Текст книги "Крадущиеся на глубине"
Автор книги: Эдвард Янг
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Через некоторое время норвежцев отправили в Англию. А месяцем позже мать Колвина столкнулась с неординарной ситуацией. В письме она писала, что совершенно растерялась, когда к ней явился незнакомец и сообщил, что он капитан судна, потопленного ее сыном. Немного поколебавшись, она пригласила его войти и очень скоро обнаружила, что это очаровательный молодой человек, который не собирается ей мстить.
Колвин был более чувствительным, чем большинство известных мне военно-морских офицеров, и никогда не относился с безразличием к своим жертвам, что было бы естественно для человека, чьей профессией стала война. Нельзя сказать, что он не понимал необходимости разрушений и гибели людей, что было неизбежно в процессе войны. Но мне всегда казалось, что, когда посланная им торпеда попадала в цель, он всегда живо представлял покореженную сталь, разорванную плоть, потоки воды, задыхающиеся легкие. Помню случай, происшедший в другом походе, когда мы атаковали торговое судно, направлявшееся в Киркенес. Он долго смотрел в перископ, а потом быстро отвернулся и воскликнул:
– Видит Бог, как я ненавижу эту работу!
Он видел, как торпеда пробила внушительное отверстие в борту судна под капитанским мостиком, и не захотел больше смотреть. У подбитого нами судна не было кораблей сопровождения, и опасность нам не угрожала, поэтому все желающие могли смотреть в перископ. Так я в первый раз увидел, как тонет судно. Оно уходило под воду медленно, оседая на нос. По накренившейся палубе в панике бегали люди. Мы вздохнули с облегчением, заметив, что они спустили шлюпку. Шлюпка успела отойти довольно далеко, прежде чем судно резко зарылось носом в воду и как бы спикировало на дно. Мы увидели, что лодка уверенно направилась к видневшейся неподалеку земле, поэтому у нас не было необходимости себя обнаруживать. Этот успех Колвина совсем не порадовал.
* * *
Мы были очень рады, когда перед Рождеством нам пришел приказ возвращаться домой. "Трезубец" уже давно ушел, его сменил "Морской волк". Нельзя не признать, что мы уже устали от окружающей нас новизны, соскучились по дому, теплу и общению. Бесконечная арктическая ночь, однообразный пейзаж и надоевший снег вселили в наши души уныние, к тому же недружелюбие и подозрительность союзников, ради помощи которым мы преодолели так много миль, тоже не способствовали поднятию тонуса.
Восторг по поводу возвращения домой был слегка омрачен поступившим приказом на обратном пути совершить рейд среди Лофотенских островов. В Рождество мы еще были в Полярном и с тоской взирали на покрытые снегом вершины гор. Но вскоре вышли в море и совершили переход до Шетландских островов. В Лервик мы прибыли очень уставшими и почти без топлива. Уже на следующий день мы пошли дальше, очень скоро позади осталось Ирландское море, и мы оказались в родном Портсмуте, а лодка заняла свое место в форте Блокхауз.
После возвращения из отпуска нас ожидали большие перемены. Маквай и Васко получили новые назначения. Я был страшно горд, когда узнал, что Колвин (уже ставший лейтенантом-коммандером) предложил мою кандидатуру на пост старшего помощника. Торпедным офицером вместо меня стал младший лейтенант Айвен Рейке, а штурманом вместо Васко был назначен лейтенант Майк Уиллоби.
Глава 5.
Старший помощник
Старший помощник (коллеги-офицеры называют его номер один, а матросы Джимми) отвечает перед капитаном за то, чтобы корабль работал. Он организует вахты, распределяет обязанности между матросами, обучает их, следит за здоровьем экипажа; иными словами, отвечает за все, что прямо или косвенно влияет на эффективную эксплуатацию корабля. На субмаринах у старшего помощника имеется еще одна обязанность, от надлежащего исполнения которой в полном смысле слова зависит жизнь и смерть корабля, – дифферентовка.
