Текст книги "Зверь медный, зверь золотой (СИ)"
Автор книги: Эдуард Дроссель
Жанры:
Прочая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Давным-давно, в далёком-предалёком царстве жил да был прославленный витязь, могучий, храбрый и привлекательный, услада дамских глаз и сердец, преисполненный доблести, благородства и прочих достоинств. Оседлал он однажды верного своего скакуна и отправился за тридевять земель совершать великие подвиги во имя своенравной красы-царевны, которая неожиданно ему приглянулась.
– Я вручу свои руку и сердце лишь тому, – заявила царевна толпе своих воздыхателей, что день ото дня ошивались во дворце в надежде добиться её расположения, – кто совершит хотя бы один великий подвиг, память о котором сохранится навечно и будет передаваться от поколения к поколению в виде преданий, песен и поэм.
Изящным пальчиком царевна указала вниз, себе под ноги:
– В глубоких пещерах под основанием дворца расположен склеп, заставленный потемневшими надгробиями тех героев, что приходили ко мне свататься, да вместо этого в дальних странах кончину нашли. Многих из вас ожидает та же участь, но тому из вас, кто вернётся со славой, я буду принадлежать до конца моих дней.
Помрачнели воздыхатели, искавшие царевниной благосклонности, да делать нечего, пришлось им в путь-дорожку собираться. Лишь прославленный витязь и без чужого наказа поехал бы свершать великие подвиги, потому что сам ощущал в том потребность. Известно же, что все великие натуры желают войти в историю, сделав что-нибудь значительное, выдающееся и запоминающееся.
Долго ль, коротко ль нёс его верный скакун, покуда не забрёл в край высоченных гор, чьи снежные вершины подпирали небо, а ущелья и пропасти были столь глубоки, что не было слышно, как упавший в них камень достигает дна. В этих узких ущельях, на крутых склонах, отрогах и перевалах непрерывно свистели и выли свирепые ветры, словно вырвавшиеся из бездны адские демоны, а с крутых вершин то и дело срывались снежные и каменные лавины, хороня под собою всякую живую тварь, кому не посчастливилось оказаться внизу.
С опаской оглядел витязь неприступные горы и призадумался. «Как же мне преодолеть их и попасть в чудесные и дивные страны по ту сторону? Надо бы отыскать проводника, чтобы показал мне верную тропу. Ведь как-то же люди туда-сюда ходят...»
Порыскал витязь в предгорьях, но так и не встретил ни одной живой души. Весь этот край казался вымершим, словно одолела здесь всю живность какая-то напасть, а кого не одолела, тот сам поспешил убраться подобру-поздорову. Ни пастуха не попалось витязю, ни путника, ни захудалой бездомной собачонки, зато нашёл он бел-горюч камень с полустёршимися письменами. Камень указывал на еле приметную тропу, по которой неведомо сколько никто уже не ходил, а надпись гласила: «Странник, поберегись! Ни за что на свете не следуй этой тропою, какая бы нужда тебя ни гнала. Ибо проходит сия тропа мимо мрачной глубокой пещеры, в чьих недрах поселилось ужасное медное чудище. Не сыскать на всём белом свете более свирепого, злобного и кровожадного зверя. Ни меч, ни копьё, ни стрела его не берут. Многие смельчаки пытались победить чудище, да все пали ужасною смертью. Всему живому несёт это чудище погибель и никого не щадит. Оно то ревёт и стонет в пещере, до смерти пугая всех своим рыком, а то выползает наружу и наугад сеет разрушения где попало. Путник! Если тебе дорога жизнь, скорей поворачивай назад и держись подальше от этого проклятого места!»
Взыграла в славном витязе кровь.
– Видать неспроста, резвый мой скакун, принёс ты меня в эти горы, – сказал он коню и ласково потрепал его по холке. – Сама судьба дарит мне шанс показать себя и тем завоевать сердце царевны, утерев всем соперникам нос. Одолею чудище, прославлюсь на весь белый свет и своенравная краса не посмеет мне отказать. Ну, а если сложу в бою буйну голову, значит так тому и быть!
