Текст книги "Дед (роман нашего времени)"
Автор книги: Эдуард Лимонов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Вспомнив Пономарёва, Дед воспылал в темноте гневом. Сколько нервов Дед на него потратил, на этого «бывшего»: Пономарёв в эпоху Первой Демократической находился где-то рядом с Ельциным. Но власть его обошла. С тех пор Пономарёв пытается догнать власть. Переквалифицировавшись в правозащитники для удобства действий, Лев Александрович остался жадным и завистливым соискателем власти. Он всякий раз успевает выставить ногу таким же соискателям («поставить подножку» – говорит народ), если видит быстрее себя бегущего. Это Пономарёв в день Первой Конференции не дал Деду вместе с Сергеем Аксёновым вынести на голосование Национальной Ассамблеи предложение – Национальная Ассамблея объявляет себя законодательным органом страны.
Это был жаркий денёк, 17 мая 2008 года. В начале заседания прокремлёвцы «Россия молодая» запустили в сторону Президиума летающие члены. В это время выступал Каспаров. Дед вначале думал, что члены предназначаются ему, но они летели, как вертолёты, к Каспарову. Их сбил, замахав руками, здоровяк, футбольный фанат Ляскин. Члены что-то символизировали, но вот что, сама «Россия молодая» не сообщила. Члены сбили.
Лев же, хитрый жук, догадался о намерении нацболов поставить вопрос ребром и остановил голосование под фальшивым предлогом, что на это голосование нет разрешения Оргкомитета. Люди в зале ему поверили. Его обман заключался в том, что Оргкомитет де факто прекратил свои полномочия в момент, когда открылась конференция.
Эта цука бородатенькая сунула палку в колесо истории, – констатировал Дед. В перерыве, в комнате для Оргкомитета, 30 человек единогласно набросились на Деда и Аксёнова, ну двадцать восемь набросились, все набросились, все буржуи. И бывший кагэбешник генерал Кандауров, и Гейдар Джемаль, возглавляющий «Исламский Комитет» без комитета, и бывший советник Путина Илларионов, и все, все, все…
– Что вы себе позволяете? – злобно спросил Деда Каспаров, как только Дед вошёл.
Дед не в первый раз (и, как оказалось, не в последний) обнаружил себя в ситуации – один против всех. Он разъяснил, что он себе позволяет.
Между тем его и Аксёнова ожидало ещё одно испытание. Вознегодовали их собственные активисты – человек сто пятьдесят делегатов конференции, они бурлили в коридоре и требовали от своих руководителей покинуть конференцию в знак протеста.
Дед выступил и сказал, что если мы это сделаем, то окажемся совсем одни. Без союзников. Коалиция «Другая Россия» рассыпалась ведь летом 2007 года, фактически она в коме, а если уйдём сейчас, окажемся одни, и полностью в нелегальной зоне. Когда мы с буржуями, то всё же имеем какую-никакую крышу. Буржуи – братья по классу тех, кто находится у власти. Своих власть не преследует, пока лишь осуждает. Ну и нам какое-то смягчение достаётся, не закатывают в асфальт, по крайней мере. Потом выступил Аксёнов. Вдвоём они как-то убедили своих юношей и девушек не уходить. Но лица у своих были недовольные. И кое-кто всё же ушёл.
Дед досидел до конца. Мимо прошла красивая молодая жена Каспарова, Даша, и успела бросить Деду в поощрение, что его речь (до перерыва Дед произнес отличную речь о необходимости для Национальной Ассамблеи стать Параллельным Парламентом, после чего Аксёнов и вынес своё предложение проголосовать, сорванное Пономарёвым) была классная, здоровская. Она показала Деду большой палец. Выступал, заикаясь, Сергей Ковалёв, долго и нудно издеваясь над залом, а Дед сидел и думал, что буржуазия невыносима!
Что она тоталитарна, что она интригует, что она ворует начинания и организации, что она не терпит никого независимого рядом с собой. Но что с ней всё же придётся иметь дело. Ибо все остальные инертны, а буржуазия хотя бы живая. Каспаров живой, чтоб ему пусто было.
Тогда ещё не было Немцова, он отсиживался где-то, чёрт знает где. Переживал что ли крушение Союза правых сил, где состоял вместе с Хакамадой, потому главным союзником Деда был Гарри.
