Текст книги "В тени двуглавого орла (СИ)"

Автор книги: Эдуард Тен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Глава 23

Тифлис встречал цесаревича по уже привычному сценарию: ликующие толпы, торжественные речи и прочие атрибуты высочайшего визита. На сей раз я в этой церемонии участия не принимал. Моя полусотня расположилась в пригороде, в строгом порядке.

С наступлением вечера я отправился в город, в духан на Малом рынке. На мне была тёплая чёрная черкеска; меня сопровождали Аслан и Паша. Резкий, тяжёлый воздух нечистого помещения, в котором смешались самые противоречивые запахи, обрушился на нас, и поначалу заставлял морщиться. Однако спустя некоторое время к этому смраду удалось привыкнуть. Необъяснимо, но к нашему столику долгое время никто не подходил. Крох указал хозяина этого духана для связи с ним. Наконец к нам подошёл молодой парень с когда-то белым полотенцем на поясе.

– Чего изволите, господа? – равнодушно поинтересовался он.

– Хозяина позови, – тихо сказал Паша. Лениво скользнув взглядом, официант проигнорировал просьбу Павла.

– Так будите заказывать или как? – нарочито громко сказал парень, явно подавая кому-то сигнал. К нашему столу подошёл крепко сбитый, неказистый с виду мужик. Но один взгляд в его глаза был достаточен, чтобы понять: связываться с ним – себе дороже.

– Чё тут у тебя? – буркнул он в сторону официанта.

– Да сами посмотрите, хозяин, – тот засуетился, – сидят, ничего не берут, тебя вызывают.

– Я хозяин. Вам чего?

– Крох. Мне нужен Крох, и быстро, у меня мало времени, – мои слова прозвучали спокойно, но не терпели возражений.

Хозяин насторожился, в его глазах мелькнула неуверенность.

– А я могу узнать, кто спрашивает?

– Скажешь, Шайтан Иван.

С хозяином произошла разительная перемена. Как только он услышал, кто спрашивает, просветлел ликом.

– Прошу вас, ваше благородие, пройти в другую комнату. Там спокойней.

Нас провели куда-то вглубь помещения.

– Прошу, ваше благородие. – Хозяин открыл дверь в комнату. Светлая, чистая, приличных размеров. Оформленная в восточном стиле.

– Присаживайтесь, поужинайте. Не побрезгуйте, ваше благородие. От всей души. – Суетился хозяин.

Появились два парня, которые сноровисто и быстро накрыли стол. Сели ужинать, чего отказываться, если предлагают.

– Мой шашлик люче, – поморщился Аслан.

– Не буду спорить, но этот тоже хорош, – согласился Паша, с удовольствием жуя мясо.

Минут через тридцать дверь бесшумно отворилась, и на пороге возник Крох.

– Здравия желаю, ваше сиятельство, – он склонился в почтительном поклоне. Хозяин, наблюдавший за этим, не смог скрыть удивления на своём лице.

– Хватит и «благородия». Оставьте нас, – приказал я тоном, не допускавшим дискуссий.

– Садись, Крох. С твоими крестниками всё в порядке. Пока обживаются в Пятигорске, о дальнейшем решим позже.

Крох молча кивнул, и в его глазах читалось глубокое удовлетворение.

– Что известно о князе Хитогурове?

– Внезапно собрался и отбыл в своё родовое селение. Поговаривают, будто бы в некоторой спешке, – на губах Кроха промелькнула хитрая усмешка.

– Это потом. Сейчас мне нужен торговец Худовердян.

– К завтрашнему утру будет у вас человек. Он всё расскажет и проведёт. Вообще, хлопот нынче много, потому и прошу простить хозяина за нерадушный приём. Вышла небольшая накладка с бродягами, вот он и опасается чужих. Если что-то важное – связывайтесь через него.

– Мы расположены в пригороде, у мельниц. Твой человек должен быть там завтра, с утра. Дело сказано, я спешу. Аслан, рассчитайся.

– Ваше благородие, да зачем же? Это мне обида, – Крох нахмурился, как оскорблённый родственник.

