Текст книги "Правила игры без правил"

Автор книги: Эдуард Геворкян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Доктор провел нас к белой двери, рядом стоял здоровенный санитар. Прислонившись к стене, он задумчиво почесывал нос, игнорируя наше появление.

– Предупреждаю, – сказал доктор, неприязненно косясь на меня, – мальчик приходит в себя после нервного срыва, лучше с ним не разговаривать.

– Что вы, доктор! – ответил я. – Это чистая формальность.

Он постучал в дверь и вошел. Мы с директором последовали за ним. На кровати лежал парень, при нашем появлении он сел. Я, не глядя на него, осмотрел помещение.

– Все в порядке, – сказал я, – вопросов нет, спасибо, доктор, – и словно невзначай глянул на пациента.

В следующую секунду я только героическим усилием воли сдержался от черной ругани. Его можно было назвать двойником Джеджера, если бы не свежий шрам на носу, заработанный им четыре дня назад в нашей конторе. Это был Пит Джеджер в натуре, а не какая-нибудь дешевая подделка, как сказал бы Шеф.

Мне показалось, что он меня не узнал. Но я напрасно обольщался. Пит вскочил, вытянулся во весь свой дурацкий рост и радостно завопил:

– Привет, капитан! И вы здесь?

Доктор равнодушно смотрел в окно, а директор со слабым удивлением на лице повернулся ко мне. В какой-то миг мне померещилось облегчение в выражении его глаз, но мне уже было на все плевать.

Я медленно полез в карман, вынул из потайного клапана служебную карточку и с непонятным самому себе злорадством сунул ее директору под самый нос.

Ползунок ночной лампы я довел до конца, волосок едва тлел. Повернувшись с боку на бок, а затем приподняв и опустив ноги, я аккуратно запаковался в одеяло. В комнате было прохладно, кондиционер так и не включили. Завертываться в одеяло меня научил Гервег, в армии. С моим гуманитарным образованием шансов устроиться на работу не было, и я завербовался на три года. Во время заварухи в дюнах, когда взбунтовалась стартовая команда берегового комплекса, я заработал две дырки и повредил ногу. Гервег выволок меня на себе под огнем ошалевшего от наркотиков персонала базы. Компенсацию я быстро проел, а в Бункере вежливо объяснили, что работой они не обеспечивают, и выслуга лет аннулирована за недоблестное поведение потерю оружия. Снова меня выручил Гервег, его дядя оказался шишкой в полиции, я плюнул на все и оттрубил два года в школе для переподготовки. Там меня заметил Шеф, выделил, два удачных дела – и я попал в штат.

Я почти согрелся, но никак не мог заснуть. Теперь здесь знают, кто я, безопасность, следовательно, возросла. После принятия Закона о Возмездии убийства и подозрительные несчастные случаи с сотрудниками федеральных органов сошли практически на нет. Пока я здесь, мне ничего не грозит, да и на обратном пути тоже. Если над ними зависнет бронированный двухвинтовик и даст ракетный залп, то вряд ли понадобятся оружейные мастерские и спортзал. Разумеется, все это при условии, что они не в номерном квадрате. Но кто меня пустит в квадрат?!

Плохо, что они спокойно приняли мою засветку. Директор слегка удивился, а персоналу, кажется, на все плевать. Я объяснил директору, что мой визит связан с побегом Пита, но пусть это его не волнует, дело формальное, а инспектором я назвался, чтобы не будоражить воспитателей и подопечных.

Директор и не думал волноваться! Будь он трижды артист – игру я бы заметил, но он действительно был спокоен. Ему все равно, кто я и зачем, а это могло означать одно – за ним стоит реальная сила. Либо армия, либо курия. Не исключено, что и то, и другое.

Перебирание бумаг, опрос воспитателей и охранников ни к чему не привели. На мои расспросы, каким образом и почему удрал Пит, воспитатели пускались в рассуждения о сложной и тонкой психологии подростка-делинквента, а охранники с унылым однообразием жаловались на нехватку рук.