Гарри Кимович Каспаров. Дед за ним наблюдал, внося всё новые и новые поправки в его портрет. Гарри Кимович, не очень удачная смесь европейского образования, шахматного аналитического склада ума с восточным темпераментом. Европейское образование, декларируемые демократические ценности, аналитический ум только подвигнут, бывало, Каспарова к построению удачной политической конструкции (обычно он адаптировал чужие проекты), как вмешивается внезапно восточный темперамент и разносит в клочья созданную конструкцию. Бушующие еврейская и армянская крови «бакинского европейца» тогда рвут все дамбы и пенятся и клокочут.
Дед присутствовал на семичасовом совещании коалиции 28 июня 2007 года, ещё как присутствовал, когда Каспаров не смог сдержать свою вражду к Касьянову, он тогда бегал по помещению и как вулкан выталкивал из себя пар и горячую лаву слов. Схлестнулись они в конфликте, кому из них быть кандидатом в президенты от оппозиции. Выяснилось, что бакинский европеец вдруг захотел стать кандидатом.
Хм, – подумал Дед в темноте, – это я его хорошо сейчас припечатал – «бакинский европеец»!
Профиль Каспарова подошёл бы правителю государства Урарту. Предполагать, что человек с таким профилем мог бы выиграть президентские выборы в России, было просто вздорно. Утверждают, что эту идею внушила Каспарову его мама, Клара Шагеновна, но материнская любовь, как известно, слепа. Дед находил боксёрский профиль Каспарова мужественным, фас тоже, но русский народ, блуждая взглядом по фотографиям кандидатов в президенты, был бы неприятно удивлён фотографией Гарри Кимовича, он же не народ Урарту. Ослеплённый амбициями Каспаров вдребезги разнёс организацию, которую вместе со мной создал, – резюмировал Дед.
Дед вспомнил, что кроме профиля правителя Урарту Каспаров имеет речевые особенности, не могущие понравиться пенсионерам из европейской части РФ, он, например, вместо круглого слова «который» неизменно произносил «которш». Казалось бы, что тут хитрого, но аналитический ум не слышен рядовому избирателю, а это игольчатое «I» в «которш» слышно, ещё как.
– Буржуазия… – сказал Дед вслух. Все спали. – Буржуи! – сказал Дед громче. – Буржуазный класс! Третье сословие!
За годы общения с ними он с удивлением обнаружил, что буржуи – хамы.
«Мы пытались привить этим людям хорошие манеры, – Дед вздохнул. – С трудом». С большим трудом отучили Каспарова от обращения к нацболам на «ты». Деду пожаловался пресс-секретарь, Саша Аверин, пожаловался на разозлённое «ты», обращённое к нему.
Дед посоветовал Аверину спокойно выдать Каспарову вот такой ответ: «Будьте добры, Гарри Кимович, впредь называть меня на “вы”, так же как я к вам обращаюсь. Обращение “ты”, позволю заметить, употребляется только по отношению к близким людям. В применении к неблизким оно звучит как грубость, и может быть воспринято как оскорбление».
Каспаров научился говорить «вы» союзникам-нацболам, нацболы были ему нужны. Возможно, он действительно избавился отчасти своего высокомерия и чванства, возможно, притворился.
Либералы при ближайшем рассмотрении оказались прямыми наследниками советской номенклатуры, в той среде начальник имел право и хотел быть вышестоящим хамом. На людей молодых смотрели с чувством превосходства, тыкали, так же как и подчиненным, и бедным людям. Нацболы с удивлением открыли для себя, что либеральные VIPы высокомерны и хамоваты.
А сколько ты, Дед, раз натыкался на фырканье Каспарова и его окружения, но особенно Каспарова, когда ты употреблял в аргументах понятие «народ».
– Какой народ…ард….инович, о чём вы! Есть различные группы населения, – морщится, фыркает раздражённо Каспаров, – «народ» – это устарело.
– Вот он идёт, народ, внизу, не зная, что его нет и он устарел, – показал Дед Каспарову на спешащие по Покровке толпы, они сидели у Каспарова в офисе, на втором этаже.
