Текст книги "В тени двуглавого орла (СИ)"
Автор книги: Эдуард Тен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
Глава 19
На бал в зале Городского собрания съехалась вся городская элита. Из-за тесноты помещения вход был строго по пригласительным, что не мешало залу быть переполненным. Обновлённый Илья стоял рядом с Александром, облачённым в свою эффектную красную атаманскую черкеску. Цесаревич милостиво, но с оттенком отстранённости кивал на почтительные поклоны и представления. Я же держался в стороне от главного действа, в тени колонн, наблюдая за людьми, которые так и норовили пробиться поближе к наследнику. Генерал Мазуров, неумолимый, как маятник, раскачивался рядом с Александром, что-то без устали нашептывая и представляя.
Внезапно моё уединение было нарушено.
– Добрый вечер, Пётр Алексеевич, – раздался рядом спокойный голос. Это был подполковник Булавин. – Зная вашу… скажем так, избирательность в отношении светских раутов, я несколько удивлён вашему присутствию.
– Что поделаешь, цесаревич настоял, – я недовольно ответил на любезность, чувствуя, что за ней кроется нечто большее.
Булавин приблизился, сделав вид, что рассматривает толпу, и снизил голос до доверительного, но делового тона.
– К слову, Пётр Алексеевич. Ко мне сегодня являлся штабс-капитан фон Дункер из свиты его высочества. Явился с объёмистым докладом и требованием немедленно отправить его с нарочным. Более того, он долго и весьма темпераментно убеждал меня оказать содействие в вашем немедленном отстранении от окружения цесаревича. Так что вы такого натворили, ваше сиятельство? – Булавин приподнял бровь, в его глазах читалось любопытство, смешанное с лёгкой тревогой. – Штабс-капитан, если говорить прямо, рвёт и мечет. Утверждает, будто ваше присутствие создаёт прямую угрозу жизни его императорского высочества.
Взгляд Булавина снова стал вопросительным.
– Скажем так, мы не сошлись во мнениях насчёт того, какое именно место в эскорте подобает занимать штабс-капитану, – пожал я плечами. – Моё присутствие в окружении цесаревича действует ему на нервы. Какую именно угрозу я олицетворяю – не знаю. И, честно говоря, Максим Сергеевич, мне абсолютно всё равно, что там мнит о себе этот фон Дункер. Куда важнее другое: вы моё донесение в Петербург отправили?
– Непременно, Пётр Алексеевич. Что касается доклада штабс-капитана… Его мы отправим дня через три, – на лице Булавина промелькнула едва заметная улыбка.
– Вот и прекрасно.
В своём подробном рапорте я скрупулёзно изложил все обстоятельства нападения на караван. Подполковник Шувалов здорово помог мне с описанием участия Александра в бою.
«Его Императорское Высочество, явив беспримерное мужество и хладнокровие перед лицом непосредственной угрозы его жизни, лично принял участие в отражении нападения, своим примером воодушевляя офицеров и нижних чинов, что привело к нанесению нападавшим значительных потерь».
И ещё несколько столь же изящно прописанных эпизодов. А в конце – почтительнейшая просьба и ходатайство о представлении Его Высочества к награждению Золотым Георгиевским оружием «За храбрость» – за лично проявленные доблесть и отвагу.
Был уверен, что мой доклад придётся ко двору – и Бенкендорфу, и самому Государю – куда больше, чем бумаги какого-то фон Дункера. Этот штабс-капитан – просто недоразумение, мнящее себя приближённой особой.
– Благодарю вас, Максим Сергеевич, за оказанное внимание, – с лёгким кивком ответил я ему улыбкой.
– Не стоит благодарности, ваше сиятельство. Свои люди – сочтёмся.
С окончанием церемониальной части бал по-настоящему ожил. Едва управитель провозгласил начало танцев, как молодые гости, заметно воодушевившись, ринулись в вихрь празднества. Вечер, как и полагалось, открыл величественный полонез, сменившийся азартной кадрилью и упоительным вальсом. Александр держался в стороне от танцующих, объясняя это ранением. Время от времени он демонстративно высвобождал руку из чёрной перевязи и разрабатывал её, словно превозмогая боль. Этот жест не ускользал от внимания окружавших его офицеров и сановников в вицмундирах. Он был душой их беседы, но при этом не оставлял без внимания и юных прелестниц, упрашивавших его на танец. Каждой он отвечал учтивой, слегка виноватой улыбкой, с искусной долей сожаления объясняя, что лишён возможности доставить им это удовольствие.
