Текст книги "Приятная женщина с цветком и окнами на север"

Автор книги: Эдвард Радзинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Он.Видите ли, недавно я отпраздновал свое пятидесятилетие. Вот и решил побаловать себя следующим чином и заодно сбрил баки… Я не терплю однообразия.

Инспектор.Ну-ну-ну, пятидесятилетие вы отпраздновали шесть лет назад.

Он.Это – по паспорту. Но я не всегда придерживаюсь общепринятых норм. И пятидесятилетие я отметил только тогда, когда почувствовал себя в этом полном надежд возрасте. Это случилось лишь в этом году – в привокзальном ресторане города Кимры.

Инспектор.Какой вы у нас балагур… А вот эту гражданку (кладет фотографию перед Скамейкиным),случайно не узнаете, гражданин веселый?

Он.Ну как же… Римма… Риммуля. Ямочка на подбородке, глаза шалуньи.

Инспектор.В результате этих достоинств вы развеселили ее на кольцо с рубином и четыреста двадцать пять рублей облигациями трехпроцентного займа.

Он.Ну это еще придется доказать. Но пусть даже так. Неужели жалкие четыреста двадцать пять рублей и кольцо могут возместить поруганную веру в женское постоянство, которую растоптала эта женщина? Ну сами представьте! ( Негодующе.) При живом-то молодом муже, который тогда лежал в больнице… она собралась замуж – за меня! Ну зачем ей молодой муж, инженер, сто сорок рублей зарплаты, когда рядом здоровый, пусть немолодой, но генерал!!!

Инспектор.Нет, вы не Дон Жуан, вы просто Робин Руд! Эх, Скамейкин, Скамейкин, вам пятьдесят шесть, а все никак не упрыгаетесь! Так всю жизнь и проживете, точнее, пробегаете да просидите. И что они в вас находят? Старый человек, мешки под глазами, повторяете все одно и то же: одну строчку из Сократа, другую из Горация.

Он.А что тут плохого? Почему нельзя бесконечно повторять два умных афоризма? Ведь столько глупостей изо дня в день…

Инспектор.Ну ладно, я думаю, гражданка Герасимова, вы уже составили себя представление об облике этого гражданина. Теперь вопрос к вам: на сколько он вас наказал?

Он.Эту гражданку я не наказывал, ибо она вызвала у меня только восхищение.

Инспектор.При задержании у гражданина Скамейкина обнаружены семьсот семьдесят рублей. Он утверждает, что это ваши деньги.

Она.Да, мои.

Инспектор.Он утверждает, что взял их у вас в поезде в долг на неопределенный срок.

Он.Да! Да!

Инспектор.Я не вас спрашиваю, гражданин Скамейкин. (Аэлите)Правда ли, что гражданин Скамейкин попросил у вас взаймы семьсот рублей и вы их ему дали на неопределенный срок в первый же день знакомства?

Она.Нет. Это не так, это неправда.

Он (заорал).Как то есть «не так»?! Так! Так! (Потерявшись от испуга)Вы же (бессвязно)еще говорили… Вы же… адрес еще свой дали…

Инспектор.Помолчите, пожалуйста! ( Аэлите)Значит, это неправда? А какже было по правде?

Она.Он не просил их взаймы. Я сама их ему дала. Он не хотел брать, а я настояла.

Инспектор.Я хочу, чтобы вы поняли, если он украл у вас деньги – вы их получите обратно немедленно. Но если вы утверждаете, что сами…

Он (орет).Сама! Сама!

Инспектор (резко).Послушайте!

Скамейкин тотчас испуганно замолчал.

Так как же, Аэлита Ивановна? Она.К тому, что я сказала, мне добавить нечего. Я пойду, а то я устала очень.

Прошло три года.

Комната Аэлиты. Она одна. Звонок телефона.

Голос.Привет.

Она.Здравствуй, Апокин.

Голос.Поздравляю с наступающим. Так сказать, с Новым тебя годом.

Она (хохочет). Сновым меня счастьем.

Голос.А ты – веселая.

Она.Еще бы. Сегодня – наша годовщина. Три года, как ты меня бросил. Восемь лет, как мы познакомились.

Голос.Неужели три года прошло?

Она.Ах, Апокин, как я тебя тогда ненавидела. Я желала тебе смерти. Кстати, как твоя печень?

Голос.Ты знаешь, в последнее время что-то…

Она.Побаливает, да? Ты всегда умел болеть. Я тебя за это даже любила. Только мужчины умеют так здорово, самозабвенно болеть.

