Текст книги "Православная инквизиция в России"

Автор книги: Ефим Грекулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Преследования за несоблюдение этих позорных законов носили массовый характер. Об этом говорит хотя бы количество уголовных дел по религиозным преступлениям. Например, за 1842 – 1846 гг. зарегистрировано 3192 дела, а за 1847-1852 гг. – 3971 дело. Более подробные данные, извлечённые из официальных источников, приводятся ниже ²⁸.

	1842 – 1846 гг.	1847 – 1852 гг.
Привлечено к суду	12973	26306
Присуждено к наказанию плетьми, к ссылке в Сибирь, в каторжные работы, в крепость и другие места	1020	938
Заключено в тюрьмы на разные сроки	1992	1688
Отдано под надзор полиции	847	1931
Отдано под надзор духовенства для увещания	8520	17363
Обращено в православие	1266	1420

Из этих данных видно, что преследование за веру в 1847-1852 гг. значительно активизировалось. Наказание плетьми, ссылка в каторжные работы, в отдалённые места Сибири и Закавказья, тюрьмы – вот чем расплачивались народные массы, отказывавшие верить так, как требовали царское правительство и церковь.

Во второй половине XIX в. религиозные преследования усилились. За 1874-1885 гг. таких дел зарегистрировано 3615, а за 1886-1893 гг. – 7540. Среднее число привлечённых к суду в год составляло ²⁹:

	1885 – 1889 гг.	1890 – 1893 гг.
За богохуление, нарушение благочиния	277	452
За отвлечение и отступление от православия, ереси и раскол	165	450
За скопчество	37	22

Каждый год в среднем судили до тысячи человек, главным образом за выступление против церкви и религии («богохуление»), за отказ от казённой церкви и переход в разные секты. Естественно, что царский суд редко оправдывал лиц, привлечённых к суду за нежелание верить и молиться так, как требовала казённая церковь. Виновных ждала каторга, ссылка в отдалённые места Сибири.

Огнём и мечом боролись правительство и церковь против сектантов. Во многих проявлениях сектантства до 1905 г. отражался народный протест против социального неравенства, против феодально-крепостнического гнёта и против официальной церкви, освящавшей этот гнёт. Сектантство в те годы было одной из форм демократического движения, направленного против самодержавия и власти помещиков-крепостников. «Известен факт роста в крестьянской среде сектантства и рационализма, – писал В. И. Ленин, – а выступление политического протеста под религиозной оболочкой есть явление, свойственное всем народам, на известной стадии их развития, а не одной России» ³⁰. Поэтому В. И. Ленин считал необходимым привлекать оппозиционные элементы сектантства к борьбе с царизмом и использовать факты преследования сектантов для политической агитации.

Уже в 60-х годах XVIII в. широко распространилось антикрепостническое и антицерковное движение, направленное против господства помещиков и казённой церкви. Религиозные вольнодумцы называли казённую церковь содомом и сходбищем нечистого духа, а иконы – идолами. Они отрицали почитание святых, а священников считали слугами сатаны и злого духа. Это антикрепостническое движение под религиозной оболочкой жестоко подавлялось при содействии духовенства. В села, где распространялось это движение, вводились войска, а следствие над захваченными представителями движения вело духовенство. Так, в 1769 г. Синод вёл следствие над 232 участниками такого антицерковного движения в Тамбовской и Воронежской губерниях. Сенатским приговором, вынесенным по представлению Синода, участники движения были приговорены к смертной казни. Ее заменили затем военной службой и ссылкой на крепостные работы. Жён участников этого движения отправили вместе с мужьями, а детей распределили по военным школам. Имущество осуждённых поступило в казну ³¹.