Года два ушло, чтобы «народ» у Каспарова появился. А ведь Каспаров, по мнению Деда, был ещё лучшим среди либералов. Другие были куда более запущенными больными.
Героем буржуазии тогда был Каспаров. Но постепенно затух. Сейчас у буржуазии Новый герой. Нового героя (он же бывший вице-премьер правительства в конце 90-х годов и фаворит Ельцина) зовут Борис Немцов.
И Дед уснул.
Герой буржуазии
1
Нового героя буржуазии Дед увидел только на третий день, утром, в столовой. Как потом выяснилось, его привезли второго января, поздно вечером. Двое суток, они же сорок восемь часов, его протаскали по судам и держали в камере в ОВД. Ясно, что власть решила отбить ему раз и навсегда охоту попадать за решётку за административные нарушения. Деду, во всяком случае, было ясно.
Дед сидел наверху в столовой и пил «купца», налитого ему Андреем Брутом/Закстельским. Пил из дюралевой кружки, держа кружку носовым платком за ручку. Рядом сидел зелёный от болезни шестидесятилетний Костя Косякин, Кирилл остался спать в камере, когда в столовую поднялся рэпер Яшин, чёрная «пидорка» на черепе, капюшон за затылком, сутулый, и объявил: «Вы не уходите, а? Борис хочет поговорить, сейчас подымется». Дед подумал, что всё это напоминает сцену из американского фильма: тёртый тюремный авторитет сейчас встретится с авторитетом, но впервые попавшим за решётку.
Герой буржуазии, с распахнутым по средиземно-морской моде декольте, вошёл, любопытно осматриваясь.
– Здрасьте! – сказал Герой буржуазии и поздоровался со всеми за руку. Из своей кухни через раздаточный проём высунулись чуть ли не по пояс архаровцы, или Kitchen boys: Стасик-Тарантино, Андрей Брут/Закстельский и Серёга-хулиган. Физиономии их изображали робкое блаженство.
Бывший настоящий вице-премьер! Каждый уже предвкушал, что расскажет знакомым, когда выйдет. Герой буржуазии подошёл и к ним. И с каждым поздоровался за руку. Буржуи, видимо, считают подобные рукопожатия непременным ритуалом «хождения в народ».
Крупный, высокий, склонный к полноте, обильно загорелый тропическим загаром, с лоснящейся красно-коричневой физиономией (особенно нос), герой буржуазии был типичным экземпляром класса плейбоев. Богатых молодых мужчин, наслаждающихся жизнью. Его не понижал в социальном статусе даже тренировочный спортивный костюм и тюремные стены. Он всё равно выглядел ну роскошно, как цветущий мужчина, лишь склонный к полноте. Дед, начитанный и наблюдательный, стал думать, на что оно похоже. Кого ещё можно вспомнить, лицезрел развитые телеса.
Он похож на разжиревшего в своей усадьбе отставного гусара. Это раз. Ещё, в этой своей махровой особой куртке «олимпийке» (обязательно декольте оставлено, молния дотянута до основания мужских сисек) он похож и на стареющую помещицу. Ещё он похож на героя советских и ельцинских мещан – Остапа Бендера, персонажа романа Ильфа/Петрова, Остапа Бендера, Д’Артаньяна советских мещан.
– Поздно вы к нам, – сказал Дед, пожимая руку Декольтэ. Точнее, скажем, не пожимая, но прижимая. – Что же они вас так долго везли?..
– Семь часов судили, семь часов! – Декольтэ уселся рядом с Яшиным по другую от Деда сторону столов. – Тридцать первого и первого судить отказались… В ОВД сидел вот с Константином Юрьевичем вашим.
Константин, сидевший по одну сторону столов с Дедом, жёлто улыбнулся, ну, поскольку лицо у него было жёлто-зелёное.
– Трусы, поверишь, заставляли демонстрировать, резинку из трусов пытались заставить вынуть. А как же я её выну, она же пристрочена?..
Оглашая все эти неприятные ему воспоминания, Декольтэ всё время улыбался, и его глаза разбрасывали брызги искр (или искры брызг). Дед подумал, что… впрочем, он подумал расистское: негры улыбаются при опасности, евреи тоже?..