Голос.Царапай меня, царапай! Я тебе что звоню: лыжи твои тебе не нужны? Они у меня на балконе…

Она.Ну что, Апоша, бросила тебя твоя двадцатидву… то есть, прости… уже двадцатипятилетняя?

Голос.Почему ты так решила?

Она.А как только твоя тетерка тебя бросает, ты сразу о моих лыжах на балконе вспоминаешь… Конечно, они мне нужны. Я каждую зиму хочу начать ходить на лыжах, а летом бегать «ради жизни». Я тут прочла, одна женщина вступила в клуб любителей бега. Теперь у нее все время хорошее настроение. Поет все время. На бегу! Все думают, что она – того! А она – спортивная. А я пою, Апоша, только по пятницам – в хоре… Прости, у меня на кухне горит… (Убегает, возвращается.)

Голос.Ты где встречаешь Новый год?

Она.Понятно, дома. Когда женщина одинокая, ее в компанию не зовут. Замужние боятся… А кавалера свободного где найти – мужиков вон на дедов морозов не хватает.

Голос (помолчав).А может… вдвоем? Встретим, а?

Она.Видать, плохи дела с твоей куропаткой… Нет, Апокин, отвстречали мы с тобой новые года. Я другого человека сегодня жду.

Голос.Интересно, кого же?

Она.Никак, ревнуешь? А я тебя всегда ревную. Вот люди: сто лет назад разведутся, уже семьи другие – а все ревнуют. Потому что все люди – собственники… Апокин, я жду настоящего мужчину.

Голос.Интересно взглянуть. Всю жизнь хочу увидеть «настоящего мужчину».

Она.Покажу со временем… А сейчас… хочешь, Апокин-родственник, я тебе его письмо почитаю? Чтобы ты понял, как пишут настоящие мужчины. Прости, только герань с окна сниму, а то она у форточки стоит – простудится, боюсь. (Переставляет щеток)Слушаешь?

Голос.Слушаю.

Она.Это его первое письмо. (Читает)«Дорогая Аэлита Ивановна! Пишет вам из мест заключения недолгий ваш знакомый Скамейкин Василий Иванович. Представляю, как сейчас вы поморщились, прочитав мое имя. Но не написать вам не могу, совесть не позволяет, потому, Аэлита Ивановна, уважаемая, не идет из головы у меня наша встреча».

Голос.Да это же аферист твой! С ума сошла, да?

Она хохочет.

Совсем спятила, да? Она.Тсс, Апоша-родственник. Не болтай о том, чего не понимаешь. Продолжаю. ( Читает)«Век буду жить – не забуду вашей доброты. Век вас за нее благодарить буду. Если вас интересует, как я живу, – отвечу стихами:

 
А мы живем с подъема до отбоя,
Смеемся, плачем и грустим.
Пусть нас за то не любят люди,
Мы это им простим.
Говорит народ:
«Не страшна тюрьма – страшны в ней люди».
Так было, есть и будет.
Но есть, конечно,
Исключенье из этой мудрости людской.
Ведь в нашей келье маленькой и тесной
Живем мы дружной крепкой семьей.
 

Голос.Ты дура, да? Ты… ты… идиотка, да?

Она.Не мешай читать! (Читает)«Дорогая Аэлита! Я мечтаю вступить с вами во взаимно-дружескую переписку. После всего это может показаться наглостью с моей стороны, но я думаю, ваша добрая душа все поймет и простит. Если решитесь мне написать – вышлите, пожалуйста, ваше фото. Пусть оно помогает и ободряет меня в нелегком моем пути к честной и новой жизни…

 
Опять хочу сказать стихами:
Живем и верим в будущее наше,
И дружим мы на зависть людям,
Которые забыли нас давно.
 

Что же касается ваших денег, не тревожьтесь, выйду – верну. Нет, деньги отдать, Аэлита, уважаемая, просто, а вот как отдать высокие душевные качества – чуткость и благородство?»

Голос.И ты ответила, дура помешанная?

Она.Ты что обзываешься, что я, собственная, что ли? Народ что говорит: оступился человек – протяни ему руку… Вот так! Три года переписывались, сто четыре письма получила и одну телеграмму сегодня.

Голос.Да он же старик. Ему пятьдесят лет, наверное!

Она.Пятьдесят девять, Апокин. Но мне это нравится. Да, я хочу почувствовать себя… молоденькой женщиной… Да! Чтобы у него, наконец, не было мамы, которая будет мне объяснять с утра до вечера, как должна заботиться о его печени и почему недостойна ее любимого сына.

Голос.Он же аферист! Он тебя обманул!

Она.Неужели? А ты разве меня не обманул?.. Знаешь, меня сколько обманывали? Так что лучше не будем… И главное, я ему нужна… Недаром между нами сразу возникла «несказанность»… Но это слово ты не поймешь… Короче, поздравляй меня..