Жестоким преследованиям подвергались и последователи секты духоборов. Эта ересь представляла собой чисто крестьянское движение, в ней проявлялось недовольство крестьян социальным гнётом. Духоборы иносказательно толковали догмат святой троицы (бог-отец – память, бог-сын – разум, бог-дух святой – воля), отрицали необходимость церквей, икон, церковной обрядности, попов, угодников, монашества. Они, однако, не выступали против царя и его власти, считая, что основа зла – это не царь, а его чиновники и духовенство. Духоборчество было признано особо вредной сектой, и против неё начались массовые гонения. Так, в 1799 г. в Новгородской губернии за принадлежность к этой секте было осуждено более 30 крестьян. Их сослали в Екатеринбург навсегда в рудничные наитягчайшие работы, причём их велено было содержать на работе скованными. «Пусть они, – отмечалось в приговоре, – отвергающие вышнюю власть на земле, восчувствуют ее через сие как следует». В 1804 г. духовенство села Троицкая Дубрава Тамбовской губернии пыталось при содействии полиции заставить крестьян-духоборов исполнять обряды православной церкви. Крестьяне отказались, и священник Агеев учинил над ними зверскую расправу. Крестьянам рвали усы и бороды, смазывали дёгтем и секли в три кнута. Два крестьянина – Пётр Добышев и Филипп Дубасов были засечены до смерти. Тело одного из засечённых духоборов крестьяне привезли в Тамбов и как протест против зверской расправы оставили в передней губернаторского дома. Участников этой политической демонстрации наказали кнутом и сослали в Кольский острог, а их имущество отобрали в казну ³². В 1807 г. за переход в духоборчество приговорили к смертной казни двух казаков войска донского – Прокудина и Артемьева. Смертный приговор им был заменён затем вечным заключением в Соловецкий монастырь ³³. Чтобы изолировать духоборов от остального крестьянского населения и усилить контроль за ними со стороны священников и полиции, их ссылали из центральных губерний в Крым и Закавказье. В конце XIX в. свыше трёхсот духоборов за отказ служить в царской армии и сожжение оружия было отправлено в бессрочную каторгу в Якутию. Многие крестьяне во время насильственного переселения гибли, многие, спасаясь от преследования, бежали в Канаду и другие страны.

Жестоким преследованиям подвергались и молокане. Основателем секты молокан был крестьянин села Уварово Борисоглебского уезда Тамбовской губернии Семён Уклеин. Молокане отрицательно относились к крепостничеству, но не к царской власти. Они считали, что все зло идёт от чиновников и духовенства. Они признавали свободу человеческой природы и равенство всех, независимо от состояния, выступали против церковных обрядов и духовенства. Молоканство получило широкое распространение особенно в среде государственных и помещичьих крестьян, а также среди городских элементов. В 30-х годах XIX в., по официальным данным, их насчитывалось около 200 тысяч. Карательными действиями против молокан отличался тамбовский епископ Арсений. Он заточал упорствующих сектантов в монастыри, закрывал их школы, разрушал семьи, содействовал массовому выселению в Закавказье. Молоканам не разрешалось иметь в услужении православных, равно как самим служить у православных, им не давали паспортов для поездок по торговым и иным делам. Этими мерами правительство и церковь пытались ограничить распространение сектантства. С другой стороны, в XIX в. вожаками сектантства становились буржуазные элементы, влияние секты на крестьянские массы уменьшилось, сами сектанты становились более лояльными по отношению к самодержавию.

В некоторых сектах отразилось недовольство крестьян грабительской крестьянской реформой 1861 г. Эти секты возникли вскоре после того, как правительство подавило активный протест крестьян против их ограбления, выразившийся в массовых крестьянских восстаниях. Так, в 1866 г. среди крестьян Пермской губернии широкую известность получила секта, основанная крестьянином Адрианом Пушкиным. Он призывал крестьян не платить выкупные платежи за землю, что, естественно, нашло горячую поддержку. Секта была разгромлена, многие крестьяне подверглись суровым наказаниям, а ее основатель был сослан в Соловецкий монастырь, где пробыл с 1866 по 1882 г.

В 1868 г. среди крестьян ряда деревень Сарапульского уезда была популярной секта иконоборцев. Наряду с. отказом поклоняться иконам и исполнять церковные обряды сторонники этой секты отказались платить выкупные платежи и другие повинности. Как доносил вятский епископ, они «неблагоговейно и злочестиво выражались о царе». При содействии епископа секта была разгромлена, в острог попало свыше двухсот ее сторонников ³⁴. Духовенство разогнало также братство людей божиих, возникшее в 1868г. Последователи этой секты требовали земельного передела и справедливого раздела земли.

