Текст книги "Стихи"

Автор книги: Эдуард Асадов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

ГОСТЬЯ Проект был сложным. Он не удавался. И архитектор с напряженным лбом Считал, курил, вздыхал и чертыхался, Склонясь над непокорным чертежом.

Но в дверь вдруг постучали. И соседка, Студентка, что за стенкою жила, Алея ярче, чем ее жакетка, Сказала быстро: "Здрасьте". И вошла.

Вздохнула, села в кресло, помолчала, Потом сказала, щурясь от огня: – Вы старше, вы поопытней меня... Я за советом... Я к вам прямо с бала...

У нас был вечер песни и весны, И два студента в этой пестрой вьюге, Не ведая, конечно, друг о друге, Сказали мне о том, что влюблены.

Но для чужой души рентгена нет, Я очень вашим мненьем дорожу. Кому мне верить? Дайте мне совет. Сейчас я вам о каждом расскажу.

Но, видно, он не принял разговора: Отбросил циркуль, опрокинул тушь И, глядя ей в наивные озера, Сказал сердито:– Ерунда и чушь!

Мы не на рынке и не в магазине! Совет вам нужен? Вот вам мой совет: Обоим завтра отвечайте "нет!", Затем, что чувства нет здесь и в помине!

А вот когда полюбите всерьез, Поймете сами, если час пробьет. Душа ответит на любой вопрос. А он все сам заметит и поймет!

Окончив речь уверенно и веско, Он был немало удивлен, когда Она, вскочив вдруг, вып 1000 алила резко: – Все сам заметит? Чушь и ерунда!

Слегка оторопев от этих слов, Он повернулся было для отпора, Но встретил не наивные озера, А пару злых, отточенных клинков.

– Он сам поймет? Вы так сейчас сказали? А если у него судачья кровь? А если там, где у людей любовь, Здесь лишь проекты, балки и детали?

Он все поймет? А если он плевал, Что в чьем-то сердце то огонь, то дрожь? А если он не человек – чертеж?! Сухой пунктир! Бездушный интеграл?!

На миг он замер, к полу пригвожден, Затем, потупясь, вспыхнул почему-то. Она же, всхлипнув, повернулась круто И, хлопнув дверью, выбежала вон.

Весенний ветер в форточку ворвался Гудел, кружил, бумагами шуршал... А у стола "бездушный интеграл", Закрыв глаза, счастливо улыбался... Эдуард Асадов. Остров Романтики. Москва: Молодая гвардия, 1969.

СТУДЕНТЫ Проехав все моря и континенты, Пускай этнограф в книгу занесет, Что есть такая нация – студенты, Веселый и особенный народ!

Понять и изучить их очень сложно. Ну что, к примеру, скажете, когда Все то, что прочим людям невозможно, Студенту – наплевать и ерунда!

Вот сколько в силах человек не спать? Ну день, ну два... и кончено! Ломается! Студент же может сессию сдавать, Не спать неделю, шахмат не бросать Да плюс еще влюбиться ухитряется.

А сколько спать способен человек? Ну, пусть проспит он сутки на боку, Потом, взглянув из-под опухших век, Вздохнет и скажет:– Больше не могу!

А вот студента, если нет зачета, В субботу положите на кровать, И он проспит до следующей субботы, А встав, еще и упрекнет кого-то: – Ну что за черти! Не дали поспать!

А сколько может человек не есть? Ну день, ну два... и тело ослабело... И вот уже ни встать ему, ни сесть, И он не вспомнит, сколько шестью шесть, А вот студент – совсем другое дело.

Коли случилось "на мели" остаться, Студент не поникает головой. Он будет храбро воздухом питаться И плюс водопроводною водой!

Что был хвостатым в прошлом человек Научный факт, а вовсе не поверье. Но, хвост давно оставя на деревьях, Живет он на земле за веком век.

И, гордо брея кожу на щеках, Он пращура ни в чем не повторяет. А вот студент, он и с хвостом бывает, И даже есть при двух и трех хвостах!

Что значит дружба твердая, мужская? На это мы ответим без труда: Есть у студентов дружба и такая, А есть еще иная иногда.

Все у ребят отлично разделяется, И друга друг вовек не подведет. Пока один с любимою встречается, Другой идет сдавать его зачет...

