Текст книги "Тысяча дней и ночей (СИ)"

Автор книги: Эдуард Дроссель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

  Персидская империя Сасанидов процветала несколько веков. Официально считается, что в седьмом веке она ослабла в войнах с Византией и была завоёвана арабами, принесшими ислам. Последним Сасанидским шахом числится Йездигерд Третий.

  На самом деле это лишь часть правды и в действительности всё было не совсем так. Да, войны с Византией потрепали империю, но она и раньше много воевала, причём с переменным успехом. Со временем она всегда восстанавливала силы, и в этот раз восстановила бы, если б не одно событие, которое и обусловило крах Сасанидского Арьяншахра. Арабы пришли в страну, которая уже фактически не являлась целостным и дееспособным государством. И вовсе не Йездигерд Третий стал её последним царём и могильщиком. Ему наследовал ещё один шах, чьё имя вымарали из истории Ирана, потому что оно ассоциировалось с экзистенциальной катастрофой, с национальным позором и унижением. Даты жизни и правления Йездигерда Третьего искусственно продлили ещё на несколько лет и тем самым скрыли имя его злополучного преемника, похоронили так же, как он похоронил зороастрийскую державу.

  Имя этого государя – шах Рияр, и вот история его бесславного конца...

  * * *

  Правил в землях Хорасана царь из царей, который был милостив к бедным и благосклонен к подданным, и который одаривал из своих средств всех, кто пришёлся ему по нраву. Владыка Сасанид Йездигерд Третий обладал великой знатностью и к нему везли дары, диковины и подати со всех мест. И был у него сын Рияр, старший среди сыновей от жён и наложниц, более всех похожий на него, отчего шах любил его великой любовью, крепче которой на свете не бывает, и прочил его на престол после себя.

  К тому времени, как настал срок царю отойти в мир иной, войны с Румом забрали у него всех сыновей, кроме Рияра, которого шах не пускал на войну. Когда же к Йездигерду пришла Разлучительница собраний и Разрушительница наслаждений, молодой царевич занял трон.

  И оказалось, что грезить о власти и реально управлять государством – две больших разницы. Власть – это не весёлое развлечение, это тяжкая ноша и огромная ответственность. Только теперь шах Рияр по-настоящему понял, каково было его отцу и почему он так редко отдыхал. Если бы не визири и советники, молодой правитель не вынес бы груза, что взвалила ему на плечи судьба.

  Временами ему отчаянно хотелось убежать от этого груза и этой судьбы. Тогда шах решался на имитацию такого бегства – вырывался из душного многолюдного дворца, якобы на охоту, а затем пришпоривал скакуна, быстрого, словно ветер, и мчался на нём во весь опор, куда глаза глядят, оставляя позади недоумевающих слуг и воинскую дружину, и не слушая несущихся вслед криков. Лишь таким образом ему удавалось по-настоящему расслабиться и отдохнуть от государственных забот и от вечной дворцовой суеты, от назойливой челяди и вездесущих придворных. Несколько часов шах Рияр наслаждался одиночеством, ничего не делал, ничего не решал, ни с кем не виделся. Он забывал, что он царь, и представлял себя обычным человеком, на чьих плечах не покоится невыносимый монарший груз. Это позволяло шаху иначе взглянуть на мир и насладиться простыми радостями, недоступными именитым царям.

  В один из подобных дней шах Рияр гнал скакуна во всю прыть, покуда не начал замечать, что местность вокруг сделалась незнакомой. Оказывается, в этой части страны он ещё не был. Перед ним раскинулась живописная роща, подобная райскому саду. Она сулила тень и прохладу и в целом выглядела подходяще для уединения и отдыха.

  Осадив скакуна, шах Рияр неспешно въехал в рощу. Шелест листвы и приятный ветерок умиротворяюще действовали на душу и разум, птичий щебет ласкал слух.

  В глубине рощи шах приметил поляну, подобную одному из лугов рая. Бьющий родник давал начало весело журчащему ручью. Можно было умыться, утолить жажду и напоить коня.

