Текст книги "Евразийский интеграционный проект: предпосылки, становление, развитие. Глобальные процессы на постсоветском пространстве"

Автор книги: Ефим Пивовар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Задачи деятельности ЕАЭС и роль России

Главная задача начального периода ЕАЭС (и всего региона СНГ) – достижение опережающего роста внутрирегиональной торговли, кооперации, инвестиций, других форм экономических связей, создание современной региональной инфраструктуры, т. е. необходимых условий для формирования жизнеспособного международного экономического региона на территории Евразии. Она обусловливает первую группу проблем евразийской интеграции.

В документах ЕАЭС сделан упор на развитие интеграционного процесса, создание в регионе центра экономической мощи, способного сформировать современный международный экономический регион. Одной из причин неудач серии попыток наладить интеграционное движение на ПП была недооценка важности четкого определения задач стартового периода и момента, когда он заканчивается, открывая возможность перехода к основной стадии интеграции.

С помощью каких механизмов, институтов, практических действий и проявлений политической воли участниками экономических процессов можно добиться максимально возможного включения регионального потенциала Евразии в формирование и развитие конкурентоспособного международного региона?

Оптимальным решением для начального периода является зона свободной торговли в рамках СНГ с интеграционным центром в формате ЕАЭС. В пользу подобного формата говорит мировой опыт: все устойчивые крупные интеграционные структуры обладают внутренним рынком объемом от 300 до 600 и более миллионов потребителей. Подобный объем позволяет осуществлять как серийное индустриальное производство, так и продуцировать материальные, финансовые, научные и образовательные ресурсы, необходимые для инновационнотехнологического развития и создания международного экономического региона, опирающегося преимущественно на внутренние возможности саморазвития. В случае невозможности сформировать подобную интеграционную конструкцию недостаточная емкость внутреннего рынка может быть частично компенсирована путем создания торгового блока(ов) или двусторонних отношений с внерегиональными партнерами.

Вторая группа проблем евразийской интеграции связана с необходимостью достижения Россией экономической самодостаточности, ее превращением не только в лидера региональной интеграции, но и в центр развития всего региона. До восстановления в России своего промышленного сектора, проведения последовательной политики импортозамещения и освоения новых технологий интеграция в Евразии не сможет получать устойчивых импульсов развития.

Моделью позиционирования Евразии в мировом хозяйстве становится связка «Запад – Евразия – Восток». Чтобы стать в новой связке хотя и «асимметричным», но субъектом триады, России необходимо участвовать в ней не только индивидуально, но и как лидеру регионального интеграционного объединения. Задача весьма трудная и требующая многих усилий и времени.

Запад, прежде всего США, продолжит политику неприятия объединительной идеи на евразийском экономическом пространстве без своего доминирующего участия. З. Бжезинский утверждал: «Только Европа, все более самоорганизующаяся в форме Европейского союза, обладает потенциальными политическими, военными и экономическими возможностями совместно с Америкой решать задачу (углубления) и расширения трансъевразийского сотрудничества1616
  Цит. по: Иноземцев В.Л. Новые шахматы Збигнева Бжезинского // Независимая газета. Exlibris. 2004. 8 июл.


[Закрыть].

Продолжающаяся Западом информационная демонизация России дополнилась экономическими санкциями, стремлением изолировать ее от мирового сообщества. Ответная реакция должна включать меры среднего и долгосрочного характера. При их разработке необходимо просчитать все варианты. По нашему мнению, самым неблагоприятным из них для России может стать попытка США повторить по отношению к Украине нечто подобное плану Маршалла для Европы или инвестициям в экономику Японии и Южной Кореи. Нынешняя ситуация в мире не очень располагает к осуществлению столь масштабного проекта, но исключить обращения к проверенному историей методу воздействия на соперничающую сторону нельзя. Поэтому меры противодействия даже менее опасным вызовам должны включать механизмы и инструменты, способные адекватно реагировать на худшие варианты развития событий.

Наибольший эффект противодействия попыткам дальнейшего разрушения евразийского экономического пространства может быть достигнут путем приоритетного развития двусторонних экономических отношений между Россией и Китаем, многостороннего в рамках ШОС по вопросам безопасности, подключения к проектам вокруг Шелкового пути на двусторонней основе, а также в рамках ЕАЭС и БРИКС. Особое внимание следует уделить использованию транзитного потенциала стран ЕАЭС в сухопутных и морских коридорах Европа – Азия.