Мечтая о туманностях галактик И глядя в море сквозь прицелы призм, Студент всегда отчаянный романтик! Хоть может сдать на двойку романтизм.

Да, он живет задиристо и сложно, Почти не унывая никогда. И то, что прочим людям невозможно, Студенту – наплевать и ерунда!

И, споря о стихах, о красоте, Живет судьбой особенной своею. Вот в горе лишь страдает, как и все, А может, даже чуточку острее...

Так пусть же, обойдя все континенты, Сухарь этнограф в труд свой занесет. Что есть такая нация – студенты, Живой и замечательный народ! Эдуард Асадов. Остров Романтики. Москва: Молодая гвардия, 1969.

* * * Люблю я собаку за верный нрав, За то, что, всю душу тебе отдав, В голоде, в холоде или разлуке Не лижет собака чужие руки.

У кошки-дуры характер иной. Кошку погладить может любой. Погладил – и кошка в то же мгновенье, Мурлыча, прыгает на колени.

Выгнет спину, трется о руку, Щурясь кокетливо и близоруко. Кошке дешевая ласка не стыдна, Глупое сердце не дальновидно.

От ласки кошачьей душа не согрета. За крохи немного дают взамен: Едва лишь наскучит мурлыканье это Встанут и сбросят ее с колен.

Собаки умеют верно дружить, Не то что кошки – лентяйки и дуры. Так стоит ли, право, кошек любить И тех, в ком живут кошачьи натуры?! Эдуард Асадов. Остров Романтики. Москва: Молодая гвардия, 1969.

ПУСТЬ МЕНЯ ВОЛШЕБНИКОМ НАЗНАЧАТ (Шутка)

Эх, девчата! Чтоб во всем удача, Ч 1000 тоб была нетленною краса, Пусть меня волшебником назначат, И тогда наступят чудеса.

Я начну с того, что на планете Сразу ни обманов, ни тревог. Все цветы, какие есть на свете, Я, как бог, сложу у ваших ног!

Я вам всем, брюнетки и блондинки, Раскрою на кофточки зарю, Радугу разрежу на косынки, Небо на отрезы раздарю.

С красотою будет все в порядке: Каждый профиль хоть в музей неси! Ну, а чтоб какие недостатки Я оставил! Боже упаси!

А для танцев и нарядов бальных В виде дополненья к красоте Я вручил бы каждой персонально По живой мерцающей звезде.

Ну, а чтобы не было примеров Ни тоски, ни одиноких слез, Я по сотне лучших кавалеров Каждой бы на выбор преподнес!

Я волшебной утвердил бы властью Царство весен, света и стихов, Чтоб смеялась каждая от счастья В день от трех и до восьми часов!

Эх, девчата! Чтоб во всем удача, Чтоб всегда звенели соловьи, Хлопочите, милые мои, Пусть меня волшебником назначат! Эдуард Асадов. Остров Романтики. Москва: Молодая гвардия, 1969.

РАЗРЫВ Битвы словесной стихла гроза. Полные гнева, супруг и супруга Молча стояли друг против друга, Сузив от ненависти глаза.

Все корабли за собою сожгли, Вспомнили все, что было плохого. Каждый поступок и каждое слово Все, не щадя, на свет извлекли.

Годы их дружбы, сердец их биенье Все перечеркнуто без сожаленья. Часто на свете так получается: В ссоре хорошее забывается.

Тихо. Обоим уже не до споров. Каждый умолк, губу закусив. Нынче не просто домашняя ссора, Нынче конец отношений. Разрыв.

Все, что решить надлежало,– решили. Все, что раздела ждало,– разделили. Только в одном не смогли согласиться, Это одно не могло разделиться.

Там, за стеною, в ребячьем углу Сын их трудился, сопя, на полу. Кубик на кубик. Готово! Конец! Пестрый, как сказка, вырос дворец.

– Милый! – подавленными голосами Молвили оба.– Мы вот что хотим...Сын повернулся к папе и маме И улыбнулся приветливо им.

– Мы расстаемся... совсем... окончательно... Так нужно, так лучше... И надо решить, Ты не пугайся. Слушай внимательно: С мамой иль с папой будешь ты жить?

Смотрит мальчишка на них встревоженно. Оба взволнованны... Шутят иль нет? Палец в рот положил настороженно. – И с мамой и с папой,– сказал он в ответ.