  Но прежде, чем всадник и жеребец достигли поляны, небеса на миг потемнели и на землю из недосягаемых высей низринулась тёмная фигура, окутанная клубами дыма и языками пламени. Конь беспокойно захрапел, вырывая поводья из рук. Шах Рияр спешился, оставил испуганное животное за деревьями, а сам осторожно подкрался поближе, чтобы лучше разглядеть сие диво.

  И увидел он мрачного и мерзкого джинна с головой в облаках и ногами на земле. Голова его была как купол, руки как вилы, ноги как мачты, рот подобен пещере, зубы точно камни, ноздри как трубы, а глаза как два светильника. Одна его губа была как одеяло, другая как башмак. И едва шах увидел этакую страсть, у него затряслись поджилки, застучали зубы и высохла слюна. Первым его порывом было бежать без оглядки, но вскоре он одумался и взял себя в руки. Хоть поблизости и не было свидетелей, шах Рияр счёл, что негоже ему, владыке могущественной империи, бежать от чего бы то ни было и позорить своё имя. Всевышний Ахурамазда свидетель, он всё видит и за всё спросит. За трусость всегда воздаётся, особенно царям.

  Тем не менее, на какой-то миг в глазах у Рияра помутилось, он перестал видеть перед собой и не сразу заметил на плечах у джинна поклажу. Огненный демон опустил ношу на землю и это оказался прочный сундук, обитый серебром и запертый на тяжёлый замок.

  Присмотрелся шах и показалось ему, что сундук слегка потряхивает, будто кто-то внутри хочет выбраться.

  – Клянусь великим Ахурамаздой, милостивым и милосердным! – проревел джинн, обращаясь к тому, кто был заперт в сундуке. – Поистине мы принадлежим ему и к нему возвращаемся! Скверная женщина, ты просидишь там до тех пор, покуда тишина не принесёт мне отдохновения и не вернёт те силы, что ты у меня отняла. Угомонись же, проклятая! Милость непременно будет, если захочет всемогущий Ахурамазда. Смирись и восхвали творца, да будет он превознесён и прославлен!

  Джинн изо всех сил старался выглядеть сурово и непреклонно, вот только это ему плохо удавалось. Он явно от чего-то страдал и было неясно, от чего именно. Наконец, не выдержав, он громко застонал, отпер сундук и помог выбраться из него женщине, которая тотчас же распростёрлась у его ног.

  – Нет мощи и силы ни у кого, кроме Ахурамазды! Заклинаю тебя всевышним, о мой господин, мой возлюбленный, о прохлада моих глаз и услада чресел! Пощади меня и пощадит тебя Ахурамазда...

  Взглянув на женщину, шах Рияр увидел образ, который сваяла рука всемогущества и воспитала рука вышней заботливости, и овевали ветры удачи, и встретило при рождении счастливое сочетание звёзд.

  – Не старайся меня разжалобить, проклятая! – прорычал джинн. – На меня больше не действуют твои сладкие речи. Стоило тебе появиться в моей жизни, и не стало мне от тебя никакого покоя и нет с тобой никакого сладу. Клянусь Ахурамаздой, сейчас я отдохну на этой поляне, а затем упрячу тебя обратно в сундук и утоплю в море.

  Женщина в отчаянии заломила руки.

  – Горе мне, горе! Не иначе Ангроманью украсил в твоих мыслях это дело. А ведь сказано, что исполнится лишь то, что угодно Ахурамазде, великому, славному, тому, кто превыше всего.

  Джинн не внимал её мольбам.

  – Лживая ядовитая змея! Не ты ли замыслила извести мою душу? Сколько ещё мне терпеть эти мучения?

  Так они спорили ещё какое-то время и постепенно речь джинна смягчалась, а его упрямство оказалось поколеблено. Измученный усталостью демон повалился на траву, отчего содрогнулась земля, и положил голову к женщине на колени.

  – Прямо здесь и сейчас я собираюсь вздремнуть, о ехидна, и горе тебе, если ты меня потревожишь. Я покараю тебя, как Саиф аль Мулук воздал Далиле и Джамиле.

  – А как это случилось, о мой повелитель? – спросила женщина.

  – С чего я должен тебе отвечать, шайтанка? Помалкивай и не тревожь меня.

  – Слушаю и повинуюсь, мой господин.