Голос.Да ты что?

Она.Ты уже все понял. Он приезжает! Под Новый год – принц желанный! Представляешь, дал телеграмму: «Не встречай. Буду в одиннадцать вечера». Эх, Апоша, если бы ты приезжал «оттуда» – тебя, наверное, встречали бы: мама с теплым пальто, я с лекарствами от печени. Мы встречали бы тебя, как самолет, который идет на аварийную посадку. Голос. Царапай, царапай!

Она.Да, пусть ему пятьдесят девять, он – Жан Габен! Ясно? Настоящий мужчина может начинать жизнь в любом возрасте, и его можно полюбить в любом возрасте.

Звонок.

Она.Слышишь? Слышишь?

Голос.Слышу, слышу.

Она.Ну прощай! Прости, что называла тебя Адольфом Гитлером. Я желаю тебе счастья в семейной жизни и вновь обрести твою двадцати – сколько-то – летнюю курицу.

Звонки.

Слышишь, как настойчиво звонит? По-мужски! Жан Габен звонит, сразу ясно! А что ты мне пожелаешь?

Голос.Ума обрести, хоть немного.

Она (вздохнув).У кого бы занять – все было бы жить полегче… Ну прощай. (Вешает трубку, еще раз глядит на себя в зеркало. Открывает дверь)

На пороге – плюгавый смешной человек.

Он.Здравствуйте.

Она.Здравствуйте.

Он.А вы, стало быть, Аэлита.

Она.А в чем дело?

Он. А я, стало быть, Федя… Зовут меня так… Тапочки дадите? А то наслежу, боюсь.

Она оторопело глядит.

(Снимает туфли и в носках проходит в комнату.) А это, значит, цветок ваш, герань, про который вы писали… С удобрением растите или без?

Она.Я что-то не понимаю. Кто вы такой?

Он.Не признали… А я вас сразу признал. Очень вы на фоту свою похожи. Это редко кто свою фоту посылает. Я с одной переписывался – так она вместо себя Галину Польских мне выслала. А вы хоть на актрису эту… похожая… Запросто и не глядя… могли ее фоту послать… Ан нет, послали – свою… Недаром Василий, уважаемый, всегда говорит: честная!

Она.А где же сам… Василий Иванович?

Он.Да «там» пока. Но скоро выйти должен. Под амнистию он попал.

Она.Но он же писал…

Он.Неужели еще не поняли? Ничего он вам не писал. Ни строчки…

Молчание.

Она (тихо).А кто же мне писал?

Он.Я… А Василий, уважаемый, только адресок мне ваш передал.

Она.Как, то есть, передал?

Он.Точнее, продал. Вместе с фотой вашей… Так что это я все три года слал вам письма.

Часть вторая

В антракте. Гримерная актрисы. Актриса и Гримерша.

Гримерша.Так все вас хвалят. Буквально все говорят: «Наконец-то вы играете свою роль».

Актриса.То есть, что ничего, кроме этой идиотки, я играть не должна?

Гримерша.Правда, там был один критик – фамилия у него такая нерусская… Говорят, он швед. ( Замолчала.)

Актриса (не без ярости).Ну и что же швед?

Гримерша.Он говорит, что вам эту роль вообще играть нельзя. Что все равно никто не поверит, что вас все бросают… и что надо было взять какую-нибудь некрасивую, несчастную актрису. А вы, дескать, только притворяетесь.

Актриса.Неужели эти шведы не могут понять, что ее надо играть красивой? Потому что когда бросают уродину – это, пардон, ежу понятно! Но когда никому не нужна добрая женщина… ну, скажем… с приятным лицом… когда рядом не находится ни одного стоящего мужчины, который оценил бы все это… то появляется страстное желание сделать то, что давно пора: взять всех этих мужиков и передушить их к чертовой бабушке!

Гримерша. И правильно!..

Актриса (не слушая).Нет, надо стать феминисткой. Все стоящие западные бабы давно феминистки. Они чудно живут общественной жизнью! И находят в этом кайф! Но русской женщине – ей же любовь подавай. Хоть в каком виде. «Любила одного – жила с другим», по анекдоту. Мы без роковухи никак не можем! И вообще: скажи этому шведу, что они давно проиграли Полтавскую битву – и пусть заткнется!

Осторожный стук в дверь.

Гримерша.Автор. Актриса (громко).Не надо открывать автору. Он так влюблен в свое дефективное творение, что это… просто неприлично в его возрасте.

Стук громче.