Пришпорил витязь скакуна и помчался по неприметной тропе. Ни злые горные ветры, ни хлёсткие дожди со снегом, ни коварные лавины не в силах были его остановить.
Вскоре подъехал витязь к зловещей пещере и убедился в том, что она и впрямь глубокая-преглубокая и мрачная-премрачная. Из её недр несло нестерпимым жаром и ядовитыми миазмами, от которых всё живое хирело, чахло и увядало. Возле пещеры и в самом её зеве всё было усеяно растерзанными и истлевшими останками людей и животных. Медного же чудища видно не было, оно скрывалось во тьме и лишь было слышно, как оно ворчит, хрипит, тяжело дышит и беспокойно ворочается. На каждое его движение земля отзывалась лёгкой дрожью.
Сколь ни могуч был витязь, но и он не смог выдержать ядовитых миазмов. Помутилось у него сознание и он чуть было не лишился чувств, покрыв своё имя позором. К счастью, скакун его, которому тоже нелегко пришлось, закусил удила и понёсся куда глаза глядят. А чудище видно спало, потому и в погоню за ними не бросилось.
Три дня и три ночи конь и его всадник блуждали неведомо где в полуобморочном состоянии и случайно набрели на цветущую долину, спрятанную среди гор. Остановился конь на берегу быстрой реки, бегущей с высокогорий, скинул седока на мелководье и сам с наслаждением погрузился в бурные прохладные волны. Очухался витязь, умылся, напился и с недоумением огляделся.
– Где это я? Куда меня нелёгкая занесла?
Тут он вспомнил про своё фиаско у пещеры и пригорюнился. По всему выходило, что с наскока чудище не взять. Для этого требовались как минимум две вещи: зачарованные доспехи, дающие неуязвимость, и меч-кладенец. Где их искать, витязь не представлял. Ни одной волшебной вещи он в жизни не видывал, слышал лишь, что их тайны ведомы чародеям, а раз так, следовало первым делом сыскать чародея.
Но сперва нужно было подкрепить силы. Полез витязь в седельную суму и обнаружил, что взятые с собою припасы насквозь пропитались ядовитыми миазмами и сделались несъедобны.
– Не хватало мне ещё голодной смертью помереть! – в сердцах воскликнул витязь, швыряя припасы на землю.
Тут конь его беспокойно заржал, начал бить копытом и прядать ушами, как бы указывая на что-то хозяину. Присмотрелся витязь и различил на другом берегу реки скрытую зарослями развалюху, ветхую и покосившуюся.
«В таких хибарах обычно отшельники живут, – обрадованно подумал витязь. – Надо бы порасспросить, может здешний мне подскажет, где ближайшего чародея найти. А уж если совсем повезёт, то он же и чародеем окажется.»
Без особого труда перешёл витязь речку вброд, а верный четвероногий друг последовал за ним. Мокрый и голодный, постучал витязь в дверь:
– Есть кто в доме живой? Отзовитесь!
С пронзительным скрипом отворилась дверь и встал на пороге благообразный старец с глубокими морщинами и массивным резным посохом. Одет старец был во что-то серое и неприглядное, вроде хламиды или балахона – как типичный отшельник.
Одного взгляда хватило умудрённому старцу, чтобы понять, кто перед ним.
– Пройди к очагу, доблестный витязь, – пригласил он того в дом, – согрейся, обсохни и подкрепись.
Щёлкнул он пальцами и в холодном очаге тотчас заплясал жаркий огонь, разливая по хибарке блаженное тепло. Развернул старец скатерть-самобранку и в мгновение ока на столе возникли напитки и кушанья. Витязь не заставил упрашивать себя дважды, пододвинул стол к самому очагу и набросился на яства.
Обстановка в домишке, к слову, была столь же неприглядной, как и сама хибара – грубо сколоченные из неструганных досок столы, лавки и полки, сложенный из камней очаг, сундук с обитыми медью углами... На одном из столов дымились и клокотали чаши и склянки с какими-то субстанциями, на жаровне с раскалёнными углями кипел котёл с каким-то варевом, от которого шёл резкий химический запах; полки снизу доверху были завалены пузырьками, баночками, камнями, грязными комками чего-то, тряпицами, увесистыми манускриптами и древними свитками; под потолком были развешаны на верёвках веточки, коренья, пучки трав...
