Текст книги "Великие сражения Античного мира"

Автор книги: Эдвард Кризи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Правильно поняв и прочувствовав эти общие характеристики, мы сможем сравнительно легко взять на себя задачу исследовать и оценить ход и принципы развития как всех восточных монархий в целом, так и Персидской империи Ахеменидов в частности. А это, в свою очередь, позволит нам оценить значение того отпора, который греки смогли дать вооруженному вторжению с Востока. Мы могли бы также попробовать проанализировать те последствия для человеческой цивилизации, которые наступили бы в случае удачного осуществления иранского вторжения в Европу после того, как ими уже была покорена значительная часть цивилизованного мира того времени.

Само географическое положение страны естественным образом выдвинуло Грецию в первые ряды в борьбе за свободу Европы против притязаний Ахеменидов. И греки блестяще продемонстрировали те выдающиеся черты национального характера, которые столь же присущи и другим европейским народам. Впоследствии именно они так высоко вознесли европейскую цивилизацию над азиатской. Народы, проживавшие в античные времена в районе Северного Средиземноморья, первые на нашем континенте получили с Востока зачатки искусства и литературы. Оттуда же пришли и основы политической организации общества. Грекам, земли которых были расположены по соседству с Малой Азией, Финикией и Египтом, удалось оказаться впереди прочих. Они быстро познали нравы и обычаи цивилизации. Так же быстро они стали вносить что-то свое, характерное только для них, во все полученные новшества. Так, например, многие имена богов и многие обряды пришли в греческую религию от иностранцев. (Большинство богов греческого пантеона – индоевропейские, близкие, например, к славянскому, германскому, индоарийскому пантеонам. И только некоторые, как, например, Афина, заимствованы с Востока. – Ред.)Однако греки с презрением отказались от чудовищных, вызывающих отвращение преданий, пришедших к ним с берегов Нила и Оронта. Греческие поэты обработали и опоэтизировали древнюю прекрасную мифологию. В этой стране не существовало касты жрецов, подобной, например, египетской. Государственный строй Греции долгое время представлял собой передававшуюся по наследству власть монарха, но на этой земле никогда не возникала надолго абсолютная монархия. Правители Греции являлись конституционными монархами и имели строго определенный набор привилегий. И еще до иранского вторжения монархическая форма правления во многих греческих государствах уступила место демократическим институтам власти. При этом имели место многочисленные вариации распределения власти, от олигархии до демократии. В литературе и науке греческие умы никогда не шли по проторенным дорогам и не признавали никаких ограничений. Греки смело выражали свои мысли; новые идеи воспринимались ими скорее с интересом, чем с подозрением. Гибкий, неутомимый, предприимчивый и уверенный интеллект греков являлся полной противоположностью спокойной покорности многих народов Востока. Среди прочих греческих племен афиняне наиболее ярко воплотили в себе эти национальные черты. Этот дух активности и непокорности в сочетании с уважительной симпатией к своим соотечественникам в Азии заставил афинян принять участие в Ионийской войне. Сейчас, охваченные ненавистью к одному из кланов, узурпировавшему власть в их государстве и в течение некоторого времени насильственно ее удерживавшему, они были готовы бросить вызов царю Дарию I. Афиняне отказывались по его приказу принять обратно тирана, которого несколько лет назад они сами изгнали со своей земли.