О выпускниках я пока не заикался, не торопясь ворошить осиное гнездо. Не нравилось мне здесь и что-то фальшивое мерещилось во всем. Так вроде школа как школа, а зайдешь за фасад – обнаружится, что это огромная декорация с пыльной мешковиной и трухлявыми подпорками сзади.

Я насторожился. По коридору кто-то шел, один, особенно не таясь. Шаги затихли у моей комнаты. За дверью потоптались и постучали. Плохо! Если бы сейчас ворвалось несколько молодчиков с кастетами или даже пукалками, я бы знал, что делать. Но когда вежливо стучат, значит, безнадежно!

В дверь еще раз стукнули, и темная фигура, возникшая в проеме, спросила голосом директора:

– Вы спите?

Я приподнялся на локте, пружины тонко скрипнули.

– Мне ненадолго, – сказал директор и вошел.

Выключатель находился у изголовья. При верхнем свете директор выглядел представительно: крупная фигура, высокий лоб, опущенные уголками вниз усы и подозрительно спокойные глаза.

Пока я натягивал брюки, он молча сидел у стола, внимательно разглядывая свои ногти. В моей практике ночные визиты кончались обычно тем, что на десерт собеседник пытался меня кокнуть либо подкупить. Впрочем, если бы директор вдруг кинулся выкручивать мне руки, я не поверил бы глазам. Не к лицу! Это дело лысого или даже Пупера, а то есть у них еще такой, физиономия – вылитый Бак-вивисектор.

– Надеюсь, – произнес наконец он, – у вас все в порядке?

– Разумеется, – улыбнулся я, хотя мне стоило больших трудов не послать его к черту, – дело почти формальное. Не хотелось впутывать департамент просвещения, хотя, – здесь я еще раз улыбнулся, – мы воспользовались их вывеской. Ваши парни не ангелы, Джеджер тоже, знаете ли…

– Неужели он что-то натворил? Нам бы сообщили!

– С ним все в порядке.

В этом я как раз и не был уверен, но сейчас меня больше занимал сам факт полночного разговора. Притом столь содержательного.

– Вы уезжаете завтра? – спросил он.

– Если ничего не изменится…

Глаза его чем-то полыхнули, кажется, бешенством.

– Послушайте, вы срываете нам работу. У нас дел по горло!

– У меня тоже. – Я сочувственно развел руками. – Масса дел, Ничего, завтра посмотрю кое-какие бумаги, а после обеда распрощаюсь. – А сам подумал: «Там видно будет!»

– После обеда?.. Вам удобнее выехать утром.

– Этот вопрос, с вашего позволения, я постараюсь решить сам.

Он устало вздохнул, полез в карман, достал круглый пластмассовый жетон и бросил его на стол.

– Утром! – тихо заключил он нашу беседу и вышел.

Минуты две я просидел в легком оцепенении. Во-первых, машину я взял свою, а не служебную, и теперь Шеф черта с два выпишет чек на бензин. Во-вторых, прибавки в этом году можно не ожидать, да и в будущем тоже такой прокол!

Я повертел прозрачный жетон с впрессованной в него золотистой буквой «к» и сунул в карман.

Разочарование было не очень велико, я подозревал нечто а этом роде. Одно смущало: жетонами курии так не бросаются, я поверил бы и на слово. Не такая важная шишка, чтоб жетон… За все время службы я только второй раз видел кругляш. Крайний случай и высший козырь. И вдруг высшим козырем по скромному капитану! Что-то не то! Требуется, чтобы я убирался скорее, значит, могу увидеть или услышать нечто, ради чего меня и прихлопнули жетоном. Как там приговаривал директор, когда обходили классы? «Ребята при деле», – вот что он повторял.

Хорошенькое дельце!

Выпускников прибирает к рукам курия. Еще бы! Славно подготовленные крепкие парни с бурным прошлым, хорошо владеющие оружием. Курии мусор не нужен и просто вреден. То-то в последнее время шатунов стало меньше.

Странно получается с директором. Если бы жетон предъявил лысый или этот Пупер, я бы не очень удивился. Но директор! Я видел его досье: Игнац Юрайда, пятьдесят два года, неженат, педагог, награжден медалью конгресса «За гуманизм».