Все вахтенные офицеры на субмарине при необходимости во время вахты могут скорректировать дифферент. Но первоначальная дифферентовка обязанность старшего помощника. В начале каждого похода вес субмарины претерпевает изменения по сравнению с ее весом во время предыдущего погружения. Это связано с погрузкой торпед, боеприпасов, продовольствия, пресной воды, иногда – пассажиров. Старший помощник обязан компенсировать все изменения путем корректировки количества воды в дифферентных танках. Он должен знать не только численную величину дополнительного веса, но и как он распределяется по длине подлодки. Все это требует проведения довольно сложных математических расчетов, и, если в них будет допущена серьезная ошибка, субмарина может запросто отправиться на дно при первом же погружении. Во время учебы нам показывали и рассказывали, как проводить дифферентовку. Но я никогда не был силен в математике, поэтому, став старшим помощником и столкнувшись с необходимостью регулярно заниматься сложными и громоздкими расчетами, я немедленно стал ломать голову, как упростить решение задачи. Все расчеты были идентичными: момент – это вес, умноженный на расстояние до центра корабля. Очень быстро я обнаружил, что для их выполнения идеально подходит обычная логарифмическая линейка. Я аккуратно нанес на свою линейку все имеющиеся на лодке танки и стал рассчитывать дифферент всего за несколько минут, причем с гораздо меньшей вероятностью ошибки.
Мне не пришлось долго ждать возможности применить свои знания на практике. Через несколько дней после возвращения из отпуска нам приказали готовиться к срочному выходу в Бискайский залив. Ходили слухи, что немецкие военные корабли "Шарнхорст" и "Гнейзенау", которые почти год простояли в Бресте, будут прорываться в немецкий порт. Мы должны были войти в состав большой флотилии субмарин, патрулирующих Брест. С тех пор, как в марте прошлого года воздушная разведка впервые обнаружила в Бресте вражеские корабли, наши субмарины постоянно находились в этом районе. Их даже стали называть "железным кольцом", правда значительно преувеличивая их заслуги. Для того чтобы образовать действительно непроходимый барьер, требовалось очень большое количество подводных лодок, которых не было в наличии. К тому же у субмарин постоянно появлялась новая работа. Особенно ощутимо это стало после вступления в войну Италии, поражения Франции и необходимости присутствия нашего подводного флота на Средиземноморье. К тому же нельзя забывать, что во время норвежской кампании наш подводный флот понес немалые потери. Тем не менее, все субмарины, которые можно было высвободить, отправлялись в Бискайский залив. Там они часто проводили время непродуктивно, если видели чужие корабли, то это была заблудившаяся немецкая подводная лодка или случайное судно, решившее на свой страх и риск прорвать блокадное кольцо. Вот и теперь, хотя "Морской лев" нуждался в ремонте и переоснащении, его спешно отправили на укрепление "железного кольца". Мы не имели понятия, куда направятся немецкие крейсеры – по Английскому каналу или будут прорываться в Атлантику, чтобы обойти Шотландию и зайти в один из норвежских портов.
Ночью 6 февраля мы вышли в заданную нам точку в нескольких милях к западу от Уэссана. В следующие сорок восемь часов ничего не произошло, зато 8 февраля мы получили радиограмму, принесшую нам немало волнений:
"Ожидается, что основные силы немцев перед выходом в открытое море проведут ходовые испытания. Немедленно следуйте в точку с координатами 48°05' северной широты, 5°11' западной долготы; если позволят течения, войдите в залив Ируаз и проведите разведку. При возможности атакуйте".
Как не заволноваться! Такое дело! Однако, как следует изучив карту, мы поняли, что задача перед нами стоит нелегкая, если не сказать – вообще невыполнимая. Там наверняка ведут патрулирование противолодочные корабли, имеются противолодочные заграждения и минные поля. Но кроме того, большую проблему для плывущей под водой субмарины представляют сильные течения между скалами и рифами Шоссе-де-Сен. Когда мы ночью всплыли на поверхность и медленно пошли вдоль французского берега, подзаряжая батареи, в кают-компании живо обсуждалась другая проблема.