Предприимчивость и гений одного из англичан в более поздние времена подтвердили новыми свидетельствами и оживили интерес к мощи персидского монарха, который отправил свои войска сражаться при Марафоне. Уже давно было известно о надписях клинописью на мраморных памятниках Персеполя, близ древнего города Сузы, о скальных надписях в других поселениях, в далекие века находившихся под властью первых персидских царей. Но в течение тысячелетий они воспринимались лишь как неразгаданные загадки и вызывали только праздное любопытство. Часто эти памятники упоминались лишь как свидетельство глупого тщеславия представителей человеческого рода, у которых хватило времени на то, чтобы доверить образцы своей письменности твердому камню. Но только этим камням удалось сохранить и язык, и даже саму память о самодовольных представителях некогда славных народов. Старший Нибур, Гротефенд и Лассен сделали ряд догадок относительно значений букв клинописи. Но только майору Роулинсону, служащему Ост-Индской компании, после нескольких лет труда удалось, наконец, полностью раскрыть алфавит и грамматику долгое время недоступного языка. Что особенно важно, он смог полностью расшифровать и подробно разъяснить надписи на считающейся священной скале Бехистун, в западной части Мидии (близ современного г. Керманшах в Западном Иране. – Ред.). Теперь эти тексты нашли своего переводчика, и с высоты скалы сам Дарий называет нам имена народов, покорившихся ему, перечисляет восстания, которые он подавил, свои победы и другие славные поступки, которые он успел совершить.

Но эти неоспоримые памятники персидской славы подтверждают (и даже дают дополнительные сведения) информацию Геродота о том, как Кир основал, а Камбис расширил обширную державу. Затем Дарий I добавил к ней завоевания в индийских и арабских землях. Похоже, что, когда он двинул свои войска в Европу, он всерьез рассчитывал распространить свою власть на весь мир.

За исключением Китайской империи, в которой в течение веков и до самых последних лет практически одна треть населения Земли живет в отрыве от других народов (периоды относительной изоляции Китая чередовались либо с периодами его активной экспансии (Цинь, Тан), либо распада и частичного или даже полного его завоевания (монгольская династия Юань, маньчжурская Цин. – Ред.), все великие царства, существовавшие в Древней Азии, вошли в состав империи Ахеменидов. Народы Северо-Западной Индии, ассирийцы, сирийцы, вавилоняне, халдеи, финикийцы, палестинцы, армяне, население Бактрии и Лидии, фригийцы и парфяне, а также мидяне – все объединились под скипетром великого царя. По значимости мидийский народ стоял вторым после самих персов (первоначально была Мидийская держава, но после того, как царь восставших в 553 г. до н. э. персов Кир разбил мидян в 550 г. до н. э., персы передвинулись в державе на первое место, а мидяне заняли второе, но выше всех остальных. – Ред.), а о самой империи часто говорили как об империи мидян или как о стране мидян и персов. Египет и Киренаика также были персидской сатрапией. Дарий I покорил греческие колонии в Малой Азии и на островах Эгейского моря, а храбрые, но безуспешные попытки греков сбросить персидское ярмо привели лишь к усилению этого гнета. Кроме того, они укрепили общепринятое мнение о том, что греки не смогут устоять перед персами на поле боя. В результате войны с европейскими скифами (512 г. до н. э.) Дарий I, хотя и не смог достичь поставленных целей, сумел подчинить Фракию и покорить Македонию. Теперь ему принадлежали земли от Индии до Балкан.