Этот гуманист швыряется жетонами как заправский «кардинал» – чушь какая-то. В свое время его таскали в комиссию по расследованию антигосударственной деятельности. Протесты общественности, вой прессы. И вдруг такой поворот! Я не ангел и работаю не с ангелами. При случае могу поступиться принципами, бульдозер зонтиком не остановишь, как говаривал старина Бидо, когда его в очередной раз вышвыривали из отделения, ничего не добившись. Не всем же играть благородные роли, но когда короли превращаются в шутов – это как-то не по правилам.

Могли его купить или запугать? Его дом дважды пытались сжечь ультра, где-то на Юге Африки брали заложником сепаратисты, несколько раз в него стреляли. Такого можно сломать, но запугать вряд ли. Да и на что он нужен, сломленный? Курия любит, чтобы себя выкладывали с любовью к делу. А вот какое дело – это уже конклав преподнесет в лучшем виде и надлежащей упаковке. Объяснят так, что сам поверишь и других убедишь в отсутствии иного выхода.

На втором этаже, судя по слабой музыке и еле слышному смеху, не спали. Я посмотрел на часы – поздновато… Звукоизоляция у них хорошая: в зале я видел «Филисдо», тысячеваттный ритмизатор, ко мне же доходил слабый писк.

«Мальчики при деле» – лучше не скажешь! При деле! Да-а, стоило ему лет десять назад пройтись по Арлиму, и если голову не открутят, то молись богу, дьяволу или Национальной декларации, чтобы жуткие полчища юных негодяев занялись чем-нибудь толковым, а не шлялись по улицам, терроризируя весь район. А может, он увидел, как вся его работа, гордые принципы и белые манишки летят ко всем чертям и что высокие идеалы не стоят фальшивой монеты, потому что на каждого порядочного и достойного, выпестованного им, наше общество, образец истинной демократии самого свободного мира, плодит тысячами подонков.

Его могли купить и тем, что организованная преступность, в просторечии – курия, противостоит в первую очередь государству и оспаривает его грабительские прерогативы, облегчая карманы налогоплательщиков. И, прошу заметить, не какая-нибудь там мафия, каморра, триада, а именно «курия»! Для благозвучия или черт знает для чего преступный синдикат присвоил себе имя центральных учреждений папской власти, и взамен «акул», «торпед», «капо» появились «аббаты», «кардиналы»… Он мог выбрать меньшее зло, и меньшим злом для него оказалась курия.

В моих рассуждениях была неувязка. Юрайда, судя по тому, что я о нем знал, скорее примкнул бы к левакам или радикалам, чтобы героически и бессмысленно погибнуть в стычке с полицией, не запятнав чистоты своей совести. Для курии у него характер не тот, хотя что я знаю о его характере? Подозрительно вот что: если ребят прибирает курия, то фамилии менять глупо. И жетон ни к чему. Значит, я наткнулся или могу наткнуться на нечто запретное. Но что задумали в курии – переворот? Зачем тогда начинать со школ, пестовать юнцов, а главное – меня и близко бы не подпустили. Шеф бы придержал. Хоть мы и зовем его за глаза «Трясунчиком», это не очень справедливо, если надо, он и сам полезет в пекло. Долг службы, честь мундира и все такое… Но там, где пахнет курией, он становится тверд и несгибаем, проявляя коварство и отвагу в чудовищных дозах, лишь бы не ходить по минному полю. Нюх у него на курию фантастический, подозреваю, что он на дотации. Что делать! С курией, если идти поперек, шансов просто нет, а это всегда обидно, когда нет шансов. На это дело, будь оно хоть на нитку связано с курией, Шеф не отпустил бы ни при каких обстоятельствах, разве что пожелай он избавиться от меня. Но если меня утопят, в гору пойдет Торл, дурак потомственный и патентованный, а Шеф после курии больше всего боится дураков.

Сверху все еще несся писк ритмизатора и слабый топот.

Что ж, подумал я, если надо уехать, то я уеду. Порадую шефа жетоном. Но еще не утро! А поэтому не будем беспокоить директора Юрайду и предпримем легкий марш-бросок на второй этаж. Чуть позже…

2

Наверху стихло. Минут двадцать я выжидал, прислушиваясь, а затем вышел в коридор. Никого не было, но там, на этажах, у лифта вполне мог сидеть охранник. На всякий случай.