– Нет, ты не понял! – И сложный вопрос Каждый ему втолковать спешит. Но сын уже морщит облупленный нос И подозрительно губы кривит...

Упрямо сердце мальчишечье билось, Взрослых не в силах понять до конца. Не выбирало и не делилось, Никак не делилось на мать и отца!

Мальчишка! Как ни внушали ему, Он мокрые щеки лишь тер кулаками, Понять не умея никак: почему Так лучше ему, папе и маме?

В любви излишен, друзья, совет. Трудно в чужих делах разбираться. Пусть каждый решает, любить или нет? И где сходиться и где расставаться?

И все же порой в сумятице дел, В ссоре иль в острой сердечной драме Прошу только вспомнить, увидеть глазами Мальчишку, что драмы понять не сумел И только щеки тер кулаками. Эдуард Асадов. Остров Романтики. Москва: Молодая гвардия, 1969.

ПРЯМОЙ РАЗГОВОР Боль свою вы делите с друзьями, Вас сейчас утешить норовят, А его последними словами, Только вы нахмуритесь, бранят.

Да и человек ли, в самом деле, Тот, кто вас, придя, околдовал, Стал вам близким через две недели, Месяц с вами прожил и удрал?

Вы общались, дорогая, с дрянью. Что ж нам толковать о нем сейчас?! Дрянь не стоит долгого вниманья, Тут важнее говорить о вас.

Вы его любили? Неужели? Но полшага – разве это путь?! Сколько вы пудов с ним соли съели? Как успели в душу заглянуть?!

Что вы знали, ведали о нем? To, что у него есть губы, руки, Комплимент, цветы, по моде брюки Вот и все, пожалуй, в основном?

Что б там ни шептал он вам при встрече, Как возможно с гордою душой Целоваться на четвертый вечер И в любви признаться на восьмой?!

Пусть весна, пускай улыбка глаз... Но ведь мало, мало две недели! Вы б сперва хоть разглядеть успели, Что за руки обнимают вас!

Говорите, трудно разобра 1000 ться, Если страсть. Допустим, что и так. Но ведь должен чем-то отличаться Человек от кошек и дворняг!

Но ведь чувства тем и хороши, Что горят красиво, гордо, смело. Пусть любовь начнется. Но не с тела, А с души, вы слышите,– с души!

Трудно вам. Простите. Понимаю. Но сейчас вам некого ругать. Я ведь это не мораль читаю, Вы умны, и вы должны понять:

Чтоб ценили вас, и это так, Сами цену впредь себе вы знайте. Будьте горделивы. Не меняйте Золота на первый же медяк! Эдуард Асадов. Остров Романтики. Москва: Молодая гвардия, 1969.

ВСЕ РАВНО Я ПРИДУ Если град зашумит с дождем, Если грохнет шрапнелью гром, Все равно я приду на свиданье, Будь хоть сто непогод кругом!

Если зло затрещит мороз И завоет метель, как пес, Все равно я приду на свиданье, Хоть меня застуди до слез!

Если станет сердиться мать И отец не будет пускать, Все равно я приду на свиданье, Что бы ни было – можешь ждать!

Если сплетня хлестнет, ну что ж, Не швырнет меня подлость в дрожь, Все равно я приду на свиданье, Не поверя в навет и ложь!

Если я попаду в беду, Если буду почти в бреду, Все равно я приду. Ты слышишь? Добреду, доползу... дойду!

Ну, а если пропал мой след И пришел без меня рассвет, Я прошу: не сердись, не надо! Знай, что просто меня уже нет... Эдуард Асадов. Остров Романтики. Москва: Молодая гвардия, 1969.

ТРУСИХА Шар луны под звездным абажуром Озарял уснувший городок. Шли, смеясь, по набережной хмурой Парень со спортивною фигурой И девчонка – хрупкий стебелек.

Видно, распалясь от разговора, Парень, между прочим, рассказал, Как однажды в бурю ради спора Он морской залив переплывал,

Как боролся с дьявольским теченьем, Как швыряла молнии гроза. И она смотрела с восхищеньем В смелые, горячие глаза...

А потом, вздохнув, сказала тихо: – Я бы там от страха умерла. Знаешь, я ужасная трусиха, Ни за что б в грозу не поплыла!

Парень улыбнулся снисходительно, Притянул девчонку не спеша И сказал:– Ты просто восхитительна, Ах ты, воробьиная душа!