Можно только попытаться представить себе тот гнев, который испытал владыка стольких народов, когда за девять лет до Марафонского сражения афиняне осмелились оказать помощь ионийцам, восставшим против него, Дария I. При этом была разграблена и сожжена столица одной из персидских сатрапий, Сарды. Но для его сатрапов в Малой Азии было не внове принимать при своих дворах беженцев из Афин, которые просили о помощи своим соотечественникам. Когда в 510 г. до н. э. Гиппий был изгнан из Афин и тем самым лишилась власти династия Писистратидов, свергнутый тиран и его окружение после неудачной попытки вернуть себе власть с помощью спартанцев наконец обрели убежище в Сардах, столице сатрапии Артаферна. Там Гиппий (как об этом пишет Геродот) начал агитационную кампанию, всячески пытаясь очернить Афины перед Артаферном и доказать, что город является владением Гиппия, данника и вассала царя Дария I. Когда афиняне узнали об этом, они отправили в Сарды своих посланников с протестом против вмешательства персов в конфликт между ними и беженцами из Афин. Однако в ответ Артаферн угрожающим тоном повелел им принять обратно Гиппия, если они пекутся о безопасности своей страны. Но афиняне решили, что безопасность такой ценой им не нужна. Отвергнув условия сатрапа, они автоматически объявляли себя врагами персов. В этот критический момент ионийские греки обратились к своим европейским землякам и союзникам за помощью в борьбе за независимость от Персидской империи. Афины и город Эритрея на острове Эвбея были единственными, кто согласился эту помощь предоставить. Двадцать триер (трехпалубных гребных боевых кораблей) из Афин и пять из Эритреи пересекли Эгейское море. Внезапным смелым броском на Сарды афиняне и их союзники захватили столицу высокомерного сатрапа, который недавно грозил им рабством и гибелью. Вскоре иранцы собрали армию, и греки были вынуждены отступить. Иранцы настигли и разгромили афинский отряд, а также флотилию, после чего Афины не принимали участия в Ионийской войне. Но об оскорблении, нанесенном персидскому владыке, вскоре узнали во всей империи. Такой поступок не мог быть забыт и прощен. Геродот вспоминает о гневе персидского царя короткой, но выразительной фразой: «Когда царю Дарию I сообщили, что Сарды были захвачены и сожжены афинянами и ионийскими греками, он почти не обратил внимания на упоминание об ионийцах, хорошо зная об этом народе и понимая, что мятеж будет вскоре подавлен. Однако он спросил, кто такие афиняне и что это за народ. Когда ему рассказали об этом, царь приказал принести ему лук. Он натянул тетиву и пустил стрелу в небо. После этого Дарий I воскликнул: «Великий бог! Дай мне возможность отомстить афинянам». Потом он приказал одному из слуг, чтобы каждый раз, когда царь будет садиться за стол и начинать есть мясо, тот напоминал ему: «Государь! Помни об афинянах».

На то, чтобы полностью подавить ионийский мятеж, ушло несколько лет. Но когда война закончилась, царь отдал приказ своей победоносной армии наказать Эритрею и Афины и покорить континентальную Грецию. Первая экспедиция, отправленная на Грецию, попала в шторм и почти полностью погибла в районе мыса Афон. (В 492 г. до н. э. во время шторма здесь погибло около 300 кораблей и свыше 20 тыс. человек – значительная часть экспедиции (но далеко не вся). – Ред.)Но Дарий I был не из тех, кто легко отказывается от своих решений. В Киликии стали собирать другую армию. Одновременно Дарий I отправил послов во все греческие города с требованием покориться Персии. На рыночной площади каждого даже самого маленького города эллинов (территория некоторых из этих поселений не превышала британский остров Уайт (381 км ². – Ред.)объявлялось, что царь Дарий I, повелитель земель от восхода до заката солнца, требует для своих послов земли и воды – символический жест, означавший готовность признать владыку Ирана своим хозяином. До смерти напуганные мощью Персидской империи и возможным наказанием, о чем напоминала судьба упрямых ионийцев, многие континентальные греческие полисы и почти все островные предоставили персам требуемые знаки вассалитета. Только Спарта и Афины осмелились выразить свой прямой отказ: там иранские послы были жестоко умерщвлены.

Это вызвало новую вспышку гнева Дария I против Афин. Подготовка к походу против Греции стала вестись с удвоенной энергией. Летом 490 г. до Рождества Христова армия вторжения находилась в Элейской долине в Киликии, близ побережья. На побережье был собран флот из шестисот триер и транспортных судов для доставки и высадки конных и пеших воинов. Номинально командование армией было поручено мидийскому полководцу Датису и сыну сатрапа Сард Артаферну, являвшемуся также племянником царя Дария I. Из слов греческого летописца, рассказывавшего о Датисе, можно заключить, что, возможно, он был полководцем, который на самом деле являлся единоличным командующим персидским войском. Нам неизвестны подробности предыдущей карьеры этого военачальника, но можно предположить, что своим талантом и храбростью, доказанными годами службы, он заслуживал этот пост. Возможно, Датис был первым уроженцем Мидии, которому персидские цари доверили командование армией после того, как был раскрыт заговор мидийских вельмож против персов незадолго до воцарения Дария I. Датис получил приказ полностью подчинить Грецию. Относительно Эритреи и Афин ему были даны особые указания. Он должен был захватить эти города, а жителей, поработив, живыми доставить на суд к царю Дарию I.

