Текст книги "Жвачка (СИ)"

Автор книги: Эдуард Ларин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Annotation

Посвящается ИПП! С днём рождения!

Ларин Эдуард

Ларин Эдуард

Жвачка

ЖВАЧКА

Рассказ.

1.

В старое доброе, если оценивать нынешними реалиями, советское время всяких "бабльгумов", жевательных резинок, в народе именуемых просто: жвачка – не было. Гудрон, заменявший её, жвачкой не считался. Жвачка, как и многие порождения капитализма была белой, как был белым создавший её человек. Она и предназначалась для тех белых, кому не комильфо было ковыряться в белых зубах спичкой, соломинкой или веточкой. Гудроном пользовались же исключительно чёрные люди и их дети. Не негры, а чёрные, даже если у них и была белая кожа, но у этих чёрных она темнела от солнца, пыли, прилипшей к поту, покрытая маслом от станков и двигателей, от угля и другой разной трудовой деятельности.

Кстати, туалетная бумага, тоже созданная за бугром, тоже была изначально белой, а не цветной. В СССР её употребляли тоже белые люди, а, поскольку, таких в той стране было мало, то и такого мягкого папиру тоже было не достать. Точнее всем не доставалось, а только некоторым оставалось. А то, что она в стране имеется, мало кто знал. Остальные обходились проще: черным шрифтом официальных газет. Мягкость бумаги определял и создавал каждый сам для себя: потерев бумажку руками. В газетах часто попадались большие парадные фото, так и малые непарадные как действующих, так и прошедших руководителей. В подтирании задниц этими лицами их обладатели, независимо от должности, привилегий не имели. Их личностью подтирали говно с задницы так же как лицами других людей, случайно или нет попавшим в колонки газет. Среди них были и передовики страны и, даже, иностранные руководители, которых занесло в великую страну. В сфере жопоподтирания всё-таки существовала демократия.

Сергей Иваныч, как называл его директор, а все остальные, в зависимости от близости отношений: просто Серёга, Сергей, Серый, Серёня, Серёжка, Серёнька и, почему-то, Сирень, вернулся из просторов Сибири со своей первой командировки. Задание было нетрудное, но ответственное. Почему-то все коллеги посчитали, что кроме Серёни такое задание выполнить не в силах. Они не только посчитали и убедили своего директора, но и руководителей предприятия, жаждавших представителей института.

Сергей совершил этот подвиг. В самом деле: пять часов на самолёте, шесть часов на поезде, семь часов в автобусе и сорок минут в кабине самосвала это разве не подвиг? Меньше суток! Довольный собой он собирался выйти из здания аэропорта, как первые, крупные капли дождя остановили его у стеклянных дверей. Через них было интересно наблюдать как скопище людей куривших, ждущих, жующих, грузивших, разгружавших, вспугнутыми тараканами разбежались и забились по разным щелям.

Сергей выглянул за дверь и посмотрел на небо. Оно было недовольно. Хмурилось тёмными облаками и это не предвещало ничего хорошего. В этот момент напротив него резко остановилось такси. Капли по крыше такси, начали стучать всё чаще и чаще. Этакая барабанная дробь, как в цирке, предупреждающая о сложности исполняемого трюка. Это уже был дождь, но ещё не ливень. Таксист выскочил из машины, распахнул двери. Пассажиры: сухонькие старичок со старушкой, вышли из "Волги" сами. Таксист подскочил к багажнику, открыл его и, с трудом, установил на асфальт огромный чемодан на колёсиках. Он хотел переместить его на тротуар, но его бывшие пассажиры заняли весь проём между багажником его машины и капотом стоящей за ним. Мешали своему чемодану водрузиться на тротуаре. Тут и хлынуло. Пока ещё невдалеке. Таксист, прощаясь, махнул рукой, как заправский казак, запрыгнул за руль и резво укатил.

Судя по чемодану, эти старички представляли страну из враждебного капиталистического окружения. Старичок схватился за ручку чемодана и потянул на себя. Суровый советский бордюр, не дал преодолеть себя нахрапом. К старичку присоединилась старушка. Всё решали секунды.