– Что привело тебя ко мне, доблестный витязь? – спросил его отшельник, когда витязь насытился.
Поклонился витязь ему в пояс, поблагодарил за угощение и поведал о своих чувствах к прекрасной царевне и об условии, выдвинутом ею для всех женихов. После чего рассказал о пещере медного чудища и о ядовитых миазмах.
– Не знаешь ли ты случайно какого-нибудь чародея, у которого я мог бы одолжить неуязвимые доспехи и меч-кладенец? – спросил он у старца.
– Что до чародея, – отвечал ему старец, поглаживая густую длинную бороду, – то он сейчас стоит перед тобою, о витязь. А что до всяких острых железок и кованых побрякушек, то я подобными вещами давно не интересуюсь.
Обрадовался было витязь и тут же помрачнел, а старец продолжал:
– Сейчас мне интересны трансмутации и преобразования одних веществ в другие – как сами по себе, так и с помощью магии и заклинаний. Ты только взгляни!
С этими словами чародей взял с полки какой-то невзрачный камень, который следовало бы хорошенько отшлифовать, чтобы сделать приятным на вид.
– Знаешь ли ты, что сие за минерал? Это Al2[Be3(Si6O18)], в просторечии именуемый бериллом. Как думаешь, что будет, если в его кристаллической решётке заменить алюминий на хром? Гляди. Ахалай-махалай, сяськи-масяськи!
Едва чародей прочёл заклинание, как полыхнула ослепительная вспышка, всё заволокло густым дымом. Закашлялся витязь и принялся разгонять дым руками. Глядь – на ладони у чародея уже не бесформенный кусок берилла, а чистейший изумруд, сияющий зеленью в скупых солнечных лучах, пробивавшихся сквозь мутное стекло крохотного оконца.
– А вот гляди, о витязь, что ещё покажу! – Увлечённый своим мастерством, чародей небрежно бросил дорогущий изумруд обратно на полку и взял с неё ещё один камень, вовсе невзрачный и вдобавок грязный.
– Это Al2O3, проще говоря, корунд, абразив, наждак...
В отличие от берилла, иногда используемого в некоторых дамских украшениях, наждак был витязю хорошо знаком. У него в седельной суме имелся такой же брусок, которым он точил своё оружие.
– Сейчас, о витязь, я добавлю в кристаллическую структуру сего минерала молекулы окиси хрома, – сказал чародей и зашептал очередное заклинание: – Энни-бенни-рабба, клинтон-сфинктер-джабба!
Полыхнула новая вспышка, клубы дыма окутали чародея и кусок грязного корунда в его руках превратился в кроваво-алый рубин.
– А теперь, о витязь, я на твоих глазах заменю окись хрома титаном. ABBA, швабра, cadaver!
После ещё одной вспышки и клубов дыма рубин превратился в сапфир насыщенного тёмно-синего оттенка.
– Ну, разве это не поразительно? – возбуждённо воскликнул чародей. Видно было, что он и впрямь увлечён своим искусством.
Хоть и подивился доблестный витязь увиденным чудесам, но всё же молвил со вздохом:
– Велика твоя мудрость, о чародей, да только мне в том мало пользы, разве что ты дашь мне заклятие, чтоб одним махом медное чудище убить...
– О витязь, витязь, – печально сказал в ответ чародей. – Достойно сожаления, что ты и подобные тебе стремитесь сжить со свету того, кто всего менее этого достоин. Пойми, убийство – это не всегда подвиг. Чтобы избавить мир от свирепого чудища, его вовсе не обязательно убивать, прежде всего его нужно понять. Поверь мне, юноша, медный зверь не всегда был таким. Когда-то в стародавние времена его сотворил один могущественный чародей с помощью волшебства, с тех пор никому не доступного. Тот чародей не замыслил выпустить в мир чудовище, наоборот, он был одержим своеобразным чувством прекрасного и потому создал изумительного медного зверя, вовсе не страшного и не свирепого. Долгое время от медного зверя никому не было вреда, он гулял себе по белу свету и никого не трогал – до той поры, пока не поселился в той злополучной пещере... Не стоило ему там жить, ох не стоило... Там существо заболело, от плохого-то самочувствия у него нрав и испортился, да и не только нрав, но и облик.
