Текст книги "Три смерти (сборник)"

Автор книги: Эдвард Радзинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

28 ноября Пуришкевич приехал осмотреть место убийства. «С беспокойством я прошел в кабинет Феликса, озирая строй челяди, толпившейся в передней во главе с ливрейным арапом… Феликс успокоил меня, объяснив, что вся прислуга будет отпущена, останутся лишь двое дежурных на главном подъезде».

Подвал, который перестраивали для приема дорогого гостя, «имел растерзанный вид, в нем шел полный ремонт… там проводили электричество». Но помещение показалось Пуришкевичу крайне удобным для задуманного: толстые стены; два окошечка, выходившие во двор, были крайне малы и нахолились на уровне тротуара. Так что можно было, на худой конец, даже и выстрелить…

Феликс все чаще наведывался в Юсуповский дворец – руководил меблировкой места убийства. Арка разделяла сводчатый подвал на две части – в одной сделали маленькую столовую, в другой – крошечную гостиную.

«Три вазы китайского фарфора уже украшали ниши в стенах… Из кладовых принесли старинные стулья резного дерева, обитые кожей… драгоценные кубки из слоновой кости… Шкаф времен Екатерины Великой – эбенового дерева, с инкрустацией, с целым лабиринтом маленьких стекол, бронзовых колонок, потайных ящичков. На этом шкафу поставили распятие из горного хрусталя и гравированного серебра итальянской работы XVI века… Большой камин был украшен золочеными чашами, майоликовыми блюдами и скульптурной группой из слоновой кости. На полу расстелили персидский ковер, а перед шкафом – шкуру огромного белого медведя… В середине комнаты поставили стол, за которым Распутин должен был выпить последнюю свою чашку чая», – вспоминал Феликс.Из комнат князя в подвал шла винтовая лестница, на которую (на полпути между комнатами и подвалом) и выходила та маленькая дверь во двор,к которой должны были привезти Распутина.

Утро 29 ноября убийцы провели в хлопотах – осматривали окрестности на автомобиле, искали, где лучше сбросить в прорубь труп. Нашли подходящее, почти неосвещенное место – на Малой Невке.

Когда я читал воспоминания Юсупова и Пуришкевича о подготовке убийства, многие детали показались мне хорошо знакомыми. И как перед убийством заботливо искали, куда вывезти труп (важно было хорошо спрятать тело), и как обсуждали, где убивать, и выбрали подвал, чтобы не слышно было выстрелов… Да и сам подвал, маленький, разделенный надвое, с окошками на уровне тротуара… Все оказалось таким похожим на подготовку убийства Царской Семьи – в очень похожем подвале дома Ипатьева.

В ночь с 16 на 17 декабря убьют Распутина. В ночь с 16 на 17 июля (по новому стилю) погибнет Царская Семья.

Так что убийство любимого «царями» мужика было будто репетицией убийства Семьи. И Юсуповская ночь – репетицией Ипатьевской ночи.

«Не тащи меня в Петроград…»

Итак, в ночь на 17 декабря 1916 года Распутину предстояло попросту исчезнуть. Феликс должен был вывезти его из дома в то время, когда там все уже спали, а охрана ушла. И Распутин обещал никому не говорить, куда он отправляется той ночью. А на случай, если бы он проболтался, убийцы, как вспоминал Феликс, придумали следующее: «Так как Распутин часто кутил в ресторане «Вилла Родэ»… то поручик Сухотин после убийства позвонит в ресторан… и спросит: «В каком кабинете Распутин?» И дождавшись отрицательного ответа, скажет: «Ага, так его еще нет? Значит, сейчас приедет…» И заговорщики смогут сказать, что мужик действительно был в Юсуповском дворце, но уехал оттуда в «Виллу Родэ». И власти услышат от администрации ресторана, что Распутин намеревался к ним приехать. Ну, а если исчез по дороге, то это вина какого-то очередного подозрительного собутыльника…

Ане поверят – пусть попробуют доказать. Заговорщики заранее решили до конца отрицать убийство.

Но перед самым покушением им нанесли удар. И какой! И – кто!