Стена дождя была в нескольких метрах от них. Сергей бросился к ним, обхватил чемодан обеими руками и, пятясь, внёс в здание аэропорта. Недоумевающие пенсионеры, так и держась за ручку, фактически, были втащены вовнутрь. Дедуля возмущённо посмотрел на Сергея, но его супруга дёрнула за руку и показала в раскрытую дверь.

Дедуля осознал, что был не прав и смущённо улыбнулся Сергею. Достал деньги, но понял, что простому человеку в СССР валюта не нужна и захлопал себя по карманам. Даже если бы дед предложил рубли, Серёжа бы отказался. Он помог им машинально, как бы поступил и любой советский человек. Ничего другого кроме паспорта и билета на самолёт тот у себя не обнаружил. Зато его жена, порывшись в сумочке, выудила не начатую продолговатую упаковку белого цвета. Она подмигнула ему, Серёге и что-то забормотала. Сергей, не понимая, что она хочет, понимающе улыбнулся. Она вложила упаковочку в его руку.

Согласно этикета, он должен был что-то ей ответить. Хотя его знание ограничивалось тремя заграничными языками, из них в голову приходило совсем не то, что он желал сказать. «Зиг хай» хоть и приветствие, но в Советском Союзе оно не приветствовалось. «Фейсом об тейбл» звучало загранично, но агрессивно. Поэтому он ответил скромно: «Пардон, силь ву пле дорогие гости» и помахал рукой в стиле раннего Брежнева.

Когда они ушли он рассмотрел подарок. Чёрная стрелка с белой на ней надписью "Сперминт". "В таком возрасте, а дрючатся!" Уважительно подумал об иноземцах Сергей.

Обладание иноземным гондоном возвысило его в собственных глазах. Теперь оставалось только придумать как эффектно подать его в своём окружении. Вариантов было много, но они были сложными и затратными. "Может вообще спросить Галю не хочет ли она испытать на себе иноземный презерватив?"

– Не хочешь ли попробовать это на себе? – Показал Сергей пачку «Сперминта» Гале.

– Лучше в себе! – Выхватила она пачечку у него из руки. – Клёво!

Ловким движением руки раскрыла её и достала одну пластинку, чем очень сильно удивила Сергея. Их оказалось больше чем один, как он думал. Да ещё такие тонкие! Развернула упаковочку, выудила из обёртки белую пластинку и начала жевать её!

– Спасибо Серёня! Давно так, не пробовала!

Он не понимал для чего жевать резинку, но Галя начала её надувать. Надувала до тех пор, пока та не лопнула.

– Зачем порвала? Как её теперь наденешь? – Обиделся Серёжа. Он успел расстегнуть ширинку, когда резиновый пузырь лопнул.

– Да ты отстой, друг мой! – Поняла Галя его движения. – Эта резинка для жевания, а не для желания! Сперминт не для выделения спермы! Но всё равно спасибо! – Она развернулась на высоких каблуках и, покачивая бёдрами пошла домой, а Серёга так и смотрел ей вслед с расстёгнутой ширинкой. Он понимал, что чего-то не понимает, но что? В чём подвох?

Вообще-то у её племянника Вити сегодня был день рождения. Перед Серёжиной командировкой она просила привезти из Сибири, какую-нибудь экстравагантную вещь для племянника, но Серёжа совершенно об этом забыл. Жвачка для одиннадцатилетнего пацана тоже сойдёт.

Её подарок оценил только Витя. Остальные родственники, собравшиеся на столь торжественный случай, подарили уже надутый мячик из резины, для штандера и вышибалы, кеды, страшный дефицит – только что появившуюся в продаже шариковую ручку и два запасных стержня, торт, три бутылки лимонада, которые запретили выносить во двор, два карандаша и ластик «Кохинур».

Взрослые были достаточно сильно расстроены из-за того, что Витя был рад только жвачке. Ему так не терпелось выйти во двор и продемонстрировать заморский подарок, что папа махнул рукой. Вите налили бокал лимонада, дали самый толстый кусок бисквитного торта с кремом и шоколадом на закуску. Сказали несколько тостов и отпустили восвояси. Как только он вышел из-за стола, мужчины женщинам разлили сладкий "Кагор", а себе водку.

