Текст книги "Приключения шахматного солдата Пешкина"

Автор книги: Ефим Чеповецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Глава шестая
О том, как Пыжик учился летать

Скоро чижик пошел в летную школу, в первый класс. Забот у чижихи прибавилось вдвое. Попробуй усадить такого птенца за уроки! Беда, да и только!.. Ему бы кувыркаться да шалить, а учителя своего требуют.

Мать все хозяйство забросила, за собой не следит – вместе с сыном уроки учит. Старательно учит, будто ей самой их задали. Теперь она и правила, и стихи на память знает, а вот хозяйством заниматься разучилась. То, глядишь, червячок недосолен, то вместо зерен простых камешков с птичьего базара принесет, то у торговки-воробьихи сдачу получить забудет.

А гнездо-то, а гнездо! Сплошной беспорядок. Пух из постели повыбивался, стены прохудились. А сама-то, а сама! Страх один. Перышки не разглажены, лишние не повыщипаны. В таком виде она и учит с Пыжиком уроки.

– Что тебе на сегодня задали?

– Упражнения на полеты. Нужно три раза облететь вокруг дерева.

– Ну, так лети.

– А я не хочу.

– Почему?

– Мне сперва нужно найти вот такую резинку. – И Пыжик развел крылья, показывая, какой длины должна быть резинка.

– Ах ты, дрянной мальчишка! – догадалась чижиха. – Ты хочешь сделать себе рогатку!

– У всех есть, а что я, хуже?

– Тебя за это схватит баба-сова!

– А я ей выстрелю в глаз!

– Что мне с тобой делать?! – заламывала крылья чижиха. – Ну, ты хоть червячка съешь. Я его разжевала, тебе только проглотить осталось.

– А ты сделай за меня упражнения, тогда проглочу.

– Хорошо, хорошо, я сделаю. А ты ешь и смотри!

И чижиха принялась летать вокруг дерева. Летает и считает:

– Раз… Два… Три.

– Правильно! – сказал Пыжик. – На пятерку!

– Гм, – ухмыльнулась соседка-синица. – Что это вы, уважаемая Чика, такими пустяками занимаетесь?

– Это вовсе не пустяки! – ответила чижиха. – Это мы с сыном делаем домашние задания.

А на следующий день Пыжик приносил из школы двойку.

– Безобразие! – жаловалась синице чижиха. – Вы свидетельница, вы сами видели, как мы с Пыжиком делали домашнее задание! И вот вам, пожалуйста, – двойка! Какие несправедливые учителя!.. Ах, бедный Пыжик, все тебя, маленького, обижают!

– Обижают… – захныкал сынок, который уже стал ростом со взрослого чижа.

– Ну ладно, не плачь. Поди ко мне, крошка, я тебя поцелую! – И она хотела обнять сына.

Но Пыжик терпеть не мог нежностей. Он передернул крыльями, да гак неловко, что столкнул мать с ветки. Все вокруг рассмеялись. А одуванчики так тряслись, что все поголовно растеряли свой пух и остались нагишом.

Чижиха провалилась в густые заросли крапивы и лопуха. Она больно обожглась и хотела поскорее выбраться, но услышала интересный разговор, который происходил между крапивой и лопухом, и задержалась.

Дело в том, что крапива и лопух были всеми признанные ученые педагоги. Они давно занимались наукой о том, как следует воспитывать детей, но советовали это делать по-разному и без конца спорили.

– Нужно жечь, нужно сечь! Нужно жечь, нужно сечь! – упрямо твердила крапива и показывала, как это следует делать. Ладони ее были усеяны густым жалящим волосом и сплошь покрыты грубыми мозолями.

А лопух безразлично махал своими лопоухими листьями и лениво повторял:

– Э-э, и так сойдет, э-э, и так вырастет! Сколько у меня знакомых лопухов, и все так выросли. Некоторые даже стали еще большими лопухами, чем я.