– Я не привык быть обязанным, – Аслан положил на стол ассигнацию в десять рублей.

– На кой тебе, Крох, с такими людьми связываться? – спросил хозяин, едва дверь за гостем закрылась. – Про него жути какие рассказывают. А эти двое, что с ним, взгляд волчий, зарежут и не поморщатся. Уж я-то таких знаю, насмотрелся вдосталь.

– А тебе-то это зачем? Не твоего ума дело. Лучше волка в знакомцах иметь, чем продажного шакала. Есть кое-кто, кому я, при всём желании, укорота дать не могу. А он – может. Так что сиди да помалкивай. Во всём порядок должен быть. Каждый сверчок знай свой шесток.

– Вроде всё так… – хозяин духана задумчиво почесал затылок. – А вот на душе кошки скребут. Чует сердце: ежели что не так хоть в чём-то – убьют, как пса, и в яму безымянную скинут. – Он сокрушённо вздохнул.

– С такими людьми только и есть один уговор – честность. Он своё слово держит, всегда. Но до тех пор, пока и ты честен. А уж если в тебе дурости хватит его обмануть… Ты угадал – убьют. Не спросят даже, как звать-величать.

Ранним утром следующего дня ко мне наведался мужичок неопределённых лет, одетый в поношенную, но опрятную одежду.

– Я от Кроха, ваше благородие, – отрапортовал он, склонив голову.

– Задание тебе известно?

– Да, – лаконично ответил мужичок.

– С тобой пойдут Савва и Эркен. Будешь их проводником и ответишь на все вопросы.

Мужик молча кивнул, всем видом показывая готовность.

– Аслан, кошелёк, – распорядился я. Достал трёхрублёвую ассигнацию и протянул ему. – Это за труды.

– Благодарствую, ваше благородие! – Мужичок осклабился и бережно спрятал бумажку вглубь кармана.

– Ну, пошли, перекусим на дорожку, – Савва по-дружески обхватил за плечи проводника. – А то мы с пустым брюхом никуда.

– Савва! – окликнул я его, когда они собрались отойти. – Если всё сложится, доставьте сюда. Тихо и аккуратно. Повторяю – аккуратно. Возьмёшь у Кости пару надёжных ребят. Я вернусь к шести часам пополудни. Можешь взять карету.

– Будет исполнено, командир.

После завтрака я в сопровождении Паши и Аслана отправился в здание жандармского управления Тифлиса.

За столом в своём кабинете меня ожидал полковник Барович.

– Здравствуйте, Пётр Алексеевич, – приветливо поднялся он мне навстречу. – Как ваше самочувствие? Выглядите весьма неплохо.

– Здравия желаю, Юрий Германович. Чувствую себя куда лучше, чем в первые дни, – ответил я. – Благодарю за участие. Для вас – пакет. Адресат, как обычно. – Я положил на стол конверт с очередным докладом на имя Дубельта. – Ничего срочного, но и затягивать с отправкой не стоит.

– Кстати, и для вас есть почта, – вспомнил Барович и кивнул адъютанту. Тот вышел и через мгновение вернулся с пакетом, который вручил мне, протянув журнал для росписи о получении.

Я вскрыл конверт и углубился в чтение. Барович, проявляя такт, вновь погрузился в собственные бумаги, давая мне возможность ознакомиться без помех.

Текст предписания гласил:

'Его сиятельству полковнику казачьей службы графу Иванову-Васильеву.

Согласно личному приказу его императорского величества, Вам следует безотлагательно прибыть в Петербург. На месте Вам надлежит уладить текущие дела, требующие Вашего личного участия, и передать командование пластунским батальоном войсковому старшине князю Долгорукому. Подробные указания переданы Атаману Кавказского казачьего войска генерал-майору Колосову.'

Внизу стояли число, подпись и круглая сургучная печать.

Неожиданный вызов заставил меня замереть в растерянности. Моё состояние не укрылось от Баровича.

– Что случилось, Пётр Алексеевич? – тревожно спросил он.