«Верный человек» привез из Крыма письмо Ирины: «3 декабря, Кореиз… Я знаю, что если приеду, непременно заболею… Ты не знаешь, что со мной. Все время хочется плакать… Настроение ужасное, никогда не было такого… Я не хотела всего этого писать, чтобы тебя не беспокоить. Но я больше не могу! Сама не знаю, что со мной делается. Не тащи меня в Петроград… Приезжай сюда сам…Я больше не могу, не знаю, что со мной. Кажется, неврастения… Не сердись на меня, пожалуйста, не сердись… Я ужасно как тебя люблю… Храни тебя Господь…»

Эта была странная истерика. Какой-то ужас охватил Ирину – видимо, она тоже верила в мужика-дьявола. Она понимала, какой удар наносит Феликсу, но ничего не смогла поделать с собой. Ирина не просто отказалась приехать – она умоляла мужа отказаться от задуманного: «Приезжай сюда сам…»

Накануне убийства жена Феликса лишила заговорщиков едва ли не главного – «приманки»…

И пришлось им придумать целое театральное представление…

План решили не менять и объявить Распутину, что Ирина приехала в Петроград. И действовать, как и прежде задумано: привезти мужика во дворец к Феликсу на встречу с Ириной, сообщить, что вечеринка немного затянулась. И попросить его подождать в очаровательной столовой в подвале (там должен был стоять накрытый стол – будто общество, вспугнутое приходом Распутина, в спешке покинуло столовую и заканчивает веселье наверху). И инсценировать эту вечеринку – звуками граммофона, шумом и голосами «гостей». И пока Распутин будет ждать, Феликс отравит его внизу вином и пирожными…

Итак, все было готово. Оставалось только ждать 16 декабря.

«Царство воли и мощи»

В дни последних «репетиций» заговорщиков Николай собирался покинуть Царское Село. Его очередной кратковременный приезд домой закончился. 2 декабря, за два дня до отъезда, царь в последний раз встретился с Распутиным. И простился с ним…

Накануне Распутин видел очередной сон, который обещал успех и благополучие. Видение «Божьего человека», случившееся, как всегда, вовремя, обрадовало Алике. Она чувствовала упадок духа у Ники и, чтобы поддержать его, разрешила взять с собой мальчика. 4 декабря царь и наследник уехали в Ставку.

В поезде Николая уже ждало ее письмо, в котором можно найти следы каких-то очень серьезно готовившихся решений.«4 декабря 1916… Еще немного терпенья и глубочайшей веры в молитвы и помощь Нашего Друга, и все пойдет хорошо! Я глубоко убеждена, что близятся великие и прекрасные дни твоего царствования и существования России. Только сохрани бодрость духа… Покажи всем, что ты властелин… Миновало время великой снисходительности и мягкости, теперь наступает твое царство воли и мощи!.. Их следует научить повиновению… ты их избаловал своей добротой и всепрощением…Дела начинают налаживаться – сон Нашего Друга так знаменателен!Милый, помолись у иконы Могилевской Божьей матери… ты там обретешь мир и крепость… Пусть народ видит, что ты – царь-христианин…»

Заговорщики готовились к убийству, а Распутин был ровен и радостен. Он, видимо, тоже ждал неких серьезных решений царя, заранее обговоренных в «царскосельском кабинете». Скоро, скоро не будет Думы и всех этих злых говорунов!

6 декабря Алике написала Ники: «Мы провели вчерашний вечер уютно и мирно в маленьком доме. Милая «большая Лили» (Ден. – Э.Р.)тоже пришла туда попозднее, а также Муня Головина. Он был в хорошем, веселом настроении.Видно, что Он все время думает о тебе и что все теперь хорошо пойдет… Будь властелином, слушайся твоей стойкой женушки и Нашего Друга».

«Устами младенца…»

Феликс, смирившись с решением Ирины, отправил ей письмо. Теперь он просил ее только о телеграмме: «8 декабря 1916… Я выезжаю 16 или 17… Какое будет счастье опять быть вместе! Ты не знаешь, как я тебя люблю… Репетиции идут благополучно…Пришли 16-го телеграмму, что заболела и просишь меня приехать в Крым, это необходимо…»

Как и Пуришкевич, Феликс решил уехать из столицы тотчас после убийства. И ему нужна была телеграмма о болезни жены, чтобы отъезд не выглядел бегством.