  Женщина приникла губами к уху джинна и зашептала слова, которых шах Рияр не понял, но после которых демон обмяк и раскатисто захрапел. Затем, мгновенно преобразившись, женщина метнула взгляд, полный торжествующего превосходства, в сторону шаха.

  – Эй ты там, сейчас же выходи, не то я разбужу джинна и он погубит тебя ужаснейшей смертью!

  Повелителю Арьяншахра ничего не оставалось, как подчиниться. С опаской косясь на храпящего джинна, он подошёл и вблизи женщина показалась ему ещё краше. Из одежды на ней был лишь шёлковый мосульский изар и расшитые туфли, отороченные золотым шитьём, с развевающимися лентами. Женщина была юна годами, нежна очертаниями и совершенна по качествам. Её щёки были как анемоны, а рот как сулейманова печать, и алые губки как коралл, и зубки как стройно нанизанный жемчуг, и шея как у газели, и грудь словно мраморный бассейн с сосками точно пара спелых гранат, и ровный живот, и пупок, вмещающий унцию орехового масла.

  Когда шах Рияр увидел всё это, его ум улетел от радости и он позабыл про своих людей и про своё царство.

  – Кто ты и зачем следишь за мной? – строго спросила женщина.

  Шах Рияр поклонился ей и назвался вымышленным именем, опасаясь для себя вреда, если женщина узнает, кто он на самом деле.

  – Госпожа, я отбился от купеческого каравана, так как впервые оказался в Хорасане и совсем не знаю этой страны. Конь принёс меня в эту рощу и я хотел отдохнуть здесь, когда увидел... это.

  Женщина ласково улыбнулась ему и жестом пригласила сесть рядом.

  – «Это» носит имя Сахр-джинн, он родной брат Джирджиса ибн Раджимуса, владыки царей ифритов. А я бедная Дундун, дочь марида Маймуна ибн Дамдама, ставшая женой этого чудовища против своей воли...

  Дундун говорила на пехлеви то ли с арабским, то ли с курдским акцентом и произносила все имена на арабский лад. Услышав её слова, шах Рияр потянул из ножен меч.

  – Позволь, я отрублю демону голову и освобожу тебя...

  – Глупец! – женщина удержала Рияра. – Обычное оружие не навредит джинну, а другого у тебя нет. Ты добьёшься лишь того, что проклятый проснётся и тогда беда нам обоим. Давай лучше посидим вместе, пока он спит. Достань из сундука снедь и подкрепимся.

  Шах Рияр покосился на джинна.

  – Госпожа, может, не прямо здесь? Давай отойдём в сторонку. Ведь если порождение Ангроманью проснётся...

  – Не проснётся, – заверила его Дундун.

  Разувшись, она ткнула босой ногой в морду джинна. Тот ухватил толстыми губами её пальчики и зачмокал во сне как младенец.

  – Видишь?

  Тогда Рияр достал из сундука бухарский ковёр, расстелил его и разложил на нём кувшины с вином, прохладительными напитками и щербетом, и сосуды для питья – золотые, серебряные и хрустальные, – а ещё сирийские яблоки, туркестанскую айву, персики из Омана, дамасские кувшинки, осенние огурцы, египетские лимоны, султанийские апельсины, гранаты и душистый шиповник, и с ними плетёные пирожные, начиненные мускусом, пастилу, пряники с имбирем, марципаны, гребешки Зейнаб, мясо в уксусе, запеченные тыквы в пчелином меду и жареных цыплят, начиненных фисташками.

  Во время трапезы Дундун призналась:

  – Если б ты только знал, господин, как мне противен этот дьявол!

  – Госпожа, – сказал шах Рияр, – если ты мне подскажешь, как можно погубить проклятого, я с радостью и удовольствием избавлю тебя от него.