Я вдруг уловил изменение в настроении Александра. Он по-прежнему участвовал в беседе, но мысли его были явно далеко: взгляд снова и снова уплывал куда-то вглубь зала. Я позволил себе проследить за ним и – о чудо! – увидел Зою. Она была юна, воздушна и прекрасна той смиренной красотой, что свойственна распускающемуся нежному бутону. Стоя рядом с братом с опущенными глазами, она казалась юной девицей, впервые вывезенной в свет.
И что поразительнее всего, это волшебство, видимо, было доступно лишь избранным – остальные гости проходили мимо, не одаривая её особым вниманием. Она так виртуозно направляла лучи мужских взглядов, что никто даже не думал подойти и пригласить её на танец. Вдруг Зоя заметила моё наблюдение. Она едва заметно повернулась, изменила угол наклона головы – и будто по мановению волшебной палочки её черты перестроились, превратив её в самую обыкновенную, хоть и милую, провинциалку.
Я невольно тряхнул головой, сбрасывая чары. И вновь передо мной была она – с лёгкой загадочной улыбкой, ослепительная красавица, чей образ врезается в память навсегда.
Передо мной была не просто девушка… Это была ведьма. Её мастерство не было наработанным навыком – это был дар, врождённый и природный, умело отточенный и применяемый с филигранной, почти пугающей точностью. Обладая таким оружием, можно было покорить мир. – Она должна быть в моём арсенале, – пронзила меня мысль. – Такое оружие нельзя упускать ни за что.
Я едва заметно покачал головой, и мой взгляд, будто острое лезвие, нашёл её в толпе, безмолвно передавая неодобрение её игры с цесаревичем.
– Почему? – её мысленный вопрос отозвался в моём сознании с такой же ясностью, как если бы она стояла рядом.
Мы понимали друг друга без слов. Двадцать метров, шумная толпа, сотни взглядов – ничто не мешало нашему безмолвному диалогу, этому поединку взглядов через людское море.
– Я запрещаю. И никаких краж, – мысленно бросил я в ответ, вкладывая в приказ всю силу своей воли.
На периферии сознания, словно лёгкое, насмешливое дуновение, проскользнуло: – Хорошо.
От напряжения на висках выступила испарина. Я на мгновение ослабил внутренний контроль – этого оказалось достаточно. Зоя попросту испарилась. Взгляд, метнувшийся по залу, не нашёл ни её силуэта, ни отсвета её платья. Тогда я перевёл глаза на Александра и увидел его растерянное, бледное лицо. Его взгляд беспокойно метался по толпе. Цесаревич с трудом заставил себя продолжить беседу, но поминутно вздрагивал и обводил зал тревожным взглядом, будто пытаясь разглядеть призрак, растаявший в воздухе.
Успокоив собственное дыхание, я оценивающе посмотрел на Булавина. Никакой реакции. Словно он и не видел никого. А ведь ещё по дороге из Тифлиса он не скрывал своего пылкого увлечения Зоей.
– Кратковременное помрачение рассудка, – смущённо пробормотал он позже.
– Значит, так… Гипнотическое воздействие на потенциального клиента, – мелькнула у меня догадка, пока я рассеянно наблюдал за цесаревичем. Казалось, он успокоился, но время от времени его взгляд всё же тревожно скользил по залу, выдавая внутреннее смятение.
Вспоминая мимолётное общение с Зоей, я с внезапной ясностью осознал: она пыталась на меня воздействовать. Но её чары разбились о невидимый барьер, не найдя ни малейшей щели.
– Потрясающе, – промелькнуло у меня в голове. – В противном случае…
Я непроизвольно передёрнул плечами, сгоняя ледяную волну мурашек, пробежавшую по коже. Стать марионеткой в её руках, лишённым воли винтиком в чужой игре – участь хуже не придумаешь.
Бал был в самом разгаре, когда цесаревич с усталым лицом стал собираться и незаметно для присутствующих на балу покинул зал.
Появившийся Булавин сообщил: – Его императорское высочество сославшись на ранение и плохое самочувствие, покидает нас.
Понаблюдав некоторое время за гуляющими, которым было не особенно интересно самочувствие цесаревича, решил удалиться и я. У выхода меня встретил Паша, а Аслан подгонял карету.
– Командир, просили передать, – он сунул мне в руку записку. – Барышня, что с нами из Тифлиса ехала.