Но нервность Ирины не проходила. Да и не могла пройти – она понимала, что «репетиции» скоро закончатся кровавой премьерой. Она по-прежнему сходила с ума, боялась встречи Феликса с опасным мужиком, которому подвластны потусторонние силы. И нервность эта закончилась настоящей болезнью.

«9 декабря. Дорогой Феликс… получил ли ты мой бред?.. Не думай, что я все это выдумала, такое было настроение последние дни… Сегодня утром температура нормальная, но я все-таки лежу. Почему-то ужасно похудела… Прости меня за мое последнее письмо, оно ужасно неприятное… Хотела приберечь все это для твоего приезда, но оказалось, что не могу, надо было вылить душу… С Бэби (маленькая дочь Ирины и Феликса. – Э.Р.)что-то невероятное. Недавно ночью она не очень хорошо спала и все время повторяла: «Война, няня, война!» На другой день спрашивают: «Война или мир?» И Бэби отвечает: «Война!»… Через день говорю: «Скажи – мир». И она прямо на меня смотрит и отвечает: «Война!» Это очень странно… Целую тебя и ужасно жду».

Война, кровь и гибель. «Устами младенца…»

«А ты, красавица, тяжкий крест примешь…»

Свое благостное состояние Распутин поддерживал вином. Он хотел забыть о смерти… Теперь он был постоянно пьян.

Из показаний Марии Головиной: «В последнее время он сильно пил, и это возбуждало во мне к нему жалость. Пьянство не отразилось на его умственных способностях. Он говорил еще более интересно…»

Теперь несчастному Протопопову приходилось приезжать к нему во время попоек. Так Распутин проверял покорность министра – и это было для Протопопова невыносимо.

Из показаний Головиной: «В разговоре со мной Протопопов жаловался, что он очень устал, что ему тяжело, что ему только Бог поможет… и он уйдет куда-нибудь в скит, и как ему это хотелось бы, но он не может этого сделать из любви к «ним» – как я поняла, к Государю и Государыне… Если разобраться, то, конечно, было странно, что министр внутренних дел ведет такие разговоры со мною, но в то время было так много странностей!»

Но когда его звали в Царское, Распутин по-прежнему преображался. Комиссаров показывал в «Том Деле»: «В этот день не пил… шел в баню, ставил свечку… он всегда это делал, когда ездил лично к царю… Потом весь день готовился. Затем дорогой концентрировался и сосредотачивал волю».Даже когда его привезли к «царям» после веселой закладки Аниной церкви, мужик, как отметит царица в письме, был трезв.

11 декабря царица была в Новгороде вместе с великими княжнами и конечно же с Подругой. В древнем Софийском соборе они отстояли литургию, а в Десятинном монастыре посетили пророчицу. «Она лежала в маленькой темной комнате в абсолютной темноте… и поэтому мы захватили свечку, чтобы можно было разглядеть друг друга… Ей 107 лет, она носит вериги», – писала Алике мужу.

В колеблющемся свете свечи царица разглядела «молодые лучистые глаза». И старица, жившая еще при Николае I, заговорила из темноты. Она несколько раз повторила Государыне всея Руси: «А ты, красавица, тяжкий крест примешь… не страшись…»

Так закончилось последнее путешествие Государыни. В следующий раз Алике уедет из Царского Села уже низложенной ссыльной.

Из Новгорода они с Подругой привезли маленькую иконку – подарок «Нашему Другу». Ту самую, которая окажется потом в его гробу.

Последние дни13 декабря Юсупов позвонил Пуришкевичу и сказал: «Ваня приехал». Так он подтвердил: все готово к 16 декабря…

А Распутин продолжал пребывать в самом благостном настроении. Все складывалось как нельзя лучше – по приказу «мамы» было прекращено дело Манасевича-Мануйлова.