  – Благородный путник, дело это не из лёгких, – отвечала Дундун. – Огненный меч, которым можно зарубить джинна, хранится в пещере Сезама, последнего и самого могущественного из магрибинских колдунов. Никто не знает, где она находится. Умерев, колдун унёс свои секреты на тот свет. Множество смельчаков пыталось найти пещеру Сезама, но ни один не вернулся живым. По слухам, пролить свет на местоположение пещеры могла бы старуха Хайят ан-Нухуз, которая прислуживала колдуну и была посвящена во многие тайны, да вот беда, она от старости совсем выжила из ума, никого не узнаёт, заговаривается и ходит под себя как младенец. Так что этот вариант отпадает... Но знаешь, господин, не нужно жертвовать ради меня своей жизнью, мне ведь не так плохо, как могло бы быть, ибо джинн от меня без ума, а влюблённость делает мужчин совершенно беспомощными и покорными. На первый взгляд кажется, что я раба джинна, но на самом деле это он моя игрушка, которой я верчу как хочу.

  Подивился шах Рияр находчивости Дундун, не побоявшейся играть в кошки-мышки с самим джинном, врагом Ахурамазды, порождением Ангроманью.

  Какое-то время Рияр и Дундун ели, пили, болтали и веселились. И если поначалу соседство со спящим джинном беспокоило шаха, то чем больше он хмелел, тем меньше думал о чём-то, кроме прелестей Дундун. Ему не было так легко и хорошо со времён беззаботной юности, когда он ещё не восседал на троне.

  Вино разгорячило Рияра и Дундун, а хмель приглушил стыдливость. Оба притворно попеняли на припекавшее солнце и решительно сбросили с себя одежду. Зебб шаха тотчас пришёл в неистовство, фардж Дундун раскрылся ему навстречу, оба бросились друг другу в объятия и между ними случилось то, что обычно случается между мужчиной и женщиной в подобных обстоятельствах.

  Переводя дух после бурного соития и ероша пальцами густые кудри Дундун, шах Рияр спросил:

  – Ответь, госпожа, разве не опасно рисковать и играть с шайтаном? Не разумнее было бы сбежать от него и не тратить жизнь понапрасну?

  Дундун печально покачала головой.

  – Не думай, что я не пыталась, господин. Поверь, я многое перепробовала, чтобы сорвать нашу свадьбу. Сперва я обратилась ласточкой и улетела, но злодей превратился в коршуна, догнал меня и сбил на землю. Тогда я рассыпалась по двору пригоршней пшена, но джинн стал петухом и принялся склёвывать зёрнышко за зёрнышком. Я стала карасём и метнулась в реку, но шайтан стал зубастой щукой и бросился за мной... Так он везде преследовал меня и что бы я ни делала, мне нигде не было спасенья.

  Чувствуя в душе блаженство, какого не испытывал от близости с невольницами и наложницами, шах Рияр влюблённо приник к груди Дундун, чувствуя непреодолимую тягу к этой женщине. Дундун ласково провела ладонью по его лицу и с жалостью произнесла:

  – Ты путешествуешь по священной земле Хорасана, мой господин, а слышал ли ты печальную историю здешнего правителя, шаха Рияра?

  Мгновенно напрягшись, шах постарался придать голосу беззаботные интонации.

  – Нет, госпожа, не слышал. А что особенного в этом Рияре?

  – Когда его младший брат Земан возмужал, шах поставил его правителем Самарканда и женил на Зубейде Будур, дочери шаха Рамана, правителя одной далёкой страны. И однажды шах Земан поехал на охоту, а по пути вспомнил, что забыл кое-что во дворце. Он вернулся и застал неверную жену в объятиях раба, после чего прикончил обоих, приехал к Рияру и горестно посетовал на то, что измена кроется в природе всех женщин. Шах ему не поверил, доказывая, что его-то жена ему точно верна. Тогда, по наущению Земана, они сделали вид, будто уезжают куда-то, а сами спрятались во дворце. И что же ты думаешь? В отсутствие повелителя царица оказалась вовсе не против утех с рабами, подтверждая обвинения Земана...

  Дундун опустила взгляд, её пушистые ресницы затрепетали.

  – И вот, господин, мы с тобой только что наставили рога моему мужу, и ты можешь подумать, что все женщины и впрямь распутны...

  Постыдные и омерзительные сцены против воли всплыли в памяти шаха. Его сердце словно заледенело и окаменело, настроение испортилось, а хмель выветрился. Находиться в обществе Дундун стало неприятно. Царь молча встал и оделся.

