которых бы большевики не взяли! Согласен? Я возьму этот приз… и посвящу тебе. Идет? Но с твоей помощью. Пошли! Рыбаки на уху звали.

7. Экстерьер.
Дюны.
Ночь.

Недалеко от берега пылает костер. На огне в чугунном котле закипает уха. Вкруговую залегли рыбаки. В песке – ящик водки. Пьют из одного стакана. Выпив, передают соседу, и старый рыбак, вроде тамады, наливает Олегу и Феде. С рыбаками на равных пьют две девчонки, что сидели с журналистами в клубе. Пьют и хихикают. Ибо здесь столичные гости – Олег и Федя, и им лестно их внимание.

Старый рыбак (гостям). Вот так мы, ребятки, живем. Работаем и… пьем. Денег хватает. А вот жизни – никакой. То ли дело у вас, в столице…

Федя. В столицах, отец, денег – дефицит. Не разбежишься на городском жаловании.

Старый рыбак. А ты смекай. К чему я клоню? У вас – жизнь, у нас – деньги. Парень ты холостой. Возьми мою дочку, вези в столицу. Любую – на выбор. Пусть поживет барыней. А я тебя озолочу. Мне куда деньги-то девать?

Олег. Ох, мудр ты, старик. А что, идея очень даже прогрессивная. Ты не ему – мне свою дочь отдай.

Старый рыбак. Бери, ежели свободен. Ну, выбирай!

Девчонки хихикают, смущенно прячут глаза.

Олег. Не могу сделать выбор. Обе хороши.

Старый рыбак. Отдал бы обеих. Чтоб ни одной не было завидно. Да не магометанин я. У нас, у православных, одна жена положена.

Девчонки по очереди опорожнили стакан с водкой и захохотали, прикрывая разгоревшиеся лица руками.

8. Экстерьер.
Берег моря.
Ночь.

Вдали слышна пьяная песня рыбаков. А здесь – пустынно. Никого, лишь вода серебрится под луной, набегая на песок.

Обе девушки – дочки рыбака – у самой кромки воды со смехом сбрасывают с себя платьишки и остаются нагими, как мать родила. С хмельными визгами и хохотом бросаются в море и бегут по мелководью туда, где глубоко.

Из дюн возникают Олег и Федя. И, на ходу раздеваясь, раскидывают по песку свои вещи и устремляются за ними. Девчонки визжат.

А потом при лунном свете они, как дикие козы, носятся нагишом по дюнам, а Олег и Федя, как фавны, преследуют их. Хохот. Ликующие вопли. Яркая луна. Золотой песок. Серебристое море. Песня рыбаков. Морщинистые, дубленые ветром лица, скульптурные головы в бликах от костра. Древняя Эллада. Время мифов и легенд.

9. Интерьер.
Сеновал.
Ночь.

Сквозь щели в крыше лунные полосы вырывают из душистого мрака то мужской торс, то женскую грудь, то бедра. И Олег и Федя любятся с девчонками друг у друга на виду. Хохот, стоны.

Потом мужчины, не одеваясь, сидят снаружи у раскрытых дверей сеновала. Перекур. А в глубине – разметались во сне обе девчонки.

Олег. Полюбуйся, Федя. Дети природы. Насладились и спят безмятежно. Я им завидую.

Федя. А я – нет. Они еще не произошли. Протоплазма, амебы. Цивилизация их своим крылом не коснулась.

Олег. И слава богу. Оттого им так легко, так радостно. Как мотыльки порхают они по жизни, радуются солнышку, луне, морю, росе, цветам. А мы? Кто мы? Самоеды. Как кислоты наглотались. Копаемся в себе, пока не проковыряем в душе дырку. Во всем ищем смысла, которого нет. А они не утруждают свои звонкие головки пустыми поисками. Живут, как живется. И рады! Вот в чем смысл. И это, Федя, дороже всего.

10. Экстерьер.
Море. Рыбацкие лодки.
Раннее утро.

На застывшем, как зеркало, море вырисовываются в тумане рыбацкие лодки. Серебрится рыба в сетях, бьется на дне лодок. Рыбаки в высоких сапогах тянут сети. Среди них обе девчонки, обутые так же. И тоже работают, не уступая мужчинам. В одной из лодок – Олег и Федя. Федя фотографирует. Олег с похмелья жует соленый огурец. Девчонки, завидев, что на них направлен объектив, хохочут, скаля белые крепкие зубы.