В европейском направлении до отмены санкций целесообразно использовать заинтересованность отдельных стран ЕС в поддержании нормальных отношений с Россией. Ближайшая задача послесанкционного периода – восстановление досанкционных объемов взаимной торговли и инвестиционной активности.

Сценарии экономического развития России до возникновения ЕАЭС редко предусматривали участие других стран СНГ. Разрыв кооперационных связей с Украиной резко сузил сферу сотрудничества в промышленных отраслях. Поэтому проекты восстановления индустриального потенциала России, очевидно, должны предусматривать как участие в них партнеров, так и расширение содействия в развитии их экономик и привлечения к участию в крупных международных инфраструктурных проектах. Сложная ситуация ближайших лет не должна стать тормозом экономического взаимодействия. Следует шире использовать возможности российских регионов по развитию отношений с регионами соседних стран, увеличению объемов приграничной торговли, созданию небольших и средних совместных предприятий, кооперационных связей.

Как отмечалось выше, возможности России исполнять в полной мере роль центра экономического развития Евразии в настоящее время ограничены. Это необходимо учитывать, чтобы не повторить ошибок прошлого, когда продекларированные цели интеграции и развития СНГ не были подкреплены материальными ресурсами и реальными интересами. ЕАЭС в сложившемся формате способен к саморазвитию, но его ресурсы пока недостаточны для сшивания всего региона постсоветской Евразии. Для решения этой исторической задачи он должен привлечь как минимум Украину (желательно и Узбекистан). Оптимальным вариантом была бы их готовность к присоединению к Евразийскому союзу, но даже при отказе от прямого членства, необходимо искать формы их участия через ЗСТ и/или через систему двусторонних связей в производственных и инфраструктурных программах регионального масштаба. Участие в ряде проектов пояса Нового шелкового, сухопутного и морского пути создаст дополнительные стимулы к привлечению колеблющихся партнеров.

Некоторые исследователи, отмечая наличие позитивной корреляции между экономической связанностью региона, с одной стороны, и уровнем развития и темпами роста – с другой, считают первую едва ли не ключевым фактором развития в широком понимании этого термина1717
  Gering J. Connectivity: A Key Factor in International Development. pdfs.semanticscholar.org/628 9/71710086ba88546d50818188101727b6abe9.pdf


[Закрыть]. Данное положение имеет особо важное значение для ПП. Перед этим регионом стоит сложная задача – преодолеть драматические последствия развала советской системы по трем направлениям: реанимация рациональных элементов ранее существовавшей региональной инфраструктуры, повышение связанности региона, усиление позиционирования в мировом хозяйстве в режиме, обеспечивающем возможность саморазвития преимущественно за счет внутренних ресурсов национальных экономик, региональной консолидации и интеграции, присоединения к мейнстриму мирового инновационного и технологического прогресса.

Большинство стран постсоветского пространства сумели самостоятельно включиться в мировое хозяйство в качестве ведомых, вынужденно ориентируясь в первую очередь не на потребности национальной экономики и региональный рынок, а на импульсы внешнего мира. При этом характерными чертами национальных экономик региона стали деиндустриализация, высокая чувствительность к внешним шокам, массовая безработица, увеличившееся отставание от группы ведущих стран мира. Слабая позитивная динамика, дефицит материальных и финансовых ресурсов делают перспективы осуществления модернизации в существующем режиме для большинства стран в одиночку весьма призрачными. Следование подобному сценарию чревато дальнейшим размыванием потенциала постсоветской Евразии как жизнеспособного, системообразующего международного экономического региона. В сочетании с позициями Украины и Молдавии именно это грозит потерей традиционной идентичности евразийского пространства. Противостоять разрушительному тренду станет возможно только после формирования в регионе центра экономической мощи, посылающего импульсы развития в пояс своего окружения. ЕАЭС имеет шанс стать таким центром. Но для этого нужно чтобы Россия предложила партнерам по региону концепцию и политику модернизации их национальных хозяйственных систем в увязке с модернизационными и инновационно-инвестиционными процессами в российской экономике. В подобной «связке» неизбежные дополнительные затраты бюджета и частные инвестиции из России в страныпартнеры по своему эффекту становятся аналогичными вложениям в экономику России (аутсорсинг, дешевая рабочая сила, приближение к источникам сырья и рынкам сбыта, уменьшение миграционного давления, сокращение транспортных расходов и т.п.).