– Это они вас помучить решили. Унизить по полной, чтобы вы больше не высовывались, – сказал Дед. – Даже в тюрьме строгого режима внутри лагеря строгого режима не заставляют вынимать резинку из трусов. Вы хоть поняли, что над вами издеваются, желая напугать?
Рэпер Яшин вклинился.
– Борис, что будешь, первое? Второе?
– Только чай.
Произнося своё «только чай», Декольтэ одновременно скосил глаза в миски присутствующих. А между тем блюдо было отменное: перловка с тушёнкой. Тушёнки, правда, было по паре волокон на миску, однако жир тушёнки присутствовал, и запах тоже. Дед уже съел две порции, пользуясь «блатом», на раздаче же сокамерник.
– Зря отказываетесь, Борис, тушёнка в перловке, блюдо отменное и морковка просматривается.
– Мне к вечеру передачу обещали. Жена звонила.
– У Бориса мобильный не изъяли, – пояснил Яшин.
– Привилегированный вы сиделец, Борис, – съязвил Дед, – у нас, простых смертных, мобильники отымают. А вам как бывшему вице-премьеру оставили.
– Какие привилегии! – Немцов надулся. – Вас хотя бы резинку из трусов не заставляли вынимать.
– Это потому что они знают, что я знаю тюремные порядки. А ваши привилегии – конечно же, налицо. Как только вы появились, так еда значительно улучшилась.
– На ужин что там у нас? – обратился Дед к Kitchen boys. Высунувшись из кухни, они слышали разговор.
– Рыба жареная. А на обед завтра рассольник и куриные котлеты! – ответил Брут/Закстельский.
– Во как! – воскликнул Дед. – Куриные котлеты! Рассольник! Спасибо вам, Борис Ефимович!
– Ну, может быть… – Немцов нехотя согласился.
С лестницы через неприметную дверь вошла старуха докторша. Она улыбалась. Медкабинет был расположен от столовой прямо по коридору. В очках и в белом халате, она остановилась за спиной Немцова, лицом к Деду.
– Там по радио сказали, что вам, Борис Ефимович, присудили звание узника совести…
– Кто присудил? – обернулся Немцов к докторше.
– Интернациональная Амнистия. Вам и ещё вот господину Яшину и Константину Кузякину.
– Косякину? – переспросил Яшин.
– Ну да, так как-то.
– Троим? – переспросил Яшин.
– Троим.
Воцарилось молчание.
– Борис Ефимыч! – оторвался от чая жёлтый Костя Косякин. – А почему Amnesty не назвала…арда…иновича узником совести? Апартеид какой-то. Даже меня назвали, – Косякин стеснительно сморщился, он был в прошлой жизни скромный советский человек, угольщик, и Деду было ясно, что Костя честно стесняется свалившегося на него, не прошенного им звания, слишком помпезного на его вкус.
– Да, нехорошо как-то, – вмешался Яшин, до сих пор сидевший, подперев щеку ладонью, локоть на столе. – Уж всем, так всем..?
– Ну не всем, – поморщился Немцов. – А нацики? Им тоже узников совести? Тор ещё куда ни шло.
Дед уже встретил здесь Тора. Владимир на самом деле был Владленом и, конечно же, имя германского бога войны присвоил, видимо, в совсем юные лета. Глава фирмы, занимающейся информацией, с аккуратно подбритой ухоженной бородкой, Тор принадлежал к тому же классу, что и Немцов – буржуй, но менее разбитной и пока ещё не крупный бизнесмен. Но это придёт – подумал Дед. Разовьётся в крупного. Тор спокоен, интеллигентен, связно говорит, с ним предпочитают иметь дело власти, когда хотят говорить с так называемыми «националистами».
– Непорядок, конечно, – Немцов оценивающе вглядывался в лицо Деда, – непорядок, что к нацболам относятся в Amnesty настороженно. Я объясню им, попытаюсь что-нибудь сделать. А то действительно нехорошо получается. Я, Яшин, вот Константин – «узники совести», а Дед с его ребятами между тем имеют заслуги… не меньше нашего…
– Не нужно мне протежировать, – сказал Дед. – И Amnesty не бог весть какая организация, порядком подрастеряли они свою репутацию. Я уж как-нибудь обойдусь…
– Я переговорю, переговорю, – сказал Немцов, – ты, дорогой, не смущайся. Всегда не лишне иметь защиту западной общественности…
– Ты забыл, Борис, что …ард…инович идеологически близок не к западной общественности, а к каким-нибудь Фиделю Кастро или Уго Чавесу, – подхихикнул Яшин.