Подбородок пальцем ей приподнял И поцеловал. Качался мост, Ветер пел... И для нее сегодня Мир был сплошь из музыки и звезд!

Так в ночи по набережной хмурой Шли вдвоем сквозь спящий городок Парень со спортивною фигурой И девчонка – хрупкий стебелек.

А когда, пройдя полоску света, В тень акаций дремлющих вошли, Два плечистых темных силуэта Выросли вдруг как из-под земли.

Первый хрипло буркнул:– Стоп, цыпленки! Путь закрыт, и никаких гвоздей! Кольца, серьги, часики, деньжонки Все, что есть,– на бочку, и живей!

А второй, пуская дым в усы, Наблюдал, как, от волненья бурый, Парень со спортивною фигурой Стал спеша отстегивать часы.

И, довольный, видимо, успехом, Рыжеусый хмыкнул:– Эй, коза! Что надулась?! – И берет со смехом Натянул девчонке на глаза.

Дальше было все как взрыв гранаты: Девушка беретик сорвала И словами:– Мразь! Фашист проклятый!Как огнем детину обожгла.

– Комсомол пугаешь? Врешь, подонок! Ты же враг! Ты жизнь людскую пьешь!Голос рвется, яростен и звонок: – Нож в кармане? Мне плевать на нож!

За убийство – стенка ожидает. Ну, а коль от раны упаду, То запомни: выживу, узнаю! Где б ты ни был, все равно найду!

И глаза в глаза взглянула твердо. Тот смешался:– Ладно... тише, гром...А второй промямлил:– Ну их к черту! И фигуры скрылись за углом.

Лунный диск, на млечную дорогу Выбравшись, шагал наискосок И смотрел задумчиво и строго Сверху вниз на спящий городок,

Где без слов по набережной хмурой Шли, чуть слышно гравием шурша, Парень со спортивною фигурой И девчонка – слабая натура, "Трус" и "воробьиная душа". Эдуард Асадов. Остров Романтики. Москва: Молодая гвардия, 1969.

НА ПОРОГЕ ДВАДЦАТОЙ ВЕСНЫ На пороге двадцатой весны Снятся людям хорошие сны. Снятся грозы, и летний день, И застенчивая сирень.

Снятся фильм и ночная звезда, И целинные поезда, Пальма снится, и горный грот, С 1000 нится легкий, как пух, зачет.

Снится все: и свиданья час, И смешинки любимых глаз, Снятся матчи и гул ракет, Даже дети, которых нет.

На пороге двадцатой весны Мне не снились такие сны. В эту пору в тугих бинтах Я валялся в госпиталях.

Снов не видел тогда ни я, Ни гвардейцы – мои друзья. Потому, что под тяжкий гром Спали люди чугунным сном.

Но хотя мы там не могли Видеть этих хороших снов, Мы их все для вас сберегли, Пронеся сквозь огни боев.

Донесли в вещевых мешках Вместе с кладью простой своей. Вот вам вздох и сирень в цветах Вам по двадцать и вам нужней!

Далеко позади война. Нынче мир над страной и весна... В переулках садов аромат, Спят ребята, девчата спят.

Спят под звездами всей страны, Им хорошие снятся сны. Спите! Добрый привет вам шлю, Я вас очень сейчас люблю!

За отсутствие пошлых драм, За мечты и любовь к стихам, За дела, что для вас легки Там, где ежатся старики.

Да за то, что я вижу в вас, Будто в зеркале давних дней, Крылья, битвы, горячность фраз Комсомольской души моей!

Кружит ветер вдоль всей страны Паутинками ваши сны. Как дневальный в полночный час, Я незримо пройду средь вас.

Друг ваш добрый и старший брат, Я поглажу чубы ребят, И у девушек в головах Я поставлю сады в цветах.

С неба сыплется звездопад... Спят девчата, ребята спят... На пороге двадцатой весны Пусть красивые снятся сны!

Спите! Добрый привет вам шлю. Я вас очень сейчас люблю! Эдуард Асадов. Остров Романтики. Москва: Молодая гвардия, 1969.

`САТАНА` Ей было двенадцать, тринадцать – ему. Им бы дружить всегда. Но люди понять не могли: почему Такая у них вражда?!

Он звал ее Бомбою и весной Обстреливал снегом талым. Она в ответ его Сатаной, Скелетом и Зубоскалом.