Датис погрузил армию на ожидавшие ее корабли. Затем вдоль берегов Малой Азии его войска достигли острова Самос, после чего корабли повернули на запад, через Эгейское море в сторону Греции, попутно захватывая греческие острова. Десять лет назад жителям острова Наксос удалось выдержать осаду персидской армии, но теперь они были слишком напуганы для того, чтобы оказать врагу хоть малейшее сопротивление. Они укрылись высоко в горах в то время, как персы сожгли их город и опустошили земли. После этого Датис принудил островитян присоединиться со своими кораблями к армии вторжения и отправился к берегам острова Эвбея. Жители небольшого города Каристос попытались оказать сопротивление врагу, но были быстро разгромлены. Затем нападению подверглась Эритрея. Афиняне направили на помощь городу 4 тыс. воинов. Но среди эритреян действовали предатели, поэтому афинский отряд вовремя получил от одного из вождей города предупреждение о том, что афинянам следует скорее отправляться на защиту собственного города, вместо того чтобы остаться и разделить неминуемое поражение Эритреи. Предоставленные сами себе, жители Эритреи в течение шести дней отражали штурм города персами. На седьмой день двое вельмож города предали своих соотечественников, и город был захвачен. В отместку за сожжение (в 499 или 500 г. до н. э.) Сард были сожжены храмы, жители были захвачены в плен. Их отправили на близлежащий островок Эгилия, где им предстояло дожидаться, пока Датис не доставит туда же и пленных афинян. Далее людей из двух покоренных городов должны были отправить в Малую Азию, где царь Дарий I лично намеревался решить их судьбу.

Воодушевленные таким успехом, персы посчитали, что половина поставленной им задачи выполнена. Датис вновь погрузил свое войско на корабли и направил их через небольшой пролив, отделяющий остров Эвбея от континентальной Греции. Затем войска высадились на побережье Аттики в районе Марафона. При этом Датис, следуя обычаям моряков Античности, отдал приказ вытащить триеры на скалистый берег. В качестве баз, где располагались склады продовольствия и имущества, персам служили только что завоеванные острова. Персидский полководец полагал, что позиция у Марафона выгодна ему во всех отношениях. Равнинный характер местности, где располагались иранские войска, позволял беспрепятственно применить кавалерию в случае, если афиняне осмелятся навязать персам сражение. Эти же преимущества обозначил и Гиппий, который взял на себя обязанности проводника персидских войск вторжения. Именно он указал Марафонскую бухту как лучшее место для высадки. Возможно, Гиппий при этом поддался собственным воспоминаниям сорокасемилетней давности, когда, переправив армию из Эритреи в район Марафона, ему вместе с его отцом Писистратом удалось на этой же равнине одержать легкую победу над войском афинян и тем самым восстановить власть тирана над городом. Судьба, казалось, была благосклонна к захватчикам. Та же самая местность. Однако вскоре Гиппию пришлось лично убедиться в том, как сильно с тех пор изменился характер его народа.

И все же, несмотря на то что сторонники «агрессивной демократии» в Афинах со всем пылом выступили против зарубежных захватчиков и собственного тирана, в городе, так же как и в Эритрее, все же существовала фракция людей, которые желали победы собственной партии и достижения власти над согражданами даже ценой разрушения собственного государства. Предатели легко могли вступить в контакт с персами, и тогда Афинам было бы суждено пережить катастрофу, подобную той, что произошла в Эритрее. Такое могло бы случиться, если бы Мильтиад не принял твердое решение сражаться до конца и не смог убедить в этом своих коллег-военачальников.