Однако низкий показатель связанности усложняет развитие ЕАЭС. Большинство стран СНГ придерживаются ориентации на рынки третьих стран, и неотложной задачей евразийской интеграции является формирование емкого внутреннего рынка как важнейшего драйвера экономического роста в интеграционных объединениях слабо– и среднеразвитых стран с отсутствием или недоразвитостью индустриального сектора.

Положение может осложниться в связи с готовностью ряда внерегиональных стран заключить соглашения о ЗСТ с ЕАЭС (тенденция сама по себе положительная). Подобные соглашения, увеличивая рыночный потенциал Евразии, одновременно создают ряд проблем и усложняют систему регулирования внутрирегиональных отношений. ЕАЭС пока способен посылать импульсы для развития немногих сфер, прежде всего энергоотраслей, оборонной промышленности и некоторых других. Пока неясно, как будет сбалансировано развитие ЕАЭС «вглубь» и «вширь». Заключение соглашений о ЗСТ с крупными внерегиональными странами – до упорядочения внутрирегионального торгово-инвестиционного режима и вступления всех участников ЕАЭС в ВТО – может вызвать торгово-отвлекающий эффект и тормозить интеграционный процесс.

В ближайшие два–три года ЕАЭС, видимо, должен сосредоточиться на максимальном использовании эффекта от объединения торговых систем участников интеграционного проекта и повышении готовности экономики недавно вступивших стран к совместным действиям по восстановлению индустриального потенциала ЕАЭС. Расширять состав объединения до завершения этого стартового периода вряд ли целесообразно. Нельзя повторять предыдущих ошибок, связанных с постановкой с самого начала амбициозных, невыполнимых задачи, срыв которых приводил к потере веры в саму идею интеграции.

Сейчас трудно определить перспективы ЕАЭС. Но в любом варианте развития он должен исходить из принципиального положения о том, что евразийское пространство находится в стадии формирования международного экономического региона, который сможет занять достойное место в мировом хозяйстве только путем повышения его внутренней связанности, опережающих темпов роста внутрирегионального рынка.

Глава 2
Евразийская интеграция: социальная справедливость vs экономическая эффективность

Евразийская интеграция, несмотря на свою долгую историю, начало которой было положено в 1994 г. в ходе официального визита первого президента Казахстана Н.А. Назарбаева в Российскую Федерацию, до сих пор так и не достигла желаемой степени зрелости и глубины. За прошедшие 25 лет в условиях жесткой внешней и внутренней турбулентности серьезным испытаниям на прочность подверглись не только экономические, геополитические, но и социальные скрепы евразийского пространства.

Что и почему пошло не так

Поиск причин «пробуксовки» социально-экономической трансформации и интеграции на евразийском пространстве в традиционном русле геополитики и геоэкономики, как показала практика, так и не увенчался успехом. Распад СССР вскрыл и привел в движение мощные социокультурные и ментальные пласты, запустил центробежные векторы некогда единой культурно-исторической общности. Ожидания быстрой реальной отдачи от, казалось бы, «достаточно высокого потенциала естественной солидарности населяющих регион народов, которая проистекает из их многовекового совместного проживания, этнокультурного и экономического взаимодействия и встречных миграционных движений»1818
  Евразия в поисках идентичности / Под ред. С.П. Глинкиной, Л.З. Зевина. СПб.: Нестор-История, 2011. С. 3–4.


[Закрыть] оказались чрезмерно завышены.

По логике, «снижение барьеров на пути товаров, услуг, людей и капиталов по мере углубления интеграции должно способствовать развитию взаимных торговых и инвестиционных связей и, тем самым, способствовать росту экономики регионов. Но практика постсоветских интеграционных проектов этого не подтверждает»1919
  Вардомский Л.Б. Постсоветская интеграция и экономический рост нового приграничья России в 2005–2015 гг. // Пространственная экономика. 2017. № 4. С. 31.


[Закрыть]. С одной стороны, «унаследованные от СССР общие черты и связи создают иллюзию легкости реинтеграционных процессов на нашем пространстве». С другой – «задача реинтеграции пространства оказывается много сложнее, чем формирование европейской интеграции с нуля. Прошлый опыт способен оказывать значительно более негативное влияние, нежели отсутствие опыта совместной жизни как такового»2020
  Евразийский интеграционный проект: эффекты и проблемы реализации (научный доклад) / Под общ. ред. С.П. Глинкиной. М.: Институт экономики РАН, 2013. С. 81.