То, что у Вити сегодня день рожденья, во дворе, если не все знали, то многие. Еле переваливаясь от выпитой полбутылки лимонада и куска торта Витя прошёл от подъезда к беседке. Пузырьки газа от лимонада пытались пробиться через монолит бисквита, но это не получалось. Поэтому в животе чувствовался какой-то неуют. В беседке собрались не только его друзья, но и мелкота. Всем было интересно, что подарили ему в этот год. Витя ожидал велосипед. На трёх, а потом двухколёсном кататься уже было стыдно. У этого велика даже шины не накачивались. Были сделаны из цельной резины. Всё-таки закончил начальную школу, а новый уровень образования требовал и велосипед другого уровня.

Пятиклассник – это не фигли-мигли. На большой, отцовский велик, он не тянул. Батя разрешал иногда под рамой педали покрутить, но не более чем на круг вокруг дома. «Школьник» был в самый раз, но «Школьника» не было. Хотя намёки о нём были всем поданы. Кто-то, когда сидели за столом на Первое мая, предложил даже скинуться на велик будущему пионеру. Но не скинулись. Витя уже был пионером, а это означало, что гроши на велик, родственники отсчитывать не будут. Начало пионерства оказалось не выгодным. А Витя, уже, об этом похвастался и дворовая ребятня жаждала если не первой ночи, то первого круга вокруг дома.

Когда все увидели Витю без подаренного велика, лица их ещё теплились надеждой, пополам с наступающим разочарованием. Ведь они, в ожидании, уже распределили очередь кто будет кататься на этом велике. Тон задавал лучший друг и однопартиец Толик. Поэтому никто не возражал, что он, в отличие от остальных, проедет вокруг дома целых пять раз. Толик не видел, но ощущал злорадство третьеклассника Гены, которому достался только один круг. Зато у Гены была настоящая рогатка, которую дал поносить старший брат.

2.

Дима, или как он представлялся незнакомцам – Дмитрий, с этой осени уже выходил на финишную прямую учёбы в школе. Десятый и окончательный. Во дворе он считался спортсменом. Занимался в велосекции. Он был высокий, худенький для других видов спорта самое то, но в школе выбор был не богат: велоспорт или гимнастика. Конечно он выбрал более престижный велоспорт. Название красивое и слов много чуждых и непонятных простым обывателям.

Например, что вы подумаете о таком: база, бонус, вагон, вилка, втулка, гит, караван, кривошип, ликвидатор, манетка, однотрубка, пелетон, пистон, спурт, сюрпляс? Но больше всего ему нравились два слова: гонка и гонщики.

О чём бы его не спросили, ответ начинался одинаково: "Мы, гонщики"..., а заканчивалось: "Спурт здесь не поможет"! Или "Попробуй возьми бонус"!

Это при том, что велик ему доставался редко. Если кто-то не пришёл на тренировку. А так была пара велосипедов для таких бедолаг как он, но двухтрубными: с камерами отдельными от шин. Тренер запрещал сидеть в ожидании велосипеда, поэтому они тупо бегали вокруг стадиона. Нарабатывали дыхалку.

Один раз Вове повезло. Тренер попросил перегнать его велик от шоссе к школе, так как он срочно куда-то уезжал. Велосипед "Спутник" был нечто. Ручки, как рога у барана закручены вниз, тормозные тросики напоминали усики жуков. А переключатель скоростей? Проехать на тренерском, была мечта любого, но счастье выпало Вове. Он единственный был без велика. Он не преминул этим воспользоваться и заехал во двор, чтобы все видели, на чём он гоняет.

Все засыпали его вопросами, на которые он, свысока, цедил ответы сквозь зубы. Некоторые наглецы просили прокатится, но получали молниеносный отлуп. В конце-концов он дождался своего. Увидев ажиотаж во дворе к ним подошла Люся. Тайная мечта его ночных снов. Она училась в параллельном. До девятого класса была ничем не примечательна, но теперь? Она, легко покачивая бёдрами, в сатиновом платьице, в котором нижние пуговицы были не застёгнуты и при ходьбе твёрдые бёдра сменяли друг друга, подошла к ним, наставив как пулемёты острые соски упругих грудей. Ребята, заметив её, расступились пропуская её к Вове. К такому развитию событий он был не готов, поэтому уши покраснели, а в горле пересохло.

– О! Вова! – Улыбнулась она припухлыми губами. – И что?