Развернул записку, в ней был написан адрес.
– Значит брат с сестрой готовы поговорить со мной. – Удовлетворённо отметил я.
– Паша, поехали по этому адресу.
Зоя с Артуром сняли небольшой домик на границе между чистой частью города и рабочей слободой. По всему было видно, что они ждали меня.
– Доброй ночи, ваше сиятельство! – встретил меня Артур и провёл в маленькую гостиную. За накрытым столом сидела Зоя и увидев меня загадочно улыбнулась.
– Так поздно чаёвничаете? – спросил я усаживаясь.
– Мы не стали дожидаться ужина, ваше сиятельство. Зоя сказала, что вы хотите нас видеть, поэтому мы уехали. – сказал Артур, разливая, чай. – Простите ваше сиятельство за наш скудный стол. Пришлось много потратиться на жильё, гардероб Зои и другое, по мелочи. Мы вас внимательно слушаем.
Пятигорск. За час до встречи с графом Ивановым-Васильевым.
– Зоя, ты уверена, что нам нужна эта встреча? – Артур нервно сжимал кулаки, его костяшки побелели. – Признаюсь тебе честно, я его откровенно боюсь. Есть в нём что-то… демоническое. Не зря же его прозвали «Шайтан Иваном». За этим спокойным лицом скрывается самый настоящий дьявол. – Артур был серьёзно обеспокоен, его взгляд метнулся по комнате. – Зоя, я всегда доверял твоему чутью, но в этот раз… мне кажется, ты ошибаешься. Нам следует держаться от него подальше.
Он посмотрел на сестру, ища в её глазах поддержку, но не нашёл её.
– Почему ты молчишь, Зоя?
Зоя сидела неподвижно, её взгляд, устремлённый на брата, был задумчив и глубок. Казалось, она взвешивала каждое его слово на невидимых весах.
– Артур, – наконец, тихо, но очень чётко прозвучал её голос. – Ты никогда не задумывался, как мы живём? Пока был жив отец, мы росли за его широкой спиной. Но его не стало. Не спорю, с голоду мы не умрём, но в остальном… Мы вынуждены опасаться всего и всех. Мы беззащитны. Любой, кто значительнее нас, может оскорбить, унизить или просто раздавить, как букашку. А ты подумал, что будет со мной, если я попаду в руки к такому человеку?
Она сделала паузу, давая ему осознать её слова.
– У нас нет будущего, Артур. Мой удел – выйти замуж за посредственного человека и влачить жалкое существование. Моя красота скоротечна, она испарится, как утренний туман. А выйти замуж за вельможу? Не выйдет. В лучшем случае я стану содержанкой, игрушкой в руках скучающего аристократа. У нас нет ни имени, ни состояния. Лишь смутное и неуютное завтра.
– А чем лучше участь попасть в руки к графу? Мы станем марионетками в его играх! Особенно ты! – Артур нахмурился и отвёл взгляд в сторону, словно не в силах выдержать её спокойный анализ.
– А вот тут, братец, ты глубоко ошибаешься. – В голосе Зои впервые прозвучала уверенность. – Я даже не знаю, как тебе объяснить… Это человек одновременно и страшный, и надёжный.
– Это как? – удивился Артур, снова глядя на неё.
– Он страшен в гневе и не прощает предательства. Но на него можно положиться, и ему можно довериться. Если ты его человек, граф никогда не предаст и не бросит в беде. Он будет защищать своих до конца.
– Почему ты так в нём уверена? Откуда ты знаешь, что ему можно верить?
Зоя на мгновение закрыла глаза, словно прислушиваясь к чему-то внутри.
– Артур, я не знаю. Я это чувствую.
Глава 20
Разговор с Зоей и Артуром был для меня крайне важен. Я нуждался в них – а вернее, в ней. Я видел в их глазах молчаливое ожидание, но понимал: ни единым словом, ни интонацией нельзя выдать своей заинтересованности в Зое.
– Раз вы согласились на встречу, значит, предложение вас заинтересовало. Признаюсь, Зоя, ты стала для меня неожиданностью, – начал я, тщательно подбирая слова. – Перейду сразу к сути. Я расскажу, что вас ждёт, если мы договоримся.
Вы будете работать на меня. Взамен я предоставлю поддержку и защиту, используя все доступные мне возможности. От вас потребуются абсолютная преданность и честное исполнение поручений. Работа оплачивается. Вознаграждение зависит от сложности поручения. В перспективе – возможность получить личное дворянство.