Пока продолжался этот ученый спор, Пыжик сидел на высокой ветке и вертел головой. Вдруг перед его носом пролетела стрекоза. Он хотел схватить попрыгунью, да сорвался с ветки. Сорвался, замахал крыльями и полетел. Да, да, полетел! Неровно, припадая то на одно, то на другое крыло, но полетел.

– Ай! Ай! – закричала чижиха. – Что ты делаешь! Ты же летишь! Ты разобьешься!

Но голос ее потонул в шуме.

– Еще рраз! Еще рраз! – затрещали в траве кузнечики.

– Четче! Четче! Четче! – закричали воробьи.

Пыжик снова взлетал, шлепался на землю, но упрямо рвался в воздух.

Все тут же бросились поздравлять чижиху.

– Ч-чудесно! Ч-чудесно! – защебетала соседка-синица. – Оччень, оччень способный!

– Еш-шобы, еш-шобы, – одобрительно жужжал шмель. – Первые в ж-ж-жизни шшаги, шшаги!

– Поздрр-ав-лаю! Поздрр-ав-лаю! – залаял дворовый пес Лука, который из будки все это видел. – Помню, когда впервые пошел Коля Пыжиков, сколько радости в доме было. Уж я-то знаю, как нелегко на двух задних ходить! Сам пробовал, сам… Да, много мне тогда вкусных вещей со стола перепало! – И он звучно облизнулся.

Чижиха успокоилась и, важно нахохлившись, обвела всех гордым взглядом: дескать, иначе и быть не могло, ведь это мой сын!

Она тут же решила послать повсюду телеграммы и полетела к кусту малины, где был главный паучий телеграф. Отсюда во все концы тянулась густая паутина. По ней передавались всякие новости.

Чижиха быстро настрочила телеграмму:

БОЛЬШОЕ СОБЫТИЕ ТЧК МЫ УЖЕ ЛЕТАЕМ ЧИЖИК

КРАСОТА ПЕРЕРОС ПАПУ РАДА СКАЗАТЬ НАРОДУ В

ГОРОДЕ И ЛЕСУ

ВАША ЧИКА

Но старый паучий телеграф перевирал все слова, и те, кто получили телеграмму, читали:

БОЛЬШОЕ БИТИЕ ТЧК МЫ УЖЕ ТАЕМ НИЖЕ У КОТА

ПЕРЕКОС ЛАПЫ НАДА СМАЗАТЬ ВОДУ В ОГОРОДЕ

КОЛБАСУ

ВАША ЧИКА

Всякий понимал это по-своему, и все радовались.

Прочитав слова «нада смазать», двери радостно заскрипели. Они решили, что все дверные завесы наконец-то будут смазаны.

Фикус, обнаружив в телеграмме слово «воду», захлопал своими широкими листьями. Он изнывал от жажды и думал, что его немедленно польют.

Мыши в подполье подняли радостную возню:

– Опасность миновала! – кричали одни. – У кота перекос лапы!

А другие кричали:

– В огороде выросла колбаса!

Один солдат Пешкин правильно расшифровал телеграмму. Он был опытным связистом и разгадывал телеграммы даже посложней, чем эта.

«Точно, у чижихи большая радость! – подумал Пешкин и тут же начал себя ругать: – Эх, и черствая я душа! Как же это до сих пор не навестил семью своего спасителя?! Нет мне за это прощения!.. Сейчас же пойду к генералу, попрошу увольнительную и лично принесу чижихе свои поздравления».

Он направился в штаб главного шахматного командования. Пешкин был любимым солдатом генерала, и тот его принял сразу.

– А-а, здравствуй, Пешкин. Как живешь? – сказал генерал, отрываясь от важных бумаг.

– Разрешите доложить, важное сообщение! – сказал солдат, приложив руку к пилотке и громко щелкнув о доску свинцовой пяткой.

– Докладывай.