И ему мало, что я играю эту дурищу: «Аэлита, уважаемая»… «Геранька»… Я еще обязана в антракте выслушивать, как я несовершенно это делаю.

Стук еще громче.

А может, автор придумал, наконец, другой финал пьесы? Может, ему что-то пришло в голову вместо этого сентиментального монолога?

Стук тотчас затихает.

А может, в конце мне попросту взять гитару и спеть вместо всех этих дурацких слов?

Тотчас возобновляется стук.

Застучал! (Орет)Дятел!

Гримерша.Мне как-то неудобно говорить, выходит, что я сплетница… но автор очень хвалил нашего режиссера за то, что не дал вам петь в спектакле. Он сказал: «Сил нет: все актеры поют без голосов».

Актриса.Ничего: они пишут без таланта, а мы поем без голоса. И вообще, что тут плохого, если актриса любит петь. Я не люблю воровать, я не люблю унижаться: перед главрежем (громко),как некоторые! Я не хочу урвать квартиру или звание вне очереди – я хочу петь. Что тут плохого?

Осторожный стук в дверь.

Гримерша.Он еще сказал – автор… что вы… простите, Нина Антоновна, это его слова… играете чуточку жалостливо. Актриса (грозно и громко).Недаром они у нас дружат с режиссером. Они – просто близнецы. Однояйцевые близнецы. (Громко)Постарайтесь понять: людям приятно видеть на сцене грустное – про других. Тогда им кажется, что у них у самих не все так плохо. (Почти кричит.) И вообще мне надоело играть эти современные пьесы!

Стук тотчас замолкает.

Боже, как я хотела сыграть леди Макбет. Все знали. И, конечно, не дали… Знаешь, я видела в Софии спектакль. Там актриса сидит в гримерной и учит роль леди Макбет… И чтобы точнее представить себе состояние убийцы – она воображает перед собой… (громко)автора и режиссера… И только тогда она берет со стола нож… ( Сладострастно)Идет к ним, воображаемым… Смотри, стук затих… И без жалости, с наслаждением бьет! (Показывает)Вот так! Вот так!.. Вот так! А потом берет гитару – и поет, поет, поет всласть. (Берет гитару и поет)

Стук в дверь и голос: «Третий звонок!» Актриса встает и идет к выходу

Гримерша (вслед).Ни пуха. Актриса.К черту! К черту! (Выходит на сцену)

На сцене Федя и Она. Продолжают разговор.

Она.То есть, как – продал? Что вы молчите?.. ( Яростно.) Кто продал?! Что вы стоите как истукан?

Он (с готовностью).А я сяду.

Она.Нет уж, не надо вам садиться.

Он только вздыхает, неотрывно глядя на еду.

Зачем вы это сделали?

Он.Значится так, Аэлита Ивановна, уважаемая. Я, как бы сказать, – мечтатель.

Она.Аферист ты проклятый, а не мечтатель!

Он.Только вы не плачьте, уважаемая. Я, может, неказистый, я отдаю себе отчет, я всегда говорю: «Ну и рожа у тебя, Сидоров, – Сидоров это моя фамилия, – кирпича просит». Но зато у меня есть другие качества.

Она (всхлипывая).Да провалитесь вы со своими качествами. Сначала один аферист, потом – другой. Ну что за дела!

Он (не выдержал).А если я, Аэлита, уважаемая, кусочек сырку ухвачу?

Она.Не сметь ничего хватать. На место положите немедленно!

Он.Как вам совесть подскажет… Я ведь – невезучий. (Пожирая глазами еду)Я все свои деньги… что там заработал… Василию уважаемому за адресок ваш и фоту отдал… Да… Так что очутился я тут без копейки. А аппетит разгулялся… Думаю, дам с голодухи «упаковочку», умру в смысле. Глядь – на столбе объявление висит: «Пропал пудель» – и описание пуделька… «Кто найдет – получает четвертачок». Думаю – «годидзе». И давай за всеми собаками гоняться… Хоть какую принесу – ведь рубль за труды дадут? И что вы думаете: ни одной собаки не поймал. А три часа бегал! Только тяпнули меня шесть разов… Невезучий! Василий уважаемый, кстати, говорил, что вы тоже – невезучая.

Она.Да, невезучая… И вы – невезучий… Так какого же черта…

Он.А я объясню все чин чином… А если я кусочек колбаски…

Аэлита начинает хохотать. Задыхается от смеха, это почти истерика.

Она.Садитесь, жрите.

Федя волком набрасывается на еду.

Сел – аферист!.. Ни стыда ни совести.

Он (давясь, ожесточенно жует).Значится так: влюблялся я часто, но безответно. Я даже там…

Она.Где это «там», разрешите спросить?