[Закрыть].

Чрезвычайно важное значение имеет «…отношение и интерес общества к интеграционному проекту. Это задает общий положительный фон и во многом определяет динамику»2121
  Винокуров Е.Ю. Опыт региональных интеграционных объединений: уроки для ЕАЭС // Евразийская экономическая интеграция. 2015. № 2. С. 96.


[Закрыть]. Однако проект ЕАЭС находится преимущественно на периферии внимания СМИ стран – участниц Союза. Интеграционная повестка находит недостаточное отражение в жизни людей и поэтому воспринимается ими как нечто «виртуальное»2222
  Бородачева Е.М., Щекотуров А.В. Евразийский медиаиндекс. II квартал 2017 года. Москва, Минск: Институт социологии НАН Беларуси, Центр изучения перспектив интеграции, 2017. С. 5.


[Закрыть]. Все это сказывается на ходе интеграционных процессов на постсоветском пространстве, их противоречивом и разнонаправленном характере. Кроме того, по мнению академика В.М. Полтеровича, «если в программе реформ не учтены существующие ресурсные, технологические, институциональные и культурные ограничения, то законодательно внедренные институты оказываются дисфункциональными»2323
  Полтерович В.М. К общей теории социально-экономического развития. Часть I. География, институты или культура? // Вопросы экономики. 2018. № 11. С. 17–18.


[Закрыть].

В этой связи чрезвычайно важно, что в научном и экспертном дискурсе все чаще затрагиваются вопросы социокультурной составляющей интеграционных процессов. Так, эксперты Евразийского банка развития считают, что «успех евразийской интеграции по-прежнему будет во многом зависеть и от усилий, направленных на повышение долгосрочной устойчивости евразийского интеграционного проекта, его привлекательности не только в экономическом и военно-политическом плане, но и в научно-образовательном, культурном и общем гуманитарном аспектах»2424
  Интеграционный барометр ЕАБР – 2014. Аналитическое резюме. СПб.: ЦИИ ЕАБР, 2014. С. 25.


[Закрыть]. Длительное игнорирование социального фактора существенно снижает прочность интеграционных связей, ставит под угрозу эффективное интеграционное взаимодействие и «… даже серьезные политические договоренности и взаимозависимость национальных экономик не спасают от дезинтеграции при разрыве гуманитарной (культурной) связи и информационно-идеологическом противостоянии»2525
  Интеграционный барометр ЕАБР – 2017. СПб.: ЦИИ ЕАБР, 2017. С. 18.


[Закрыть]. А. Крылов и А. Арешев отмечают, что «…евразийская интеграция имеет много измерений и отнюдь не исчерпывается экономическим прагматизмом. Социальная, политическая, культурно-цивилизационная составляющие играют не менее важную роль в успешной реализации интеграционного проекта»2626
  Крылов А., Арешев А. Евразийская интеграция: проблемы и потенциал развития // Россия и новые государства Евразии. 2014. № 4 (25). C. 25.


[Закрыть].

В ряде научных трудов Института экономики РАН, посвященных интеграционной проблематике, также прослеживаются схожие позиции. Так, Л.З. Зевин подчеркивает, что «… региональная интеграция не является чисто экономическим процессом… [Cтарт интеграции] становится возможным при наличии поддержки значительной части общества будущих партнеров (социальный фактор); … мотивация к объединению опирается на исторический опыт общения и культурно-цивилизационные связи…»2727
  Зевин Л.З. О некоторых проблемах экономического пространства Евразии XXI века. Научный доклад. М.: Институт экономики РАН, 2015. С. 20.


[Закрыть]. Л.Б. Вардомский утверждает, что именно социокультурные приоритеты становятся критически важными при выборе постсоветскими странами вектора интеграции: «…речь идет о выборе между присоединением к европейской интеграции, созданием своего евразийского объединения или проведением многовекторной внешней политики»2828
  Вардомский Л.Б. Состояние и перспективы взаимных экономических отношений Беларуси, России и Украины в контексте их идентичности // Россия и современный мир. 2018. № 3 (100). С. 104.


[Закрыть].