– Свершилось, значит, товарищ генерал. Полетел Пыжик! Пичуга мала, а звезду догнала… Стало быть, птенец отличник летной подготовки! Вот как, товарищ генерал.

– Постой, дорогой, постой, – начал припоминать генерал. – Не тот ли самый птенец, отец которого…

– Он самый и есть. Так точно, – печально покачал головой Пешкин. Меня спас, сам погиб…

– Вспоминаю, вспоминаю, как же! Так чего же ты от меня хочешь?

– Да вот, навестить бы мне чижиху… Стало быть, увольнительную бы мне… вот что…

И тут Пешкин совершил ошибку. Генерал был стариком добрым, но увольнительные любил раздавать сам, а когда просили – отказывал. Он считал, что это необходимо для большей строгости, для авторитета.

– Увольнительной, дорогой, сегодня дать не могу. Сам понимаешь – положение шаховое. С минуты на минуту могут прийти Коля и Петя – и начнется война! Ясно?

– Так точно. Ясно! – отчеканил Пешкин. Что мог он еще сказать?

Но генерал и не думал совсем огорчать Пешкина. Он лукаво подмигнул ему, похлопал по плечу и произнес:

– А не лучше ли отшлепать чижихе поздравительную за моей, генеральской, подписью! А? Каково?

– Премного вами благодарны! – радостно рявкнул Пешкин.

И генерал послал чижихе телеграмму:

САД ЯБЛОНЯ НОМЕР ШЕСТЬ ГНЕЗДО ЧЕТЫРЕ ТЧК

АТАКУЕМ ПОЗДРАВЛЯЕМ ОТВОЮЕМ ПОЛЕТАЕМ

ПУЛЯ ДУРА ШТЫК МОЛОДЕЦ ТЧК

ГЕНЕРАЛ Ф-5.

«ф-5» означало клепку на шахматной доске, где находился в это время генеральный штаб.

Телеграмма была немедленно доставлена чижихе и зачитана вслух. Чижиха еще больше надулась и заважничала.

Вдруг в небе что-то загудело, засвистело, и синеву прочертили длинные белые полосы. Потом эти полосы стали выписывать в небе восьмерки, круги и другие замысловатые фигуры.

А впереди этих полос, как серебряные самопишущие перья, неслись и сверкали острокрылые птицы.

Все в саду притихли и с удивлением уставились в небо.

– Чему вы удивляетесь? – сказала чижиха. – Разве не знаете – этот воздушный парад назначен сегодня в честь моего Пыжика!

Никто не стал возражать, а Пыжик запищал:

– Мама, мама, я тоже так хочу!

– Что ты, милый, так высоко? – ужаснулась чижиха. – Там холодно, ты простудишься! Это только люди могут так высоко и быстро летать, а ведь ты – птица… И вообще, на сегодня хватит. Ты устал. Пойдем лучше домой.

Соседка-синица пошла провожать чижиху.

Она ласково положила ей крыло на плечо и сказала:

– Ну, милая, скажу вам как мамаша мамаше: теперь у вас самое трудное… – и, помолчав секунду, добавила: – впереди!

– Да, – согласилась чижиха. – Конечно, когда ребенок начинает летать, покоя матери не знать, того и гляди, птенец залетит не туда, куда надо.

Глава седьмая
Пыжик знакомится с сыном важного индюка

Чижиха совсем потеряла покой. Ночью через каждый час просыпалась и лап-лап крылом – на месте ли сын. А Пыжик то и дело рвался из гнезда «Летать! Только бы снова летать! Все равно куда!» – других желаний у него не было.

И мать, не откладывая, начинала поучать сына:

– Сиди спокойно и слушай, что говорит мама. Наше птичье государство самое большое на свете: все небо наше, все леса и сады. Но запомни главное – в людские гнезда нам, птицам, залетать нельзя.