В 1917 году в Чрезвычайной комиссии Манасевич будет достаточно откровенен: «Распутин сказал мне: «Дело твое нельзя рассматривать, начнется страшный шум…» И он сказал царице, чтобы она написала сама министру юстиции Макарову… Он боялся газетной кампании… боялся, что всплывет его имя… Распутин мне сразу позвонил: «Сейчас мне из дворца звонили… у мамы есть телеграмма от мужа о том, что делу не бывать…»

Действительно, все так и было – с точностью до слова. 10 декабря Алике написала Ники: «На деле Мануйлова прошу тебя написать «прекратить дело» и переслать его министру юстиции… Иначе… могут снова подняться весьма неприятные разговоры… Пожалуйста, сейчас же, не откладывая, отошли дело Макарову, иначе будет поздно…»И через несколько дней Манасевич был на свободе. Любимый «секретарь» Распутина вновь появился в квартире на Гороховой. Появился он и в клубе, играл по крупному. Проехался по Петрограду, понюхал – все ли спокойно? И, видимо, был удовлетворен, ибо Распутин, опасавшийся дотоле ходить по улицам, решился даже прогуляться по городу.

За день до убийства Алике написала мужу: «Очень благодарю тебя (также от имени Гр<игория>) за Мануйлова… Наш Друг… уже давным-давно не выходит из дому, ходит только сюда. Но вчера Он гулял по улицам с Муней к Казанскому собору и Исаакиевскому… ни одного неприятного взгляда, все спокойны. Он говорит, что через 3 или 4 дня дела в Румынии поправятся, и все пойдет лучше… Пожалуйста, скажи Трепову: Дума должна быть распущена до начала февраля…поверь совету Нашего Друга. Даже дети замечают, что дела идут плохо, если мы Его не слушаем, и, наоборот, хорошо, если слушаем».

Так в последний раз «Наш Друг» посоветовал царице то, чего она сама так хотела! И в ночь на 16 февраля царь подписал указ о перерыве в работе Думы до 19 февраля.Наступил последний день в жизни Распутина. Он умрет, не увидев своей победы.

Убийство

Последний вечер

16 декабря – самый обычный день Распутина. Сначала на квартире появилась трогательная Муня: «Я приехала к 12 и пробыла до 10 вечера… он был возбужден и сказал: «Сегодня я поеду», но не сказал, куда».

Правда, Бадмаев в «Том Деле» показал другое: «Головина призналась в своем горе. Она знала еще накануне, что Распутин намеревался… кутить и ужинать у князя Юсупова».

Появилась и Вырубова. Впоследствии Белецкий показал, что Аня приехала на Гороховую в 8 вечера и Распутин ей сказал, что должен уехать с Юсуповым «исцелять его жену».

Вырубова не знала, что Ирины нет в Петрограде, и посоветовала «Нашему Другу» отказаться от этого приглашения. Она сказала, что это унизительно для него – ездить по ночам к тем, кто стыдится принимать его открыто – в дневное время. И он дал ей обещание не ехать…

Итак, пообещав Феликсу держать поездку в тайне, хитрый мужик на всякий случай рассказал всем близким, куда он собирается. Он был уверен, что, как обычно, за ним увяжутся агенты (не знал, что ночью его охрана уходит). Так что хотя Распутин и «вполне доверял» Феликсу, но кое-какие меры предосторожности все-таки принял…Муня Головина уехала в десять, и тут же появилась некая дама – из тех мимолетных, бывавших в «комнатке с диваном» и тотчас исчезавших. Как показала потом швейцарша: «У него с 10 вечера была дама лет 25 до 11 часов». То же подтвердила и племянница Анна, гостившая в те дни у Распутина: «Часам к 10 вечера пришла полная блондинка, которую звали «сестра Мария», хотя она вовсе и не сестра милосердия». Но в каком-то смысле она была именно «сестрой милосердия», ибо помогла Распутину снять напряжение, которое, видимо, против воли охватило его, и «утончить нервы» перед ночью, которая столько ему обещала…

Около одиннадцати вернулись его дочери. На следующий день им обеим пришлось давать показания следователю. Варвара ничего не знала: «Мы с Матреной ходили в гости, спать легли в 11, и я не видела, как и куда и с кем он уехал. Отец мне ничего не говорил, что в эту ночь он куда-то собирается уйти». Но старшая, Матрена, показала: «Когда я вернулась и уходила спать, отец мне сказал., что едет в гости к Маленькому…»