Авторы коллективного научного доклада «Евразийский интеграционный проект: эффекты и проблемы реализации» полагают, что «важнейшую роль в углублении интеграции могли бы сыграть социальные и культурные факторы. … Использование культурных факторов более чем оправданно в интеграционном строительстве в силу взаимопроникновения культурных традиций на протяжении многих десятилетий совместного проживания народов». Они приходят к выводу, что «вопросы развития социальной сферы, выравнивания региональных и структурных диспропорций должны стать важной составляющей социально-экономической политики Евразийского экономического союза»2929
  Евразийский интеграционный проект: эффекты и проблемы реализации. С. 87–88.


[Закрыть]. Л.С. Косикова отмечает, что именно социальные факторы призваны сыграть «цементирующую» роль в процессе успешной региональной интеграции: «… социальный фактор в процессе региональной интеграции чрезвычайно важен как один из главных «скрепов» межгосударственных союзов, создающий стимулы к сближению именно «снизу», со стороны населения сотрудничающих государств»3030
  Косикова Л.С. Социальные и культурные факторы региональной интеграции: опыт ЕС и СНГ / Социальные факторы постсоветской интеграции / Отв. ред. Т.В. Соколова. M.: ИЭ РАН, 2010. C. 18, 22–23.


[Закрыть].

Социокультурное притяжение. Лучше вместе, чем порознь?

Очевидно, что область взаимодействия населения постсоветского пространства в сфере культуры, искусства, образования, спорта, туризма, а также личных (в том числе профессиональных, родственных и т.п.) связей изначально обладает мощным интеграционным потенциалом. Детальное исследование социокультурного (гуманитарного) притяжения стран постсоветского пространства регулярно проводится в рамках проекта «Интеграционный барометр ЕАБР», реализуемого Центром интеграционных исследований Евразийского банка развития и Международным исследовательским агентством «Евразийский монитор».

В 2017 г. для государств – членов ЕАЭС и Таджикистана была характерна феноменальная плотность взаимных социальных связей: за исключением России, более 50% их граждан заявили о наличии постоянно поддерживаемых связей с родственниками, друзьями, коллегами из стран региона СНГ. Наиболее высокие показатели были зафиксированы в Киргизии (80%), Армении (79%) и Таджикистане (66%). В России всего 31% населения поддерживает постоянные социальные связи в соседних по региону СНГ странах, при этом большинство (61%) не поддерживает их вообще3131
  Интеграционный барометр ЕАБР – 2017. С. 15.


[Закрыть].

В целом наибольший взаимный интерес закономерно проявляют жители двух славянских государств – России, Белоруссии, а также Казахстана. В силу особенностей своего социокультурного профиля Казахстан занимает промежуточное положение между «восточным» и «западным» векторами интеграционных предпочтений. Вместе с тем широкое распространение традиционных институтов родственно-семейных связей в хозяйственных практиках, традиционных ценностей (религия, семья) и коллективистской культуры «работает» в большей степени на сближение Казахстана именно с Россией и Белоруссией. Наиболее близкой к России является базовая культурная идентификация Белоруссии. На вопрос: «Вы считаете себя более близким к русским или к европейцам?» почти три четверти белорусских респондентов отвечают «к русским» и около 20% – «к европейцам», объясняя это, прежде всего, историческими (49,5%), культурными (39,9%) и языковыми (36,2%) причинами3232
  Будущее Беларуси. Взгляд независимых экспертов / Под ред. О. Манаева. СПб.: Невский простор, 2012. С. 29.


[Закрыть]. В условиях состоявшегося политического «развода» России и Украины сейчас именно на долю Белоруссии выпала особая миссия по формированию зоны «сборки» Евразии3333
  Вардомский Л.Б. Состояние и перспективы взаимных экономических отношений Беларуси, России и Украины в контексте их идентичности. С. 107.


[Закрыть].

Четко выраженный вектор социокультурного притяжения на постсоветском пространстве образует и сохраняющийся интерес населения стран Центральной Азии к России, несмотря на то, что в Узбекистане, Туркмении и Таджикистане весомо тяготение и к странам арабского, персидского и тюркского национально-культурных кластеров.

Гораздо более противоречивы в демонстрации своих социокультурных предпочтений государства Южного Кавказа. Принципиальное отличие этого региона от других частей постсоветского пространства состоит в том, что он всегда чисто «исторически существовал как регион с подвижными границами, различными государственными, этническими и конфессиональными идентичностями»3434
  Южный Кавказ: тенденции и проблемы развития (1992–2008 годы) / Отв. ред. и рук. авт. кол. В.А. Гусейнов. М.: Красная звезда, 2008. С. 36.