С этими словами старец вздохнул так тяжко, словно это он, а не медное чудище, невыносимо страдал и болел.
– Вряд ли я смогу описать тебе те муки, которые бедняжка вынужден терпеть. Впору спасать его, а не губить. Вот что было бы с твоей стороны настоящим подвигом! Ты говорил тут о славе... Какую славу, о витязь, ты надеешься добыть, губя несчастного страдальца? И что скажет твоя царевна, когда ты вернёшься к ней с таким «подвигом»? Не увидит ли она чудовище скорее в тебе самом, нежели в поверженном тобою медном звере? Ведь тогда она неизбежно отвернётся от тебя, против вашего с ней брачного союза востанет всё её естество. Помяни моё слово, о витязь, всё именно так и будет. Послушай сейчас меня, я же чародей, я сведущ в тайнах бытия и в скрытых пружинах девичьей души. Юные девы, вроде твоей царевны, создания добрые, нежные, трепетные и романтичные. Они впечатлительны, их привлекает всё возвышенное и утончённое, своего кавалера они хотят видеть не только храбрым, мужественным, решительным и доблестным, но и благородным и милосердным. Если ты швырнёшь к её ногам поверженного зверя, царевна ужаснётся и сочтёт тебя кровожадным палачом, жестокосердным тираном, после чего в её сердце уже не останется для тебя места и ты сможешь взять её лишь силой. Она будет думать про тебя: «Сегодня он ни за что загубил несчастного страдальца, а что же завтра? Вдруг он посмеет поднять руку на меня и превратит всю мою жизнь в нескончаемый кошмар? Нет уж, не бывать ему моим мужем, лучше выйду за кого попало, за кривого и горбатого, только не за него»...
Представил себе витязь эту картину и потемнело у него в очах, а тело охватила предательская дрожь.
– Страшные вещи ты описал, чародей, – тихо молвил он. – Лучше мне во цвете лет пищей для воронов стать, нежели надругаться над чувствами красы-царевны. Научи ты меня уму-разуму. Как мне с чудищем быть? Отчего медный зверь изменился? Что не так с той пещерой? Может там какая эпидемия сидит? Коли так, то хоть бы она на меня не перекинулась...
Подошёл чародей к витязю и принюхался к его одежде, которая вблизи очага уже почти высохла.
– До сих пор от тебя ядовитым смрадом разит, о витязь. Ты когда возле пещеры был, на тебя из неё жаром дыхнуло?
– Дыхнуло.
– Вот то-то и оно. Нет в ней никаких эпидемий, зато есть кое-что другое. Глубоко-глубоко в недрах земли полно вулканических трещин и горячих серных источников. Весь этот горный регион, видишь ли, сейсмически нестабилен. Постоянно возникают трещины и разломы, сквозь которые из недр вырываются жар и влага. Если бы ты сумел углубиться в пещеру, ты бы обнаружил, что там как в банной парилке. И всё бы ничего, но пещера пролегает в толще серусодержащих горных пород. Под действием жары и влажности едкие серусодержащие минералы налипают на медную шкуру зверя, как ракушки на днище морского судна. Эти-то едкие соединения и причиняют ему нестерпимую боль, которую можно сравнить с сильной зубной болью у человека, только распространённой по всему телу, а не сконцентрированной в одной голове.
Самостоятельно удалить наросты чудище не может. Представь, о витязь, что ты весь покрылся незаживающими язвами, лишаями и коростой – ты бы разве от этого не страдал? Не ходил бы разве сам не свой, в неизменно дурном настроении, срывая злость на первом встречном? Вот и с чудищем так же, только для него аналогами язв, лишаёв и коросты являются пирит FeS2, халкопирит CuFeS2, ковеллин CuS и особенно молибденит MoS2 – это их ядовитые миазмы чуть не укокошили вас с конём возле пещеры. Повезло вам обоим, что твой скакун вовремя унёс оттуда ноги, не то б никакие чары тебя к жизни не вернули, а даже если б ты и не помер, то у тебя неминуемо выпали бы все волосы и зубы и стручок бы сделался до того крохотным, что царевна, увидав его, лопнула бы со смеху.