Он.Ну – там.

Она.В санатории для аферистов, да?

Он (уклончиво).В учительшу влюбился… она у нас там в школе преподавала. А у меня образование небольшое.

Она.Шесть классов с братом на двоих.

Он.И пошел, значит, я там в школу. И сразу влюбился в эту учительшу. И чтобы ее чаше видеть, в одном классе все три года просидел, представляете? И вот это подметил Василий уважаемый. И говорит: «Сидоров, а ты у нас – мечтатель». И чтобы с мечтаний меня сбить, начал он рассказывать мне истории разные из своей прежней жизни. Скажу – циничные истории. Слушал я, слушал – чувствую: протестует все во мне! Говорю ему: «Василий, уважаемый, неужели за цельную жизнь ни одной женщины ты не встретил?» «Как же, как же, говорит, была такая встреча». И рассказывает мне про вас, как вы семьсот семьдесят дали – все подробнейшим образом. И так меня это проняло! А Василий подметил: «Чую, говорит, хочешь вступить с нею во взаимно-дружескую переписку…» И адресок ваш мне передает…

Она.Продает.

Он.А иначе нельзя было. Вы про калым слыхали, конечно. Вот Василий мне и поясняет: чабан за черкешенку платит отцу до пяти тысяч!.. Неужели ты, русский человек, за свои мечтания… за свою любовь… Но тут я разволновался! Я, Аэлита, уважаемая, шик люблю. Федя – шикарный парень, он умеет сорить деньгами! И все мои деньги, трудом заработанные, за адресок ваш отдал… А долг за телевизор – семьсот семьдесят рублей на себя принял. Вы не бойтесь, за Федей Сидоровым не пропадет! Как на работу устроюсь – в год отдам! Ну а писать к вам от его имени – это Василий уважаемый сам придумал. Пиши ей, говорит, а потом лично приедешь, сердце у нее доброе.

Она (яростно).Мало того, что к тебе является аферист и урод…

Он.Аэлита Ивановна…

Она.Мало того, что он облапошивал тебя три года…

Он.Уважаемая!

Она.Мало того, что он сожрал все, что было у тебя к Новому году… Оказывается, он же за тебя пострадал! Ты ему еще и должна!

Он.Я не говорил!

Она.И при этом он верит, что эта дура не выгонит его к чертям! Убирайся вон!

Он.Ухожу! Я предупреждал! Невезучий я!

Она.Аферист! Турок! Чтоб ноги твоей…

Он.Как совесть подскажет!

Она замолчала.

Только просьбица у меня к вам… Сейчас без пятнадцати… Новый год – через пятнадцать минут…

Она (с новыми силами). Ничего не знаю! Уходи! Уходи… пока цел! А то… а то… а то… ( Бессильно.) А то…

Он.Милицию позовете? Да ради бога! Все как совесть подсказывает!

Она бессильно плачет.

Значится, так: я только Новый год с вами встречу – и все. Есть примета такая: чтобы по-людски жить дальше… чтобы жизнь наладить… надо Новый год с добрым человеком в тепле встретить. Можно? А как часы пробьют двенадцать – все! Исчезаю!

Она молчит.

Так я разливаю (И он поспешно разливает шампанское.) Нолито. Она ( бессильно). И не прогнала… Ну что за дела!

Бьют часы.

Он ( торжественно). С Новым годом, Аэлита Ивановна, уважаемая, с новым счастьицем… Как говорится, «отвяжись худая жизнь – привяжись хорошая». (Пьет)

И она тоже, вздохнув, пьет. Звонок телефона.

Голос.Хочу поздравить тебя с наступившим.

Она.И тебя тоже… Апокин.

Голос.Ну как твой Жан Габен?

Она.Спасибо, пьем и веселимся.

Голос.Я рад.

Она.Я рада, что ты рад.

Голос.Я рад, что ты рада, что я рад.

Гудки в трубке. Она смотрит на Федю, тот посапывает у стола.

Она.Жулик треклятый, заснул?!

Он (с трудом открывая глаза).Разморило, уважаемая. Столько на холоду к вам ехал.

Она.Не говори таким жалостливым голосом… Все равно сейчас уберешься отсюда! Ну… я не знаю… Ну почему ты к своим родителям не поехал?

Он.Нету у меня родителей…

Она.Опять на жалость? Опять?

Он.Ни отца нет, ни матери…

Она.Не смей!

Он (выкрикивая).Сирота я! Детдомовский!

Она.А мне все равно: мне хоть от пыли дворовой родись – все равно уберешься!