Когда Мильтиад и его сторонники решились дать сражение захватчикам, они бросили на чашу судьбы участь не только Афин, но и всей Греции. В случае поражения Афин ни один греческий полис, за исключением Лакедемона (Спарты), не осмелился бы продолжить сопротивление. Сами же спартанцы, несмотря на то что они, скорее всего, предпочли бы умереть все до одного за свою страну, никогда не смогли бы остановить победоносную персидскую армию, в которую вошли бы и многочисленные греческие войска под знаменами вновь назначенных после победы над Афинами персидских сатрапов.

И к западу от Греции не было реальной силы, способной противостоять империи Ахеменидов, одержи она победу над греками и преврати эту страну в плацдарм для будущих вторжений. Рим в те времена был крайне слаб. Из него только что была изгнана династия этрусских царей. Новое государство переживало атаки извне со стороны этрусков и вольсков. Внутри страну раздирали конфликты патрициев с плебеями. Этрурия с ее противоречиями и отсутствием единства не смогла бы ничего противопоставить Ахеменидам. Самний еще не достиг своей будущей силы (когда самниты соперничали с Римом). Не на что было бы надеяться и греческим колониям в Южной Италии и на Сицилии, если бы пала метрополия. Карфагену во времена Камбиса удалось избежать порабощения лишь потому, что финикийские моряки не желали служить врагом своих соотечественников (а также потому, что иранская армия, двинувшаяся в направлении Карфагена, погибла в результате песчаной бури. – Ред.). Но такая отсрочка не могла быть долгой, и, скорее всего, Риму, как и финикийским городам, была уготована судьба стать персидской провинцией. Если же бросить взгляд на Испанию или попытаться пересечь Пиренеи, Севенны, Альпы, Балканы – любую серьезную горную цепь, отделявшую юг Европы от севера, то и там на тот период мы не обнаружим никого, кроме разрозненных кельтских, славянских и тевтонских племен. Победи Персидская империя Грецию при Марафоне, были бы разрушены последние препятствия на пути Дария I, повелителя народов Ормузского пролива, к тому, чтобы распространить свою власть и над европейцами. Только набиравшая силу энергия Европы была бы остановлена в своем зародыше и похоронена под этим всеобщим порабощением. А сама история мира, подобно истории Азии, превратилась бы в простое перечисление зарождающихся и исчезающих деспотических династий, набегов орд варваров, и судьбы миллионов людей навсегда склонились бы перед короной, тиарой и мечом.

Каким бы огромным ни казалось в тот критический момент превосходство персов над афинянами, это все-таки не дает нам оснований для того, чтобы обвинить Мильтиада и его сторонников в опрометчивости и поспешности при принятии решения на военном совете, а последующий ход развития событий назвать лишь результатом случайного стечения обстоятельств. Как уже отмечалось выше, будучи прежде владыкой Херсонеса Фракийского, Мильтиад имел возможность изучить персидскую армию. Как никто другой, он знал, как много слабостей скрывается под ее внешней мощью. Он понимал, что уже давно ее ядро не составляют кочевники и горцы Персии и Мидии, те, кто в свое время приносил победы Киру. Большая часть воинов теперь набиралась из числа представителей завоеванных народов. В отличие от своих хозяев они сражались больше по принуждению, не испытывая искреннего боевого порыва. Мильтиад был достаточно проницателен и дальновиден, чтобы понять превосходство греческой армии в снаряжении и организации перед тем, во что превратился грозный когда-то противник. И что особенно важно, он чувствовал энтузиазм и доверие со стороны тех, над кем ему было поручено командование.