Задрожал витязь от этих слов и в который раз мысленно воздал хвалу своему скакуну. После чего нахлынуло на него отчаяние.
– Прибыл я сюда, о чародей, подвигами славы добыть. Надеялся победить чудище и вернуться с трофеем к царевне, но теперь, после твоих речей, решимости моей поубавилось. Знать не знаю, как мне дальше быть. С чем я перед царевной предстану, как соперников за пояс заткну?
– Но ведь ответ очевиден, о витязь, – уверенно заявил чародей. – Ты во что бы то ни стало должен избавить медного зверя от злой его участи и вернуть ему прежний облик и нрав, после чего взять его с собою к царевне. Тем самым все твои соперники будут повержены и царевна станет твоею.
Призадумался витязь.
– Как же я это сделаю, если никому живому к пещере подобраться нельзя? Смерти-то я не страшусь, да что в ней будет проку, если царевна о моём подвиге не узнает?
– Это-то как раз не беда! – успокоил витязя чародей. – Есть у меня волшебная капсула. Ты её у пещеры проглоти и она вмиг заключит тебя в чудесный непроницаемый кокон, сквозь который свет и воздух проходят, а жар и миазмы нет.
Порывшись на полках, старец подал витязю капсулу, а вместе с нею хрустальный флакон.
– Разумнее всего выманить чудище поближе к выходу из пещеры, где хоть и не так жарко, зато воздуха побольше, и затем вылить ему на шкуру содержимое сего флакона, всё до последней капли.
Откупорил витязь пробку, чтобы взглянуть, что внутри флакона, и увидел там густую вонючую форшмоту, напоминавшую навозную жижу.
– Это ещё что за гадость! – с отвращением воскликнул он, заткнув флакон и отстраняя подальше от себя. – Воняет хуже ядовитых миазмов!
– Я держу в хрустальном флаконе штаммы двух микроорганизмов, – ответил чародей, – Sulfolobus Acidocaldarius и Sulfolobus Brierleyi, кои являются хемолитотрофными бактериями, сиречь «пожирателями камня» – в смысле, минералов. Оба микроба термофильны, превосходно себя чувствуют в жаркой среде и извлекают для себя калории за счёт разложения минералов и окисления серы. Однако не думай, о витязь, что они и сами состоят из серы, словно бесовские создания преисподней. Нет, Sulfolobus-ы живые и, подобно всему живому, они состоят из углерода, который усваивают автотрофно из углекислого газа атмосферы.
Старец прикрыл веки и заговорил нараспев, как это принято у чародеев, когда они изрекают великие премудрости:
– Оба микроорганизма аэробны, потому я и советую тебе выманить чудище туда, где есть воздух в достаточной концентрации. Кислород необходим Sulfolobus-ам как конечный акцептор электронов, образующихся в процессе химического окисления серы... Но в крайнем случае, о витязь, не отчаивайся, если чудище не захочет выползать из душных и смрадных недр. При необходимости Sulfolobus-ы способны жить и в анаэробных условиях, тогда акцепторами электронов послужат ионы молибдена, коих в пещере предостаточно. Для Sulfolobus-ов, в отличие от нас с тобой, любые ядовитые вещества в той пещере нетоксичны и не причинят никакого вреда. Когда микробы попадут на шкуру зверя, они начнут усиленно размножаться и вскорости разрушат корку из едких серусодержащих минералов. Чудище выздоровеет и избавится от невыносимых мук!
Нахмурился витязь.
– Признаться, о чародей, я мало что понял из твоей абракадабры, однако исполню всё, что ты мне велел.
Как и заведено у людей его круга, витязь с детства оттачивал боевые навыки, верховую езду и владение всеми видами оружия, а вот с естественными науками у него было туго. Впрочем, прекрасные царевны только с такими и идут под венец; и те и те соответствуют друг другу по числу извилин, а подобное, как известно, тянется к подобному.