Я молча протянул депешу. Барович взял бумагу, и я следил, как его взгляд скользит по строкам. Прочтя, он поднял на меня задумчивый взор.

– Сидя здесь, мы ничего не узнаем, – наконец произнёс он. – Явно нечто важное, раз последовал личный приказ государя. Вам стоит воспользоваться вашими связями, Пётр Алексеевич. Навестите его императорское высочество – быть может, он сможет пролить свет на эту загадку.

– Нет, не думаю, что цесаревич знает причину моего вызова.

Я отбросил тревогу и принялся холодно анализировать предписание. В нём указывалось: «Уладить все дела, требующие личного участия». Вот оно, главное! Значит, мне не велено бросать всё и мчаться в Петербург сломя голову. Следовало спокойно завершить дела и передать командование Андрею, недавно произведённому в войсковые старшины ( подполковник). Выходит, меня готовят к чему-то долгосрочному. А если всё держат в секрете, значит, дело – не для чужих ушей.

Наступившая ясность разом развеяла все опасения. Я встретил внимательный взгляд Баровича, который молча наблюдал за мной.

– Вы, кажется, пришли к какому-то решению, Пётр Алексеевич?

– Так точно, Юрий Германович.

– Простите моё любопытство, ваше сиятельство, но не сочтите за труд… поделитесь мыслями, если это возможно?

– Почему же нет? – я изложил ему ход своих размышлений.

Барович выслушал, задумался на мгновение и изрёк:

– Всё логично и обоснованно. Позволю себе добавить лишь одно: требование завершить дела, которые не терпят вашего отсутствия, – верный признак скорого нового назначения. – Он многозначительно улыбнулся.

– И что это означает? – подыграл я.

– Что именно? – оживился Барович.

– А то, что мы с вами – умные персоны! – после короткой паузы мы не сговариваясь рассмеялись.

Барович лишь озвучил мою заключительную мысль: меня, скорее всего, ожидало новое назначение.

По пути в лагерь полусотни меня внезапно накрыло чувство, которое даже грустью назвать было нельзя – вселенская, беспросветная тоска. Придётся оставить всё, что было нажито за эти годы. Дела, доходы – всё это мелочи, суета. Батальон! Вот что стало главным делом моей жизни. И теперь страх, что всё это рухнет без меня, буквально выворачивал душу наизнанку.

«Стоп!» – резко одёрнул я себя и для верности ущипнул. С чего это вдруг – развалится? Андрей вполне справится с батальоном, вернее, уже с бригадой. Наверняка вопрос о преобразовании уже решён. И другие офицеры не дадут пропасть моим начинаниям. Если всё пойдёт так, как я думаю, то мне нужно найти в себе силы… просто отпустить своё детище в свободное плавание. Егор со своими дружками не позволит, чтобы всё развалили. Да и я буду настаивать, чтобы меня назначили шефом бригады. Так что я буду незримо присутствовать и смогу вовремя поправить, если что.

Эти мысли немного успокоили меня. Паша и Аслан, заметив моё молчаливое и задумчивое состояние, встревожились не на шутку. Они уже научились без слов читать моё настроение.

– Командир, случилось чего? – озабоченно спросил Паша.

Аслан же молча следил за мной, и на его лице было написано напряжённое ожидание.

– Пока нет. Всё в порядке, – отозвался я. – Следи за спиной. Не дай бог, опять подстрелят.

Паша мгновенно подтянулся и начал внимательно озираться по сторонам. Он до сих пор винил себя за моё ранение.

– Аслан, а ты зачем все деньги с собой таскаешь? – перевёл я взгляд на кожаную сумку у него на груди, где были наши дорожные деньги.

– Гиде оставлат? Места хароший нет, – спокойно ответил он.

Проклятые мысли вновь и вновь возвращались к одному – к предстоящему расставанию. С батальоном, ставшим частью души, и с дельными вложениями, обеспечивавшими его и мой тыл. Чтобы упорядочить хаос в голове, я принялся набрасывать план. На бумаге думалось куда легче.