– Я не в большом восторге от этого хитрого жирного индейца, – сказал Дед. – Я фанат Фиделя Кастро, вот кто Колосс!
– Я часто бываю в Венесуэле, – сказал Немцов.
– У Чавеса? – Дед не удержался от улыбки.
– Ну нет, просто на побережье Венесуэлы отличный сёрфинг, такие мощные волны… – Немцов невинно глядел на Деда…
– Вы только своим сторонникам не говорите об этом.
– А что такого? Я не понял… – Немцов действительно смотрел на Деда так, что стало понятно, не понимает.
– Уверен, что ваши сторонники не могут себе позволить летать на сёрфинг в Венесуэлу.
– Но сёрфинг это же не яхтинг, – воскликнул Немцов, святая простота.
Дед захохотал. Каждое такое путешествие к отличным волнам обходится Немцову в десяток тысяч долларов. Но, святая простота, герой буржуазии не может взять в толк, что его хобби всё равно дорогое удовольствие. Ну да, стоимость доски для сёрфинга уступает в сотни раз или тысячу раз стоимости яхты, но десяток тысяч долларов за одно путешествие в Венесуэлу, в другое полушарие планеты, всё равно накладно для среднего класса, о котором любят распинаться Немцов и его друзья. Не говоря уже о простых смертных.
Вернувшись из столовой в «хату», Дед рассказал только что состоявшийся эпизод Кириллу. «Сёрфинг – это же не яхтинг!» – долго хохотали они.
2
На следующий день утром включив транзистор, станцию «Эхо Москвы», Дед узнал, что не только он, но и Кирилл стали узниками совести.
Дед растолкал Кирилла.
– Вставай, узник совести!
– Что?! Где?!
Кирилл сел в кровати. Он выглядел испуганно.
– Радио «Эхо Москвы» сообщило только что своим радиослушателям, в том числе и нам с тобой, что мы стали узниками совести.
– Меня-то за что? – Кирилл зевнул и поставил ноги на пол.
– Немцов расстарался. Позвонил, видимо, вчера же, и вот и к утру мы уже узники совести.
– Куда позвонил?
– Ну, в Amnesty International или куда там, я не знаю, куда он позвонил, но теперь ты можешь хвастаться девкам, что ты «узник совести».
– О, это зер гуд, девкам! – согласился Кирилл. И стал зевать.
Позевав, он поинтересовался:
– А Тору узника не дали?
– Нет. Он же националист. То есть хуже нас с тобой. Совсем неприкасаемый.
– Да какой он националист… – Кирилл потянулся. – По мне, так… ну, буржуазный политик… Ну, может, мелкобуржуазный…
– Да, ты прав, у Тора больше общего с либералами, не по идеологии, но по внешнему виду, по одежде, даже по качеству дачек, которые ему поступают. Сервелаты там, нарезки всякие. Мы-то попроще будем. Тор, он бизнесмен. Ау нас бизнесом никто заниматься не умеет. У нас одни революционеры.
– Сами таких выкормили… – Кирилл лёг опять и только ноги одеялом прикрыл.
– Ну да, я виноват… – пробормотал Дед.
Он прошёлся по камере и задумался. «Выкормил». Ну да… Его «выкормыши» были везде: в приморских партизанах и на Манежной площади. Энергичные, храбрые сорвиголовы эти его выкормыши… А деньги делать, это для ограниченных душ…
– Деньги делать – это для ограниченных душ! – повторил Дед вслух.
– Ау Немцова много денег? – Кирилл встал.
– Не столько, сколько у Абрамовича, но достаточно, чтобы летать на surfing в Венесуэлу, когда он захочет.
– А на чём он деньги сделал?