Где у них лестница, я так и не понял, однако днем, обходя здание, обратил внимание на водосточные трубы, гладкие, блестящие, словно отполированные. Несолидно ползать по ночам, но на что только не пойдешь, лишь бы не тревожить занятых людей.

Я был уверен, что на первом этаже, кроме меня, никого нет, но эта уверенность быстро исчезла, я чувствовал затылком, как сзади неслышно и быстро подкрадывается… с кастетом… сейчас врежет! Не оборачиваясь, я резко дернулся вправо и стукнулся о стенку. За мной никого не было. Я пожал плечами и вернулся в комнату.

Взяв из портфеля кое-какие мелочи, я пошел к выходу. У последней двери услышал странные звуки и слегка приоткрыл ее. Из комнаты выполз могучий храп. Я вздохнул и пошел дальше. Дверь во двор, как я и предполагал, была открытой.

Во дворе было темно и глухо. Ежась от прохлады, я прошелся вокруг дома, дважды ударившись плечом о дерево. Можно было подумать, что в здании, темнеющем на фоне безоблачного звездного неба, все вымерло, если бы не тонкие спицы света, местами пробивающиеся на втором и третьем этажах. Луны не было видно, ее загораживал склон.

Пока я ходил у дома, ветер пригнал туман, звезд почти не осталось. Я споткнулся о корень и, к стыду своему, потерял направление. Внутренний голос подбивал идти вправо…

На руку упало несколько капель, но дождя не было. Я пошел быстрее и тут же уперся вытянутой ладонью в металлическую полосу. Нащупав соседние, я понял, что голос привел к воротам.

Выругавшись, я повернул обратно и пошел медленнее.

Не успел я отойти шагов на двадцать, как затылок опять свело от напряжения. Я был уверен, что за мной кто-то идет. Шагнул с дорожки в траву, за дерево. Во мне медленно взбухала злоба. Если и эта тревога окажется ложной, то я за себя не ручаюсь…

Кто-то беззвучно прошел мимо, выдавая себя движением воздуха. Он шел от ворот, следовательно, к школе. Слава богу, что-то начало происходить. Наконец появляется некто, за которым можно следить, выявлять контакты, кого можно брать с поличным и нейтрализовать. Ночная приставка барахлила. Пока я вкручивал фильтры, он ушел за поворот. Не отрегулировав приставку до конца, я двинулся за ним. Большой четкости не требовалось, хватит и контура. Не подвели бы только батареи, все-таки сыро…

Возбуждение улеглось, все становилось обыденным, привычным. Ночной гость, судя по контуру, – мужчина. Охранник или воспитатель, загулял допоздна в Долине, а теперь спешит исполнять служебные обязанности. Я беру его за кадык и спрашиваю, не пешком ли он двигался от самой Долины, а если его подвезли, то кто и докуда и почему не было слышно машины.

Он будет врать или говорить правду, а мне бы только за слово зацепиться. Ну, а если это подопечный, то еще лучше. Он быстро расскажет, как выбирался из школы, куда и к кому уходил, а главное: почему вернулся? Если же посторонний, то открываются очень богатые перспективы. Курии, например, нет нужды лазать по ночам!

Ночной гость вышел прямо к зданию. Я сунул приставку в карман. Ветром разогнало туман, звезд хватало, чтобы следить за перемещениями пришельца, тем более что из-за горы весьма кстати вылез край луны.

Пришелец подошел к входной двери. Я напрягся, собираясь догнать его у лифта, однако полуночник потрогал дверь, затем отошел на несколько шагов и, судя по позе, стал разглядывать окна.

Правую руку он держал в кармане, а левую у лица. Та-а-к! Я выдернул приставку и нырнул за скамью. Минуты две он стоял неподвижно, я успел подстроить фильтры. Он стоял боком, лицо светилось красным пятном, у лица дрожал полупрозрачный прямоугольник с темными четкими кружками. Проклятие! У него тоже приставка ночного видения. Хорош бы я был, если бы он обернулся.