Он (степенно).Я не от пыли родился, уважаемая, а от благородного отца и честной матери. И оскорблять меня не надо… Просто бросили они меня. Невезучий я… А в детдоме хорошо было… В сольный ходил, в хоре пел.

Она.Это ты-то в хоре?

Он.Голос у меня был тенор… Но – невезучий… И с годами поломался голос.

Она.Только про хор не заливай… Я сама в хоре пою.

Он.А я сразу понял, что вы в хоре. Вон у вас фото стоит – все со ртами разинутыми. Это – ваш хор. И у меня такая же фота была… (вздохнул)когда-то. Мы все стоим со ртами разинутыми. Это – наш хор… Знаете, Аэлита, уважаемая, я хочу поднять тост за то, чтобы мы пели в одном хоре…

Она.Таких аферистов в хор не принимают.

Он.Был я в хоре! Был! На спор!.. Ну давайте: вы пойте, а я что угодно подхвачу… Идет?

Она (становится в позу, поет).«Однозвучно гремит колокольчик…»

Он ( изображая колокольчик).Дон!

Она.«И дорога пылится слегка…»

Он (с чувством).Донн!

Она.«И уныло по ровному полю…»

Он.Донн!

Она ( остановилась, смущенно).Действительно, пел в хоре, видно.

Он.Было в моей жизни не только дурное, Аэлита, уважаемая… Ау вас альт, скажу, редкой красоты. Такой – тембристый! (Замолчал)

Ей стало его жалко.

Она.Ну что там… молчите?

Он.Не знаю, о чем и говорить…

Она.Я тоже не знаю, о чем беседуют с ворами да бандитами. Опыта мало. Всего во второй раз довелось… Ну хорошо, ну расскажи, как «там» очутился. Только нормальным голосом, не жалостливо, как голубь!

Он.Значится, я из города-курорта Сочи. Воспитывался в детдоме. А вокруг – шик-блеск, гульба всякая. Официантам в ресторанах за воротник четвертные суют… А я – дитя малое…

Она.Опять, да?

Он.«Короче – мы из Сочи»… Сбился с пути: стал я шулером. Находил на пляжу партнеров и обыгрывал их на деньги. Я, Аэлита, уважаемая, в карты любого в любую игру обыграть могу.

Она.Ну уж – в любую?

Он.Ну!

Она.И в дурака?

Он.Ну!

Она.Меня, между прочим, в дурака в жизни никто не обыгрывал!

Он.Значится, сейчас сделаем.

Она приносит колоду карт, молча сдает карты. В тишине становится отчетливо слышен «Новогодний огонек», который передают за стеной по телевизору

( Очень оживился.) Слышите, слышите…

Она.«Огонек» новогодний у соседей за стеной. Большое спасибо вашему другу аферисту… Только так теперь телевизор смотрю – через стенку… Спасибо, у нас в доме слышимость…

Он (уклончиво).Хазанов… Ой, так я люблю, когда он студента кулинарного техникума показывает… (Хохочет)Помните: «Бабки синенькие»… Тот думал, что это бабки… ну – бабки… А это были бабки – ну, деньги… И вот он говорит: дай мне бабки… (Хохочет)

Она (тоже хохочет). Только вы —дурак, по-моему…

Он.Да? Отвык немного… Ничего, мы сейчас по новой. (Сдает)Слышите, слышите – Райкин… Вот кого уважаю: остро выступает. (Изображает)«Кактвое фамилие». (Хохочет)У него там, значит, зверей в зоопарке кормят… И вот один тип… – жмот, ну он им корма жалеет – «хыщники» их называет… Говорит, «хыщники»…

Она.Только карту сбрасывать не надо.

Он.Простите… (Извиняясь)Ну, три года без практики…

Она.А вы, кажется…

Он.Да?

Она.Да! Дурак!

Он.Ну что ж… (Сурово)Будем по-серьезному.

Она (сдает вновь карты:). «Козыри крести – дураки на месте».

Он.Слышите, слышите. Пугачева запела… Так я ее люблю…

Она (подпевает Пугачевой).«Все могут короли…»

Он (подпевает).«Все могут короли…». (Хохочет)Она (играя).Воту кого голос по правде тембристый… Так она поет – просто загораюсь вся… Такая темпераментная. (Сурово)Карту положите на место – вы уже две лишних забрали.

Он.Черт! (Печально)А раньше мог…

Она.Просто глаза надо иметь зоркие, когда с аферистом садишься…

Играют.

Слушайте, неудобно… вы в третий раз…

Он.Да?

Она.Да! Дурак.

Он (молча встал, походил по комнате, совсем сурово).Ну все! Давайте по-настоящему. ( Сдает карты)

Она.Это вы хотите сказать, что до этого не по-настоящему?