Всё это – только если мы договоримся и если меня удовлетворят ваши способности. Контракт каждый из вас заключает со мной отдельно.
Вы вправе отказаться – без последствий и объяснений. Но в этом случае вы обязаны забыть обо мне. Навсегда. Даже если однажды опасность будет стоять у вас за спиной.
Тишина в комнате затянулась, став тягучей и звенящей.
– Как я понимаю, вы уже обсудили мое предложение, – наконец прервал я молчание. – Теперь мне нужно знать, на что вы способны. И я хочу услышать все в подробностях. Начнем с общего. Кто вы в действительности? Расскажите все о вашей семье. Даю слово, что это останется между нами.
Зоя обменялась с Артуром коротким взглядом и после небольшой, тщательно отмеренной паузы начала говорить. Её голос был ровным, но в нём слышалась скрываемая грусть.
– Всё, что можем сказать – мы Зоя и Артур Захаровы. Нашего отца звали Лавр Захаров. И это всё, что мы о нём знаем. Он никогда не рассказывал нам о наших корнях. Мать, Элана, умерла от болезни, когда мне было три, а Артуру – пять.
Нас вырастила бабушка, Элионора… Мы звали её баба Эла. Она была гречанкой. О ней, как и о матери, мы тоже знаем до обидного мало. И да, – Зоя сделала едва заметную паузу, – баба Эла была колдуньей. Или ведьмой. Я не берусь точно определить. Все мои способности, от неё. Всё, что я умею, – это её заслуга. У Артура тоже есть дар, но слабее моего. Бабушка рано поняла, что в нас есть нечто особенное, и стала развивать это.
Сначала мы жили в Ростове, потом перебрались в Одессу, а пять лет назад отец привёз нас в Тифлис. Баба Эла умерла три года назад, а через год не стало и отца. Мы остались одни. Нам помогал крёстный, Крох… А потом случилась та самая неприятность с Артуром.
Вот, пожалуй, и всё.
Зоя замолкла, и её прямой, испытующий взгляд упёрся в меня.
– Какое у вас образование?
– Отец не скупился на учителей, – ответила Зоя. – Владеем французским в совершенстве, немецким – несколько хуже. Обучены танцам, светскому этикету. А я, в случае необходимости, могу быть кем угодно: крестьянкой, служанкой, мещанкой, дворянкой… да хоть королевой, – в её голосе прозвучала лёгкая усмешка.
– Твоя сила… Воздействие на людей. В чём оно заключается?
– Я могу заставить человека запомнить меня на всю жизнь или, наоборот, отвести от себя взгляд. Подчинить своей воле… Но степень воздействия всегда разная. Всё зависит от того, на кого оно направлено.
– То есть, ты можешь заставить человека выполнять любые приказы?
Зоя на мгновение задумалась, подбирая слова.
– Если сильно постараться и соблюсти определённые условия… Думаю, да. С мужчинами – легче. С женщинами – сложнее, хотя и здесь возможны исключения.
– Артур, а чем можешь похвастаться ты? – я перевёл взгляд на юношу.
– До Зои мне далеко, – он покачал головой. – Воздействовать на волю я почти не могу. Но я чувствую, о чём человек думает… Особенно за карточным столом. В картах я кое-чего достиг. Хотя до уровня отца мне ещё расти.
– Карты при тебе?
– Конечно, – лицо Артура озарила улыбка, и колода будто материализовалась у него в пальцах из самого воздуха.
– Показывай. Только без дешёвых кабацких фокусов.
Он кивнул, и колода в его руках ожила. Карты мелькали меж пальцев с виртуозной скоростью, сливаясь в сплошную ленту. Затем он нарочито неловко двинул рукой, и несколько карт веером упали на стол. Подобрав их, Артур стал перетасовывать колоду с таким неуклюжим видом, словно впервые взял её в руки. Его осанка, выражение лица – всё кричало о полной неопытности.
– Сдаю!
Он ловко раздал карты. Я открыл свои – четыре десятки. Он перевернул свои – четыре туза. Затем, после мгновенной перетасовки, следующая сдача – и четыре туза уже лежали передо мной.
– О чём я сейчас думаю? – неожиданно спросил я.
Артур поднял на меня взгляд – не испытующий и напряжённый, а спокойный и даже доброжелательный.
– Вы думаете о Зое. О том, что она ещё умеет.