– Ну...это...вот... с-с-с тренировки... – Еле выговорил он, как будто раненый в самое нутро комиссар. Комиссаром он себя не ощущал, но раненым и, именно в нутро, точно был. Внутри становилось горячо. Но если не раненым, то наверняка ушибленным.

– Тренируйся! – Разрешила она и, повернувшись, пошла со двора. Её круглый, ехидно подмигивающий от ходьбы зад, влёк его за собой к невероятным приключениям уже прошедших снов. Когда она свернула за угол, наваждение спало. Он хотел лихо перекинуть ногу через раму, но зацепился рогаткой, торчавшей из кармана, за узкое сиденье велика. Грохнулись оба.

– Понятно? – Строго спросил он окруживших его пацанов, когда поднялся. Те, соглашаясь с ним, закивали, не понимая, что или в чём должно быть понятно.

Вова вынул рогатку из кармана и отдал младшему брату – Гене. – Владей пока!

Вроде вывернулся из непростой ситуации, поэтому поскорее постарался уехать со двора.

Резина на рогатке хоть и была медицинской, но плетёной. Никому, даже Вове не удавалось сильно оттянуть её, но и нескольких сантиметров хватало для того, чтобы камень, хоть и летел недалеко, но сильно. Поэтому рогатка выполняла декоративную роль. Это как кортики у военных моряков. Кортики были настоящими, но вряд ли нашёлся бы морской офицер, который знал, как им владеть в абордажном бою. Поэтому торчащая из кармана штанов рогатка, придавала Генке особый статус. Хотя бы выделяла его из других. Поэтому он, как и Толик сидел на столе в беседке, опираясь кедами на скамейку.

В беседку ввалился Витёк. Бисквит был жирный, через чур сладкий и, просто так жевать жвачку, только ради понтов не хотелось. Но понты требовали заменить не подаренный велосипед, на что-то не столь весомое, но более экзотическое, а заграничная жвачка, в таком случае была более, чем уместна. Витёк, поэтому, только и взял одну пластинку. Отдавать её, другим, самому не попробовав, было кощунством. Чтобы жевать самому требовались морально-волевые усилия. Для этого был необходим целый ритуал, разработанный, конечно, не Конфуцием, а самим Витей.

Толик и Генка раздвинулись в стороны, оставив, таким образом, место для триумвиратора. Витя, как обычно это делал, подпрыгнул, чтобы приземлиться задницей на стол. Но не тут-то было, бисквит настолько отяжелил Витю, хотя такие прыжки на стол для него были обыденностью, но он, в этот раз, пролетал мимо фанерной крышки стола. Помощь и Толика и Гены пришла вовремя. Они схватили его под мышки и втянули на стол. Не дали опозориться. После того, как мама объявила, что ему уже двенадцать он уже перестал считаться непонятно кем. Уже не малышня, но уже подросток.

Витя начал ритуал приобщения к заграничной редкости.

Достал пластинку. Показал всем, даже самым маленьким, что на ней нарисовано и написано. Даже настолько отважился, что некоторым, в знак особого уважения, дал подержать и понюхать. Кое-кому и такого приобщения к заграничной жизни стало достаточно и неинтересно.

Мелкие побежали играть в вышибалы. Магия заграничной чудесности на них не подействовала. Логика была первобытно проста: зачем жевать, если есть нельзя? Это же не гудрон! Витя с некоторой обидой, смешанной с раздражением, посмотрел на Толика и Генку. Шоу провалилось потому что массовый зритель свалил. Он развернул обёртку. Пластинка, как девушка в постели на шёлковых простынях, заждалась его и активности не проявляла.

– Дай мне! – Протянул руку к обёртке Толик.

– Маску, Медведей и две Каракумы! – Отдал её Витя.

– Замётано! Вечером занесу! – Принял сделку Толик. Он уже прикинул что за это у Борьки выменяет две Маски, две Белки, Красную шапочку и Галактику. Игра в фантики, в зависимости от самих фантиков делилась на высшую и низшие лиги. Все названные фантики предназначались только для высшей лиги.

Поскольку изображать процедуру торжественного жевания было не перед кем, а жевать впустую такую ценность не хотелось, Витя решил отложить ритуал жевания, но тут заметил приближавшегося к ним Мишку с соседнего двора. Тот шёл как по минному полю. Медленно и оглядываясь. Шастать в чужих дворах не запрещалось, но и не приветствовалось. Можно было и из рогатки схлопотать.