Афиняне, которых он возглавил, после последних войн против соседних государств вновь почувствовали, что «свобода и равенство в правах гражданина рождают смелость; что они, которые под пятой деспота были не более умелыми бойцами, чем их соседи, будучи свободными, оставили всех далеко позади. Каждый сознавал, что, сражаясь за государство, он сражается за самого себя, и, какое бы оружие он ни держал в руках, он был полон желания полностью выполнить свой долг». Так историк, почти современник тех лет, описывает изменения в сознании народа Афин после того, как из города были изгнаны тираны. Мильтиад знал, что, когда он поведет воинов против вторгшихся врагов, среди которых находился и Гиппий, противник, которого афиняне ненавидели больше всего, за ним будет не просто армия, и он вправе ожидать от своих воинов примеров необыкновенного героизма. Что касается возможности предательства, то он был уверен, что изменники могут скрываться среди высокопоставленных горожан. Простые же воины и их командиры будут готовы сделать для общей победы все. Думая о возможности новых вторжений из Азии, Мильтиад справедливо надеялся, что первая победа вдохновит всех греков на то, чтобы сплотиться для борьбы с общим врагом. Кроме того, он надеялся, что скрытые пока в недрах Персидской империи семена бунтов и распада вскоре дадут свои побеги, что должно парализовать ее силу и сохранить независимость Греции.

Взвешивая все эти надежды и риски, во второй половине сентябрьского дня 490 г. до н. э. Мильтиад отдал армии команду готовиться к сражению. Полководец учел и то, что эта гористая местность сама по себе была связана с многим, что дорого каждому греку. Командиры надеялись на то, что это тоже будет способствовать поднятию духа каждого греческого воина. Марафон являлся священным местом, связанным с жизнью Геракла. Недалеко отсюда находился источник Макарии, которая принесла себя в жертву во имя свободы своего народа. Сама равнина, на которой предстояло вести бой, была свидетельницей подвигов национального героя Тесея. Кроме того, как гласили древние легенды, именно здесь афиняне и Гераклид сумели нанести поражение еще одному захватчику, Эвристею. Все эти легенды были не просто древними мифами или плодами досужей фантазии. Люди того времени искренне верили в них. Наверное, в афинском лагере нашлось немало воинов, которые в горячих молитвах обращались к древним героям, тем, кто когда-то на этом же месте побеждал и терпел лишения. Теперь же, как считалось, они обрели великую власть и могли сейчас наблюдать за страной, которую продолжали любить, и, возможно, собирались помочь соотечественникам своими сверхчеловеческими способностями.