Подрыв православной веры, русской народности и самодержавия церковь и правительство усматривали и в секте штундистов. Штундисты не признавали царя за помазанника божия, а власть считали злом, уклонялись от военной службы, агитировали за имущественное равенство. Представители церкви обвиняли последователей секты в том, что они воспитывают народ в духе неповиновения властям, подрывают веру в божественное происхождение царской власти, сеют недовольство церковью и духовенством. Штундистов ссылали на каторгу, в ссылку, отбирали у них детей и помещали в монастыри для воспитания в «православном духе» ³⁵.

В качестве примера расправы с этой сектой приведём такой эпизод, о котором сообщалось на орловском миссионерском съезде в 1901 г. В 80-х годах XIX в. по настоянию местного священника штундистов заперли в церкви, принесли стол, покрыли скатертью, поставили икону и стали подводить к ней. Тех, кто отказывался приложиться, пороли тут же, в церкви ³⁶. Одобряя эти меры, духовные власти считали, что карательные действия помогают казённой церкви укреплять ее господство над народом. Многим сектантам запрещалось отлучаться с места жительства, приобретать и арендовать земельные участии, их лишали права выбора в сельские общества. Сектантов выселяли в административном порядке, ссылали в Сибирь и Закавказье, а наиболее опасных заключали в монастырские тюрьмы.

На третьем миссионерском съезде, состоявшемся в Москве в 1897 г., духовенство потребовало учинить над сектантами вторую Варфоломеевскую ночь и применить к ним «сильные средства» – отбирать детей, конфисковывать имущество, лишать гражданских прав закрывать школы, где учатся их дети. Миссионеры настаивали, чтобы на фабриках и заводах производилась регистрация отношения рабочих к религии.

С такой же непримиримостью выступали священники – миссионеры на епархиальных съездах. Присутствовавший на орловском миссионерском съезде в 1901 г. редактор журнала «Миссионерское обозрение» В. М. Скворцов подчёркивал, что вопросы веры и церкви тесно связаны с интересами государственной власти. Он называл сектантов «паразитами» и доказывал, что среди сектантов якобы развиваются антигосударственные идеи, что они подрывают основы религии. Для ограждения «свободы» официальной церкви Скворцов настаивал на физической расправе с сектантами ³⁷. Участник съезда киевский миссионер С. М. Потехин восхвалял полицейские методы борьбы с сектантством. «Мы благословляем государственную власть в России, – говорил он, – которая, начиная с помазанника божия и кончая слугами его, всеми этими губернаторами, судьями, исправниками, становыми и урядниками… идёт на помощь церкви, препятствует свободе отпадения и совращения» ³⁸. Так же и воронежский миссионер Рождественский говорил о необходимости беспощадно использовать для борьбы с сектантством во имя «свободы» православия государственный меч.

Духовные власти и церковная печать жаловались вместе с тем на всеобщее падение религиозности народа, его «благочестия», говорили, что прежнее чувство почтительности к духовенству сменилось прямой враждой и озлоблением к нему. Многим священникам объявляли бойкот, требовали прекращения контрреволюционной пропаганды, их часто удаляли силой как дармоедов и прислужников помещиков и капиталистов. Само правительство устами председателя совета министров С. Витте должно было признать, что духовенство из духовных пастырей превратилось в агентов полицейского надзора и потеряло всякое доверие народа. «Глохнет, замирает церковная жизнь в деревне, с горечью признавал холмский епископ Евлогий, – заменяется фабрично – заводским легкомыслием и равнодушием к церкви».

Хотя крестьянство в 1905г. не было однородным и в его среде имелись глубокие классовые противоречия, недовольство помещичьим и церковным землевладением было единодушным. Крестьяне теряли веру в царя, в начальство, в старые порядки, якобы заведённые богом, в духовенство и религию. С первых шагов революционной борьбы крестьян против помещиков и правительства возникли также массовые выступления против церкви и духовенства. Крестьяне под влиянием большевистской агитации требовали конфискации наряду с помещичьими церковных и монастырских земель, захватывали их революционным путём, настаивали на отделении церкви от государства и школы от церкви, на отстранении духовенства от обучения и воспитания детей. На развитие антицерковных и атеистических идей большое влияние оказывала большевистская литература, получившая среди рабочих и крестьян широкое распространение. Особенное внимание обращалось на воспитание молодого поколения. Большевистская печать разъясняла, что молодым рабочим взамен религиозного воспитания необходимо знание общественной жизни и классовой борьбы39.