– Ну как же! – воскликнул чародей, досадуя на недогадливость доблестного витязя. – Ведь это так просто! По сути Sulfolobus-ы занимаются прямым выщелачиванием. Ферменты микроорганизмов действуют на те компоненты минералов, которые могут быть окислены. При окислении происходит перенос электронов от железа или серы на кислород, взятый из воздуха. По мере окисления веществ, увеличивается их растворимость в водяных парах, концентрация которых в недрах пещеры весьма велика. Клеточная мембрана у микробов электрически не нейтральна, она несёт отрицательный заряд, ибо в ней преобладают сплошь отрицательные ионы: фосфорильные PO4, карбоксильные СОО, сульфгидрильные НS, гидроксильные ОН и т.д. и т.п. При помощи мембранных белков микроорганизмы и осуществляют перенос электронов с одного вещества на другое. При этом синтезируется АТФ – те самые калории, «топливо» для любой органики. Когда сера из едких минералов связывается с кислородом, оставшиеся положительные ионы металлов адсорбируются и оседают на клеточных мембранах Sulfolobus-ов, покидая таким образом шкуру зверя...
Чародей уставился на витязя в надежде, что уж теперь-то тому всё стало понятно, но наткнулся на застывшее лицо с расфокусированным взглядом, указывавшее на то, что доблестный герой окончательно выпал из контекста и дискурса. Покачал старец печально головой и решил закрыть эту тему.
– А после, о витязь, как управишься с чудищем, не спеши возвращаться к царевне. Приведи сперва медного зверя ко мне. Есть у меня кое-какая идейка, как придать ему благостный вид, за который простятся ему все грехи.
Кое-что, однако, бросилось витязю в глаза, одна маленькая неувязка в речах чародея.
– Скажи мне, о мудрый старец, если так легко и просто избавиться от чудища, что же ты ждал столько лет? Почему сам не исцелил зверя, а вместо этого позволил ему страдать и обезумев от мук, губить невинных людей?
Ничуть не смутила чародея подозрительность витязя.
– Да потому, недогадливый юноша, – назидательно заговорил он, воздев кверху палец, – что не чародейское это дело, подвиги совершать. Мы, с нашими-то особыми знаниями и мастерством, помогаем героям советами и иногда волшебством, дабы славные витязи, вроде тебя, могли добиться желаемого, но сами мы не герои. Мчаться куда-то на лошади и махать острой железкой? Увольте, любезный. Каждому своё. Витязям витязево, а чародеям чародеево. За славные подвиги витязей увековечивают в летописях и хрониках, народы воспевают их деяния в балладах и поэмах. Доблестные подвиги разжигают в девичьих сердцах пламя любви и страсти, а в сердцах юношей – жажду странствий и приключений. Мы же, седые и сгорбленные старцы, у кого и что можем разжечь? Ещё никто не мечтал с детства стать отшельником-чародеем и ни одна царевна не иссохлась по нам от искренней и пылкой любви. Так пусть же и впредь каждый занимается своим делом, о витязь. Я, мудрый старец, останусь здесь и буду ждать твоего возвращения, а ты, могучий и славный герой, бери флакон с капсулой и спасай медного зверя...
Почесал витязь в затылке, но не нашёл изъяна в высокомудрых рассуждениях чародея. Ведь и впрямь, если не он совершит подвиг, то и царевны ему не видать, и в летописях о нём не напишут, и песен про него не споют. Потомки про него забудут, дела его будут преданы забвению и окажется, что жизнь он прожил зазря. Более того, если чародеи обратятся к стезе славных подвигов, тогда витязи попросту переведутся, ибо как им соперничать с мудрецами – ведь у тех и опыт, и знания, и волшебство... Тогда на грани краха окажутся сами основы устройства человеческого общества...
Не мешкая более ни минуты, распростился витязь со старцем, выскочил из корявой хибарки, кликнул верного скакуна, вскочил в седло и вихрем помчался обратно к пещере. Будучи животным, конь намного раньше хозяина почуял смрад ядовитых миазмов, идущий от логова чудища. Спешился витязь, оставил коня на безопасном расстоянии от пещеры и приготовил волшебную капсулу. Была та величиной с крупную виноградину, сиявшую и искрящуюся изнутри, словно в ней сидел рой микроскопических светлячков.