И наконец около полуночи приехал Протопопов. «В ночь убийства Распутина я заехал к нему… около 12, проводив на поезд… Воскобойникову (потому что знал: в это время нет агентов, дежуривших у квартиры. – Э.Р.)… Я…пробыл у него 10 минут… видел только его одного, он сам отворил мне дверь. О намерении ехать куда-то ночью мне не сказал». Видимо, Распутин, поджидавший Юсупова, поспешил свернуть разговор с министром.

Шел первый час ночи на 17 декабря. Распутин стал одеваться. Его служанка показала: «Он надел голубую рубашку, вышитую васильками… но не мог застегнуть ворот, и я ему пуговицы застегнула». Он продолжал волноваться…

Одетый, он лег на кровать и стал ждать Феликса. Дочери уже спали, но племянница Анна и служанка Катя еще не легли. Анна и рассказала следователю: «В начале первого часу ночи дядя лег на кровать, не раздеваясь, на недоуменные вопросы мои и Печеркиной ответил: «Сегодня я пойду… в гости к Маленькому… Маленьким дядя называл Юсупова».

Потом Анна пошла спать в комнату к дочерям Распутина, а Печеркина ушла на кухню и там легла за перегородкой для прислуги. Подозрительные сборы хозяина, очевидно, возбудили ее любопытство – она не спала, ждала, кто же придет за ним…

Наконец «с черного хода раздался звонок». Отодвинув занавеску, закрывавшую ее кровать, она увидела Распутина и его гостя. Это был «Маленький» – князь Феликс Юсупов.

Хроника утраВ 8 часов утра племянница Распутина позвонила Муне Головиной и сказала, что дядя уехал ночью с «Маленьким» и не возвратился домой.

Незадолго до этого Протопопова разбудил звонок. Градоначальник Балк весьма взволнованно сообщил министру, что городовой, стоявший на набережной Мойки, слышал выстрелы во дворце Юсупова, после чего был позван в дом, и находившийся там член Государственной Думы Пуришкевич сказал ему, что Распутина убили… Протопопов соединился с квартирой на Гороховой и узнал: Распутин дома не ночевал и до сих пор не вернулся.

Часам к одиннадцати на Гороховую приехала Мария Головина. Она сказала дочерям, что звонила князю Юсупову, но «там еще все спят». Впоследствии Муня показала, что была в то время спокойна, ибо «Распутин при мне просил князя свозить его к цыганам и оттого, узнав, что он с ним уехал, я не обеспокоилась».

Наконец около полудня Феликс сам позвонил Муне, и она успокоила дочерей – передала им слова князя о том, что он вовсе не видел их отца. Каков же был ее ужас, когда служанка Катя поклялась, что это ложь, что Феликс ночью заехал за Распутиным и она сама его видела в квартире…

Головина немедленно позвонила Вырубовой в Царское Село.Из показаний фельдшера Жука: «Часов в 12 дня позвонили по телефону и сообщили, что Распутин вышел из дома и не вернулся. Вырубова немедленно сообщила об этом во дворец, и началось большое волнение… непрерывные переговоры с Петроградом».

В то же время Протопопов непрерывно связывался с Царским Селом. Он сообщил императрице и Вырубовой сведения о событиях в Юсуповском дворце, полученные от городового. Тогда же Протопопов вызвал жандармского генерала Попова, вручил ему приказ за номером 573 – «произвести следствие по делу об исчезновении Григория Ефимова Распутина». Следствие должно было начаться немедленно и проходить в абсолютной тайне.

С утра на квартире Распутина начали появляться посетители, очень интересовавшиеся бумагами исчезнувшего хозяина.

Из протокола допроса Манасевича в Чрезвычайной комиссии: «– Вы были у Распутина на квартире в ночь, когда он исчез?

– Был утром… я приехал… там был переполох, приехал Симанович с епископом Исидором и рассказал, что были у пристава части, где все произошло.

– Вы его бумаги разбирали?