– У вас тут котов под рукой нет? – Смахнув пот со лба облегчённо спросил Мишка.

– А зачем тебе наши коты? – Подозрительно прищурился Толик.

– Для спаривания!

– А чего это? – Удивлённо спросил Генка. Ему это представилось как задачка по арифметике. Спаривать это как удваивать, только пары. Дважды два – четыре! Значит спаривание связано с арифметикой. Маленький урочек среди летних каникул? Бедный Мишка на каникулах ничего другого не нашёл, как заняться арифметикой!

– Деревня. Если не знаешь, значит мал, чтобы знать! – Пренебрежительно покосился в его сторону Миша. Он тоже не знал. Для того, чтобы узнать, подрядился кота найти для соседской кошки, у которой внезапно началась течка.

– Не... нечего на каникулах задачки решать...

– Мы тут жвачку жуём! – Глядя в сторону произнёс Витя. Это было сказано таким тоном словно эту американскую жвачку он вместо масла каждый день намазывает на хлеб.

Он открыл рот и положил пластинку на язык. Жвачка прилипла к нёбу. Пришлось языком сдвигать на зубы. Только после этого зачавкалось.

– Смотри! – Крикнул Генка и показал на забор. От этого крика жвачка чуть не проскользнула в горло Вити и он поперхнулся. Наглая усатая морда лениво передвигалась по заострённым планкам штакетника. Самоуспокоенность подвела кошатину. Её чуть на разорвали пополам мальчишечьи руки.

– А как понять, кошка или кот? – Философски спросил Толик и подмигнул Вите.

– Да это все знают! – Ответил Мишка. – Хвост кверху – кот. Вниз – кошка. Спасибо тебе Генка. Замолвлю за тебя словечко может и тебя допустят на спаривание.

Мишке этого тоже никто не обещал. Он поудобнее сжал лапки зверушки и поспешил в свой двор.

Жвачка особенного впечатления на Витю не произвела. Лучше, чем карамель, зато глотать нельзя.

– Ты так и будешь всю её жевать? – Возмутился Толик. – Тоже мне друг!

– На! – Нехотя, всю в слюнях, протянул комок резинки Витя.

– Пойду из рогатки постреляю! – Спрыгнул со стола Генка.

– А мне дашь? – Поскольку Витя лишился жвачки делать ему тоже было нечего, так у него ещё и день рождения. Должен же Генка уважуху проявить!.

– С какой радости? Ты жвачку жуёшь, а я из рогатки стреляю! – Вышел из беседки Гена.

Но тут из подъезда вывалили гости, которых провожали родители. Отец махнул рукой. Витёк неохотно слез со стола и заковылял к ним. Чуть было подзатыльник от отца не схлопотал за то, что сидел на столе.

– Пока Витьки нет, жуй! – Протянул вытянутую в полоску жвачку Толик. – А я пока постреляю из рогатки.

Гена не возражал и молча положил рогатку на стол. Чтобы Витька сразу не увидел как он жуёт несанкционную жвачку, он отошёл за кусты и начал усиленно перетирать её между зубов. Не знал, но жевал как умел. Но Витя вернулся гораздо быстрее, чем рассчитывали его однодворцы. В этот момент Толик пытался растянуть резинку рогатки, но у него не получалось.

– Ты проглотил? – Из-за спины оскорблённо крикнул ему Витя. Он планировал эту жвачку дожевать.

– Нет.

– А чего не жуёшь?

– Генке дал!

– А у меня чего не спросил? Тоже ты мне лучший друг! Он ещё не достоин мои жвачки жевать!

– Да... я ... это... хотел салют в честь твоего дня рождения устроить! – Не слишком быстро нашёл что ответить Толик.

– Молодец! Дай я сам! – Толик медленно протянул рогатку.

Не признаешься же другу, что натянуть, хоть как-то, резинку рогатки ни разу не удалось. Витёк поднял рогатку вверх и начал натягивать резинку. Чем сильнее он тянул, тем ниже опускалась рука. Силы в руках покинули его, пальцы разжались и камень полетел. Не вверх, не далеко, а в ближайшее окно на втором этаже. Громкий звон разбитого стекла доложил, что салют всё-таки состоялся. Витёк растерянно выронил рогатку, испуганно оглянулся и бросился наутёк вслед за Толиком.