Ночной пришелец снова пошел к двери, открыл ее, заглянул внутрь и отошел, оставив ее открытой. Затем двинулся в мою сторону, смотря куда-то вбок. Дойдя до угла, он заглянул за дом, потом вернулся, но опять не вошел. Проверяет подходы!

Пока он шелестел листвой за углом, я в несколько прыжков оказался у входа и пробрался в свою комнату. Встав у двери так, чтобы видеть в щель коридор, я вытащил из футляра ампулу с люмоксином и погасил свет. Будет забавно, подумал я, если он полезет ко мне в комнату. Мелькнула мысль, что фигурой он напоминает Шефа. Я позволил себе улыбнуться, но тут освещение в коридоре изменилось, почти неслышные шаги приблизились к моей двери. Я поднял ампулу.

Когда темная фигура пересекла поле моего зрения, я зажал свободной рукой нос и рот и сдавил тонкий пластик. Струя люмоксина, шипя и испаряясь, брызнула в коридор. Глухой шлепок об пол.

Задержав дыхание, я сосчитал до пяти и вышел в коридор.

Среднего роста мужчина в черной кожаной куртке лежал лицом вниз, мерно сопя и время от времени постанывая. Я втащил его к себе, включил свет и перевернул лицом вверх.

Минуту или две я в идиотском трансе, еле сдерживая истерический смех, смотрел на его лицо с родинкой под носом.

Теперь я уже ничего не понимал.

Надо же! Старина Бидо собственной персоной пожаловал в гости.

– Вы всегда сначала стреляете, а потом смотрите – в кого?

– Вот вода…

Бидо отхлебнул из стакана и, застонав, взялся за голову. После люмоксина, как с похмелья – жажда и головная боль.

На столе был разложен малый джентльменский набор, который я выгреб из его кармана, пока он лежал без чувств. Пукалка с глушителем, кастет, отмычка, моток толстой лески с крюком и метателем, несвежий платок, начатая пачка «Люкса 001» и визитная карточка, нащупанная в потайном клапане за лацканом. Самым интересным из этого перечня была визитная карточка. Жирным золотом оттиснутые буквы гласили, что в миру Бидо зовут Лайоном Круипо. Это не новость: когда он попадал к нам, трясли его крепко, подозревая в скупке краденого у шатунов. Но вот маленькая четверка в углу визитки, медленно становясь на свету невидимой, говорила о многом. Пока Лайон – Бидо жадно пил воду, я развлекался тем, что зажимал угол между большим и указательным пальцем. Через несколько секунд четверка снова проявлялась.

Кто бы мог подумать, что наш скромный Бидо – «аббат»!

А как он крутил на допросах, ломая из себя бедного, несчастного иммигранта! Еще бы, найди мы у него визитку, отпустили бы не связываясь, а если втемную, то без шума прихлопнули бы. Опять же курия не любит, когда светятся без нужды и без санкции.

Старина Бидо немного пришел в себя. Его длинное лицо еще больше вытянулось, он с сожалением глядел на меня, предоставляя выкручиваться из ситуации самому.

Лучше бы он оставался старым шатуном, хитроватым, безопасным и весьма симпатичным шатуном. С «аббатом» не поговоришь запросто о жизни, не рявкнешь внезапно и не возьмешь за ухо. «Аббат» при случае может выйти и на Шефа. С другой стороны, если приспичит, я могу выйти даже на «кардинала», ну и тем более на «аббата». Поговорим как равный с равным!..

Бидо допил воду и, отложив стакан, принялся рассовывать свое хозяйство по карманам.

Не было ни одной стоящей мысли, потом пришли сразу две, мелькнули, спутались… Бидо при любых обстоятельствах не должен был красться и таиться, наоборот, ввалился бы с шумом и обязательно с оравой служек. Марку держать надо!

Но что же получается: директор Юрайда мелкий самозванец? Такого курия никому не простит, как ни крути, место директора в этой школе скоро будет вакантным. Но что, если в курии раскол и свои темные дела, настолько темные, что скоро вакантной окажется моя должность?