В тот период войны на подводном флоте катастрофически не хватало торпед. С началом войны на Средиземноморье их расход многократно возрос, а массовое производство новых торпед "Марк-VIII" еще не было налажено. На "Морском льве" находилось двенадцать торпед: шесть – в аппаратах и шесть – в отсеке резервных торпед. Когда мы перед выходом в море грузились в форте Блокхауз, там было в наличии только шесть торпед "Марк-VIII", и остальные шесть мы получили в виде гибридов: у них было тело от "Марк-VIII", но боеголовка от "Марк-IV", которая была немного длиннее, чем у "Марк-VIII". К сожалению, у нас не было информации, как ведут себя эти гибридные торпеды, их даже никто не испытывал; но, поскольку они были слишком длинными и не помещались на стеллажах, пришлось зарядить их в торпедные аппараты, а нормальные торпеды "Марк-VIII" оставить для перезарядки.
Даже в открытом море, где достаточно пространства для любых маневров, было опасно использовать неизвестные торпеды. А в нашем случае ситуация была противоположная: нам предстояло действовать в ограниченном пространстве при наличии вражеских эсминцев, когда любой сбой в торпедных аппаратах выдаст нашу позицию и с большой вероятностью приведет к гибели лодки. Более того, у нас был новый и необстрелянный старший помощник (то есть я), который не имел опыта управления лодкой в момент залпа, даже если торпеды вполне нормальные. И нас были новыми торпедный офицер и его помощник.
Исходя из изложенного Колвин счел ситуацию неблагоприятной и решил, что глупо атаковать такие важные цели, используя сомнительные торпеды. Но как долго их будут извлекать из аппаратов и заменять обычными торпедами "Марк-VIII"? Из-за избыточной длины комбинированные торпеды не поместятся на стеллажах, поэтому перед укладкой с них придется снять боеголовки. Замечу, что процесс извлечения даже нормальной торпеды из трубы, если при этом стеллаж занят, весьма непрост, что уж говорить о наших. Вдобавок ко всему возник вопрос: где хранить боеголовки от "Марк-IV"? Проблем много, но ничего невозможного в перечисленных операциях не было. Проанализировав ситуацию, мы пришли к выводу, что работы можно выполнить за восемнадцать часов. Однако перезарядка торпедных аппаратов в море производится только тогда, когда лодка находится под водой, где она меньше подвергается внешним воздействиям. Следовательно, на всю работу нам потребуется две ночи. А атака планируется на завтра.
И Колвин принял беспрецедентное решение:
– Тогда мы выстрелим эти штуковины в океан.
Чиф[11]11
Чиф – здесь: старший механик. (Примеч. пер.)
[Закрыть] Фрэнсис сделал глубокую затяжку и выпустил облако дыма, которое потянулось вверх и окутало раскачивающуюся над нашими головами лампу. Мы сидели молча и следили, как подрагивает дымовая завеса в вибрирующем от работающих дизелей воздухе.
– Если бы эти заразы не были такие дорогие... – вздохнул капитан, натянул на голову капюшон "урсуловского" костюма и пошел на мостик.
Как бы там ни было, решение было принято и его следовало претворить в жизнь, не теряя времени. Перед рассветом мы погрузились, провели учебную атаку и выстрелили все торпеды предположительно в сторону Америки. Мы не могли проследить за их движением, потому что было слишком темно. Одно обстоятельство оказалось очень важным: при залпе "Морской лев" выскочил на поверхность. И хотя учения получились дорогостоящими, но я приобрел воистину бесценный опыт. Теперь я точно знал, как при выстреле удержать лодку на глубине.
Загрузка торпед "Марк-VIII" в освободившиеся трубы была задачей несложной, и уже в начале дня мы снова были готовы при необходимости произвести залп.
Наступило утро 9 февраля. Днем мы обнаружили сигнальный буй, которым была отмечена морская оконечность Шоссе-де-Сен – опасного в навигационном отношении участка морского дна, состоящего сплошь из скал и отмелей. По форме он напоминает язык, выдающийся в океан на пятнадцать миль от материка. Эта гряда скал проходит по южной стороне водного пространства, носящего название Иру аз – широкого залива, где ожидались ходовые испытания немецких крейсеров. Мы имели приказ проникнуть в этот залив как можно дальше при свете дня. Чтобы лодку не выбросило на скалы, мы должны были войти в залив с приливом и выйти до окончания отлива.