Она указала крылом на двухэтажное здание, которое стояло в глубине сада, и окна его были широко раскрыты. Это был дом, в котором жил Коля Пыжиков, жили шахматы. Чижиха вдруг содрогнулась, крепко зажмурила глаза и чуть не свалилась с ветки. Из окна выскочил кот Василий и шмыгнул в траву. Уж она-то его хорошо знала. Это от его лап погиб отец Пыжика.

Кот вечно бегал по крышам и искал, с кем бы поцапаться. Одна щека у него была разодрана, на спине вырван клок шерсти, а на хвосте зияли боевые шрамы. Василий любил сквернословить, носил ухо набекрень, плевал сквозь зубы и, говорят, даже курил. И, хотя собственными глазами никто этого не видел, все верили. От такого пройдохи можно было ожидать чего угодно. Но самое страшное было то, что этот верзила любил обижать младших, показывать на них свою силу и храбрость. Ему бы за решеткой сидеть, да жаль – на котов законов не придумали…

Чижиха даже побоялась произнести его имя и только громко повторила:

– Туда нельзя!

Сказав эти слова, птичья мама совершила ошибку, какую делают все мамы на свете. Стоит любой из них сказать своему сыну: «Туда нельзя!», как он полетит именно туда, а не в другое место.

Чижиха очень волновалась. «Главное, – думала она, – чтобы моему Пыжику достались хорошие друзья, чтобы дурных примеров ему не подавали».

А чижик вообще ни о чем не думал. Прыгая с ветки на ветку, с каждым днем залетал он все дальше от родного гнезда. Не хотел он дружить ни с чижатами, ни с сыновьями птицы синицы.

И вот сидел как-то чижик на ветке и скучал, соображал, чем бы таким заняться. Вдруг слышит, снизу какая-то странная песня доносится. Не то птичья, не то не птичья – слов не понять:

 
Бир-бир-бар,
Бир-бар-будл,
Бадл-дудл-Берлыдан.
 

Посмотрел он, а по земле странная птица расхаживает. Крыльями не машет, шея голая, с клюва красный лоскуток свисает. Идет и под свою песню приплясывает

 
Бир-бир-бар,
Бир-бар-будл…
 

Так и дергается весь, будто его лихорадка трясет. Не видал еще Пыжик такого существа.

А был это индюшонок, сын своего папы-индюка, по фамилии Берльщуля-Берлыдан. Сам он, конечно, тоже носил эту фамилию и очень гордился ею.

Папа-индюк был важной птицей: возле самого дома вертелся, из хозяйских рук пищу принимал. И ведал он во дворе всеми птичьими песнями и полетами, хоть сам ни летать, ни петь не мог. Вот и ходил он по двору сердитый, важный, словно надутая до предела камера: толкни – лопнет. А какие бы сложные вопросы ни решал, всегда одно говорил: «Берлы, берлы», и точка.

Индюшонок с виду был весь в отца, только совсем уж никаким делом не занимался. Шатался целыми днями по двору, приплясывал и на всех свысока поглядывал.

«Вот это красавец, – думал Пыжик. – А пляшет-то как ловко!» И он тоже попробовал поплясать на ветке. Но ничего не вышло.

«Вот подружиться бы с ним, тогда и скучать не пришлось бы», – подумал он и прочирикал:

– Эй-эй, приятель! Лети ко мне в гости!

Индюшонок остановился, посмотрел наверх, смерил чижика взглядом и отвечает:

– Бир-бир! Этого еще не хватало! Стану я к тебе на ветки летать. Может, еще мошек с тобой ловить?! Мы, индюки, не такие птицы, мы не летаем, не поем, только пищу клюем!

«Ишь ты какой! – подумал Пыжик. – Как интересно!» Спорхнул вниз, на землю. Поравнялся с индюшонком, пошел рядом. Ходит, пыжится, шею вытягивает, чтоб хоть сколько-нибудь на него похожим быть.

– Давно бы так, – сказал юный Берльщан. – Если хочешь важной птицей стать, имей со мной дело!