Олег. Хороши, канашки. Ты какую ночью?

Федя. А кто разберет? Пожалуй, левую… Нет, правую.

Олег. Правую я… А может, и левую. В любом случае, мы с тобой, Федя, породнились.

Чайки с криками носятся над сетями.

11. Экстерьер. Пустынный берег. Утро.

Над водой – полупрозрачной кисеей навис туман.

Валя одна у воды. Нагая. Спиной к нам. Оглянулась по сторонам и пошла в воду, грациозно ступая стройными ногами.

Федя затаился за дюной и прилип к фотокамере. Щелк. Щелк. Щелк.

Валя плавно входит в туман, и ее тело постепенно растворяется в нем.

Федя восхищенно качает головой и, закрыв колпачком объектив, припускается бегом от моря.

12. Экстерьер.
Сосны у мотеля.
День.

Федя пробегает мимо бронзовых львов, стерегущих ступени мотеля, взбегает по наружной лестнице.

13. Интерьер.
Комната в мотеле.
День.

Федя выходит из-за ширмы с еще влажными фотографиями в руках. Подсаживается к лежащему в постели Олегу, раскладывает фотографии на простыне: Валя входит в воду, полувидна в тумане.

Олег. Все! Больше сомнений нет. Идем на абордаж. Это уже дело нашей чести. Ты ведешь артподготовку, я – вхожу в прорыв.

14. Экстерьер.
У маяка.
День.

Валя держит в руках фотографии, на которых она, нагая, входит в воду. Федя заглядывает через ее плечо и при этом ловит выражение ее лица.

Федя. Редкая удача. Хоть на выставку посылай.

Валя. Глаза у вас есть, но вот что касается совести…

Федя. Милая Валечка, не смог устоять. Шел мимо, увидел и остолбенел. Вы были так выразительны, как скульптура… И свет божественный… Рука невольно потянулась к аппарату.

Вал я. Я это все конфискую. (Складывает фотографии и кладет их в карман.) У вас ни одной не осталось?

Федя. Все принес. Слово джентльмена.

Валя. Где негатив? Джентльмен…

Федя. И негатив принес. Возьмите. Мой коллега, Олег, тоже в восторге от этих фотографий.

Вал я. Значит, у этих фотографий уже были зрители?

Федя. Что вы, Валечка? Олег – святой человек. Честно сознаюсь, он-то и велел мне отдать вам все экземпляры и негатив в придачу. А то, говорит, мы с тобой больше не друзья.

Валя. С чего это он так за меня заступается?

Федя. А он такой. Кодекс чести. Теперь такие редко встречаются. А кроме того… вы ему тоже приглянулись, как и мне, но он это скрывает. А я человек прямой. Что на уме, то и на языке.

15. Интерьер.
Комната в мотеле.
Вечер.

Федя (вбегая в комнату). Старик, все в ажуре!

Олег. Но, но… Не говори «гоп»! Я – суеверный.

Федя. Да клюнула, говорю тебе! Я ей мозги проел. Кап-кап, кап-кап. Мол, я человек грубый, прямой, что думаю, то и говорю, а Олег – иное дело. Замкнут, горд. О своих чувствах – ни слова. Все в душе таит. И оттого страдает. Ты бы поглядел, как она заглотила наживку! Как, мол, Олег, спрашивает. Почему не появляется? А я ей: ревнует ко мне. И, мол, наша дружба с ним дала трещину. Мы теперь – соперники. А она: ребята, не надо ссориться. Прошу вас. А я: столько лет дружили, водой не разольешь. А теперь, видать, врагами будем. Нет, говорит, не надо, я вас помирю! Вот потеха, она нас помирит.

В дверь несмело постучали.

Олег. Не она ли?

Федя. Войдите.

В дверь бочком протиснулись две девчонки-рыбачки. Принаряженные и робеющие.

Первая. Шли мимо. В окне – огонь. Давай, говорю, постучим.

Вторая. Авось, нас еще помнят!