Генка, услышав непривычные звуки, вышел из-за кустов посмотреть откуда они взялись. У беседки стоял невысокий, худощавый, чернявый с тёмными, грустными, большими глазами мужчина в рубашке с короткими рукавами. В руках он держал Генкину рогатку и внимательно рассматривал её.

– Твоя? – Встряхнул тот добычей.

– Моя! – Протянул к ней руку Генка.

– А зачем ты мне окно разбил?

– Я не разбивал.

– А зачем за кустами прятался?

– Я не прятался.

– Писал?

– Нет, жевал!

– Что жевал? – Не понял мужчина и посмотрел на Генку с подозрением. Вроде и не врёт, но что в кустах можно жевать? Да и зачем?

– Жвачку! Вот! – Генка постарался распахнуть рот посильнее, как на приёме у зубного врача.

Мужчина не постеснялся осмотреть ротовую полость. Потом задумчиво-растеряно посмотрел на Генку.

– Седьмой и двенадцатый кариес! Отец в наличие? – Генка кивнул. – Тогда пошли к нему.

– Пошли. – Идти пришлось недалеко, до дома напротив. Так вдвоём в квартиру и зашли.

– Пап! Ты дома? – Во весь голос заорал Генка.

– Чего орёшь? – Вышел с кухни папа со здоровым ножом в руке. Рубал капусту для щей.

– Ваш сын? Рогатка его? – Вместо приветствия спросил чернявый.

– Нет, не его, старшего, Вовки!

– Хорошая рогатка! – Похвалил её чернявый. – Только окно мне разбила.

– Когда?

– Только что!

– Тогда не Вовка. Они с матерью картошку окучивают! Малой не мог!

– Так он и мне не признался! Этот-то почему не мог? – Не понял чернявый.

– Вас как звать-то? А то разговор будет долгий, сядем на кухне чайку попьём! А ты Генка дуй на огород, окучивать помогай. Переодеться не забудь!

– Семён Абрамович! – Протянул руку с рогаткой для пожатия чернявый, но увидев её в руке, подал левую. Генкин отец невозмутимо пожал и её.

– А меня Пётр, можешь Петя. Пошли на кухню! – Пётр воткнул нож в ещё не оструганный капустный бок. – Чай будешь?

– Жарко же!

– А у меня холодный, на смородине заваренный. – Пётр достал чашки, литровую банку из холодильника и разлил в них ровно до золотистой каёмочки. Из пакета на столе достал два пряника. – Чай хоть и на ягодах, но не слишком сладкий! Давай за знакомство.

Они стукнулись чашками. Только после того, как первые глотки достигли желудка, Семён Абрамович понял, что от чая здесь только цвет, остальное или разведённый спирт или водка. Но запаха-то не было! Теперь он понял для чего пряник. Чайная церемония!

– Я что Генку с глаз сплавил? – Спросил не столько Семёна Абрамовича, сколько себя Пётр. – Не хочу чтобы он знал. Он эту рогатку натянуть не сможет. Здесь должен быть кто-то или постарше или покрупнее. Генк, ты не ушёл?

Генка давно бы ушёл, и переодеваться не надо было, но хотелось узнать о чём взрослые тереть будут... теперь он пожалел, что не ушёл, и придётся Толика заложить. Поэтому решил взять вину на себя, если дойдёт до допроса. Он прокрался в прихожую и буркнул.

– Ухожу!

– Ко мне! – Отец, а за ним и Семён Абрамович не постеснялись зайти в тесную прихожую. – Ты кому рогатку дал?

– Это я разбил! – Генка уставился на свои кеды.

– На сколько подзатыльников спорим что ты врёшь?

– Может на один? – Робко предложил Генка.

– Но от души! На! – Протянул рогатку отец. – Натягивай.

Как Гена не пытался резинка не удлинялась.

– Понял? Я её для Вовки сделал, а тебе ещё рано. Кому дал?

– Толику со второго подъезда.

– Этот шкет тоже не мог. Давай в позу!

Генка поставил левую ногу вперёд, руки согнул в локтях впереди себя, пальцы растопырил и доложил: К полёту в стратосферу готов!