Ближе к семи часам показалась моя карета. Она плавно подкатила к фургону, служившему мне временным пристанищем. Из экипажа вышел Эркен.

– Привезли, командир, – коротко доложил он, кивнув в сторону кареты. – Всё чисто и аккуратно, как ты приказывал.

Я вышел и шагнул в карету. Внутри, на мягких сиденьях, кроме Саввы, сидел армянин в традиционной одежде, лет сорока. Лицо его было напряжено, а в глазах читался испуг. Он пытался сохранить достоинство, но страх от него исходил почти осязаемой волной.

– Здравствуй, Арам Худовердян, – медленно проговорил я, впиваясь в него взглядом.

– Здравствуйте, ваше благородие, – хрипло ответил он. – Зачем вы меня украли?

Паша, не говоря ни слова, двинул его локтем – несильно, но чувствительно.

– Тебя не украли, а пригласили на беседу, – спокойно поправил я. – Не бойся. Мы просто поговорим. Прочти.

Я протянул ему записку от Ашота. Арам пробежал глазами по строчкам, и лицо его резко побледнело. Бумага в его руках чуть заметно задрожала.

– Что вы хотите знать? – тихо выдохнул он.

– Почему братья бывали у тебя? Всё, что знаешь о них, и всё, что с ними связано. Ответишь честно – никто не пострадает. Тебя отвезут домой, и я о тебе забуду.

– Хорошо, я всё скажу. Даёте слово, что я не пострадаю? – в его голосе слышалась не просто просьба, а отчаянная мольба.

– Да, Арам. Начинай.

– Я пользуюсь их услугами больше пяти лет. Один знакомый когда-то посоветовал. Они могли свободно перемещаться по турецкой территории – кажется, у них был какой-то фирман. Делали свою работу, помогали переправлять товары, но всегда настаивали, чтобы караван был не больше двух, трёх телег. Останавливались обычно у меня, когда бывали в Тифлисе. С моими людьми старались не общаться. А в тот день… в тот день Ефим неожиданно прибежал ко мне один и попросил лошадь. Исчез. И только на следующий день я узнал, что они на кого-то напали и второго брата… убили. Можно воды? – голос его сорвался на хрип.

Паша молча подал ему котелок с водой. Арам сделал несколько жадных глотков, рука дрожала.

– А теперь расскажи всё, что слышал о них от своих людей, – тихо, но настойчиво попросил я. – Каждую мелочь. Даже то, что казалось неважным.

Арам снова заговорил, и я утонул в потоке его слов, внимательно фильтруя и просеивая информацию. Время от времени я останавливал его, уточняя детали. И вот, среди этого потока, мелькнуло нечто стоящее.

– Они часто делали остановку в урочище у селения Ачман, на турецкой стороне. Один из братьев всегда уезжал в сторону селения, а второй оставался с караваном. И мой человек пару раз слышал, как они говорили о неком Фарухе-аге. Говорили о нём с опаской, как о большом начальнике, гнева которого следовало бояться. Думаю, они ездили именно к нему. И фирман, видимо, был от него. И ещё, это я слышал сам. Когда они остановились у меня и хорошо выпили, то Ефим стал жаловаться, что не знает англицкого языка. Кажется всё, ваше благородие. – Арам вопросительно посмотрел на меня.

Я задал ещё несколько вопросов. – Скажи, Арам ты знаешь отца и сына Степанян?

Арам задумался. – Те, что подрабатывают проводниками?

– Да, они.

– Да, ваше благородие, знаю.

– Замечательно. Передай им, чтобы завтра навестили меня, обязательно. Тебя отвезут домой. И да, благодарю тебя за помощь. – улыбнулся хищно я.

Глава 24

Зимний дворец. Кабинет шефа жандармов генерала Бенкендорфа.

Бенкендорф слушал доклад Дубельта с каменным, непроницаемым лицом. Когда же речь зашла о донесении титулярного советника Куликова, в воздухе повисла тягостная пауза. Новости и впрямь были безрадостными.