Согласно старинному обычаю, воины каждого рода обычно располагались на поле боя вблизи друг от друга. Таким образом, сосед сражался рядом с соседом, друг рядом со своим другом. Дух самопожертвования и желание подражать сильнейшему вдохновляли воинов сражаться на пределе своих сил. Командование правым флангом принял стратег Каллимах. Воины Платеи выстроились на левом фланге. Войска в центре возглавили Фемистокл и Аристид. Весь строй состоял только из тяжеловооруженных пехотинцев-гоплитов. Греки вплоть до времен Ификрата (конец V – первая половина IV в. до н. э.; крупный военный реформатор и военачальник Афин. Сформировал новый род пехоты – пелтастов, сочетавших качества тяжелой и легкой пехоты. Пелтасты вооружались легкими щитами, удлиненными копьями и мечами, успешно действовали как в сомкнутом, так и в рассыпном строю. – Ред.) почти не придавали значения легковооруженной пехоте, которая не применялась в генеральных сражениях. Легковооруженные воины использовались лишь в небольших стычках или при преследовании разгромленного противника. Пехотинец регулярной армии в те времена имел на вооружении копье и короткий меч, а его доспехи состояли из шлема, нагрудника, поножей и щита. Обычно вооруженные таким образом воины строились в фалангу примерно в восемь – двенадцать шеренг; наступление на врага осуществлялось медленным ровным шагом. Однако военный гений Мильтиада заставил его внести некоторые изменения в классическое тактическое построение войска своего времени. Для него было важно максимально растянуть строй фаланги поперек поля боя для того, чтобы защитить армию от возможных ударов персидской конницы во фланги и в тыл. Такое растягивание строя приводило к общему ослаблению силы удара фаланги. Поэтому, вместо того чтобы равномерно распределить воинов фаланги, Мильтиад решился на некоторое усиление обоих флангов за счет центра, где характер местности обеспечивал наиболее благоприятные условия для отступления в случае поражения. Те же самые условия местности позволяли максимально развить успех именно на флангах. Поэтому Мильтиад решил довериться собственному опыту, мастерству и дисциплине своих солдат, чтобы превратить эти преимущества в решительную победу [11]11
  Характерно, что до времен сражений при Левктрах и при Мантинее, которые произошли более чем через сто лет после Марафона, не существовало другого примера, когда греческие полководцы отступали от общепринятых форм построения фаланги. И только при Левктрах (371 г. до н. э.) Эпаминонд ввел тактику, которую Александр Великий в античные времена и Фридрих II Великий в современности сделали знаменитой. Эта тактика состоит в концентрации при наступлении превосходящих сил на решающих участках боевых порядков противника, где ему и наносится поражение. С военной точки зрения это называется пожертвовать малым для достижения решительной цели.


[Закрыть].

План сражения при Марафоне

В таком построении (которое Мильтиад, как говорилось выше, считал оправданным из-за неравномерного рельефа местности, а также для того, чтобы до поры до времени скрыть развертывание своего войска) греческий полководец расположил 11 тыс. гоплитов, чьи копья и мечи должны были разрешить вооруженное противостояние между европейским и азиатским мирами. (Характерные для середины XIX в. утверждения. В V в. до н. э. разница между родственными арийскими народами – эллинами и иранцами – была не так уж велика. – Ред.) Были принесены жертвы, по которым жрецы попытались определить волю небес. Результаты оказались благоприятными для греков. Прозвучали трубы, и с боевыми кличами небольшое греческое войско устремилось вниз, туда, где расположился враг. Там же на склонах гор, возможно, впервые прозвучал призыв Эсхила, участвовавшего в битвах при Марафоне и при Саламине, к воинам обоих сражений: «О сыны греков! Бейте [врага] за свободу своей страны! Бейте за свободу своих детей и своих жен, за храмы богов своих отцов, за могилы предков. Все брошено на чашу борьбы!»

Вместо того чтобы осуществлять наступление медленным шагом, как это было принято для сражений в фаланге, Мильтиад бросил своих воинов в бой «беглым маршем» (Геродот). Все воины были хорошо тренированы, поэтому он не боялся, что греческие войска не выдержат такого темпа. С другой стороны, было важно, чтобы греческая армия как можно скорее преодолела около двух километров («не меньше восьми стадиев» (Геродот). – Ред.) равнины, отделявшие их от переднего края персов. Тем самым иранская кавалерия лишалась времени на маневр против греков, а лучники противника не успевали нанести существенный урон наступающим.

По словам Геродота, «когда персы увидели несущихся на них сверху без прикрытия кавалерии и лучников немногочисленных афинян, они решили, что это умалишенные бегут к ним, сея смерть». Тем не менее персы стали готовиться к отражению нападения.