Отход масс от религии и церкви, бурно протекавший в годы первой русской революции, хотя и замедлился, но не прекратился и в годы массового террора. А в годы нового революционного подъёма он принял ещё большие размеры. Интересен с этой точки зрения отчёт обер-прокурора Синода за 1911-1912 гг. «Как черная туча надвигается на родную церковь… неверие, – писал он. – Наряду с неверием под вековые устои церкви подкапывается социализм, отрицающий бога и церковь и вместо благ небесных сулящий блага земные. Везде, где успела сложиться крупная промышленность, социализм пленяет себе в послушание множество трудящихся. Не ограничиваясь классом фабричных рабочих, социалисты стремятся оторвать от церкви и крестьянство» ⁴⁰.

Приведя далее отзывы епархиальных архиереев о распространении в ряде губерний «тлетворного духа отрицания», обер – прокурор говорит о том, что православие «находится в положении враждебных и дерзких нападений». Особенно пугало церковное начальство падение религиозности среди молодёжи, которая индифферентно относилась к вопросам религии, проявляла неуважение и кощунство к духовенству и религиозным обрядам и «открыто идёт в самый бесшабашный атеизм».

Одним из средств борьбы против развивающегося атеизма духовные власти считали усиление борьбы с социализмом. С этой целью в рабочих районах открывались специальные общества и миссии, где пропагандировались христианские взгляды на свободу и равенство, причём в угоду времени к интересам религии приспосабливалось даже учение об эволюции.

Наиболее непримиримые представители церкви призывали к открытой борьбе со всеми, защищавшими право на свободу совести. Так, профессор Киевской духовной академии священник Лященко взывал: «Все на врага! Вы, стоящие на страже господней, бейте тревогу! Воины, быстрее за оружие. Вот меч, вот шлем, вот щит! Тесней вокруг знамени, вперёд на врага Христа!» ⁴¹

Падение религиозности беспокоило не только духовные власти, но и помещиков, видевших в религии одно из средств увода крестьянских масс от революционной борьбы. Защищая интересы дворян – помещиков, орловский предводитель дворянства М. А. Стахович выступил ещё в 1901 г. на орловском съезде с требованием отменить карательные меры за исповедание веры, предоставить народным массам свободу совести. Стахович говорил, что православная церковь, применяя насилие, сама становится частью государственного аппарата, что насилия растлевают самую православную церковь ⁴². Выступление стаховичей, заинтересованных в «прочности религии», было разоблачено В. И. Лениным. Он показал, что стаховичи меньше всего интересовались свободой совести для народа, а защищали собственные интересы, «чтобы им можно было по – прежнему «есть сытно, спать спокойно и жить весело» на чужой счёт» ⁴³.

В период революционных событий 1905-1907 гг. социальный протест в сектантском движении XVIII-XIX ее. в значительной части уже исчез. Теперь сектантские вожаки убеждали своих единомышленников не примыкать к революционно настроенным массам, не участвовать в классовой борьбе. Они защищали царизм и требовали незыблемой монархии. Собравшись в июле 1905 г. на первый всероссийский съезд, молокане заявили о своих верноподданнических чувствах, заверяя самодержавие в своей лояльности. Такие же решения принимали на своих съездах баптисты, евангельские христиане и представители других сект, где главенствовали буржуазные элементы. В октябре 1905 г. руководители сект подписали политическую платформу «Союза свободы, правды и миролюбия» с требованием «незыблемости» монархии. О политической благонадёжности сектантов говорили и полицейские органы. Синод также вынужден был признать, что сектанты лояльно относятся к правительству и их нельзя обвинять в проповедовании каких – то «социалистических принципов», в чем их обвиняли прежде. Правительство было вынуждено пойти на ряд уступок по отношению к старообрядчеству и некоторым сектам, во главе которых стояли купцы и фабриканты.

В годы первой русской революции развернулось широкое демократическое движение за свободу совести, за отделение церкви от государства и школы от церкви. Царское правительство в страхе перед революцией было вынуждено отказаться от непримиримости к неправославным и нехристианским религиям и предоставило некоторые права иноверцам. Однако указами от 17 апреля и 17 октября 1905 г. переход из христианской религии в нехристианскую запрещался по-прежнему, насилие над верой и совестью граждан не прекращалось.