  – Боюсь, госпожа, я не могу и дальше злоупотреблять твоим гостеприимством. Караванщики наверняка уже хватились меня и теперь ищут по округе. Не хватало ещё, чтобы они забрели в рощу и увидели джинна. Прощай.

  Глядя вслед поникшему шаху, Дундун произнесла так, чтобы он не услышал:

  – Ступай, ступай, владыка Сасанид Рияр. Жду не дождусь нашей следующей встречи. Ты слаб, хотя изо всех сил стараешься выглядеть сильным... Игра с тобой не доставит мне удовольствия, но я всё же поиграю. Клянусь, мою душу не озарит радость, пока Арьяншахр не будет лежать в руинах, среди которых кричат вороны и совы и пируют стервятники и шакалы...

  Джинн сонно зашевелился, Дундун опомнилась, задрала ему одежды и принялась ласкать непроизвольно набухшее во сне достоинство.

  – О проклятая, с кем ты только что говорила? – заворчал спросонья огненный демон.

  – Ни с кем, мой прекрасный возлюбленный. Твой огромный зебб распалил мои чресла, я не удержалась и несколько раз ублажила себя, пока ты спал. Вот, потрогай мой фардж. Ты же знаешь женщин, мы кричим в постели, когда нам хорошо. Вот и я, скача на тебе верхом, возблагодарила всевышнего за то, что послал мне столь могучего и ненасытного мужа. О повелитель, я уже не в состоянии подняться, ноги не держат меня, а тебе всё мало, твой зебб до сих пор торчит как корабельная сосна.

  – Коварная, твои сладкие речи не очаруют меня... – начал было Сахр-джинн, но Дундун пересела ему на лицо, и едва демон ощутил её телесные соки, как кровь в нём взыграла, он повалил женщину и овладевал ею до тех пор, пока её глаза не закатились и она не лишилась чувств от невыносимого удовольствия.

  А шах Рияр вернулся к своим людям мрачнее тучи.

  – Государь! – бросились ему навстречу слуги и вельможи. – Где вы пропадали? Шатры уже давно разбиты, танцовщицы и музыканты готовы вас развлекать, егеря с гончими обнаружили неподалёку оленя...

  – К Ангроманью вашу охоту и ваши развлечения! – гневно воскликнул шах. – Я возвращаюсь во дворец!

  Он ни словом не упомянул о пережитом диве, молча пришпорил коня и поскакал к Хорасанской столице. Переполошившиеся слуги торопливо убирали шатры и складывали вещи, недоумённо переглядываясь и не понимая, какая муха укусила царя. А тот вернулся во дворец и сразу же созвал диван. Встревоженные визири и советники расселись у подножия престола, готовые внимать повелителю. Здесь же присутствовали зороастрийские жрецы, астрологи и звездочёты, без которых не принималось ни одно государственное решение.

  Помолчав и собравшись с мыслями, шах Рияр заговорил.

  – С прискорбием сообщаю вам, что я недоволен. Моё недовольство вызвано не кем-то одним из вас, меня разочаровали вы все. Прекрасно зная о нашей с братом общей беде, вы до сих пор не удосужились ничего предпринять. И поскольку я не дождался от вас никакой реакции, мне остаётся взять это дело в свои руки, так что теперь не обессудьте. Я тщательно всё обдумал и окончательно укрепился в своих мыслях. Никто и ничто не заставит меня отступиться от замысла. Всякого, кто не внемлет мне, я начну воспринимать как личного врага и без промедления предам казни, а весь его род разорю и пущу по миру...

  Напуганные угрозами шаха, визири и советники переглядывались, не понимая, о чём говорит повелитель. Какой брат, какая беда, какие последствия? Опасаясь гнева царя, никто не решался требовать от владыки объяснений.

  – Нет сомнений, – продолжал Рияр, – что все женщины скверны, порочны и лживы. Я лично и не единожды в этом убеждался, и более не могу с этим мириться. Проклятое бабьё должно поплатиться за свои грехи! Отцы и матери стараются внушать дочерям добродетели, но от рождения грязным созданиям не идёт впрок никакая наука. Ни на земле, ни на небесах нет законов, которые заставили бы меня и дальше терпеть бабскую мерзость, а буде таковые законы найдутся, я их отменяю!