Вот еще о чем я думал, наблюдая, как старина Бидо запихивает в карман пачку «Люкса»: я трепыхаюсь здесь черт знает сколько и не выкурил ни одной сигареты. Курящих тоже не видел, просто не курит никто, и все! Я забыл о сигаретах и не вспомнил бы, если бы не «Люкс», а ведь моя норма – полторы пачки в день! От этой бессмыслицы стало страшно, холодом обдало голову. Меня проняло – дело и впрямь нечисто!

Старина Бидо явно не собирался курить, хотя у меня на допросах клянчил сигарету за сигаретой, выдирал зубами фильтр и прикуривал одну от другой.

Не распыляют же здесь, в конце концов, антитаб в кондиционерную систему? К тому же Пупер ее никак не задействует, лентяй такой! Оригинальная методика воспитания: стрелять из миномета можно до изнеможения, пулеметы, каратэ или палочный бой – сколько душе угодно, но вот курение… ай-яй-яй, курят только дурные мальчики, которые не ходят в воскресную школу, не слушают наставлений матушек и непременно плохо кончают. Может, у директора Юрайды идиосинкразия на табачный дым, и он сыплет щедрой рукой антитаб в вентиляцию и в кастрюли…

– Недоразумение можно считать не имевшим места, – вежливо улыбнувшись, произнес Бидо.

– Несомненно, – как можно добродушнее произнес я.

– Мы вполне могли бы установить неофициальный контакт, вы понимаете… – Он пошевелил в воздухе пальцами.

– Если не ошибаюсь, школа не контролируется вами?

– Право, затрудняюсь… – замялся он.

– Спасибо, достаточно. Неофициально фиксирую, что вы ничего не сказали. Тогда кто их пасет?

– Не знаю. Собственно говоря… э-э-э…

– Ясно! Ты… пардон, вы для того и… Есть предположения?

Старина Бидо в большом сомнении гладил свой подбородок, его распирали противоречивые чувства. Честно говоря, тот, прежний, Бидо – фонтан вранья и остроумный сквернослов – мне нравился больше, чем этот уныло дипломатствующий «аббат».

– Они к нам не имеют никакого отношения, – медленно начал он, – мы потрясли кое-кого, но впустую.

Курия ничего не выяснила! Вот это дела! Куда же я, позвольте спросить, лезу и во что уже успел вляпаться? Разведка? Нет, они меня завернули бы за сто километров.

Хорошо, что я не один в этом чертовом месте и Бидо теперь в роли напарника. Дело становилось мрачным и непонятным. Правительство в лице разведки и курия в своем собственном лице вроде бы не имели отношения к этому заведению, а насколько мне известно, это единственно реальные силы, с которыми надо считаться а нашей благословенной стране. Некоторые полагают, что это одна сила. Может, радикалы? Но они могут наскрести монет разве что на десяток списанных пулеметов. Радикалами не пахнет, левыми тоже, левые против насилия принципиально.

Старина Бидо оглядел комнату, нервно зевнул и сообщил, что собирался идти напролом. Недавно здесь пропали трое, сгинули и чирикнуть не успели. И не новички, один из них стажировался на Сицилии. С Бидо человек двадцать, оцепили школу за оградой, никто не выскочит. Он решил взять первого, оттащить за ворота и встряхнуть как следует.

Моя ночная вылазка была ничуть не умней. И я собирался брать языка, трясти, вытряхивать, но что именно – представлял слабо. Теперь я понимал безнадежность моей затеи: ну взял бы охранника или воспитателя, а что они могут знать? Нет, господа мои. Надо брать директора и трясти до посинения. Что они делают с детьми, куда их потом прячут и кто за этим стоит?

Бидо согласился с моим планом сразу.

– Могут ваши люди пойти без вас напролом? – спросил я.

– Нет, они будут ждать меня или сигнал. Если не вернусь через… – Он беспокойно взглянул на часы, подцепил ногтем кнопку, за ней блеснула тонкая нить.

В часах пискнуло. Бидо шепнул что-то вроде «место», и кнопка втянулась обратно.

– Вовремя, – облегченно вздохнул он, – через полчаса они бы тут все разнесли. Теперь до сигнала.

Старина Бидо задремал на стуле, мне же не спалось. С ночным гостем откровенного разговора не получилось. Он так и не сказал, почему сам явился в школу, а не послал кого помельче.