Олег (вскочив с постели и театрально потрясая, раскинутыми руками). Голубушки! Хохотушки! Дочери морских просторов! Мы вас ждали.

Федя (в тон ему). Очи проглядели, дожидаючись!

Девушки смущенно хихикают.

Первая. Ой, врете вы…

Вторая. Насмешники.

Первая. А чего мы принесли?

Извлекает из-за пазухи бутылку.

Олег и Федя пустились в пляс, попутно освобождаясь от одежды. Девчонки деликатно отворачиваются и тоже начинают разоблачаться. Сначала снимают обувь и прыскают со смеху.

16. Экстерьер.
Лесное озеро.
День.

Лебеди взлетают, расправив сильные белые крылья, и садятся на воду, тормозя красными перепончатыми лапами.

Федя в зарослях приник к аппарату и щелкает безостановочно.

Валя охотно позирует ему.

Валя. И эти фотографии никому не давайте. Все до единой – мне.

Федя. А Олегу? Ему можно дать одним глазком взглянуть?

Валя (после паузы). Пожалуй, да. Но только одним глазком.

Федя. Не станет он глядеть. (Со вздохом.) Мы с ним не общаемся. Только если на столе оставить, будто случайно забыл.

Валя. Не жалеете, что ваша дружба распалась?

Федя. Места себе не нахожу. Но что поделаешь? Не стану же я растаптывать чувство, которое в душе возникло! Я, Валя, такого не испытывал… никогда.

Валя. Мне жаль вас.

Федя. Почему?

Валя. Я к вам ничего не испытываю. А вы на карту поставили такую дружбу.

17. Экстерьер.
Маяк.
Ранний вечер.

Олег бродит вокруг маяка, поглядывает на окна. В окне появляется Валя, с удивлением смотрит на гостя.

Валя. Вам кого?

Олег. Вас.

Валя. Сейчас выйду.

Она выбегает к ожидающему ее Олегу. Он подавляет смущение. Она явно взволнована его визитом.

Олег молча протягивает ей фотографию, на которой она, нагая, входит в туманное море.

Они какое-то время смотрят друг на друга.

Вал я. Значит, он мне отдал не все? А ведь клялся.

Олег. Я за него не в ответе. Но когда обнаружил вот этот экземпляр, посчитал своим долгом вернуть его вам.

Валя. Спасибо. Вы поступили благородно.

Олег. До свидания. Прощайте.

Валя (вслед ему, уходящему). Постойте. Если не спешите, я вам покажу наш маяк. Ему почти двести лет. А вид с высоты – дух захватывает.

18. Экстерьер.
Смотровая площадка маяка.
Вечер.

Уже стемнело. Вращающиеся многоцветные источники света на вершине маяка озаряют силуэты Олега и Вали, обдуваемых морским ветром у металлической ограды на макушке маяка.

Перед ними расстилается бесконечное море, рдеют алым подбоем облака на закате. Лучи прожектора далеко пронизывают сгущающуюся темень.

Валя украдкой разглядывает Олега.

Он резко поворачивает к ней взволнованное лицо. Глаза его заволакивают слезы, губы дрожат.

Валя. Что? Говорите…

Олег сдерживает дрожь на губах и приникает лицом к стене маяка, словно борясь со слезами.

Валя. Олег, милый…

Она гладит его затылок, вздрагивающие плечи.

Он рывком отталкивается от стены и, не глядя на нее, бежит в дверь, затем по лестнице – вниз. Валя. Олег!

19. Интерьер.
Комната в мотеле.
Ночь.

Олег и Федя хохочут.

Олег. Точно по системе Станиславского! Старик сейчас делает сальто в гробу. Он бы мне поставил пять с плюсом за мимический этюд.

20. Экстерьер. Дюны у моря. Вечер.

Рыбацкий костер. Готовят уху. Девчонки-рыбачки чистят рыбу, смеясь и поглядывая на Олега с Федей.

Есть и новшество. Из автомобиля протянули провод с электролампой и установили на шесте над костром, и поэтому вся компания озарена ярким кругом света.

По рукам гуляет стакан с водкой. Закусывают, пока не готова уха, вяленой рыбой.

Где-то с топотом проносится табун диких лошадей.

Из темноты возникает старик – смотритель маяка.