  Шах Рияр возвысил голос.

  – Вот как теперь будет. Я ежедневно буду брать себе новую жену, буду проводить с нею время, а затем буду казнить! И это будет продолжаться до тех пор, пока женщины не возьмутся за ум, не раскаются и не исправятся.

  Услышав это, придворные пришли в ужас и зароптали. Со своего места вскочили жрецы.

  – Зло, великое зло ты замыслил, государь! Твоя идея угодна не господу Ахурамазде, а его проклятому антиподу Ангроманью. Остерегись, ибо ты ступаешь на его стезю, на которой тебя не ждёт ничего, кроме погибели.

  Но царь отказался внимать пророчествам звездочётов.

  – Как смеете вы меня поучать, что угодно, а что нет господу Ахурамазде? Вам-то откуда это знать, жалкие слепцы? Не у вас ли под носом происходило великое непотребство, так что же вы со всеми вашими звёздами его не предсказали и не раскрыли?

  Никто не понимал сути обвинений шаха. Какое непотребство, что именно не предсказали астрологи, чего не раскрыли?

  – Повелитель! – взмолились сановники. – Одумайся. Твоё решение поспешно и необоснованно, из-за него нашу страну охватят великие бедствия...

  – Глупцы! – вскричал шах Рияр, изумляясь тугоумию придворных. – Искоренение скверны и порока вы называете бедствием? Да вы с ума посходили! Прочь с моих глаз, коварные лизоблюды! Не желаю слышать никаких возражений! Мерзкое отродье шакалов, небось готовы сговориться против меня?

  Верховный жрец осмелился на последнюю попытку образумить шаха.

  – Владыка, говори про нас что угодно, только не гневи небес неправедными деяниями! Ибо за всё воздастся...

  – Если господь Ахурамазда решит, что я не прав, пусть даст мне знак, затмив небесный огонь Митры средь бела дня. Лишь тогда я пойду на попятный, а до тех пор не просите меня отказаться от задуманного, я ни за что не отступлюсь.

  И стало так, как повелел царь. Каждый день ему приводили новую невесту, он проводил с нею время, наслаждался её молодостью и свежестью, а вечером призывал палача Масрура и тот отсекал несостоявшейся царице голову.

  Когда все убедились в том, что намерения царя серьёзны, страну охватил стон и плач. Люди не понимали, что происходит и за что шах взъелся на женщин. Отцы начали прятать и увозить своих дочерей в глушь и в другие страны. И в знатных и в бедняцких семьях стали гнать в шею сватов и давать от ворот поворот женихам, подозревая в них соглядатаев царя, рыскающих по домам в поисках новых жертв.

  А у шаха был главный визирь – один из величайших людей своего времени, который вёл достойную жизнь, так что людские сердца объединялись в любви и уважении к нему, все единодушно с ним советовались и молились о его долгой жизни, ибо видели в нём олицетворение добра и справедливости, посрамляющее зло и вред. И однажды наступил день, когда визирю доложили, что новых невест для царя не найдено. В крайней печали проследовал визирь к государю и пал к его ногам. Услышав, что в огромной империи совершенно не осталось пригодных для замужества дев, шах Рияр исполнился ярости и мир исчез для него.

  – О собака среди визирей! – вскричал он, гневно толкая вельможу ногой. – Горе тебе, о зловоннейший! Вон, нечестивый! Ступай прочь, не то я поселю тебя во прахе! Как смеешь ты являться ко мне и лживо утверждать, будто для меня больше нет невесты? Разве матки персидских, мидийских, парфянских, арабских, сирийских, курдских, египетских, пуштунских, армянских и бактрийских женщин ссохлись и перестали рожать? Презреннейший, грязнейший и ничтожнейший из рабов, если по истечении трёх дней ты не приведёшь мне жену, я непременно повешу на воротах дворца тебя и сорок твоих родственников! Убирайся долой с моих глаз!