Интересно, в какую все-таки берлогу я лезу, если даже курия здесь ползает по ночам, а законспирированный «аббат» шастает с пистолетом? Надо уносить ноги. Шефу покажу жетон, порадую старика. Правда, в прошлом году за неделю до аварии Барлетт ляпнул с похмелья, что дочь Шефа обручена чуть ли не с племянником «кардинала». Барлетт обычно врал оптом и в розницу, но можно предположить, что Шефа попросили по-семейному пощупать это дело. Возможно, старина Бидо прикрывает меня или дублирует.

Мне не спалось. Я достал зажигалку и прошелся наугад по кнопкам второго этажа. Тоже не спят. Кнопка четыре – это холл.

«…Мы на двух машинах выскочили да как дали вдоль дороги, эти все попрятались по норам. А потом Кук прошелся из лейки, вот крику-то было, ха-ха-ха, а на базу вышли только вечером, а там ловушка, Кука в темноте зацепили, а Пет сказал, что Куку теперь крышка, если не успеем до утра выбраться…»

«Успели?» – спросил второй ломким голосом.

«Успеешь, как же! Влезли в болото и хлюпали сутки, а вокруг эти носились, головешки кидали».

«А-а-а…»

«Вот тебе и „а“! Пет сказал, „сволочи, мальцу каникулы испортили“.

„Вы что тут сидите? – вмешался третий голос. – Тест по химии уже раздали, не успеете, олухи“.

Интересный разговорчик, надо спросить у ребят, куда их возят на каникулы и какие это еще каникулы в спецшколе? Занятия ночью, в четвертом часу… не спят они вообще, что ли?

В классах я тоже оставил кнопки. В одном было тихо, в другом, судя по всему, шел урок!

„…Вопрос твой хорош, Макс, но ты забегаешь вперед. К прерафаэлитам мы еще вернемся, и ты мне напомнишь… – говорил мягкий, хорошо поставленный голос. – Теперь обратите внимание на лицо всадника. Видите, это не свирепая жажда убийства, нет, перед нами напряженное спокойствие честного сожаления. Воин убивает, потому что идет бой. Кто прав, а кто виноват, спрошено будет после, а пока либо ты, либо твой враг. Заметьте, краски не грубы и не крикливы, что было свойственно раннему периоду творчества. Преобладают полутона, война изображается не грудами окровавленного мяса, нет, мы видим пластику мышц, а линии копий и мечей рассекают пространство картины на фрагменты, членимость которых строго мотивирована – сила против силы…“

Не знаю, сколько времени я бесцельно вертел в руках зажигалку. Можно подумать, что это не школа для социально опасных подростков на особом режиме, а Коперфильдский колледж для интеллектуальной элиты! В конце концов здесь собраны не мечтательные отроки с томиком Овидия под мышкой, а завтрашние шатуны или профи для курии. И попали они сюда не по злой воле родителей, заточавших младших сынов в монастырь. Для чего же им лекции по живописи, притом ночью?

Старина Бидо вдруг тонко захрапел. Еще одна проблема. Даст ли мне его оцепление благополучно выскочить отсюда или прихлопнет? По недоразумению…

Глаза слипались. Засыпая, я подумал, что если заваруха начнется ночью, то очень много шансов наутро проснуться покойником.

Проснулся я от толчка.

Старина Бидо стоял у двери, и рука его была в кармане. Заметив, что я встаю, он поднес палец к губам.

В коридоре гремели шаги, слышалась возня, гудел лифт. Бидо энергично выругался и отошел от двери.

– Доброе утро! У них что, двери не запираются?

– Видимо, нет, – ответил я.

Бидо прошелся по комнате, поглаживая подбородок. Придя к какому-то решению, он вытянул кнопку часов и, косо глядя на меня, зашептал в нее. Часы он прижал к уху.

Я вошел в душевую и умылся. Бриться не стал, щетина еще незаметна, тем более что бритву я уже сунул в портфель. Покончив с туалетом, я вернулся в комнату и обнаружил Бидо сидящим на неубранной кровати. Он растерянно вертел в руках часы, осторожно постукивая по ним пальцем и снова прижимал к уху.