Смотритель. Мир честной компании.

Старый рыбак. Присоединяйся к нам.

Смотритель. А я не с пустыми руками. Я вам песни принес. Иди сюда, Валя, здесь все свои.

Валя с гитарой вынырнула из темноты. Ее усаживают в круг. Федя тут же пристраивается с ней рядом.

Олег остался недвижим. Он – в полутьме. Лишь порой сполохи пламени озаряют его сосредоточенное, печальное лицо. Валя то и дело взглядывает на него, а когда начинает петь, то смотрит только в его сторону.

Поет она только ему, забыв об остальных. И спохватывается лишь тогда, когда ей начинают шумно рукоплескать.

В знак уважения рыбаки ей первой подают тарелку ухи. Она поудобней устроила тарелку себе на колени, зачерпнула ложкой и вдруг обнаружила отсутствие Олега. Его не было на прежнем месте. Она обшарила встревоженным взглядом весь круг у костра – Олега не было.

Федя. Ушел! По-английски, не прощаясь.

Валя. Почему?

Федя (отмахнувшись). Да он не в себе. Еще не известно, что учудит.

Валя вскочила на ноги и бросилась в темноту. Олега она нагнала на дороге среди дюн. С разбегу кинулась к нему на шею, осыпала лицо поцелуями.

21. Интерьер.
Комната в мотеле.
Ночь.

Валя и Олег в постели. Она не сводит завороженного взгляда с его лица.

А он курит. Задумчиво пуская кольца дыма в потолок.

Где-то в дюнах с топотом проносится табун диких лошадей.

22. Экстерьер.
Дюны.
Ночь.

В лунном свете лоснятся спины бегущих лошадей. Развеваются гривы.

23. Экстерьер.
Мотель в соснах.
День.

Валя, робея, проходит мимо бронзовых львов к лестнице, ведущей в комнату Олега. По лестнице спускается уборщица, в синем халате и с ведром мусора.

Валя. Они дома? Журналисты?

Уборщица. Укатили… с утра пораньше.

Валя. Куда?

Уборщица. Домой. Есть же у них где-то дом.

Валя. Никакого письма, записки не оставили?

Уборщица. Оставили… Вот мусору… За день не управлюсь.

Валя. А записки? Письма?

Уборщица. Нет, милая. Собрали вещички и – поминай как звали.

Валя ненароком глянула в мусорное ведро, полное бутылок, и увидела порванные фотографии, на которых она изображена нагая, уходящая в туман.

24. Интерьер.
Кабинет Олега.
День.

Олегу уже шестьдесят лет. Но узнать его можно. На столе – фотография, где он, молодой, в обнимку с Федей. На стенах – афиши разных театров с одним и тем же названием: «Валя».

Его интервьюирует корреспондент. Корреспондент. Итак, ваша пьеса идет в ста пятнадцати театрах страны. Успех феноменальный.

Олег. Я вас, если позволите, поправлю. Эта цифра уже устарела. За границей идут репетиции (считает по пальцам) в шести театрах.

Корреспондент. Тем более. Поздравляю. У меня для вас приятный сюрприз. Я обнаружил в архивах фоторепортера вот эту карточку. Меня уверяют, что это и есть подлинная Валя – прототип вашей героини.

В руках у Олега, действительно, фотография Вали, снятой тайком Федей.

Олег. Пожалуй, это – она. Да разве со спины определишь? А фотограф умер. Он-то и поведал мне историю Вали, и я ее положил в основу моего произведения.

Корреспондент. Этот образ у вас так реально, так выпукло выписан, что создается впечатление, вы ее очень хорошо знали и, возможно, были свидетелем… и даже участником этой любовной истории.

Олег. Нет, дорогой. Все с чужих слов. Вот фотограф, покойный Федя, все знал в подлиннике и даже привял немалое участие во всем этом. Помогал моему герою-шолопаю соблазнить Валю.

Входит Лариса – жена Олега, несет на подносе кофе.

Лариса. В нашем театре тоже будут ставить твою «Валю». Режиссер намекнул, что могу попробовать главную роль. Как всегда, шутит. Куда мне играть юную девушку?

Олег. Почему? Ты, мать, выглядишь молодо. Чем черт не шутит?