  Умный, сведущий в делах и управлении визирь был растерян и не знал, что ему делать. Впервые он наблюдал подобную вспышку гнева у своего шаха. Государь словно помешался на женщинах и их пресловутой вине, придумал себе какую-то жену, какого-то брата... Что-то явно с ним произошло в тот роковой день на несостоявшейся охоте. Царя словно подменили. Из города выехал один человек, вернулся другой. Но как проверить, не заболел ли владыка? Опасаясь покушения, шах Рияр перестал пускать к себе дворцовых лекарей. Он сделался подозрительным, не доверяет придворным, подозревает каждого в мнимых грехах... А сколько семей оскорблено и унижено бессмысленными казнями их дочерей, сестёр и племянниц? Удивительно, как никто до сих пор не вспомнил про обычай кровной мести и не сплёл против государя заговор...

  Подобные мысли ворошились в голове визиря, когда он вернулся к себе домой. Там его встретили бардак, шум и гам. Жёны, служанки и наложницы метались по покоям как угорелые, стенали, вопили и причитали. Одна из рабынь каталась по полу и визжала от боли, из её глаз текла кровь.

  Вспомнив, что в собственном доме он пока что хозяин, визирь строго прикрикнул на женщин, заставил их замолкнуть и угомониться. К нему подошла старшая жена, госпожа Марджана.

  – Полюбуйся! – недовольно произнесла она, указывая на рабыню с выколотыми глазами, которую слуги спешно уносили прочь. – Вот что твоя доченька учудила на сей раз. А ты балуй её, дорогой, балуй и дальше, может она и остальных домочадцев однажды покалечит. А что такого? Любимая же дочурка, ей всё можно. Клянусь всевышним, если б это было в моей власти, я бы прямо сейчас спровадила куда-нибудь чертовку! Да кто возьмёт в жёны такое наказанье...

  – Иди, пригласи к рабыне лекаря. – Визирь поспешил отделаться от капризной и вечно всем недовольной Марджаны и проследовал в покои дочери. Мысли в голове отчего-то вдруг потекли вяло и нехотя, словно густая и вязкая патока. Дочь... В его доме взрослая дочь, которой и в самом деле давно пора замуж. Решение напрашивалось само собой. Как же поступить? Принести дитя в жертву царской прихоти или взойти на виселицу? Поступить как отец или как государственный чиновник? До сих пор существование дочери удавалось скрыть от царя, но что если кто-нибудь ему донесёт, чтобы выслужиться? Шах ведь тогда не ограничится сорока родственниками, в гневе он способен извести весь род визиря под корень...

  Покои дочери были единственным местом, где царила тишь да гладь да божья благодать. Посреди небольшого бассейна журчал фонтан. Возле него, почти утонув в мягких подушках, возлежала стройная молодая дева и листала какую-то книгу. До книг, до сказочных и поучительных историй она была охоча куда больше, чем до рукоделия и прочих женских обязанностей.

  – Дочь... – Визирь запнулся, не зная, как сказать то, что должен был сказать.

  Девица легко вскочила на ноги, склонилась перед отцом и поцеловала ему руку.

  – Достопочтенный отец, ваша любимая Шакр-Зейда вся внимание.

  – Шакр-Зейда... – Голос визиря окреп и обрёл уверенность. – Чем ты сегодня отличилась, малышка? Зачем сотворила такое с бедной рабыней?

  Затрепетав ресницами, Шакр-Зейда беспечно махнула рукой.

  – В одной из книг мне попалась фраза: «Написано иглами в уголках глаза». Я захотела узнать, каково это – писать иглами в уголках чьих-то глаз. Взяла иглу, которой старая мымра Марджана вышивала ковёр, подошла к рабыне и... Это всего лишь рабыня, отец. Пусть массирует ноги госпоже, для этого глаза не нужны.

  – Не называй мою старшую жену «мымрой»! – Визирь замахнулся, делая вид, что хочет отшлёпать Шакр-Зейду, но тут же невесело усмехнулся и обнял дочь. – Она советует мне поскорее выдать тебя замуж. Говорит, с тобой одно наказанье...

  – Как и все старухи, ваша первая жена стала ведьмой, отец. Говорю вам, она мне завидует. Поглядите, какой умницей и красавицей я выросла! А ведьма Марджана так и не подарила вам жизнеспособного наследника. Это её давно пора выгнать из дому, а не меня...