В западных губерниях 150 тысяч униатов числились православными; обращены они были в православие ещё в 70-х годах XIX в. при помощи драгунской нагайки и удерживались в православии суровыми полицейскими мерами и уголовными процессами. Церковь и правительство считали православными также 30 тысяч насильственно обращённых латышей. Сами же латыши считали себя протестантами ⁴⁴. После опубликования указа от 17 апреля 1905 г. свыше 200 тысяч человек оставили насильственно навязанное им православие (170 тысяч в западном и юго-западном крае, 36 тысяч в Татарии и 11 тысяч в прибалтийских губерниях). Отпадение от православия продолжалось и после 1905 г., несмотря на ограничительные меры, и за период с 1905 по 1910 г. от православия отошло 316,8 тысячи человек ⁴⁵. Этот процесс Синод пытался объяснить экономической зависимостью крестьян и безземельных батраков от помещиков (католиков и лютеран) и воинствующим характером католической пропаганды. На самом же деле в отпадении от православия проявлялся протест народных масс против их религиозной закабалённости. Борясь с этой формой протеста, Синод обвинял лиц, порвавших с православием, в том, что они потеряли связь с русским народом, враждебны русской национальности и русской государственности.

Татары Поволжья, насильственно обращённые в православие, также порывали связь с официальной церковью и переходили в мусульманство. Уже после издания указов о так называемой религиозной веротерпимости административные ограничения по делам о вере продолжались. «Совращение» из православия, т.е. пропаганда неправославных религиозных учений, наказывалось в уголовном порядке, а за распространение в печати материалов против господствующей церкви заключали в крепость сроком до одного года. Указом от 17 октября была объявлена религиозная амнистия, однако положение людей, сосланных на каторгу и в ссылку за выступления против казённой церкви, не было облегчено. Лицемерный характер царских указов о свободе совести был разоблачён в большевистской листовке «Царская свобода совести».

В годы реакции, наступившей после подавления революции 1905-1907 гг., были аннулированы и те немногие льготы, которые предоставлялись неправославным и нехристианским народам указами о веротерпимости. Наступление на совесть граждан усилилось. Требуя отмены этих указов, духовные власти говорили, что они вырваны у самодержавия «безрелигиозными элементами», что это ловкий подкоп крамолы под устои самодержавия. Они жаловались, что из-за этих законов православная церковь перенесла великие бедствия, что из-за них упала религиозность народа. Для разработки мероприятий против свободы совести в июле 1908 г. после длительного перерыва в Киеве был созван очередной миссионерский съезд, на котором присутствовало свыше шестисот представителей духовенства, в том числе 3 митрополита и 32 епископа. Это был съезд воинствующего духовенства, пытавшегося драконовскими мерами задушить свободомыслие в области религии и лишить гражданских прав тех, кто выступал против казённой церкви. Съезд принял меры против отпадения в католичество и лютеранство, а также против распространения социал-демократических идей. Наиболее опасным врагом религии съезд считал революционный марксизм. На следующем миссионерском съезде, собравшемся в 1911 г., присутствовало около тысячи представителей духовенства во главе с обер-прокурором Синода Извольским. Церковники требовали возврата к старым методам борьбы с религиозным индифферентизмом, с «инаковерующими». В связи с усилением национально-освободительного движения и массовым отпадением от казённой церкви особое совещание миссионеров, на котором присутствовал премьер-министр Столыпин, настояло на применении полицейских мер для укрепления христианства, для борьбы с мусульманством и стремлением народов нерусской национальности к национальной культуре и самостоятельности.

Значительную миссионерскую деятельность развивали и монастыри, особенно в Казанской губернии и юго-западном и западном краях, где борьба велась преимущественно против католического влияния. В 1914 г. намечено было открыть высшее миссионерское духовное заведение по примеру таких же заведений при Ватикане. Но ватиканские миссионерские школы готовили миссионеров для распространения католичества за границей, православные же миссионеры должны были бороться с сектантством в пределах царской России.

Против свободы совести ополчились не только миссионеры, но и рядовые священники. В деревнях и рабочих посёлках организовывались церковно-приходские попечительства, приходские советы, кружки ревнителей православия, где подвизались черносотенные элементы.