– Не касались. (Манасевич, естественно, не мог ответить иначе. – Э.Р.)

– Протопопов при вас посетил квартиру Распутина?

– При мне не было…»

Из протокола допроса Протопопова:

«– Есть молва, что сразу после убийства вы пришли к нему на квартиру?

– Никогда… ведь там была полиция…»Но министр внутренних дел, учитывая связи Распутина и с ним, и с «царями», просто обязан был прибыть туда раньше полиции, раньше всех, в том числе и Манасевича, – как только узнал об исчезновении Распутина. Так что после всех этих внимательных гостей никаких важных документов в квартире остаться уже не могло.

Между тем события развивались. В два часа дня генерал Попов получил извещение, что на Большом Петровском мосту на Малой Невке имеются следы крови, а под мостом найден ботик коричневого цвета. В три часа ботик был предъявлен дочерям Распутина, и они «признали его принадлежащим отцу».

«Я не хочу верить, что его убили…»

Предполагаемая смерть фаворита переполошила все высшее общество. Великие князья, послы, министры, двор – все горячо обсуждали слухи о гибели полуграмотного мужика из сибирского села.

Из дневника великого князя Николая Михайловича: «17 декабря в 5.30 – 2 телефонных звонка, один от княгини Трубецкой, другой от английского посла Бьюкенена… мне сообщили, что прошлой ночью убит Григорий Распутин. Такое неожиданное известие ошеломило меня, и я помчался в автомобиле в дом брата Александра на Мойку, чтобы узнать в чем дело… Прислуга сообщила, что Феликс вернется поздно…»

Видимо, Николаю Михайловичу сообщили не только об убийстве, но и о том, что Феликс, живший тогда у Александра Михайловича, подозревается в преступлении. Не застав Юсупова дома, великий князь отправился обедать в мятежный «Яхт-Клуб». В тот день клуб был переполнен, множество экипажей и авто дежурили у входа.Аристократический муравейник гудел… «Все только и говорили об исчезновении Гришки… Под конец обеда явился бледный как смерть Дмитрий Павлович, с которым я не разговаривал, так он сел за другой стол… Трепов доказывал во всеуслышание, что все это ерунда… Между тем Дмитрий Павлович заявил другим, что Распутину по его мнению, или исчез, или убит…Мы сели за карты, а Дмитрий Павлович уехал во французский Михайловский театр». Так что нужную информацию получили все. И все откуда-то уже знали, что Дмитрий – причастен…

В тот день Вырубова по требованию Алике переселилась во дворец. Из показаний фельдшера Жука: «Вырубова переехала ночевать во дворец по приказанию царицы. Опасались, что ее могут тоже убить, так как она… стала получать угрожающие письма еще за год до убийства Распутина… Особенно… опасались молодых великих князей… Мне было приказано никого из великих князей не принимать… В квартире Вырубовой были переделаны внутренние ставни».

Алике подозревала, что это только начало расправы «романовской молодежи» над «нашими». Днем 17 декабря она написала мужу: «Мы сидим все вместе… ты можешь себе представить наши чувства – Наш Друг исчез. Вчера А<ня> видела Его, и Он ей сказал, что Феликс просил Его приехать к нему ночью, что за Ним заедет автомобиль, чтоб Он мог повидать Ирину…Сегодня ночью был огромный скандал в Юсуповском доме… большое собрание, Дмитрий, Пуришкевич и т. д. – все пьяные. Полиция слышала выстрелы. Пуришкевич выбежал, крича полиции, что Наш Друг убит. Полиция приступила к розыску… Феликс намеревался сегодня ночью выехать в Крым, я попросила Калинина (Протопопова. – Э.Р.)его задержать… Феликс утверждает, будто он… никогда не звал Его. Это, по-видимому, была западня. Я все еще полагаюсь на Божье милосердие, что Его только увезли куда-то… Я не могу и не хочу верить, что Его убили. Да смилуется над нами Бог!.. Такая отчаянная тревога… Приезжай немедленно – никто не посмеет ее (Аню. – Э.Р.)тронуть или что-либо ей сделать, когда ты будешь здесь… Феликс последнее время часто ездил к Нему…» В тот день она послала Ники еще и телеграмму: «Мы еще надеемся на Божье милосердие. Замешаны Феликс и Дмитрий».