[Закрыть]. До сих пор тлеющие региональные конфликты на спорных территориях (Нагорный Карабах, Южная Осетия и Абхазия) ощутимо нарушают и без того хрупкий баланс социально-политического равновесия в Азербайджане, Армении и Грузии. Самый большой камень преткновения – Нагорный Карабах. Являясь ключевым компонентом как армянской, так и азербайджанской национальной идентичности, он превратился в опасное «яблоко раздора» как с этнополитической, так и с оборонной точки зрения3535
  См.: Бабаян Д. Азербайджано-карабаxский конфликт: этнополитика и безопасность // Россия и новые государства Евразии. 2015. № 2 (27).


[Закрыть].

Кроме того, Южный Кавказ «принял на себя удар» половины (четырех из восьми) всех вооруженных конфликтов на постсоветском пространстве: армяно-азербайджанского, грузино-абхазского, грузино-осетинского, и внутригрузинской гражданской войны. Все эти «болевые точки», буквально пронизывающие пространство Южного Кавказа, придали отношениям государств-соседей дополнительный центробежный импульс, который существенно затруднил процессы социально-экономической трансформации.

Показательно, что ни одна из стран рассматриваемого региона не считает своих непосредственных соседей друзьями. Для подавляющей части населения Азербайджана (91%) – это Турция, для Грузии (42%) – США. Население Армении (83%) ставит на первое место (и с большим отрывом) Россию3636
  Caucasus Barometer 2013 regional dataset / The Caucasus Research Resource Centers (CRRC) caucasusbarometer.org/en/cb2013/MAINFRN.


[Закрыть]. Вместе с тем особое значение в сотрудничестве Грузии и Армении имеет их культурно-конфессиональная общность. Для России же целесообразно наращивать экономические и гуманитарные связи со всеми странами Южного Кавказа, независимо от их текущих интеграционных предпочтений3737
  Вардомский Л.Б., Пылин А.Г., Соколова Т.В. Страны Южного Кавказа: особенности развития и регионального взаимодействия. М.: Институт экономики РАН, 2014. С. 62, 67.


[Закрыть], но с обязательным учетом их социокультурных и ментальных особенностей. В 2017 г. в государствах – участниках опроса выявлен высокий интерес к продукции культурной индустрии стран региона СНГ: кинематографу, литературе, музыкальному искусству. Среди лидеров – Таджикистан (69%), Казахстан (68%) и Белоруссия (60%), наименьший показатель – в Армении (36%)3838
  Интеграционный барометр ЕАБР – 2017. С. 16.


[Закрыть].

К сожалению, подобные гуманитарные скрепы «снизу» в течение длительного времени не получали должной поддержки на официальном законодательном уровне. По мнению Д.И. Ушкаловой и М.Ю. Головнина, неоправданное чрезмерное увлечение экономическими теориями интеграции, недооценка роли и необходимости создания полноценного институционального каркаса не могли не сказаться на эффективности попыток объединения3939
  Ушкалова Д.И., Головнин М.Ю. Теоретические подходы к исследованию международной экономической интеграции. М.: Институт экономики РАН, 2011. С. 37–38.


[Закрыть]. Показательно, что только в 2006 г. (по прошествии 15 лет с момента распада СССР!) были созданы Совет по гуманитарному сотрудничеству (СГС) и Межгосударственный фонд гуманитарного сотрудничества государств – участников СНГ (МФГС). В 2009 г. приступил к работе Межгосударственный совет по сотрудничеству в научно-технической и инновационной сферах, были утверждены Основные направления долгосрочного сотрудничества государств – участников СНГ в инновационной сфере и разработана Межгосударственная программа инновационного сотрудничества государств – участников СНГ на период до 2020 г. В середине 2011 г. создан Совет по сотрудничеству в области фундаментальной науки и принята Концепция развития образования в сфере культуры и искусства государств – участников СНГ.

Кроме того, «идеологический шок начала 90-х гг., следствием которого стало разрушение советской идентичности многих представителей старших поколений и утрата смысла прожитой ими жизни, привел к социальной, этнической и психологической дискриминации носителей советской ментальности на всем постсоветском пространстве»4040
  Социокультурные особенности российской модернизации: материалы «круглого стола». М.: Экон-Информ, 2009. С. 35.