– Работу Тульского оружейного завода можно оценить как удовлетворительную, однако высокий процент брака объясняется низким качеством железа и стали, поставляемых с заводов Демидовых, – монотонно читал Дубельт. – Кроме того, в Ростове обнаружены серьёзные злоупотребления и превышения полномочий при поставках хлеба и зерна.

– Вечная проблема… И вечная же возможность нажиться на армейских нуждах, – тихо, сквозь зубы, произнёс Бенкендорф, поднимаясь из-за стола. – Леонтий Васильевич, а вам не кажется порой, что мы сражаемся с ветряными мельницами?

– Ваше превосходительство, но если махнуть на всё рукой, коррупция зацветёт таким буйным цветом, что мы и света белого не увидим, – горько усмехнулся Дубельт.

Бенкендорф медленно прошелся по кабинету и остановился у окна, глядя на серую, после дождя, Дворцовую площадь.

– Выходит, необходимость создания особой экспедиции по борьбе с экономическими преступлениями назрела давно. Более чем назрела. Кого вы предлагаете на должность начальника?

– Титулярного советника Куликова, ваше превосходительство. Одна только рекомендация графа Иванова многого стоит. За время службы в жандармском корпусе Куликов проявил себя исключительно с лучшей стороны, – доложил Дубельт.

– Хорошо. Пока остановимся на его кандидатуре. Подождём, пока вернётся полковник.

– Вы отправили графу предписание за подписью государя о прибытии в Петербург?

– Так точно, ваше высокопревосходительство. Также направлены пояснительные записки атаману, генерал-майору Колосову. Всё исполнено в точном соответствии с вашим распоряжением.

– Надеюсь с графом ничего не случиться. – раздражённо высказался Бенкендорф.

* * *

Мария и Екатерина ехали в Петергоф навестить императрицу, упрямо предавшуюся затворничеству. Визит этот был не душевным порывом, а высочайшим повелением – являться ко двору еженедельно.

Задача была не из простых: каждую встречу следовало поражать и радовать её величество. На сей раз подруги облачились в нарядные пончо, связанные Адой, и стилизованные горские костюмы. Кроме того, они везли с собой зимний гардероб, чтобы императрица могла совершать конные прогулки в холодное время. Екатерина пожертвовала для этого свою короткую куртку из меха чернобурой лисицы, а в дополнение к ней – меховую шапку, утеплённые штаны и сапожки в том же стиле.

– Боже, Катрин, откуда у тебя эти восхитительные вещи? – не скрывая восторга, спрашивала Мария, поглаживая нежный мех. – Я бы ни за что не смогла с ними расстаться! Неужели их можно где-то приобрести?

– Признаться, мне и самой немного жаль с ними расставаться, – улыбнулась Екатерина. – Но ничего, сошьём себе новые – ещё красивее и лучше.

– Но кто же тот мастер, что создал эти чудеса?

– Я открою тебе секрет, но ты должна дать слово, что никому не расскажешь, – таинственно прошептала Катя.

– Клянусь Девой Марией, моей заступницей! Никому! – воскликнула Мария, пылая от нетерпения.

– Это мой муж!

– Ты разыгрываешь меня, Кэтрин? – Мария смотрела на подругу с крайним изумлением и недоверием.

– Ни капельки, Мари. Он сам нарисовал эскизы меховых нарядов со всех сторон, и местные мастера сшили по ним эти полушубки, жилетки и даже штаны. Когда я впервые увидела, как он рисует, пол дня ходила под впечатлением и молчала, так что даже дед всерьёз за меня испугался.

– Так это он рисовал эскизы всех нарядов?

– Нет, конечно, Мари. Только некоторые.

– Он ещё и художник?

– Не знаю, Мари. Он нарисовал мой портрет лишь однажды. За десять минут.

– Как такое возможно? – удивилась великая княгиня.

– Я тебе как-нибудь покажу.