– А какой ты породы? – спросил Пыжик.

– Индюшачьей! Я – индюк!

– Чендюк?

– Футы-нуты, не чендюк, а индюк!

– Я и говорю – чен-дюк.

– Чепуха! – сказал индюшонок. – Ты даже говорить-то правильно не умеешь. Только чик-чик да чирик…

– А-а я умею летать, – робко похвалился Пыжик…

– Э-э, летать не модно! Надо танцевать!

– А как?

– Вот так Смотри и учись! – И индюшонок начал припевать:

 
Бир-бир-бар,
Бир-бар-будд,
Бадл-дудл-Беряыдан.
Раз,
Джаз
Утки-дудки,
Бадл-дудл-барабан
 

Эх, и трясло же индюшонка! Чуть надвое не переломило Ноги он выше головы задирал, головой мотал, как пустым шариком. Пыжик не удержался и тоже пустился в пляс, а поскольку новой песенки не знал, запел свою старую:

 
Чижик-Пыжик, где ты был…
 

Скоро вокруг танцоров пыль столбом поднялась, и плясали они до тех пор, пока Пыжик не свалился на землю.

– Ну как? – с трудом переводя дыхание, спросил индюшонок.

– Здорово! – сказал Пыжик. – Я еще ни разу так не плясал!

– Это что! Это – пустяки! – Вошел в азарт Берлыдуля. – Я и не такое знаю, я совсем по-заграничному могу!

– Давай! Давай! – в азарте заорал Пыжик.

Индюшонка еще сильнее затрясло, а из его клюва, как горох, посыпались иностранные слова:

 
Эйнс, цвей
Три редиски,
Вери-Мери,
Дэр, ди, дас.
Бром, ром,
Виски-миски,
Крабы-жабы,
Кислый квас!..
 

Не выдержал Пыжик такого темпа и язык высунул, Берлыдуля все плясал, пока не грохнулся как подкошенный и закатил глаза.

– Умирает! Спасите! – запищал Пыжик и, набрав из лужицы воды, брызнул на индюшонка.

Берлыдуля и не думал умирать. Он отряхнулся, вскочил на ноги и сказал:

– Я, кажется, поставил рекорд по заграничным танцам!

– Конечно, конечно! – согласился Пыжик. Ему стало очень весело. – А что мы еще будем делать?

– Что еще? – переспросил индюшонок, но предложить ничего не успел.

Он вдруг радостно подпрыгнул, что-то берлыкнул и ухватил с земли пестрый лоскуток.

– Берлы-берлы! Смотри, какая красивая тряпочка! Это очень модная тряпочка! Мы, индюки, любим пестрые вещи! – Он тут же приладил ее к хвосту и спросил: – Правда, она мне к лицу!

Хвост был далеко от индюшачьей головы, и Пыжик ничего по этому поводу не мог сказать. Однако, чтобы не терять дружбы с индюшонком, пообещал:

– Когда у меня будет цветной лоскуток, я тебе его обязательно подарю.

– Если очень захочешь, сможешь мне сегодня подарить.

– Но у меня же нет.

– А я тебе покажу, где взять.

– Покажи!

И индюшонок потащил Пыжика к дому. Он показал на раскрытое окно и сказал:

– Там, в человечьем гнезде, много цветных тряпочек, даже заграничные есть! Достанешь – будешь мне первым другом!

– А разве туда можно? Мама сказала «нельзя!».

– «Мама, мама»! – передразнил его индюшонок. – Значит, ты – маменькин сыночек. Значит, ты – трус! Нет, я вижу, из тебя индюка не выйдет!

Пыжику не захотелось прослыть трусом, и, кроме того, его очень разбирало любопытство: какое оно, это человечье гнездо? Он почувствовал, как внутри у него сработала маленькая пружинка, та самая пружинка, что у всякого мальчишки сидит внутри и толкает куда не положено.