[Закрыть]. В связи с этим запустить процесс евразийской интеграции, опираясь только на разрозненные национальные идентичности, так и не удалось. Возможно, во многом именно поэтому «Евразийский экономический союз, при всей его практической полезности, не стал центром силы в Евразии»4141
  Тренин Д. Контурная карта российской геополитики: возможная стратегия Москвы в Большой Евразии. М.: Московский Центр Карнеги, 2019. 11 февр. carnegie.ru/2019/02/11/ru-pub-78328.


[Закрыть].

В последние годы практически во всех странах общественная поддержка ЕАЭС медленно снижалась. Высокий уровень одобрения членства в ЕАЭС, зафиксированный в 2015 г., был, скорее всего, своего рода авансом общественного доверия, связанного с позитивными ожиданиями. Вместе с тем неблагоприятная внешняя конъюнктура, в условиях которой зарождалось и развивается новое интеграционное объединение (мировой экономический кризис, межгосударственные конфликты в регионе СНГ), не позволяет оправдаться многим ожиданиям скорых положительных эффектов интеграции, и это ведет в том числе к отрицательной динамике общественных настроений4242
  Интеграционный барометр ЕАБР – 2017. С. 21–22.


[Закрыть].

Так, в Молдавии впервые за шесть лет исследований «Интеграционного барометра ЕАБР» общий индекс притяжения к Евросоюзу стал выше аналогичного к региону СНГ. Небольшая отрицательная динамика притяжения в целом ко всем странам региона СНГ зафиксирована в Армении (по отношению к России – значительная). В Таджикистане и Молдавии также значительно уменьшилось притяжение к России. При этом интеграционное позиционирование самой России по-прежнему многовекторно. В предпочтениях россиян примерно в равной степени присутствуют все геополитические векторы (страны региона СНГ, ЕС и «остального мира»)4343
  Там же. С. 20.


[Закрыть].

В ходе постсоветской трансформации постепенно утрачивались и потребность в знании русского языка как языка межнационального общения, и понимание культуры других народов, населявших некогда единую страну4444
  Восприятие молодежью новых независимых государств истории советского и постсоветского периодов // Аналитический отчет по исследовательскому проекту «Евразийский монитор». 2009, август. eurasiamonitor.org/uploads/s/g/f/f/gffzlsnpxne/file/o9GDpzJR.pdf; Рыбаковский Л.Л. Миграционный потенциал новых независимых государств и условия его привлечения в Россию. Научный доклад. Ecsocman.hse.ru/data/2011/09/02/1267440637/ Rybakovsky.pdf.


[Закрыть]. Русскоговорящая часть населения медленно перемещалась в двуязычную категорию (так называемое явление билингвы, когда русский и титульный языки в повседневном общении используются в равной степени). Наибольший рост «билингвы» был отмечен в 2005–2007 гг. в Белоруссии, Казахстане и Азербайджане (на 10–15 п.п.). Снижение показателя наблюдалось только в Армении и Молдавии, что, скорее всего, связано с эмиграцией населения, свободно владеющего русским языком4545
  Динамика использования русского языка в повседневном общении в некоторых странах СНГ // Евразийский монитор. 2011. 5 марта. www.eurasiamonitor.org/uploads/s/g/f/f/ gffzlsnrpxne/file/5ccofuh7.ppt.


[Закрыть]. За счет «билингвы» удалось компенсировать стремительное сокращение (в ряде случаев вплоть до полного запрета) использования русского языка как единственного. Представителей русскоязычной среды стало меньше на 15% в Узбекистане и на 82% в Таджикистане4646
  Трансформация идентичности трудовых мигрантов как одна из составляющих становления гражданского общества в России. М.: Фонд «Наследие Евразии», 2014. С. 42.


[Закрыть]. Данные социологических опросов показывают, что россияне наиболее чувствительно (среди всех типов дискриминации русских в бывших республиках СССР) воспринимают именно запрет на использование в постсоветских государствах русского языка4747
  Общественное мнение – 2014. М.: Левада-Центр, 2015. C. 156.


[Закрыть].

За истекшие четверть века в новых независимых государствах выросло целое поколение, которое вместе с теми, кто в момент распада СССР были еще детьми, является носителем менталитета, принципиально отличного от советского. И это каждый пятый (около 60 млн чел. в возрасте от 15 до 29 лет) из более чем 280 млн чел., проживающих в СНГ. В среднем доля молодежи составляет от 18 до 29% всего населения4848
  Молодежь в Содружестве Независимых Государств: статистический портрет. М.: Статкомитет СНГ: ЮНФПА, 2018. С. 15.