До наступления следующего утра мы ничего не могли предпринять, а значит, возникла еще одна проблема: куда деваться ночью для подзарядки батарей. Представлялось очевидным, что вражеские корабли появятся в северо-западной части залива, если они пойдут по Каналу, или в юго-западной части, где мы сейчас находимся, если выберут обходной маршрут. "Как говорят ирландцы, – бормотал капитан, колдуя над картой, – я не птица и не могу быть одновременно в двух местах". Он предположил, что у адмиралтейства имелись основания ожидать прорыв на юго-западном участке, поэтому нам было предписано занять эту позицию, и решил остаться в пределах видимости сигнального буя.
"Ночь была темной, море – спокойным, – писал Колвин в отчете. – Мы наблюдали повышенную активность на воде и в воздухе. Видны огни к северу от сигнального буя. Судя по их количеству, там находится не менее двух патрульных кораблей".
Когда мы вошли в Ируаз в первый раз, утро было тихим и ясным. Мы провели несколько часов под стеклянной гладью воды и не заметили ни одного корабля. При этом видимость была отличной. "Если бы в Ируазе был хотя бы один корабль, я бы его заметил", – писал Колвин. С началом отлива мы взяли курс на выход из залива.
Ночью нас никто не беспокоил. Один раз неподалеку пролетел "Дорнье", но нас не заметил. На следующий день, 11 февраля, мы еще раз обследовали Ируаз. И опять без результата.
После наступления темноты лодка в очередной раз всплыла. Около полуночи, когда я уже готовился сдать вахту, из темноты вынырнул самолет. Он скользил в воздухе почти бесшумно и, пролетая над нашими головами, сбросил осветительный снаряд, который через несколько секунд залил мостик слепящим белым светом. Мы поспешно нырнули, ожидая, что сейчас начнут рваться глубинные бомбы, но ничего не произошло. Спустя полчаса мы снова всплыли, и до утра ничего существенного не произошло. (Тогда мы не знали, что "Шарнхорст" и "Гнейзенау" уже идут на север через узкие каналы возле Уэссана. Ожидаемые испытания не состоялись.)
В форт Блокхауз мы вернулись утром 15 февраля, и Колвин сразу же отправился на доклад к адмиралу Дарку, чтобы доложить обо всем происшедшем, в том числе о потерянных торпедах. Через два часа он появился в кают-компании, совсем не радостный. "Знаешь, номер один, – вздохнул он, кажется, я попал... Адмирал разозлился до крайности и жаждет моей крови. Сейчас он ждет ответ из нашего штаба в Лондоне". Когда мы пили кофе после ленча, за Колвином пришел матрос. Командира не было почти два часа, и мы начали опасаться самого худшего. Но когда Колвин вернулся, на его лице блуждала довольная улыбка. Из Лондона ответили, что действия лейтенанта-коммандера Колвина не могут рассматриваться как штатные, но в сложившихся специфических обстоятельствах их можно считать оправданными.
"Морской лев" остро нуждался в ремонте, до которого нам предстоял еще один поход, на этот раз к берегам Норвегии. 26 февраля мы вышли в Ирландское море. Было удивительно тепло, почти как летом. Майк Уиллоби и я часами стояли на мостике и вели беседы. Майк был некрасивым, но удивительно обаятельным парнем, а его жизнь была переполнена событиями. Детство Майка было тяжелым, и в возрасте пятнадцати лет он попал на флот, где провел четыре года. После этого он работал шкипером на яхте, рабочим в доке, продавцом пылесосов (по его заверениям, он ни один не продал), вторым помощником на паруснике, клерком у подозрительного бизнесмена, закончившего свою карьеру в Олд-Бейли, художником, шофером, рекламным менеджером фирм, производящих бетонные блоки, паровые инструменты и моторные лодки. Летом 1939 года он совершил на яхте "Виндворд" переход через Атлантику с экипажем из бывших бойцов интернациональной бригады, бегущих из Испании. Осенью 1939 года он стал вторым помощником на танкере, затем командовал яхтой при эвакуации из Дюнкерка, потом некоторое время работал штурманом. В ноябре 1941 года он прошел подготовку для плавания на подводных лодках. "Морской лев" был его второй субмариной.
Рано утром мы прибыли в Холи-Лох и ошвартовались у корабля "Вперед" плавбазы 3-й подводной флотилии. Здесь мы провели несколько дней, подготовились к походу и снова вышли в море.