Когда он стекло мячом разбивал, Она его уличала. А он ей на косы жуков сажал, Совал ей лягушек и хохотал, Когда она верещала.

Ей было пятнадцать, шестнадцать – ему, Но он не менялся никак. И все уже знали давно, почему Он ей не сосед, а враг.

Он Бомбой ее по-прежнему звал, Вгонял насмешками в дрожь. И только снегом уже не швырял И диких не корчил рож.

Выйдет порой из подъезда она, Привычно глянет на крышу, Где свист, где турманов кружит волна, И даже сморщится:– У, Сатана! Как я тебя ненавижу!

А если праздник приходит в дом, Она нет-нет и шепнет за столом: – Ах, как это славно, право, что он К нам в гости не приглашен!

И мама, ставя на стол пироги, Скажет дочке своей: – Конечно! Ведь мы приглашаем друзей, Зачем нам твои враги?!

Ей девятнадцать. Двадцать – ему. Они студенты уже. Но тот же холод на их этаже, Недругам мир ни к чему.

Теперь он Бомбой ее не звал, Не корчил, как в детстве, рожи, А тетей Химией величал, И тетей Колбою тоже.

Она же, гневом своим полна, Привычкам не изменяла: И так же сердилась:– У, Сатана! И так же его презирала.

Был вечер, и пахло в садах весной. Дрожала звезда, мигая... Шел паренек с девчонкой одной, Домой ее провожая.

Он не был с ней даже знаком почти, Просто шумел карнавал, Просто было им по пути, Девчонка боялась домой идти, И он ее провожал.

Потом, когда в полночь взошла луна, Свистя, возвращался назад. И вдруг возле дома:– Стой, Сатана! Стой, тебе говорят!

Все ясно, все ясно! Так вот ты какой? Значит, встречаешься с ней?! С какой-то фитюлькой, пустой, дрянной! Не смей! Ты слышишь? Не смей!

Даже не спрашивай почему! Сердито шагнула ближе И вдруг, заплакав, прижалась к нему: – Мой! Не отдам, не отдам никому! Как я тебя ненавижу! Эдуард Асадов. Остров Романтики. Москва: Молодая гвардия, 1969.

ПЕЛИКАН Смешная птица пеликан! Он грузный, неуклюжий, Громадный клюв как ятаган, И зоб – тугой как барабан, Набитый впрок на ужин...

Гнездо в кустах на островке, В гнезде птенцы галдят, Ныряет мама в озерке, А он стоит невдалеке, Как сторож и солдат.

Потом он, голову пригнув, Распахивает клюв. И, сунув шейки, как в трубу, Птенцы в его зобу Хватают жадно, кто быстрей, Хрустящих окуней.

А степь с утра и до утра Все суше и 5a0 мрачнее. Стоит безбожная жара, И даже кончики пера Черны от суховея.

Трещат сухие камыши... Жара – хоть не дыши! Как хищный беркут над землей, Парит тяжелый зной.

И вот на месте озерка Один засохший ил. Воды ни капли, ни глотка. Ну хоть бы лужица пока! Ну хоть бы дождь полил!

Птенцы затихли. Не кричат. Они как будто тают... Чуть только лапами дрожат Да клювы раскрывают.

Сказали ветры:– Ливню быть, Но позже, не сейчас.Птенцы ж глазами просят:– Пить! Им не дождаться, не дожить! Ведь дорог каждый час!

Но стой, беда! Спасенье есть, Как радость, настоящее. Оно в груди отца, вот здесь! Живое и горящее.

Он их спасет любой ценой, Великою любовью. Не чудом, не водой живой, А выше, чем живой водой, Своей живою кровью.

Привстал на лапах пеликан, Глазами мир обвел, И клювом грудь себе вспорол, А клюв как ятаган!

Сложились крылья-паруса, Доплыв до высшей цели. Светлели детские глаза, Отцовские – тускнели...

Смешная птица пеликан: Он грузный, неуклюжий, Громадный клюв как ятаган, И зоб – тугой как барабан, Набитый впрок на ужин.

Пусть так. Но я скажу иным Гогочущим болванам: – Снимите шапки перед ним, Перед зобастым и смешным, Нескладным пеликаном! Эдуард Асадов. Остров Романтики. Москва: Молодая гвардия, 1969.