– Начинал как студент-мошенник в антураже Андрея Климентьева в Нижнем Новгороде. По стечению обстоятельств мой приятель адвокат Беляк был защитником Климентьева во время первого его процесса. В то время Немцов был уже молодым губернатором, там, в Нижнем. Так что я много знаю из показаний Климентьева. Немцов учился на физтехе, ну, видимо, денег всегда не хватало, молодой и креативный, он придумал зеркальные очки с особыми линзами, которые позволяли в карточной игре увидеть карты противника. Климентьев в 90-е был, что называется, авторитетным предпринимателем. На суде он рассказывал, что даже покупал галстуки юному Немцову. Так себе и представляю жёлтый галстук лопатой от авторитетного предпринимателя на Немцове. Видимо, эта группа в Нижнем выглядела как, помнишь, был фильм «Однажды в Америке»?
– Хороший фильм, увлекательный, – одобрил Кирилл.
– Возражений нет, увлекательный. Только из тех американских бандитов ни один не стал вице-премьером Соединенных Штатов, а Борис Немцов стал. Это характеризует тот государственный строй, который установился в России после переворота, осуществлённого Ельциным в августе 1991-го. Буржуазия впервые в российской истории; если не считать короткий, с марта по октябрь, период в 1917 году, впервые пришла к власти. Качество пришедших к власти с Ельциным оставляло желать лучшего. Немцов – это криминальная молодёжь.
– Путин вот не криминальная молодёжь, а очень даже «чекистская», – возразил Кирилл от окна, где он уже, открыв форточку, курил свою первую сигарету.
– Как ты можешь этот сухой дым в себя, натощак, – поморщился Дед. – Ты хоть бы чаю выпил холодного или воды…
– Привычка, – застеснялся Кирилл.
Дед подумал, что в повседневной жизни он, по большей части, избавлен от наблюдения за привычками партийцев, но вот в маленькой тюрьме всё на виду. Вообще-то рослый Кирилл ему нравился. За исключением одной его особенности. Кирилл был профессиональный игрок в карты. У него даже во сне, Дед успел это увидеть, руки ходуном ходили, тасуя несуществующую колоду.
– Так вот, твой якобы чекистский Путин к 1991 году, когда покинул КГБ, был уже сорокалетним лысоватым мужиком, а не молодёжью, и тем более не чекистской. Ты мою книгу «Против Путина» не читал?
– Не приходилось, – скромно сознался Кирилл.
– Выйдешь – прочти. Вокруг Ельцина собрались в конце концов самые неприятные люди России, самые циничные, самые беспринципные. Молодые бандиты и бывшие чекисты. Амбициозный адвокат в области жилищного права Анатолий Собчак и молодые карьеристы-комсомольцы. Что Путин, что Немцов – Кирилл, оба буржуазные политики. Оба были фаворитами мерзавца Ельцина, расстрелявшего Парламент из танков в центре европейской страны. 173 трупа, Кирилл!
Повезло Путину: воображаемая монета упала «орлом» в его пользу, его выбрал в наследники Ельцин. Если бы «орёл» достался Немцову, то сейчас бы он сидел у страны на шее. И его правление было бы более наглым, проамериканским, крикливым и отвратительным…
Далее Дед рассказал, как Немцов, став губернатором в 1995-м, отдал американской жене своего друга Бориса Бревнова, Гретчен Уилсон, Балахнинский бумажный комбинат за 7 миллионов американских долларов. В то время как годовой доход комбината был тогда 250 миллионов долларов! А, Кирилл, прикинь! А когда в 1997 году в марте Немцов стал заместителем председателя Правительства России, он сделал двадцатисемилетнего Бревнова главой корпорации РАО «ЕЭС России», объединившей все электростанции и электросети…
Кирилл выражал своё отношение к Немцову во время запальчивой речи Деда, надо сказать, самыми примитивными способами, подходил и зло сплёвывал в дальняк, зло тушил сигарету, выглядело это так, как будто он тушил её о голову воображаемого Немцова. Но вдруг спросил:
– Но Немцов помог нам, приходил на Триумфальную в 2010 году, стал приходить?..
Дед подумал, что с последователями всегда так. Что-то они прекрасно понимают, а что-то схватить не умеют.
– Кирилл, это мы помогли ему. Помогли вернуться в политическую жизнь. Каждый раз, когда его «винтят» на Триумфальной, его рейтинг взлетает в поднебесные выси. До Триумфальной его уже забыли, и без Триумфальной забыли бы начисто.