Уже вечером об этом знало все Царское Село.

Из воспоминаний Ольги, жены великого князя Павла Александровича, мачехи Дмитрия: «17 декабря в субботу вечером в Царском давали концерт… Около восьми часов раздался телефонный звонок. Мгновение спустя Владимир (ее сын от первого брака. – Э.Р.)вбежал в мою комнату: «Старцу конец. Мне только что позвонили. Господи, теперь мы вздохнем свободнее. Подробности еще неизвестны. В любом случае, он исчез 24 часа назад. Быть может, мы что-нибудь узнаем на концерте»… Никогда не забыть мне того вечера. Никто не слушал ни оркестр, ни артистов… Во время антракта я заметила, что взгляды, устремленные на нас, были особенно пристальны. Но тогда я еще не догадывалась почему…» Наконец кто-то из знакомых сообщил ей: «Кажется, исполнители этого дела – из высшей аристократии. Называют Феликса Юсупова, Пуришкевича и великого князя…» У меня остановилось сердце. К концу вечера имя Дмитрия было у всех на устах».

«Дело об исчезновении крестьянина Распутина»

Наступило утро 18 декабря, но Распутина не нашли. Генерал Попов и его подчиненный полковник Попель второй день вели непрерывные допросы. Среди допрошенных были двое городовых, стоявших в ту ночь недалеко от Юсуповского дворца, обе дочери Распутина, служанка Печеркина, племянница Распутина и Мария Головина.

18 декабря Феликса Юсупова пригласили дать показания по «делу об исчезновении крестьянина Распутина». Допрашивал князя сам министр юстиции Макаров. Эти показания особенно интересны, ибо даны по горячим следам – на следующий день после убийства…Но 19 декабря, на третий день следствия, вдруг последовало распоряжение министра внутренних дел о немедленном прекращении дела. Все протоколы допросов Протопопов тотчас забрал к себе.

В 1928 году в Париже умер Васильев – последний директор департамента полиции. Он оставил рукопись о царской охранке, которая вскоре была издана. В ней автор процитировал (с ошибками) некоторые документы из «дела о Распутине». Из этой книги документы (вместе с ошибками) попадут во множество книг о Распутине…

Между тем оказалось, что само дело… было опубликовано! Его напечатал сразу же после Февральской революции журнал «Былое» – в ряду самых сенсационных документов павшего режима.

Показания в «деле о Распутине» мы и будем сравнивать с версией об убийстве Распутина, созданной его убийцами Пуришкевичем и Юсуповым и ставшей общепризнанной. Материалы из этого дела помогут нам восстановить истинную картину загадочной Юсуповской ночи.

Рассказывают полицейские

48-летний Степан Власюк, дежуривший в ночь на 17 декабря на набережной Мойки, сообщил: «Около 3 часов ночи я услыхал 3–4 быстро последовавших друг за другом выстрела…»

Власюк направился к городовому Ефимову, дежурившему поблизости. На вопрос, где стреляли, Ефимов указал на Юсуповский дворец. Власюк тотчас пошел туда, встретил дворника Юсуповых, но тот сказал, что выстрелов не слышал. «В это время я увидел, что по двору дома идут в направлении калитки два человека в кителях и без фуражек, в которых я узнал князя Юсупова и его дворецкого Бужинского. Последнего я спросил: «Кто стрелял?» Он ответил, что никаких выстрелов не слышал». Власюк, успокоившись, вернулся на пост. «О происшедшем я никому не заявил, потому что приходилось слышать такие звуки от лопающихся автомобильных шин… Но через 15–20 минут ко мне подошел Бужинский и сказал, что меня требует князь Юсупов… Едва я переступил порог кабинета, ко мне подошел навстречу князь Юсупов и неизвестный мне человек, одетый в китель защитного цвета… с русой бородкой и усами». И далее Власюк изложил удивительный разговор:

«Этот человек спросил меня:

– Про Пуришкевича слышал?