Он взмахнул крыльями и в тот же миг очутился на подоконнике. И уже оттуда снова услышал песню удалявшегося индюшонка:

 
Эйнс, цвей
Три редиски,
Вери-Мери,
Дэр, ди, дас.
Бром, ром,
Виски-миски,
Крабы-жабы,
Кислый квас!
 

Глава восьмая
Как выглядит человечье гнездо и что в нем произошло с Пыжиком

Пыжик сидел на подоконнике и вертел головой, словно это была не голова, а пропеллер. Он с любопытством разглядывал человечье гнездо, ибо так же, как ребята любят смотреть из окон на улицу, птенцы любят заглядывать через окна в квартиры. Для Пыжика это было вроде посещения музея. Все, что он видел в квартире, он видел впервые. К стенам были прибиты картины, на которых нарисованные птицы висели вниз головой и не шевелились. С потолка опускалось какое-то дерево, а на его ветках росли круглые стеклянные шары. Пыжик, конечно, не знал, что это люстра… Он спокойно уселся на одну из веток странного дерева, посмотрел сверху на стол. Там стояли стаканы, блюдца, хлебница, солонка, а посреди стола на тарелке лежала дюжина яиц.

«Здесь скоро вылупятся чижики!» – подумал Пыжик и слетел вниз. Над столом носились вкусные запахи, и Пыжик почувствовал, что хочет есть. «С чего бы начать?» – подумал он и подскочил к фарфоровой мисочке, в которой заманчиво поблескивали белые кристаллики. Пыжик клюнул раз, другой. Но что это?! Язык начало жечь, дыхание сперло, и соленая горечь потекла прямо в горло. Хорошо, что поблизости оказалась лужица сладкого чая.

Но жажда открытий была сильнее страха, и уже через секунду Пыжик клевал крупицы пшенной каши вперемешку с белыми крошками.

Вдруг он услышал, как по комнате разливается приятная негромкая музыка:

– МУРР-УРР. Мурр-урр, мурр-р-р…

«Кто же это поет?» Чижик осмотрел всю комнату, но нарисованные птицы продолжали висеть вниз головой и молчали.

Тогда он перескочил на диван и услышал пение совсем близко. Рулады плыли и перекатывались, обволакивая его сладкой дремой. Пыжику захотелось спать, и он чуть было не скатился на пол. Вдруг на диване он заметил что-то пушистое, круглое, живое. Белый мех с черными пятнами вздымался и оседал в такт песне.

Чижику стало любопытно.

– Что это, что это? – зачирикал он и подскочил ближе.

Пение прекратилось.

Теперь ему очень захотелось зарыться клювом в теплый, пушистый мех. Он сделал шаг вперед, еще шаг… Но тут же получил сильную затрещину, которая, к счастью, пришлась по клюву.

Пыжик испуганно запищал и отскочил назад. В следующее мгновение его ослепили два круглых зеленых огня и, как только он взмахнул крыльями, чтобы взлететь, тяжелая когтистая лапа ударила по крылу. Пыжик жалобно запищал и скатился на пол. Летать он больше не мог – крыло было перебито. Он с криком заметался по комнате.

Воробьи на подоконнике подняли страшный шум.

– Эй, эй, наших бьют! Наших бьют! – кричали они, но ни один из них не пришел Пыжику на помощь.

В эту минуту в окно влетела отчаянная чижиха. Она сразу поняла, что произошло, и не задумываясь ринулась на помощь сыну. Пыжик метался по полу, увертываясь от когтистых лап, а чижиха летала вокруг, пытаясь отвлечь на себя внимание свирепого хищника. Но кот даже не поднимал головы. Тогда она начала бесстрашно клевать его в голову, в спину. Василий закричал, стал на задние лапы и начал махать ими в воздухе, отгоняя чижиху.