Едва не поперхнувшись, проглотил витязь кое-как волшебную капсулу и в тот же миг его всего окутало чудесным коконом, под защитой которого он бесстрашно ступил в пещеру, только факел сперва зажёг. На свет факела чудище к нему и полезло и наш герой встретил его без малейшего трепета, как и положено бесстрашным и доблестным воителям. Было чудище настолько уродливым и отвратительным, что обычный человек на месте витязя нипочём не устоял бы на ногах. Уж на что его скакун был ко многому привычен, но и тот, увидав зверя всего одним глазком, наложил со страху кучу, больше себя самого.
Прав был старый чародей. Уже по виду чудища витязь понял, насколько ему плохо. Налитые кровью глаза печально молили: «Убейте же меня наконец, только избавьте от этих мук, не то я само сейчас с вами что-нибудь сделаю и потом не обессудьте!» Ослабленное непрекращающимися страданиями, чудище двигалось вяло, было медлительным, неуклюжим и неповоротливым. Даже странно, что оно сумело растерзать стольких людей – должно быть те были парализованы от ужаса и не могли сдвинуться с места.
Увидев несчастного зверя воочию, витязь укрепился в своём стремлении во что бы то ни стало его спасти. Чудище еле двигалось, а герой напротив был ловок и быстр. Не давая зверю опомниться, он забежал ему за спину и вылил на заскорузлую шкуру содержимое хрустального флакона, всё до последней капли, после чего припустил к своему скакуну и стал дожидаться, когда же Sulfolobus-ы подействуют.
Есть у микроорганизмов одно общее свойство – они готовы безудержно плодиться и размножаться, коли вокруг них наличествует питательная среда. Едкая минеральная короста на шкуре зверя и была для хемолитотрофов такой питательной средой, вследствие чего они тут же принялись за дело – есть и размножаться. Это было всё, что они умели. Чем многочисленнее становилась их популяция, тем активнее они поглощали язвы и лишаи медного зверя.
Совершив рывок к витязю, нездоровое создание почувствовало такую усталось, что без сил распласталось на земле, позволив событиям течь своим чередом. За годы невыносимых мук и страданий оно в какой-то степени превратилось в фаталиста. Ему было всё равно, убьют его прямо здесь и прямо сейчас или не убьют...
День и ночь Sulfolobus-ы без устали трудились над шкурой медного зверя и вот наконец час настал – засияло чудище на солнце чистой медью. Встрепенулось оно и, не веря своим глазам, поднялось на ноги, после чего принялось недоверчиво рассматривать себя и ощупывать. Да и витязь вынужден был признать, что медный зверь и впрямь настоящее произведение чародейского искусства и вовсе не страшный.
Тогда склонил медный зверь перед витязем голову.
– За спасение, о доблестный витязь, прими мою благодарность. Ах, как невыносимо долго тянулись эти муки! Я пребывало словно в тумане, потеряв счёт дням и годам. Поначалу, когда я только нашло эту пещеру, она показалась мне такой тёплой, такой уютной... Я и подумать не могло, сколь злую шутку она со мной сыграет. А когда поняло, было уже поздно и я начало меняться. Пиритовые лишаи, халкопиритовые язвы, ковеллиновая экзема и молибденитовая короста уже прочно приросли к моей медной шкуре...
Витязь кивнул, принимая искреннюю благодарность спасённого существа и только хотел было сказать, что помощь страждущим – это долг любого порядочного человека, но бывшее чудище его опередило:
– Я хорошо осознаю, о мой спаситель, сколь много злодеяний успело натворить и потому не прошу о снисхождении. Я заслужило самое суровое возмездие. Руби меня вот сюда, в основание черепа – так ты отсечёшь мне голову даже обычным мечом или секирой. Забери же мою жизнь, воздай мне по заслугам!