За это короткое время Катерина и Мария успели стать близкими подругами. За месяцы, проведённые в России, Мария впервые почувствовала, как отступает гнетущее душу одиночество. Катерина незаметно заполнила собой ту внутреннюю пустоту, что долгое время терзала Марию. Она, предчувствуя, что вскоре её свобода может быть ограничена, горячо принялась вовлекать новую подругу в свой проект – создание женского училища и медицинских курсов.

К её радости, это не составило труда. Как только Екатерина и Маргарита Долгорукие дали согласие стать фрейлинами великой княгини Марии Александровны, дело сразу сдвинулось с мёртвой точки. Мария постепенно начала перепоручать часть своих обязанностей Кате и Марэ. Под нужды её фонда были переданы здания доходного дома и усадьбы, где вскоре закипела работа: начался ремонт и перепланировка.

Вслед за этим в фонд Марии Александровны хлынули благотворительные взносы. Щедрый дар императрицы в десять тысяч рублей стал для высшего света недвусмысленным сигналом: начинание получило высочайшее одобрение. Участие в нём мгновенно стало вопросом престижа и признаком заботы о народном здравии. В их кругу репутация значила всё, хотя, конечно, находились и те, кто жертвовал от чистого сердца. Князь Юсупов внес десять тысяч, князь Долгорукий и граф Васильев – по три, а за ними потянулись и многие другие с менее крупными, но столь же ценными суммами.

Тем временем в Петергофе императрица пожелала видеть при себе сильно сокращённый двор: всего пять приближённых фрейлин, дежурного офицера для поручений, десяток казаков конвойной сотни и необходимое число прислуги.

– Здравствуйте, Ваше Величество, – Мария и Катя синхронно присели в глубоком придворном реверансе, чью отточенную грацию, впрочем, слегка нарушали их непривычные наряды.

– А как приветствуют горянки высокопоставленную особу, Катерина? – с лёгкой улыбкой поинтересовалась императрица.

Катерина выпрямилась, приложила правую ладонь к сердцу и низко, с достоинством склонила голову.

– Так гораздо изящнее, да и к твоему платью это очень идёт, – одобрительно заметила государыня. – А теперь, любезные, скажете мне, как выглядит ваша императрица? Только не льстить! Говорите правду, – с лукавым блеском в глазах взглянула она на подруг.

Даже при беглом взгляде в императрице были заметны разительные перемены. Она будто помолодела, а в глазах вновь появился живой, энергичный блеск. Волосы, окрашенные в насыщенный каштановый цвет, мягко обрамляли лицо, решительно меняя её привычный облик. Умеренно и умело наложенные косметические средства лишь подчёркивали это преображение.

– Что, не узнаёте? – самодовольно воскликнула императрица. – Признаться, и сама на себя дивлюсь. Ваш целитель и впрямь немного волшебник. Ну, а какой подарок вы приготовили мне на этот раз? – оживилась Александра Фёдоровна.

– Капитан, ваше присутствие здесь в данный момент неуместно. Будьте добры вернуться на свой пост, – неожиданно сухо бросила императрица, с холодным спокойствием глядя на капитана гвардии.

– Слушаюсь, ваше величество, – тот поклонился, коротко и четко, и вышел из приёмного зала.

Катерину с первой же секунды пронзил его взгляд – пристальный, тяжелый, липкий. От него становилось гадко и неприятно, будто по коже проползла невидимая слизь. Видимо, императрица не только заметила этот взгляд, но и почувствовала то же самое, ведь она тактично, но недвусмысленно отослала капитана.

– Ваше императорское величество, подарок уже доставлен в ваши покои, – доложила Мария.

– Так чего же мы ждём? – Императрица, забыв о чопорном этикете, по-молодому легко вскочила с кресла и быстрым шагом направилась в спальню, благо нынешний наряд позволял ей много большую свободу.

В покоях императрицы царила радостная суета. Александра Фёдоровна примеряла зимнюю обновку – шубку, тёплый костюм, сапожки, – и была в полном восторге. Постоянно поворачиваясь перед зеркалом, она и не пыталась скрыть довольную улыбку. Зимний наряд был ей невероятно к лицу. Бархатный кафтан чёрного цвета, искусно подчёркивающий талию, делал её фигуру особенно стройной. От императрицы так и веяло счастьем, заряжая всё вокруг.