Пыжик метнулся в угол и увидел перед собой открытую дверцу. Она вела в небольшую клетку, стенки которой были сделаны из тонкой проволоки. У Пыжика не было времени раздумывать, что это и зачем здесь стоит. Он вскочил в клетку, задел головой кусочек колбасы, который висел на крючке, пружинка распрямилась, и дверца, крякнув, захлопнулась.

Глава девятая
О том, какую котовасию затеял кот Василий, и о решительном мышонке Пике

Как только дверца мышеловки захлопнулась – а это была именно мышеловка, – за решеткой моментально появилась оскаленная морда кота и два свирепо горящих глаза. И все же Пыжик немного успокоился. Ему даже показалось, что на свободе находится он, а страшный зверь попал за решетку.

Кот Василий в недоумении стоял перед мышеловкой. Сквозь частые прутья нельзя было просунуть лапу, и Василий зловеще шипел, выгибал спину дугой и вполголоса по-кошачьему ругался:

– Три мышиных хвоста! Куриная лапа! Как же это я упустил чижонка?! Позор! Позор!..

Он бегал перед мышеловкой и ворчал себе под нос:

– Если мышеловку оставить здесь, то придет Коля и выпустит мою добычу. Да-да, я знаю этого мальчишку! Вечно он всех жалеет. Даже своего белого мышонка не дал мне загрызть. Нет-нет, оставлять его здесь нельзя!.. А-а, знаю, знаю! Отнесу-ка я мышеловку в сад к своему дружку пауку Лапоногу! Нечего ему, лодырю, бездельничать! Только и делает, что свои антенны по кустам развешивает да всех опутывает. Отнесу ему – пусть сторожит, а я пойду поищу инструменты, чтобы открыть мышеловку и вытащить птенца… Нет, милый, от меня не уйдешь! – подмигнул он Пыжику и, взяв мышеловку в зубы, потащил ее к дверям. Ноша была тяжелой, и Василий от напряжения злобно шипел.

Возле дверей он подхватил мышеловку передними лапами, поднялся на задние и всем телом навалился на дверь. Дверь отворилась, и Василий скрылся за ней. По саду он тащил свою ношу медленней, потому что очень устал. Он и толкал мышеловку мордой, и волочил за собой, не замечая птиц, которые с криком носились над ним.

Скоро на солнце засверкала паутина, а затем показался куст малины, на котором жил знаменитый связист-телеграфист Лапоног.

Когда в комнате стало тихо, в норке, возле которой стояла мышеловка, засверкали маленькие бусинки. Это светились глаза мышей. Потом наружу высунулась острая мордочка. Она пошевелила усиками и скрылась.

Оказывается, за всем, что происходило в комнате, с волнением следили мыши. Когда мышеловка исчезла, в подполье поднялась шумная и радостная возня. Мыши плясали и пищали:

– Ура! Ура! Мышеловки нет!

– Опасность миновала!

– Вперед, в поход!..

Теперь они свободно могли разгуливать по квартире. Особенно радовались молодые мыши. Они даже начали выбегать из норы, но сразу возвращались обратно.

И тут раздался голос старой мудрой мыши Усыши, которую прозвали так за непомерно длинные усы. Она знала всех жителей сада и дома, и никакие события не проходили мимо ее любопытного носа. Усыша ударила толстым хвостом по доске и сказала:

– Тише! Угомонитесь, крохоборы! Чего расшумелись, чему обрадовались? Мышеловка захлопнула сына доброй чижихи Чики, отца которого съел кот Василий. Птенцу грозит опасность! Нам нужно всем подумать, как выручить его.

В норе стало тихо, только мышиные глаза сверкали в темноте, как маленькие карманные фонарики.

Мыши начали быстро крутить усами и носами. Так они делают всегда, когда думают. Потом стали поднимать хвосты и просить слова.