Уход от казённой церкви рассматривался как «натиск» на православие, как попытка его расшатать, а заодно разрушить и самодержавие ⁴⁶. Опасаясь отхода масс от религии и роста революционного движения, царское правительство пыталось пойти на некоторые уступки неправославным религиям и с этой целью подготовило проект закона о свободе совести. Царские чиновники доказывали духовным властям, что евангелисты лучше социалистов, духовные гимны лучше революционных песен, Евангелие лучше «Капитала» К. Маркса ⁴⁷.

Но духовные власти настаивали на сохранении жестоких законов о вероисповедании. Выступая в ноябре 1911 г. в Государственном совете против законопроекта о свободе совести, варшавский архиепископ Николай и новгородский архиепископ Арсений заявили, что задача православной церкви – обрусить и опровославить все нерусское и неправославное. Они говорили, что закон о свободе совести разрушит союз между самодержавием и церковью. Под влиянием Синода законопроект был отклонён. Через два года законопроект вновь обсуждался в Государственной думе. И на этот раз Синод протестовал против смягчения религиозной нетерпимости, считая, что эта мера вызовет возмущение народной совести и потрясение государственных основ. Он настаивал на предоставлении казённой церкви исключительных прав и на сохранении карательных мер против тех, кто пытался выйти из этой религиозной кабалы.

Церковники проповедовали, что свобода совести повлечёт за собой нравственную распущенность народа, неповиновение властям, рост революционного движения ⁴⁸. Человека нельзя предоставить собственной совести, говорили они, так как человек – существо падшее, растленное. Ему необходима религиозная узда, которую может дать только православная церковь. Особенно нетерпимы были для правительства и церкви атеисты, т.е. лица, не исповедовавшие никакой религии. «Подданные без религии» объявлялись нежелательными элементами, вызывавшими «смуты и беззакония». «Вневероисповедное состояние», т.е. атеизм, решительно осуждалось.

Большевистская партия боролась за осуществление неограниченной свободы совести, за полное равноправие всех граждан независимо от исповедуемой ими религии, за отделение церкви от государства и школы от церкви. В статье «Проект программы российской социал-демократической партии», напечатанной в январе – феврале 1902 г., В. И. Ленин писал, что РСДРП ставит своей ближайшей политической задачей низвержение царского самодержавия и замену его республикой на основе демократической конституции, которая, в частности, должна обеспечить неограниченную свободу совести, полное равноправие всех граждан независимо от пола, религии и расы, отделение церкви от государства и школы от церкви ⁴⁹. Ленин разъяснял, что каждый гражданин имеет право исповедовать какую угодно веру совершенно свободно, а также распространять ее или менять. «Не должно быть никакой «господствующей» веры или церкви», – писал Ленин ⁵⁰. Ленин разоблачал также «иезуитские речи» царя в связи с изданием 26 февраля 1903 г. манифеста о веротерпимости и раскрывал классовую сущность православной церкви и всякой религии. В статье «Самодержавие колеблется…» (1903) мы читаем: «Пока не объявлена свобода сходок, слова и печати, – до тех пор не исчезнет позорная русская инквизиция, травящая исповедание неказённой веры, неказённых мнений, неказённых учений. Долой цензуру! Долой полицейскую и жандармскую охрану «господствующей» церкви! За эти требования русский сознательный пролетариат будет биться до последней капли крови» ⁵¹.

Вместе с тем В.И. Ленин подчёркивал, что по отношению к государству религия должна быть частным делом, но по отношению к партии социалистического пролетариата религия не есть частное дело. «Всякий должен быть совершенно свободен исповедовать какую угодно религию или не признавать никакой религии, т.е. быть атеистом, каковым и бывает обыкновенно всякий социалист» ⁵². Большевистская печать после издания указов о веротерпимости разъясняла массам, что эти указы были одним из средств борьбы против свободы, что православная церковь продолжала отравлять народные массы религиозным дурманом, пытаясь увести их от классовой борьбы. Большевики говорили, что попы вместо свободы совести продолжали нести в массы нетерпимость, вместо света – духовную тьму. Выступая в мае 1909 г. на заседании Государственной думы, когда обсуждался законопроект о свободе совести, член Государственной думы большевик Белоусов говорил об отношении большевистской партии к этому законопроекту. «Социал-демократическая фракция, – сказал Белоусов, – нисколько не обманывает себя иллюзией, что может что-либо измениться в положении старообрядцев, что-либо измениться в отношениях правительства к другим вероучениям. Черносотенная вакханалия разыгрывается вовсю. Религиозные гонения растут. Только тогда будет вероисповедная свобода совести, когда с этих скамеек, которые сейчас занимаются этими министрами внутренних и других дел, уйдут эти люди и сядут на них люди, ответственные перед народным представительством» ⁵³.