– Пуск! – Негромко произнёс отец и двинул ладонью Генку по затылку.

Эта стратосфера, была не стратосфера. Но с метр Генка пролетел прямо в настенную вешалку. Он быстро выскочил за дверь, пробежал через двор и выплюнул надоевшую и принёсшую столько страданий, жвачку. Он выплюнул её на асфальт с таким гневом, словно собирался казнить, а всего-навсего отправил в изгнание.

Увидев такое воспитание Семён Абрамович как-то расхотел проводить дальнейшее расследование. Неизвестно в какое пространство отправится Толик.

– Не слишком ли строго? – Смущённо пробормотал он.

– Не слишком. Он может врать кому угодно: учителю, прокурору, начальнику, но не отцу. Я, считая, что он честен, начал бы биться за него, вот тебе это надо? Пошли на кухню! Я папаню Толика знаю, так что Абрамыч, разговор буду вести я!

– Почему? Моё же окно!

– Честь семьи задета! – Пётр посмотрел взглядом Вито Корлеоне из "Крёстного отца".

Они допили чай и пошли к отцу Толика, но пошли не на квартиру, а в гараж, хотя это был обыкновенный сарай, обитый крашеным железом и с двойной воротиной.

Выходной день – святое и Тимофей был в гараже. Чуть ли не треть гаража занимал верстак с огромными тисками, тиснутыми с завода. В них, как обычно, была зажата какая-то железяка, по которой тот скрежетал напильником.

– Тимофей! – Обратился к нему Пётр. – У нас проблема, нужна твоя помощь!

– Когда проблемы, все идут ко мне за помощью! – Откликнулся тот не прерывая работу.

– А Толик где?

– А он зачем? – Тимофей отложил напильник в сторону, одной тряпкой обтёр лицо, а второй руки.

– Пока что вышли на него, но я не думаю, что это он! Человеку окно разбил из моей рогатки, которую выменял на жвачку у Генки.

– А почему не он? – Как-то даже слегка обиделся за сына Тимофей.

– На! – Протянул ему рогатку Пётр.

Тот схватил со стола гайку и заложил её в кожаную пяту и прицелился в сарай напротив. По закону подлости гайка выбрала сучок в дощечке и выбила его. Ладно глухой стук дерева, но звон пустого стекла?

– Вот это да! – Пробормотал изумлённый Тимофей. – Я её еле натянул. Да, это не Толик. Он где-то тут на моём велике катается. Вот до чего буржуи докатились, через резинку нам вредят!

Размашистым шагом Тимофей вышел из гаража. Вернулся минут через десять. Сообщил, что оказывается у дружка и соседа Толика по парте Вити Хромова сегодня день рожденья. Вот жвачка – это подарок. Он дал пожевать жвачку, а Толик рогатку. Витёк, случайно разбил стекло. Они испугались и убежали.

– Что за Витька? – Поинтересовался Пётр.

– Да знаешь ты его! Кабанчик такой упитанный. Его мать с Украины, поэтому хлеб на сало мажет, а не наоборот! Хромов служил там, вот оттуда и привёз её. Пойдём к нему.

Прятался у оврага, но потом надоело. Комары, мухи ещё какая-то летающая и кусающая хрень! Витёк спрятался дома, благо что никого не было. Лимонаду попил, салатом, оставшимся, закусил. Послонялся без дела, захотел телевизор включить, но тут зазвонили. Он на цыпочках прошёл к двери и посмотрел в замочную скважину. Мало что увидел, но и этого ему хватило. Это были не ребята со двора. Ничего не видно, да и голоса бу-бу-бу. Громкие, уверенные и глухие.

Вернулся в комнату и залез под кровать. Поместиться там было сложно мешали и ящик с игрушками и армейский рюкзак отца, с которым Витёк ездит в пионерлагерь. Как-то расстроился. Ясно что за ним из-за разбитого стекла. Милиция. Вон их сколько, да ещё с Мухтаром. Собаки Витя не видел и не слышал. Но как же, милиция может прийти за ним без Мухтара? Рогатку он же бросил. Значит тот по следу милиционеров привёл. Отпраздновал день рожденья, выпил лимонада – в тюрьму! Что такое тюрьма он знал по фильмам. Ему казалось, что это что-то вроде пионерлагеря для взрослых. Кормят, поят, на прогулку выводят. Отбой, подъём. Разница небольшая, пионер руку наискось у лба держит, а арестованный за спиной. Он пустил горячую слезу и начал вспоминать фильмы где герои томились в тюрьме. Он стал подумывать о напильнике, но что-то заснул.