Он.Я ничего не хочу сказать. (Играет)

Она.Если ничего сказать не хотите – не говорите. А за словами следить надо – не маленький… (Подпевает песне за стеной)«На тебе сошелся клином белый свет…».

Он.Песня хорошая, старинная. (Подпевает)«Но пропал за поворотом санный след…».

Оба поют хором.

Она.Послушай…но, по-моему…

Он.Да?

Она.Да! Ду-рак. (Бросая карты)«Я, говорит, шулер, профессионал». Но хоть один раз выиграть можешь?

Он.Если хотите знать – я бы выиграл у вас сто раз! Тыщу!

Она.Да?

Он.Да!

Она.Ну что же не выиграешь?

Он.Не могу!

Она.Это почему же?

Он.А потому что… Потому что… Потому что я поддаюсь вам!

Она.Ох, умру! Держите меня! Поддаетесь! Это почему же?

Он.А потому что, когда мне человек нравится… Когда я влюбился…

Она.Словами-то не бросайтесь!

Он.А я не бросаюсь! (Орет)Когда я влюбился – я не могу выигрывать! Я с ходу голову теряю! (Орет)Я мечтатель! Я вам, что ли, зря про учительшу рассказывал? Я, может, из-за своей любви десятилетку не кончил! Люблю вас, Аэлита Ивановна, уважаемая, с первого про вас рассказа! Вот так!

Она.Вы… вы… дурак в пятый раз! Все! (Бросая карты)И играть не умеешь… И «Огонек» кончился…

Он.Ну что ж… как обещался… (Встает)Ухожу. (Не двигаясь с места)Из тепла да в холод.

Она молчит.

Свернусь на лавке вокзальной. (Не двигается)Дыханием согреюсь… перетерплю до утра…

Она (пытаясь распалиться).Аферист!.. Бандюга!..

Он.Трое суток к вам ехал…

Она.Опять! Опять! (Чуть не плача)Уходи… Я тебе деньги дам…

Он.А я не возьму.

Она.Ну что ты от меня хочешь?.. Вконец измучил…

Он (скромно).Ничего я не хочу… Поступайте, Аэлита, уважаемая, как совесть подскажет.

Прошел месяц.

Комната Аэлиты. Аэлита и Федя с цветами.

Позвольте, Аэлита, уважаемая, букетец вручить.

Она.Вы не обидитесь, если я ваши гвоздики на кухню выставлю… А то геранька ревнует к другим цветам и вянет… В меня, видать, я тоже ревнивая.

Он.Позвольте, я попою гераньку вашу. (Поливает)

Она.Вон, как лепестки к вам тянет… Ну до чего кокетливая – ужас!

Он.Очень я благодарный за то, что вы не выгнали меня тогда – в Новый год.

Она.Не надо об этом…

Он.А говорят, не верь приметам! А вот как же не верить?.. Жизнь будто по волшебству поменялась. Смотрите: я работаю в отличном месте – механик на станции техобслуживания «Жигули». Директор «Гастронома», инспектор ГАИ, и генерал, и ученый – будь они хоть трижды разученные – на чем ездят? На «Жигулях»! Значится, к кому на поклон пойдут? К Феде. Их, как говориться, много. А Федя – один… Нет, Аэлита, уважаемая, я за ту ночь всю жизнь вас вспоминать буду.

Она.Я прошу вас, не надо больше об этом, Федя…

Он.Как же не надо? Я утром от вас шел – будто летел… С тех пор и везуха пошла. Сердце, уважаемая, оказалось у вас такое большое… как… как…

Она.Как у коровы… Только у нее, говорят, сердце больше, чем бабье сердце. (Разливает чай)

Он (строго).Не надо корить себя!.. Не надо!.. Кстати, я премию получил первую и хочу пригласить вас, Аэлита, уважаемая, в ресторан. (Пьет чай)

Она.С удовольствием… Я очень давно не была в ресторанах, у Апокина моего была больная печень, и он всегда говорил, что в ресторанах есть вредно.

Он.Видать, просто жадный был.

Она.Не надо так, Федя… Все мужчины бережливые. У нас на работе Роза всегда говорит: «Если хочешь, чтобы мужчина тебя бросил, попроси у него взаймы»… А за что ж вы премию получили, Федя?

Он.Рацпредложение сделал… Я к технике очень способный. Меня даже один человек… Наливайкин фамилия… феноменом называл, честное слово…

Она.Федя, я люблю людей скромных.

Он.Да какое тут хвастовство, если я за эту свою техническую смекалку, можно сказать, «там» очутился.

Взрывы смеха за стеной.