Наконец, немного успокоившись, она опустилась в кресло и знаком пригласила Катю и Марию сесть на пуфики.

– Хочу поделиться с вами секретом, – начала императрица. – Спустя две недели после ваших рекомендаций моя… мучительная проблема стала отступать. Я строго следую составленной вами программе, хотя, признаюсь, поначалу сильно сомневалась. Но прошло уже четыре недели, и я не только вижу результат, но и чувствую себя совсем иначе. Сплю как убитая. Мне построили баньку – премилую такую! – и четыре дня назад я её опробовала. Провела там весь вечер и заночевала в пристройке. И на следующее утро проснулась совершенно обновлённая. Так что выражаю вам своё глубочайшее удовольствие. Просите, чего пожелаете, – заключила она, внимательно глядя на подруг.

– Здоровье и хорошее самочувствие вашего величества – для нас самая желанная награда, – скромно склонила голову Мария.

– Ладно, она – великая княгиня, а ты что пожелаешь, Катерина?

– Надеюсь, ваше величество не сомневаетеся в искренности моих пожеланий вам здоровья и семейного благополучия. Я, конечно, не великая княгиня, но я – графиня Иванова-Васильевна и ни в чём не нуждаюсь. Для меня вполне достаточно вашей милости и внимания.

– Ну что ж, скромницы вы мои, – протянула Александра Фёдоровна, и в её голосе зазвучали неоднозначные нотки. – Так и быть, оставляю за вами право на одно желание. Каждой. Разумеется, в пределах моих возможностей. А теперь отобедайте со мной – и на сегодня свободны.

Она сделала паузу, и её взгляд остановился на Катерине.

– Катерина, а отчего у тебя казаки вечно хмурые ходят?

– Устали они, ваше величество, на службе у меня. Держит их здесь лишь приказ моего мужа. Ждут не дождутся смены, домой на Кавказ тянутся.

– Неужели им жизнь в Петербурге не в радость? – удивилась императрица.

– Сетуют, ваше величество, на погоду гнилую да на народ здешний… ненадёжный. Говорят, верить здесь никому нельзя.

– Прямо так и говорят – «народ дрянной»? – брови императрицы поползли вверх.

– Да, ваше величество. Они люди простые, что на душе, то и на языке. Словно малые дети, – грустно улыбнулась Катерина.

Затем, слегка помедлив, она осторожно добавила:

– Полагаю, если у вашего величества хватит решимости заботиться о своём здоровье, то не сомневаюсь – интерес его величества императора к вам вспыхнет с новой силой.

Катерина явно задела больную тему. Это было ясно по тому, как мгновенно потемнело лицо государыни.

– Это не пустые слова, ваше величество, – поспешила смягчить удар Катерина. – Ещё немного терпения и труда… и императору будет некуда деться. Вы предстанете перед ним обновлённой, совершенно иной. Это невозможно будет не заметить.

– Ты полагаешь, я и впрямь смогу вернуть расположение супруга? – Императрица прищурилась, и её взгляд, испытывающий и острый, впился в Катю.

– Вне всяких сомнений, ваше величество. Дело это нелёгкое, но возможное. Тем более вы знаете своего августейшего супруга как никто – его слабые и сильные стороны. Любовные игры сродни военной стратегии: в них побеждают не силой, а умением.

– А ты, я смотрю, не так проста, как кажешься, Катерина, – тихо, но отчетливо произнесла Александра Фёдоровна. – Не в мать свою пошла. Видно, умом в деда. Не опасайся меня. Ты не имеешь никакого касательства к той… связи, что была между твоей матерью и им.

Императрица встала, резким движением сглаживая складки костюма.

– Надеюсь, ты поможешь и поддержишь Марию. Вы славные девочки. Я вами довольна. А теперь – обедать!

Решительным шагом она направилась к выходу, не оборачиваясь.