– Почти угадал, – кивнул я.
Хотя на самом деле в тот момент я думал об Артуре – и о том, какой скрытый потенциал таится в нём самом.
– Отлично. Будем считать, что мы договорились, – мои губы тронула улыбка.
– Разве не нужен контракт? – подал голос Артур. – Говорят, подобные сделки скрепляют кровью.
– Никаких бумаг, – я мягко отсек его вопрос. – Мне достаточно вашего слова.
Я позволил паузе повиснуть в воздухе, давая им осознать простоту этих слов, прежде чем добавил:
– Ибо, если вы нарушите наши условия, я найду вас. Где бы вы ни прятались.
Мой взгляд, тот самый, от которого у опытных мужчин стыла кровь, медленно перешел с Артура на Зою.
Юношу передёрнуло. Зоя же выдержала его с каменным спокойствием, не отводя глаз. Лишь легкая тень, скользнувшая в её взгляде, выдавала, что и её душа похолодела.
– Артур, оставь нас одних.
Дверь за спиной юноши бесшумно закрылась. В комнате воцарилась тишина, густая и напряжённая. Я не сводил глаз с Зои.
– Ты пыталась на меня воздействовать. Каковы твои ощущения?
Она не отвела взгляд, но в её глазах мелькнула настороженность.
– Моя бабка разгадала бы вас с первого взгляда. Мне не хватает её умения. Я не могу… прочитать вас, как других. Вы кажетесь мне иным, совершенно другим.
– В чём это выражается?
– Я не чувствую вас. Не то что воздействовать, даже прикоснуться взглядом не получается. Вы для меня… серое пятно. И чем пристальнее я вглядываюсь, тем оно становится темнее и плотнее, отталкивая меня.
– А как же наш разговор без слов? И на таком расстоянии? Я отчётливо слышал тебя.
– И я вас. Но я не понимаю, как это вышло. Со мной такого никогда не случалось.
По тому, как она выдавила эти слова, было ясно: она говорит правду.
– А других ты чувствуешь? Их мысли?
– В большинстве случаев. Особенно если мне это нужно.
Я медленно поднялся и подошел к окну, повернувшись к ней спиной. Этот жест был больше, чем просто движение – демонстрация абсолютной неуязвимости.
– Тогда запомни раз и навсегда, Зоя. Ты со мной до того момента, когда я посчитаю нужным. Другого пути нет.
Я обернулся, и мой взгляд стал твердым и холодным.
– И предупреди брата. Если он вздумает искать приключений в надежде, что я буду вечно вытаскивать его из дерьма, – он горько ошибается. В случае чего, я сам применю к нему меры. Возможно, последние в его жизни.
Я сделал шаг навстречу, понизив голос до доверительного, но неумолимого шёпота. Наши лица оказались так близко, что я видел малейшие оттенки в ее глазах.
– Не знаю почему, но я доверяю тебе, как никому другому. Не заставляй меня пожалеть об этом.
Я не мигал, ожидая ответа. И он прозвучал – не вслух, а мысленно, четко и ясно, как тогда на балу: «Я с тобой. До конца.»
Я резко откинулся и, не глядя на нее, бросил в пространство:
– Артур, войди.
Юноша вернулся и уселся рядом с сестрой, инстинктивно ища в ней опору.
– Что нам делать? И как жить дальше? – спросил он, и в его голосе слышалась тревога.
– Живите, как прежде. Можете заниматься своим делом, оттачивая мастерство, но действуйте с умом и расчётом. Все мои текущие дела связаны с присутствием цесаревича. После его отъезда пообщаемся плотнее. Вам нужны деньги?
– Да, ваше сиятельство. Мы сильно поиздержались. А в доверие к местному обществу, как вы и приказывали, пока не вошли, – с кривой усмешкой признался Артур.
– Аслан! Кошелёк.
Аслан вошёл беззвучно, словно тень, и вручил мне матерчатый мешочек. Я достал пачку ассигнаций.
– Здесь две тысячи. На первое обустройство. Распоряжайтесь ими с умом – до следующей встречи пополнений не будет. Деньги с неба мне не падают. В идеале – жить на свои, честно заработанные, – я усмехнулся. – В случае чего, оставьте записку в условленном месте в гостинице. Рад был сотрудничеству.
Я вышел в дверь, которую Аслан придержал для меня. Паша, мой второй охранник, на прощание пристально, оценивающе посмотрел на брата с сестрой, прежде чем бесшумно закрыть дверь.