Слышите, слышите, это «Вокруг смеха», точно, да?

Она.Иванов ведет… Так он мне нравится… Длинненький такой, симпатичненький. У нас на работе все так его любят. Даже наша сотрудница Розочка… Она тоже со мной спирт оформляет… так про него сказала: «Вот кому сколько хочешь есть можно. И сладкое… и пирожное – хоть три корзиночки!» Я прервала вас, Федя?

Он.Просто я хочу, чтобы мы все друг о дружке знали. Вы – обо мне сначала… А я о вас… Значится, дело было так. Был я, как вы знаете, шулером… И вот решил сам с этим делом завязать. Раз и навсегда. И начал я тогда новую жизнь. Пошел работать в ЦПКиО на аттракционы. И вот там-то, Аэлита, уважаемая, талант и подвел меня. Аттракционы эти самые сделаны были в ФРГ. Классные машины. Один назывался «Летающие над горами»… Вагончики несутся в воздухе над горами и переворачиваются… А я слежу, значится, за их технической исправностью и заодно клиентов в кабинки подсаживаю и высаживаю – посадчик, называется… Вот тут-то… (Замолчал)

Хохот, аплодисменты за стеной.

Она.Сын Райкина танцует… Так он мне нравится. В отца талант. Вам, наверное, неприятно это рассказывать, Федя? Так? Я ведь неплохой психолог, я чувствую.

Он.А что ж тут может быть приятного? (Горько.) И вот объявился у нас на аттракционах директор новый – Наливайкин, злой до денег мужик. Вроде вертятся кабины в воздухе, и все дела? Так он додумался грести деньги прямо из воздуха… Билеты у нас были длинные, как этот ведущий «Вокруг смеха». И Наливайкин догадался: билеты разрывал на три части и продавал трем посетителям. Выручка у нас в три раза больше, государство получает ему положенное, а мы две трети кладем в карман.

Она.Ну артист! Ужас-то какой! Какие хитрющие люди есть на белом свете!

Он.Но ведь чтобы так было – аттракционы должны пропускать в три раза больше посетителей, то есть вертеться в три раза быстрее. Понятно, да? И тогда Наливайкин ко мне обратился и меня вовлек. А мне, Аэлита, уважаемая, просто эта задача показалась технически интересной. Думаю: держись, немчура, – и задачу решил! Вот так! И завертелись у нас аттракционы! Такие скорости я выдал – просто хоккей! Мы, посадчики, в поте лица трудимся, только клиент заходит – за шиворот его и в кабину. И понеслось! Потом обратно вынимаешь – клиент в полуобмороке, «ни петь, ни рисовать». Еще бы – такие скорости: тройка, птица-тройка! А кто придумал? Федя… умелец! Но, как говорит Высоцкий: «Сколько веревочке ни виться, а совьешься ты в петлю». Ах, Аэлита, уважаемая, представляю, как противно слушать вам паскудный мой рассказ. Вы – человек высокой честности.

Она.Федя!

Он.Не могу молчать! И теплоту и сердечность вашу в ту ночь…

Она.Сейчас же замолчите!

Он ( перекрикивая). Я всю жизнь мечтал человека встретить! Чтобы судьбу соединить! Да, неказист я, уважаемая. Но мечтатель. И с первого взгляда, точнее – с первого рассказа… полюбил я вас! А в ту ночь новогоднюю…

Она.Значит, все-таки бывает: любовь с первого взгляда, да?

Он.Да! Да! И с первого рассказа – тоже бывает!

Она очень долго молчит.

Она (после паузь!).А что, если, Федя, я попрошу вас сделать для меня одну вещь… Он (пылко).Говорите, уважаемая, я хоть звезду с неба для вас достану.

Она.А может, действительно вы и есть принц… (Засмеялась)Это не очень трудная вещь. Просто мне будет приятно, если вы… ее сделаете. ( Уходит в другую комнату, возвращается с деньгами.) Мне надоело, Федя, слушать телевизор сквозь стенку. А я очень люблю телевизор… Я все эти три года на него копила. Но зарплата у меня, сами понимаете… И скопила всего четыреста семьдесят рублей. Я и подумала: на цветной собирать еще долго, куплю пока черно-белый.

Он.Но я ведь…

Она.Я знаю, я верю: вы отдадите. Вот тогда я цветной и куплю: «Рубин» с сенсорным управлением… А этот продам… Логично? Я права?

Он (неуверенно).Логично.

Она.Вы – товарищ с техническими способностями… И вам легко будет выбрать мне хороший телевизор… Ходить недалеко. Они у нас прямо в доме внизу продаются – там магазин «Культтовары»… ( Отдает ему деньги.)