  Опомнившись, Шакр-Зейда вырвалась из объятий визиря и внимательно вгляделась в его лицо.

  – О всевышний, что я говорю! Отец, вы сам не свой. Неужели случилась беда?

  Не смог визирь скрыть правду от любимой дочери и всё ей рассказал.

  – Если через три дня не приведу к шаху новую жену, он казнит всю нашу семью...

  – Незачем ждать три дня! – решительно заявила Шакр-Зейда. – Отец, отведите меня к государю завтра же. Клянусь единым всемогущим господом, что на небесах, я заставлю шаха Рияра прекратить ежедневные казни.

  – Как ты это сделаешь, дочка? – Визирь не выдержал и залился слезами. – Ты погубишь себя да и мы потом всё равно погибнем. Воистину, словно сам Ангроманью вселился в царя. Тёмные времена настали для Арьяншахра. Оставь свою затею, девочка, лучше я тайком вывезу тебя из страны и спрячу у румийцев или в далёком Магрибе...

  Шакр-Зейда присела рядом с визирем и нежно его обняла.

  – Нет, отец, это не вариант. Послушайте меня и ни о чём не беспокойтесь. Доверьтесь любимой малышке.

  Когда визирь услышал это, его плечи распрямились и грудь расправилась, дыхание стало ровным, а вид уверенным и невозмутимым, как положено государственному мужу.

  – Да будет так, Шакр-Зейда. Вверяю наши души всевышнему.

  На следующий день визирь снова предстал перед царём.

  – Долгих тебе лет, владыка. Твоё повеление исполнено, невеста ожидает тебя.

  Шах Рияр недоверчиво поднял бровь.

  – Что это? Ещё вчера во всей империи не осталось ни одной девы, а сегодня ты приносишь мне благую весть? Не обман ли ты замыслил, лукавый чинуша? Хочешь выслужиться и подсунуть мне вдову или невольницу?

  Поклонился визирь.

  – Не гневись, государь. Дав тебе вчера поспешный ответ, я не принял во внимание свою старшую дочь, Шакр-Зейду. Она у меня девушка умная, прилежная, прекрасная во всех отношениях. Прости за то, что я, ничтожный, осмеливаюсь предлагать её тебе в жёны.

  Нахмурился шах.

  – Почему я впервые слышу про твою дочь?

  На это визирь не знал, что ответить.

  – Вероятно, владыка, прежде не было повода говорить тебе о ней. Зачем мне, недостойному, посвящать государя в свои семейные дела?

  – Хорошо, – махнул рукой царь. – Давай сюда свою дочь.

  А Шакр-Зейда уже ожидала за дверями. Перед тем прислужницы надушили, окурили и умастили её, убрали ей волосы, надели на неё украшения и одежды, достойные царицы – один единственный камушек в ожерелье стоил богатств, каких не имел и румийский кесарь. Дочь визиря стала похожа на небесную гурию. Когда она вошла в окружении служанок, то была среди них подобна луне среди звёзд.

  Увидел шах, что дочь его главного визиря высока ростом, с выпуклой грудью, красивая, прелестная, блистательная и совершенная, стройная и соразмерная, с гладким лбом и румяным ликом, и с глазами, напоминающими серн и газелей, и бровями, подобными изгибу новой луны. От удивления царь даже привстал с трона. Подобных женщин у него ещё не было, если не считать таинственной маридки Дундун. Шакр-Зейда была подобна драгоценной жемчужине, способной изгнать из сердца горе, заботы и печали, она была той, чьи речи утоляют скорбь и делают умного и рассудительного безумцем. Благородная обликом и нежным цветом кожи, Шакр-Зейда светила улыбкой в ночи своих чёрных густых локонов, и эта улыбка сулила будущему мужу неземное блаженство.

  Руки царя сами потянулись, чтобы откинуть с лица невесты полупрозрачную шёлковую чадру, однако Шакр-Зейда настойчиво отстранилась.

  – Не раньше, чем мы будем соединены перед людьми и небесами вечным союзом, мой повелитель.

  Голос невесты показался шаху смутно знакомым, только он не придал этому значения, уже предвкушая все утехи, которыми насладится сегодня с молодой женой.