– Слышал…

– Я и есть Пуришкевич… А про Распутина слышал?.. Вот он, Распутин, и погиб… И если ты любишь Россию-матушку, ты должен об этом молчать…

– Слушаюсь.

– Теперь можешь идти…

Минут через 20 ко мне пришел околоточный надзиратель Калядин, и я ему все рассказал».

Второй городовой, 59-летний Флор Ефимов, дежуривший напротив Юсуповского дворца, был старым, опытным полицейским. Он сообщил: «В 2.30 ночи я услышал выстрел, через 3–4 секунды последовали еще 3–4 выстрела… быстро, один за другим, звуки выстрелов…После первого выстрела раздался негромкий, как бы женский крик…»

На вопрос следователя об автомобиле, приезжавшем или отъезжавшем от дворца после услышанных им выстрелов, Ефимов ответил: «В течение 20–30 минут не проезжал по Мойке никакой автомобиль или извозчик… только спустя полчаса… проехал какой-то автомобиль, который нигде не останавливался».

Итак, запомним: оба полицейских, дежуривших неподалеку от дворца, дают одинаковые показания о трех или четырех выстрелах в Юсуповском доме. При этом находившийся ближе городовой Ефимов слышал «негромкий, как бы женский крик». И еще одна важная деталь: никакой автомобиль сразу же после выстрелов к дому не подъезжал. Но был автомобиль, проехавший через полчаса после выстрелов.Не заметил приехавшего после выстрелов автомобиля и Власюк.

Такими показаниями уже обладало следствие к тому моменту, когда министр юстиции Макаров начал допрашивать Феликса Феликсовича, князя Юсупова, графа Сумарокова-Эльстон.

«Собаку убил именно он…»

Рассказав Макарову историю своего знакомства с Распутиным, Юсупов перешел к недавним событиям:

«Я отделывал… помещение в своем доме на Мойке… и великий князь Дмитрий Павлович предложил мне устроить вечеринку по случаю новоселья. Решено было пригласить на нее Владимира Митрофановича Пуришкевича и нескольких офицеров и дам из общества… она и была назначена на 16 декабря… По вполне понятным причинам я не хочу называть фамилии офицеров и дам, это может повредить им и возбудить ложные слухи…Чтобы не стеснять гостей, я приказал прислуге все приготовить для чая и ужина… а потом не входить. Большинство гостей должно было приехать не с парадного подъезда… а с бокового входа, ключ от которого я имел лично… Собравшиеся пили чай, танцевали… Около 12.30 позвонил откуда-то Распутин… и приглашал поехать к цыганам, на что последовали шутки и остроты со стороны гостей… На мой вопрос, откуда он говорит, Распутин не хотел сказать… но по телефону слышны были голоса, шум и женский визг…»

Здесь Макаров мог уличить Феликса во лжи сведениями, полученными от домашних Распутина. Но министр не посмел противопоставить показаниям родственника царя показания кухарки и дочерей мужика… И князь продолжал: «Около 2–2.30 ночи две дамы пожелали ехать домой и с ними уехал великий князь Дмитрий Павлович…Когда они вышли… я услышал выстрелы во дворе. Я вышел во двор и… увидел убитую собаку, лежащую у решетки… Впоследствии… Его Императорское Высочество сообщил, что собаку убил именно он(хорошо запомним эту фразу! – Э.Р.)…После этого я позвал с улицы городового, которому сказал: «Если будут спрашивать о выстрелах, скажи, что собаку убил мой приятель…»

Видимо, здесь последовал вопрос Макарова о словах Пуришкевича, сказанных городовому Власюку. Князь отвечал забавно: «Бывший в кабинете Пуришкевич что-то стал говорить… Что он говорил, я полностью не расслышал…Что касается показаний городового, будто Пуришкевич сказал ему в моем кабинете, что убит Распутин, то Пуришкевич был пьян и не помнил, что говорит… Яу Распутина ни днем, ни вечером 16-го не был, что могут подтвердить и гости, и прислуга… Какие-то люди глубоко обдумали план убийства и связали его со мной и вечером, происходившим в моем доме».

Арест на вокзале

После допроса, вечером 18 декабря, Феликс собрался выехать поездом в Крым. Но…