Поход был очень неудачным. Мне запомнилось только одно забавное обстоятельство. Колвин ввел практику (позже на "Шторме" я сделал то же самое) выполнять утренние погружения без сигнала ревуна с участием одних вахтенных. При этом нет необходимости беспокоить весь экипаж. После тяжелой вахты на мостике так приятно проснуться в теплой постели и обнаружить, что субмарина уже давно под водой и все сделано без тебя. Это также давало молодым офицерам возможность научиться производить первую дифферентовку корабля. Однажды утром Айвен Рейке начал выполнять погружение под таким углом, что Майк, спокойно спавший на койке, установленной перпендикулярно диаметральной плоскости корабля, вылетел со своего места и с грохотом рухнул на палубу. На следующее утро погружение выполнял Майк. Он решил отомстить и тоже взял большой угол. Только он упустил из виду, что на этот раз на перпендикулярной койке спал я. Чтобы не остаться в долгу, на следующее утро я еще больше увеличил угол, и на палубу грохнулся Айвен. А чтобы возмездие было полным, операторы горизонтальных рулей слегка перестарались, корректируя угол погружения, и так резко задрали нос лодки вверх, что на несчастного посыпались навигационные инструменты и книги, лежавшие на столе для прокладки. После этого случая Колвин приказал нам выбрать другой метод развлечения.
По пути мы не видели ни одного вражеского корабля, и в этом нам здорово повезло, потому что к тому времени у нас уже накопилось слишком много проблем. Я сохранил некоторые записи, сделанные в те дни:
"15.03.42. В этом походе с самого начала все шло кувырком. Затопило забортный глушитель. В первый же день началась течь через выпускную систему в двигатель левого борта и трюмное пространство. Это означало, что для предотвращения затопления электродвигателей приходилось непрерывно откачивать воду. Ночью было сильное волнение, и нас постоянно накрывало волнами. В итоге вода довершила начатую работу, и левый электродвигатель вышел из строя. Отремонтировать его в море мы не могли. При очередном погружении кто-то по недосмотру оставил незакрытым клапан А, мы приняли в носовые отсеки 400 галлонов забортной воды, вследствие чего опустились на глубину 270 футов, прежде чем смогли остановить этот процесс. После того как мы справились с этой проблемой, командир забыл закрыть клапан А, прежде чем открыть клапан W. Вода потекла из А в W, и контролировать пузырь стало невозможно. А вчера, когда мы шли с сильным дифферентом на нос, обнаружили, что в клапан AIV накануне попал какой-то мусор, и теперь танк затоплен. Кроме того, в результате замыкания у нас возникли проблемы с навигационными огнями; барахлила радиостанция; пробило уплотнения, и появилась вода в шахте перископа; и еще множество неприятных мелочей.
16.03.42. Снова несчастье. Перегрелся и полетел главный подшипник электродвигателя правого борта. Если учесть, что двигатель левого борта у нас уже был отключен, ситуация становилась по-настоящему серьезной.
17.03.42. Подшипник заменили вовремя, чтобы на рассвете уйти под воду. Но подзарядка теперь невозможна. Когда мы ночью всплывем, придется идти без подзарядки на протяжении тридцати шести часов".
Лодка находилась в таком техническом состоянии, что оставаться на боевом дежурстве в море было бессмысленно и очень опасно, поэтому мы запросили разрешение вернуться на базу. Получив его, мы с огромным трудом "дохромали" до Холи-Лох и... предстали перед следственной комиссией, которая желала получить ответ на вопрос, как мы могли допустить вопиющую халатность, приведшую к затоплению левого электродвигателя. Будучи старшим помощником, я получил изрядную порцию недовольства "их лордств", но "Морской лев" все-таки был отправлен на ремонт. Колвин покинул нас и принял под командование "Тигрис". Еще через несколько дней я получил назначение старшим помощником на новую лодку "Сарацин", постройка которой завершалась на верфи Кэммел-Лэрдс. "Морской лев" представлял собой весьма печальное зрелище, и я покидал его с тяжелым сердцем. Тогда я не знал, что нам еще предстоит встретиться.
К превеликому сожалению, я должен сообщить, что Джордж Колвин год спустя погиб на Средиземноморье. За свои подвиги он успел получить орден "За боевые заслуги".