3
После обеда к ним запустили правозащитников. Двух. Одну из них – девушку Каретникову – Дед знал по каспаровской линии. Когда он её впервые увидел, Дед не помнил, да и неважно. Тощая, на голове платок, завязанный ещё и узлом вокруг шеи, с виду простецкая, Каретникова, это Дед знал от Старухи Алексеевой, что называется, «молодой волк» правозащиты, и намеревалась, опять же если верить Старухе, вместе с группой молодых волков оттеснить старых правозащитников. Откуда? Ну, с арены общественного внимания. Лёгкая на подъём, вместе с мужчинами с фамилиями Давидис и, кажется, Янкаускас, Каретникова одно время была в организации «Антивоенный Клуб», а теперь вот инспектировала спецприёмник.
– Никаких жалоб у меня нет, – заявил Дед. – Как рыба в воде себя чувствую. Питание хорошее. Может быть потому, что с нами отсиживает своё бывший вице-премьер, у нас же традиция чинопочитания… Пусть и бывший, но вице-премьер…
Присутствующие при визите правозащитников две милицейские дамы стеснительно улыбнулись его словам. Он же не ругал заведение. Так, шпильку пустил…
Каретникова спросила, не оказывают ли на него давления. Заставляют ли работать?
Дед посмотрел на неё как на дуру, однако твёрдо и без объяснений ответил: «Нет. Ничего такого». Он мог бы отозваться о персонале спецприёмника и лучше, но подумал, что делать этого нельзя, а то закрутят режим, и всем, кто сюда попадает, будет несладко.
Каретникова сфотографировала Деда, стоящего между пустыми двухъярусными койками. На слабый протест милицейских дам соврала: «Я для себя только, мы с…ардом…иновичем давно знакомы». Однако когда Дед вышел, увидел 16 января это фото в Интернете. Сам себе он на фото не понравился. В растянутой старой кофте. Причёска как у бурсака Хомы Брута, только состарившегося. Череп Деда стал шершав, и стальные волосы кое-где пообтрепались. «Вот дрянная девка!» – подумал Дед, однако не считал Каретникову такой уж дрянной. Скорее наоборот, она ночь-полночь бежала к задержанным во все московские ОВД и, бывало, ожидала у входа, когда задержанных выпустят; опять же ночь-полночь ждала, если её внутрь не пускали.
Дед, как справедливый человек, признавал заслуги либералов, если они были. Хотя, в общем, они гнусное, задиристое, самовлюблённое и кичливое племя.
Вторая, вместе с Каретниковой, пожилая «дама», потому что ни к какой другой категории не могла быть отнесена, смотрела на Деда враждебно. Полная пожилая интеллигентка, живущая где-нибудь на метро «Сокол» или на Ленинском, такие читали Ахматову-Цветаеву-Пастернака и застали ещё «Хронику текущих событий» молоденькими девушками.
Уже в самый момент ухода правозащитниц, они уже поворачивались спинами, Дед вспомнил, что Кирилл с грустью пересчитывал сигареты в опустевшей пачке.
– Курить есть, Каретникова?
Только на мгновение задержалась с ответом правозащитница в народном платочке. И вынула непочатую пачку «Парламента». Дед видел, как по-волчьи загорелись глаза у Kitchen boys, стоявших поодаль, каждый у своей койки.
– Держите, юноши!
Дед бросил им пачку, как только закрылась дверь. Они её мгновенно растерзали.
4
После обеда Дед лежал в кровати, укрывшись своим бушлатом, и читал. Дверь открыли и его вызвали: « …ард…инович! К вам адвокат пришёл!»
Дед не ожидал прихода кого-либо, поскольку к суду адвокаты допущены не были. А у самого у него не было планов оспаривать свой арест. Такой пустяк! Бессмысленно оспаривать, лишние движения делать. Лучше отдохнуть. Ежедневная жизнь Древнего Египта опять же… Он поднялся, надел сапоги (не нужно воображать, что хромовые или кирзовые до колен), вполне себе обыкновенные, короткие сапоги на молниях, почти без каблука, с суконной подкладкой, в них традиционно Дед ходил по зимам на Триумфальную. Пока он это делал, впрочем довольно быстро, дверь была открыта, и самый расхристанный мент во всём приёмнике, бушлат широко расстёгнут, ментовская шапка на затылке, его ждал. Дед потопал за ним ко входу, к дежурке. У входа, в хлипком чёрном пальтишке не по сезону, стоял адвокат Орлов. Бывший следователь, адвокат Орлов, оставшийся у партии со времён больших процессов над нацболами, от 2004-2007-х годов. В те годы у партии собралась целая большая команда адвокатов, порой человек до двадцати, а в среднем так двенадцать было.