– Ещё несколько дней назад я бы так и сделал, – не стал в ответ кривить душой витязь. – Ведь это долг всех доблестных воителей – очищать мир от всяческих чудищ, а каждому на роду написано быть тем, кто он есть. Но недавно один мудрый чародей раскрыл мне глаза на истинную доблесть и истинное милосердие и помог мне понять, что правильнее будет не убить тебя, а исцелить.
– Должно быть, это действительно великий чародей, – молвил потрясённый зверь, – не меньший, чем мой создатель.
– И он настаивал на встрече с тобой, – сказал витязь. – Не знаю, что именно он для тебя припас, однако же поспешим к нему. Раз ты не чудище, я более над тобой не властен. Отныне не я решаю твою судьбу, а те люди, чьей безопасности ты угрожало и кому причинило столько зла.
Согласился медный зверь с речами витязя, сочтя их справедливыми, и последовал за ним к чародею. Пришли они в цветущую долину и узрели, что старец к этому времени успел разложить громадный костёр, над которым висел здоровенный котёл. В котле кипел и булькал какой-то химический раствор.
– Что ж, – проговорило со вздохом медное существо при виде костра и котла, – полагаю, что мудрый чародей приготовил для меня какую-то особую расправу, долгую, мучительную и невыносимую. Если так, то я её заслужило. Какая бы судьба меня ни ждала, я готово встретить её со смирением и кротостью...
Уж на что доблестный витязь был нетерпим ко всяким мерзким чудищам, но и он почувствовал замешательство, подумав, что чародей собрался расплавить медного зверя в котле. Став свидетелем превращения зверя из чудища в нормальное существо, витязь не желал ему более зла, тем паче ему показалась странной столь рьяная свирепость отшельника, каковой сам же перед тем учил его милосердию.
– О чародей! – обеспокоенно воскликнул витязь. – Уж не собрался ли ты сварить зверя в этом котле? Если так, то заклинаю тебя отказаться от этого замысла!
А бывшее чудище добавило:
– О мудрый старец, увенчанный сединой, я ведь создание МЕДНОЕ и в кипятке не сварюсь. Меня либо в чан с кислотой надо, либо в доменную печь, чтоб уж наверняка...
Чародей же, стоя на высоком помосте, помешивал в котле кипящую жижу здоровенным черпаком из толстого стекла. От жидкости исходили странные и подозрительные флюиды. Услышав обращённые к нему слова, старец отложил черпак и сошёл с помоста.
– Меня радует твой искренний порыв человечности, о витязь, – заговорил он, – и твоя готовность к самопожертвованию, о медный зверь. Однако гоните прочь дурные мысли, ибо сегодня никто не умрёт! Довольно смертей и жестокости! Посему, о зверь, без страха и колебаний полезай в котёл и хорошенько в нём прокипятись. Как ты сам сказал, вреда тебе от этого не будет, зато станешь писаным красавцем и век будешь людям взоры радовать. Не наглядятся они на тебя, всем ты придёшься по душе и никто про былые твои злодеяния не вспомнит.
Доблестный витязь кивнул, что-то припоминая.
– Клянусь, я о таком что-то слышал. Однажды горбатая лошадка столкнула невзрачного парня в котёл с кипящим молоком и он вылез оттуда сиятельным царевичем. Только в твоём котле не молоко...
Услыхав подобную ересь, чародей не удержался и плюнул с досады.
– Тьфу ты! Что за привычка сравнивать с серьёзным научным знанием детские сказки! Какое ещё молоко, какая горбатая лошадка? На заре наполнил я котёл ключевою водой и растворил в ней равные части сульфата калия и сульфата алюминия, селитры и хлористого натрия, в просторечии именуемого повареной солью. Затем засыпал в котёл тончайшей золотой пыли и начал кипятить, чтобы золото в жидкости растворилось. У получившейся смеси оказалась высокая окислительная способность и, задумай я тебя погубить, о зверь, я бы посадил тебя именно в такой раствор, тогда бы тебе ой как худо пришлось, хуже, чем в пещере, но я вовремя нейтрализовал смесь двууглекислым натрием, сиречь содою питьевою, так что лезь и ничего не бойся, потом сам мне спасибо скажешь...