Одни предлагали подсыпать коту отравленные макароны, которые хозяйка насыпала в их нору. Другие говорили, что надо Василию к хвосту привязать пустую консервную банку, как это делал Коля. Тогда кот начнет гонять по двору, чтобы отвязаться от нее, и забудет про Пыжика. Ни одного предложения Усыша не одобрила. Тогда мыши еще сильней закрутили носами и усами, но больше ничего придумать не смогли.

– Стойте, – сказала Усыша. – Я знаю, кто может спасти сына чижихи Чики.

– Кто? Кто? – послышалось со всех сторон.

– Его может спасти только храбрый шахматный солдат Пешкин!

– Пешкин! Пешкин! – закричали все. – Только он может спасти Пыжика! Слава мудрой Усыше!

Мыши давно знали о подвигах деревянного солдата. Они вообще знали все подробности из жизни шахмат. Не подумайте, пожалуйста, что они сами умели играть в шахматы. Нет. Просто однажды в нору провалился белый шахматный слон и пролежал там двое суток. Делать ему было нечего, и он рассказал им о вечных шахматных войнах, о том, как Петя Петушков, противник Коли Пыжикова, научил черные фигуры мошенничать, и о подвигах доблестного солдата Пешкина.

Мышата слушали затаив дыхание. Они сами любили играть в войну, только эта игра называлась у них не «мышиная война», а «мышиная возня». И все они, конечно, хотели быть солдатами, как Пешкин.

Белого слона, который был в чине офицера, беспокоило только то, что на шахматной доске его могли заменить простой бумажкой. Такая замена очень унизила бы его офицерское достоинство. Но что он мог поделать? Закатиться-то он закатился, а назад, наверх, выбраться не смог. Мыши могли бы сразу ему помочь, но уж очень интересны были его рассказы. И, только прослушав их все до конца, на третий день они выкатили слона из норы.

Коля два дня искал пропавшую фигуру и был очень удивлен, встретив ее возле мышиной норы.

– Вот чудеса! – сказал он, поднимая слона. – Я ведь здесь искал, но его раньше не было. И вдруг появился!

Да, Коля многого еще не знал о своих шахматах и узнает все только тогда, когда сам прочитает эту книгу…

В общем, все мыши согласились с тем, что спасти Пыжика может только доблестный солдат Пешкин. Но Пешкин жил в соседней комнате, на Колином столе, а дорога туда была небезопасна.

По старым мышиным законам, дневные прогулки по квартирам запрещались. Днем это место мыши уступали людям. И правильно делали, потому что если бы и те и другие стали днем расхаживать по комнатам, то в домах началось бы столпотворение, мыши наталкивались бы на людей, люди – на мышей, и все это кончалось бы сплошными неприятностями.

И все же молодые мышата наперебой просились в опасный поход.

– Не спешите! – одерживала их старая Усыша. – Вы забыли, чем кончаются такие прогулки, забыли, как пропали ваши братья Мик, Шуш, Миса и Мисуса, храбрые сыновья доброй Мамауши и старого Папахвоста!.. Не торопитесь, нужно все как следует обдумать!..

Больше всех волновался мышонок Пик. Он впервые видел птичку, и ему было очень жалко ее.

– Я, я пойду спасать летающего мышонка Пыжика! – кричал он.

– Замолчи, глупыш, птенец вовсе не мышонок.

– Как, разве Пыжик не мышка? А я думал, что он такой же мышонок, как я, только с крылышками. Пустите меня, тетя Усыша, пустите!

– Сиди на месте, есть и постарше тебя!

Зная упрямство малыша, старая мышь наступила лапой ему на хвост, чтобы тот не сбежал.

«Я уже не маленький, а мне даже пикнуть не позволяют, – рассердился Пик. – Ходи и держись за тетушкин хвост. Вот возьму и убегу, всем докажу, что я уже самостоятельный!»

Пик собрал все свои мышиные силенки и вырвал хвостик из-под Усышиной лапы. Не успела Усыша оглянуться, как Пик шмыгнул к выходу из норы.

Оглянувшись, помчался он в соседнюю комнату, где жили шахматы.