Почему так много? А процессы тогда власть по глупости устраивала многолюдные. Так, по делу о «захвате» Администрации Президента в Никулинском суде обвиняемых было 39 человек, из них девять девушек. Так что адвокатов требовалось много. Постепенно адвокатская группа как-то рассосалась за ненадобностью такой большой группы, но несколько адвокатов остались вблизи. Орлов был из их числа.
– Я подумал, что вам нужна будет адвокатская помощь, – Орлов и Дед подали друг другу руки. – Я уже обжаловал ваш арест. 12 января суд. Гагаринский.
– О, Алексей, стоило ли? Я досидел бы до 15-го, чего там.
Дед был на самом деле тронут. Партия платила адвокатам мало, и не всегда. А у Орлова маленький ребёнок, и машину он купил в кредит, чтобы из своего Подмосковья добираться…
Они коротко оговорили детали по 12-му января, и тощий Орлов, с белым лицом туберкулёзника, ушёл, прижимая к пальто тощую адвокатскую папочку.
Дед поймал расхристанного, и тот отвёл Деда в камеру. Дед снял сапоги и вернулся в прежнее положение на кровати. Лежал на спине, колени согнуты, голова высоко на казённых подушках, покрытых одеялом. В руках «Повседневная жизнь Древнего Египта». Кирилл спал на своей койке. Больше никого в камере не было. Андрей Брут/Закстельский и Серёга Хулиган ещё убирались наверху, на кухне, мыли там тарелки и кастрюли, наверное. А может, варили чифир.
Дверь отворилась, в двери появился расхристанный.
– К вам опять адвокат. Второй!
– Они что, сума посходили, эти адвокаты? – спросил Дед у расхристанного. Тот только весело улыбался.
– Не могу знать. Адвокаты ваши. Капитан велел пустить адвоката. Готовы?
– Готов! – Дед разогнулся и вышел к расхристанному. Подождал, пока тот длиннейшим средневекового вида ключом закроет дверь. Дождался, и они пошли.
На сей раз пришёл адвокат Тарасов.
– Здравствуйте …ард…инович! – Командирским сильным голосом протрубил Тарасов. – Я ждал вашего звонка 31-го, а вы почему ко мне не обратились?
– Судья не дал, злодей. Просто внаглую впарили мне старую еврейку, их адвоката, в облезлой шубе, и быстро-быстро осудили, не церемонясь. А потом уже и не мог позвонить, телефон-то, когда сюда заехал, отобрали.
– Нужно обязательно обжаловать ваш арест …ард…инович…
– Орлов уже обжаловал. 12-го суд.
По лицу Тарасова было видно, что новость его не обрадовала.
– Кто у вас тут главный? – спросил адвокат Тарасов расхристанного. – Ты чего нас слушаешь, я с клиентом разговариваю. Где у вас адвокатская комната?
– Адвокатской, господин адвокат, у нас нет, помещение небольшое, – это начальник смены вышел из дежурки.
– Я должен переговорить с клиентом наедине. Где я могу переговорить с клиентом наедине?
Капитан задумался. Обращаясь к расхристанному:
– Проведи их в спалку. Пусть там поговорят.
Расхристанный привёл их в камеру, переоборудованную в спальное помещение для милиционеров. Двухъярусные койки, но в лучшем состоянии, чем у арестованных, и матрасы поновее, и белье, и одеяла. Посередине стоял деревянный стол. За него-то они и сели. Остро пахло едой, борщом, возможно. Тарасов расстегнул папку на молнии, достал оттуда большую плитку шоколада.
– Вот вам …ард…инович, шоколад…
– Ай, спасибо, Борис Алексеевич, уважили. Чёрный, мной предпочитаемый.
– Ты чего стоишь тут, опять подслушиваешь? – сурово обратился Тарасов к расхристанному, который стоял в дверях.
– Но я же должен присутствовать…