В наступившей тишине Артур сглотнул.
– Такое чувство, что в услужении у него не люди, а черти в человеческом обличии.
Зоя медленно выдохнула, и её шёпот был полон странного спокойствия:
– Не удивлюсь, если это окажется правдой.
Артур с явным испугом посмотрел на сестру.
* * *
– Куда, кама́ндэр? – спросил Аслан.
– Поехали к Ашоту.
Когда бы я ни приезжал к Ашоту, неизменно возникало ощущение, что он только и ждал моего появления.
– Здравствуй, дарагой! Очень рад тебя видеть! – его голос звучал тепло и хлебосольно. – Проходи, дарагой гость, всегда радость! Сначала поужинаем, потом гаварить будем.
Мы уселись за щедро накрытый стол. Я почувствовал волчий голод при виде изобилия блюд и дразнящего, согревающего душу запаха. И вспомнил про Пашу и Аслана, мотавшихся со мной весь день без отдыха.
– Не переживай, твоих людей накормят. Ешь спокойно, друг. Я обо всём позаботился, – Ашот посмотрел на меня понимающе, словно прочитав мои мысли.
– Тьфу ты, ещё один экстрасенс, – подумал я про себя.
– Как дела, Ашот? – спросил я, уже после ужина, осторожно прихлёбывая обжигающий кофе.
– Всё слава богу, – отозвался он. – Идут потихоньку. Но ты ведь не за этим приехал? – в его глазах мелькнула привычная лукавинка.
– Ты знаешь Худовердяна из Тифлиса? – спросил я, отбросив всякие предисловия.
Ашот замер на миг, затем с преувеличенной аккуратностью, почти церемонно, поставил чашку. Фарфоровое блюдце звякнуло, нарушая тишину. Лицо его стало каменной маской, но я успел поймать предательский вздрагивающий нерв в уголке глаза – тонкую паутинку трепета на смуглой коже.
– С чего ты вдруг спросил о нем? – откликнулся Ашот вопросом на вопрос, по старой, как мир, уловке.
– Ты слышал о покушении? О том, что меня ранили.
Ашот лишь медленно кивнул. Его молчание было красноречивее любых слов; он отступал в глухую оборону, выжидая.
– Мне достоверно известно, что один из стрелков нашел крышу у некоего торговца Худовердяна. Тот помог ему исчезнуть.
– Ты… уверен в этом, Пётр Алексеевич? – Ашот тяжело вдохнул, будто в комнате не хватало воздуха.
– Уверен без тени сомнения?
– Да, я его знаю. Давно. – Ашот отхлебнул из чашки, хотя кофе, должно быть, уже остыл. – У нас был… серьезный спор. Но мы нашли решение. У него своя доля, у меня – своя. Мы не пересекаемся. Что ты хочешь от меня?
– Ашот, с твоей помощью или без, Худовердян всё мне расскажет. Всё, что знает, и даже то, о чём боится подумать. Я не хочу прослыть среди вашего брата кровожадным мясником, но ты меня знаешь. Такое я не спускаю.
Ашот уставился в потёмки за окном, его пальцы бесцельно водили по краю стола. Я не мешал ему взвешивать мои слова на невидимых весах.
– Чем я могу помочь? – наконец, выдохнул он, и в этих словах прозвучала капитуляция.
– Дай ему понять. Напиши, что молчать и лгать мне – смерти подобно. Выложит всё, никто не пострадает. Ни он, ни его дело.
– Нрав у него скверный, жаден до звона монеты… но в делах честен, – Ашот нахмурился, говоря как о трудном, но ценимом деловом партнере. – Хорошо, я напишу. Но ручаться за его благоразумие не могу. – Он отвёл взгляд и тихо, как доверительную тайну, добавил: – У него, знаешь ли, четверо детей. Маленьких.
– Ашот, – мой голос упал до опасного шёпота, от которого он невольно съёжился. – Я не прощаю тех, кто поднимает на меня руку. Мой враг умрёт. А те, кто ему помогал, лягут рядом. Без скидок на семейное положение.
Ашот резко крикнул слугу, веля подать перо и бумагу. Нацарапав несколько строк, он сложил лист вчетверо и протянул мне. Кончики его пальцев подрагивали.
– Ты не спросишь, что я написал? – голос его сорвался.
– Зачем? Надеюсь, он человек умный и сумеет прочитать между твоих строк.