– Черт бы побрал эту технику!

– Могу предложить свою. – Я полез во внутренний карман.

Бидо криво улыбнулся и покачал головой. Значит, работает с дешифратором. Он даже слегка осунулся, в глазах появился лихорадочный блеск. Я даже сказал бы, что он отчаянно трусит. Впрочем, это его личное дело. Я тоже не супермен без страха и упрека и если рискую, то в разумных пределах.

Восемь утра. Пора начинать нашу авантюру. Утешало одно: за моей спиной теперь маячит курия и, оказавшись в темной комнате с двумя чудовищами, не наступлю на мозоль хотя бы одному.

– Значит, так, – сказал я, – моя задача – заманить сюда директора. Если не выйдет, мы вызываем подкрепление.

– Мне не нравится это! – мрачно проговорил Бидо, снова прикладывая часы к уху.

– Они могут не дождаться сигнала?

– Нет, но… – Старина Бидо задумался.

– Ну, хорошо. В случае чего поднимайте своих.

Я вышел во двор и несколько растерялся. За время, проведенное здесь, обстановка изоляции и умолчаний, тумана и полумрака стала привычной. А сейчас небо было чистое, два облака в вышине тянулись друг за другом, солнце наполовину вышло из-за гор, а листья багровыми и желтыми пятнами окаймляли двор.

По школьному двору носились парни, покрикивая, задирая и толкая зазевавшихся. Причиной оживления был армейский четырехосный „беккер“, до верха брезентовой крыши набитый картонными ящиками. Двое опускали их вниз, остальные подхватывали, волокли и складывали у входа. Через несколько минут я обнаружил причину суматохи: ящики, на мой взгляд, совершенно неотличимые друг от друга, без надписей и наклеек, сортировались и растаскивались по разным местам. Крик, шум и дерганье шли из-за споров, куда какой ящик нести.

Двое воспитателей безучастно наблюдали за разгрузкой, у кабины директор Юрайда подписывал на колене бумаги и по одной совал их в окно водителю.

Я увидел Селина, он стоял у кузова и распоряжался, куда нести очередной ящик, непрестанно покрикивая: „Не перепутайте, не перепутайте!“ Затем сорвался с места, подбежал к ближайшему штабелю и выдернул из середины ящик – штабель развалился, от крика зазвенело в ушах.

На меня не обращали внимания. Если у нас с Бидо совместная акция завершится благополучно и я целым выберусь отсюда, то долго буду помнить это утро, грузовик, коробки и себя, дурака дураком, ничего не понимающего…

Проходя мимо коробки со слетевшей крышкой, я заглянул в нее. Рулоны бумаги, белой бумаги раза в два шире туалетных рулонов. Они что, на десять лет запасаются, что ли?

Юрайда отошел от кабины и заметил меня. Для начала я пожелал ему доброго утра. Он ответил мне тем же. Выдавив из себя еще несколько пустых фраз, я замолчал, соображая, как умудрился широченный „беккер“ пролезть через ворота, миновав врытый посередине рельс?

– Ребята заправили вашу машину, – сказал директор, намекая, что пора, мол, мне и прощаться.

– Спасибо, – ответил я. Интересно, чем заправили и что от меня останется, когда сработает их заправка? – Теперь бумаги…

– Какие еще бумаги? – резко спросил директор.

– От силы пять – десять минут, оформим акты, и все. В конце концов я тоже не хочу задерживаться, – сухо добавил я.

– Итак, я вас слушаю. – Тон директора сделался нейтральным.

– Разумеется, не здесь! – Я обвел глазами двор.

Директор Юрайда нахмурился. Ему явно не хотелось говорить со мной о чем бы то ни было, и он, по всей видимости, считал, что я просто тяну время. Тем не менее наживку глотнул, хотя все пошло немного не по плану. Он попросил дождаться меня в кабинете, пока он покончит с разгрузкой. Ладно, пусть будет так.

Я не стал беспокоить старину Бидо, поскольку в свой кабинет директор мог вернуться не один и пришлось бы нашуметь, а это ни к чему. Связи с курией афишировать небезопасно.