Восточные командиры поспешили построить в боевой порядок воинов, принадлежавших к разношерстным покоренным империей народам и племенам. Горцы из Гиркании и Арахосии (совр. Афганистан), наездники из Средней Азии, темнокожие лучники из Нубии, мастера боя на мечах с берегов Инда, Окса (Амударьи), Евфрата и Нила готовились встретить врагов великого царя. Но их не объединяла, как греков, национальная идея. Дисциплину поддерживало лишь относительно небольшое количество этнических иранцев. (Автор преувеличивает. Иранская армия при Марафоне в основном состояла из иранских народов – персов, мидян, бактрийцев и др. И объединяла их имперская идея. – Ред.) И все же там было много храбрых воинов под командованием опытного полководца. Иранцы привыкли к победам. С высокомерным спокойствием персидская пехота в центре и конница на флангах ждали атаки афинян. И вот подступили греки, выставив пред собой ровные ряды длинных копий, против которых короткие пики и мечи оборонявшихся были слабой защитой. Скорее всего, передние ряды иранцев полегли после первого же удара. Но иранские воины пока не дрогнули. Их удержала личная храбрость воинов и большая численность армии (16–20 тыс., хотя, возможно, и меньше. – Ред.). В центре, где сражались персы и саки, им удалось прорвать фронт фаланги афинян. Воины Аристида и Фемистокла, оказавшие сначала храброе сопротивление противнику, отходили под ударами персов в глубь долины. Здесь им удалось сомкнуть строй и продолжить бой. В то же время на флангах, где Мильтиад сосредоточил основные силы, афиняне (справа) и платеяне (слева) опрокинули конницу противника. Но греческие командиры, вместо того чтобы преследовать бегущего врага, развернули строй и двинули фланги фаланги навстречу друг другу. Мильтиад сразу же бросил воинов на центральный участок, где персы к тому моменту одерживали верх. Аристид и Фемистокл после перестроения тоже возобновили бой с удвоенной силой. Теперь вся греческая армия была брошена в бой против центрального участка построения иранской армии – персов и саков. Но ветераны Датиса держались стойко. Приближался вечер, но пока ни одной из сторон не удавалось одержать решительную победу.

Однако иранцы оказались в явно невыгодном положении. Их копья были короче и оказались неэффективными, чтобы противостоять оружию сражавшихся в компактном строю гоплитов из Афин и Платей. Греки умело маневрировали, склоняя чашу весов в свою сторону. В боевой выучке, личной храбрости и силе духа иранские воины не уступали противнику. Они еще не успели познать горечь поражений. Они предпочитали скорее отдать свою жизнь, чем покориться судьбе, отказавшись от стольких побед, которые успели одержать в прошлом. В то время как задние шеренги осыпали врага дождем стрел через головы своих товарищей, передние поодиночке или небольшими группами по десять – двенадцать бойцов продолжали рваться вперед прямо на разящие копья фаланги, пытаясь пробить брешь в греческом строю и пустить в ход мечи и ножи [12]12
  См. описание битвы в 62-м разделе девятой книги Геродота, где рассказывается о той храбрости, которую продемонстрировали персы, атакуя спартанских воинов в битве при Платеях. Подробности битвы при Марафоне не столь известны, однако сражение было долгим и упорным. Можно предположить, что дух персидской армии при Марафоне был выше, чем в битве при Платеях. Однако в обоих сражениях только персы, мидяне и саки демонстрировали подлинное мужество, остальные – нет.


[Закрыть].

Но греки почувствовали свое превосходство. Несмотря на то что более малочисленная греческая армия начала чувствовать усталость, вид опустошения, которое они вносили в ряды врага, заставлял греческих воинов сражаться с еще большим ожесточением.

И вот, наконец, непобедимые ранее воины азиатского владыки показали свои спины и ударились в бегство. Греки преследовали их до побережья, где армия вторжения поспешно стала грузиться на корабли, чтобы спастись бегством. Вдохновленные успехом, греки напали на флот. «Огня! Огня!» – доносились крики. Афиняне попытались захватить корабли, но здесь персы сражались отчаянно. В бою за корабли греки понесли самые тяжелые потери. В том бою погиб храбрый полководец Каллимах, Стесилай и другие знатные граждане Афин. Среди погибших был и брат поэта-трагика Эсхила. Когда он взобрался на корму одной из триер, ему топором отрубили руку.