Мужики, втроём, как-то уместились на лавочке у подъезда и начали ждать Ивана Хромова. Тимофей, не успел выкурить и папиросу, как увидел его с женой Татьяной, идущими от автобусной остановки. Он первым встал с лавки, затушил папиросу о каблук и забил её этим каблуком в землю. За ним поднялись и остальные. Хромов заметил это и замедлил шаг, понятно, что по его душу. Вроде и лица знакомые. Это же Тимофей – отец Толика. Что-то случилось.

– У мужиков, тут дело ко мне! – Кивнул он жене на троицу. – Домой иди, посуду мой, ну и всё такое.

Татьяна ужиком проскочила между мужиками и вошла в подъезд.

– Что? – Посмотрел Иван на Тимофея.

– Вон! – Показал тот на разбитое окно на втором этаже.

– Мой?

– Твой. Но мы и себя ответственность не снимаем.

– Тогда сначала.

Семён начал скрупулёзно, шаг за шагом, рассказывать о предшествующих разбитию окна событиях с ним. Это было так нудно, что когда Семён добрался до момента открытия окна, Иван прервал его.

– Понятно, что ничего не понятно. Так мы ситуацию будем выяснять до второго пришествия. Без бутылки здесь не разберёмся. Ждите. – Он повернулся и вошёл в подъезд.

Дома его встретила встревоженная Татьяна.

– И шо?

– Ты не у себя в Николаеве. Сколько лет прошло, а ты всё шокаешь!

– Волнуюсь Ваня. А когда волнуюсь всякие чито – забываются. Серьёзное что-то?

– Догадайся с одного раза. Наш юбиляр соседу окно разбил.

– При Лоре?

– Повезло. Она сегодня на приёме. Но до её прихода надо успеть.

– А точно это Витенька?

– Хорошо, что ребята свои, с понятием. А то бы Лора поставила всех на уши, а там Витенька, не Витенька никого бы не интересовало. Ты посмотри как кабанчика откормила. Везде это сало! Скоро сало начнёшь в шоколад заворачивать!

– А как же без сала?

– Явится, запереть в туалете и до моего прихода не выпускать.

Иван взял глубокую эмалированную миску наложил в неё остатки порезанных огурцов, помидоров, немного варёной картошки и много сала. Посмотрел на початую бутылку водки на столе. Не слишком он со своим братцем сильно её уговаривали, но с открытой идти неудобно. Он достал из холодильника целую, засунул в карман брюк и вышел из квартиры.

3.

– В беседке беседовать неудобно. – Сообщил Хромов партнёрам по оконному делу, оглядев двор. – Может к тебе в гараж, а Тимофей?

Тимофей кивнул и все пошли к сараям.

Обсуждение ситуации прошло быстро. Водка моментально закончилась. Их же четверо. Что тут пить?

– Подведём итоги. – Тимофей, как хозяин выполнял роль спикера. – Мы с Петей идём на рынок. Там, где райпо шкуры принимает, по субботам, под навесом, стекольщик. За стекло рупь, да за работу тоже, а может наоборот. Ты Иван вынимаешь стекло, а Семён идёт в магазин.

– И что купить?

– Портвейном обмывать стекло... – Начал пояснять Пётр.

– Только водка. Она прозрачная и стекло прозрачно. А если твоя Лора увидит на стекле разводы портвейна?

– А давайте я пойду! – Сказал Иван. – А Семён пусть стекло вытаскивает. Оно у тебя на штапике или в замазке?

– Ребята вы правы. В магазин иду я! – Встрепенулся Семён. Что такое замазка он знал, а вот штапик?

Иван протянул два рубля Тимофею. – За стекло. – Потом осмотрел верстак. – Стамеску дай!

– На! – Протянул стамеску Тимофей и какой-то кулёк завёрнутый в коричневатую обёрточную бумагу. – Это замазка.

Тимофей и Пётр вышли со двора, пересекли улицу и пошли через другие дворы к рынку.