Критикуя царские законы, направленные к запрещению свободы совести, большевики вместе с тем разъясняли массам, что требование свободы совести типично для буржуазных партий и что буржуазная свобода совести представляет собой не что иное, как терпимость ко всякой религии, ко всякой свободе совести, рабочая же партия стремится освободить совесть от религиозного дурмана. Большевики подчёркивали, что совесть носит классовый характер и зависит от сознания и от всего образа жизни человека и что совесть у имущих иная, чем у неимущих.

Борясь против религиозных преследований, требуя амнистии борцам за политическую и религиозную свободу, большевики разоблачали вместе с тем идейное содержание сектантских и других религиозных учений, пытавшихся подобно православной церкви увести трудящихся от классовой борьбы.

Лишь в результате завоеваний Великой Октябрьской социалистической революции были уничтожены в России религиозные преследования, всякая дискриминация, связанная с национальной и религиозной принадлежностью. Советская власть на деле обеспечила полную свободу совести независимо от расовой, национальной и религиозной принадлежности. Каждому гражданину Советского Союза предоставлено право исповедовать какую угодно религию или не исповедовать никакой, т.е. быть атеистом.

1. А. Мень. Расизм перед судом христианства. – «Журнал Московской патриархии», 1962, № 3, стр. 22-23.

2. Е. Карманов. Христианство и расовая дискриминация. – «Журнал Московской патриархии», 1962, № 2, стр. 35-37.

3. В. Д. Бонч – Бруевич. Знамение времени. М., 1921, стр. 76.

4. Д. Цветаев. Из истории иностранных исповеданий в России в XVI – XVII ее. М., 1886, стр. 41.

5. «Чтения ОИДР», кн. III, 1884, разд. II, стр. 13 – 14. 118

6. Н. С. Тихонравов. Квирин Кульман. – «Русский вестник», кн. XI, XII, 1867, стр. 568 – 593; см. также сб. «Русское государство в XVII в.». М… 1961, стр. 327.

7. «Русский архив», 1867, стр. 1152; см. также Н. Д. Сергеевский. Наказание в русском праве. СПб., 1887, стр. 126 – 127.

8. ДАИ, т. X, № 107.

9. Д. Цветаев. Указ. соч., стр. 308.

10. Н. Г. Устрялов. История Петра Великого, т. II, прил. IX. СПб., 1863; см. также Д. А. Толстой. Римский католицизм в России, т. I. СПб., 1876, стр. 117.

11. А. И. Бобрищев – Пушкин. Суд и раскольники – сектанты. СПб., 1902, стр. 73.

12. Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений, т X. М., 1951, стр. 131 – 132.

13. «Чтения ОИДР», кн. I, отд. 4, 1866, стр. 165.

14. Н. М. Костомаров. Русская история в жизнеописаниях, т. II. Изд. 2, М., 1886 – 1893, стр. 365.

15. И. Г. Оршанский. Русское законодательство об евреях. СПб., 1877, стр. 18.

16. Сб. «Пережитое», кн. II. СПб., 1910, ст, р. 1 – 48; см. также Н. Н. Голицын. Законодательство об евреях, т. I. СПб. 1866, стр. 28 – 42.

17. «Русская литература в борьбе с религией». М., 1963, стр. 23.

18. Н. Голицын. Указ. соч., стр. 614 – 616.

19. А. И. Герцен. Сочинения, т. VIII. М., 1956, стр. 232-233.

20. И. Г. Оршанский. Указ. соч., стр. 49.

21. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 12, стр. 147.

22. В. Д. Бонч – Бруевич. Знамение времени. СПб., 1921, стр. 259.

23. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 25, стр. 64.