[Закрыть].

Молодое постсоветское поколение не имеет собственного опыта проживания в большой объединенной стране, восприятие которой строится только на основе внешних интерпретаций. По данным социологических опросов, отношение к СССР существенно дифференцировано в разных возрастных группах (чем моложе, тем отношение хуже или безразличнее). Особенно стремительно размывается «советская идентичность» в странах Центральной Азии, где более половины населения составляет молодежь до 30 лет, получившая среднее образование в рамках национальной школьной системы и не испытавшая непосредственного влияния общих «советских» ценностей. Как отмечают эксперты из Казахстана, «если первые 25 лет независимого развития Центральная Азия находилась в фарватере постсоветской инерции (экономические модели, элиты и их видение мира, образование, социальный уклад и др.), то, по всей вероятности, нарождающиеся в настоящее время глобальные мегатренды и новое, последовательно набирающее силу поколение (со своими взглядами, ценностями, устремлениями и др.) обусловят для нашего региона начало совершенно нового исторического этапа»4949
  Центральная Азия 2027: меняющийся стратегический ландшафт. Вероятные сценарии на десять лет вперед / Т.Т. Шаймергенов, М.А. Абишева. Астана: Библиотека Первого Президента РК – Елбасы, 2017. С. 26, 76.


[Закрыть].

Таким образом, ностальгия и позитивное отношение к общей истории все в меньшей степени могут служить основой для «новой интеграции», хотя тяга к новому объединению в ряде стран бывшего СССР явно присутствует. При этом отношение к распаду СССР и к возможному новому союзу значимо различается для респондентов с разным уровнем социального самочувствия. Среди неудовлетворенных сегодняшней жизнью более распространено позитивное отношение к интеграции. Так, например, в Армении среди неудовлетворенных своей жизнью 55% поддерживают объединение, среди удовлетворенных эта доля существенно ниже – 39%5050
  Общественное мнение о распаде СССР в странах постсоветского мира. 1991–2016 / Проект «Евразийский монитор», 2017. С. 18, 19.


[Закрыть].

Желаемое усиление гуманитарной составляющей интеграционных процессов на постсоветском пространстве сталкивается с отсутствием, как это ни парадоксально, весомой поддержки и заинтересованности в более тесной интеграции и со стороны самой России. По данным опросов Левада-Центра, менее 20% россиян поддержали бы более тесное объединение всех республик бывшего СССР, например, по хорошо известному типу Европейского союза5151
  Общественное мнение – 2014. С. 158.


[Закрыть].

В тисках острых социальных проблем и несправедливости

Путь независимого развития постсоветских государств оказался в социальном плане более сложным и непредсказуемым, чем ожидалось накануне реформ. Надежды на то, что «…опыт международного сотрудничества государств с различными уровнями развития и социальным устройством дадут возможность сравнительно легко и безболезненно реформировать постсоветское пространство в принципиально иной глобальной среде»5252
  Зевин Л. З. Указ. соч. С. 16.


[Закрыть], не оправдались, и по прошествии вот уже почти трех десятилетий социальная ситуация в регионе остается напряженной (см. табл. 2.1). Разрыв в уровне ВВП на душу населения составляет более 8 раз, в уровне безработицы – более 5. При этом некоторые неожиданно выбивающиеся из общего ряда показатели (например, низкий уровень работающих бедных в Туркмении – 2,5% от общей численности занятых) объясняются либо особенностями национальной статистики, либо наличием значительного теневого сектора, трудно поддающегося учету и вследствие этого сильно искажающего истинную картину.

Вместе с тем «сухие» социально-экономические показатели нивелируют существенные различия в интеграционных предпочтениях и, что не менее важно, в представлениях людей о социальной справедливости. На постсоветском пространстве взаимопереплетены три основные модели социальной справедливости: патерналистско-эгалитарная, или уравнительная (наиболее распространенная, унаследованная от социалистического этапа развития); социал-демократическая и либерально-рыночная, которая в чистом виде встречается в СНГ лишь фрагментарно и в отсутствие давних рыночных традиций, скорее всего, не имеет объективной почвы для своего развития. Эта особенность является серьезным препятствием для решения проблемы оптимального сочетания и без того трудносовместимых друг с другом (в силу своеобычия постсоветского менталитета) критериев экономической эффективности и социальной справедливости.