Текст книги "Когда стихи улыбаются"

Автор книги: Эдуард Асадов

 
Может, то превратности судьбы,
Только в мире маловато радостей,
А любые трудности и гадости
Так порой и лезут, как грибы.
 
 
Ты решишь сурово отвернуться,
Стороной их где-то обойти,
А они, как черти, обернутся
И опять маячат на пути.
 
 
И когда приходится справляться:
– Как спалось? – при встрече у друзей,
Часто слышишь: – Ничего, признаться,
Только сны мне почему-то снятся
Ну один другого тяжелей!
 
 
Впрочем, не секрет, что сновидения —
Не картин причудливых поток,
А в какой-то мере отражения
Всех дневных волнений и тревог.
 
 
Эх, сказать на свете бы любому
Человеку: – Милый ты чудак!
Если б жизнь нам строить по-иному:
Без грызни, по-светлому, не злому,
Мы и спали б, кажется, не так!
 

1976

 
Весенним утром четверо мужчин
Шагали на рыбалку оживленно.
– Нет, что за счастье, – вымолвил один, —
Что нам вослед не увязались жены!
 
 
Ну до чего ж я, братцы, не люблю,
Когда во все стараются соваться,
Воспитывать тебя, распоряжаться,
Да хоть бы взять красавицу мою!
 
 
И, задохнувшись от веселой злости
(Спасибо, дом достаточно далек),
Он стал жене отсутствующей кости
Молоть буквально в пыль и порошок!
 
 
Другой сказал: – Бывает хуже, братцы.
Подумаешь, супруга-командир!
А ты рискни хоть годик пообщаться
С женой, что вечно жаждет поругаться
Да ленится, нагуливая жир!
 
 
Придет с работы – час толчет картошку,
А поторопишь – лучше и не тронь:
Так и пойдет на приступ с поварешкой,
Из глаз огонь и изо рта огонь!
 
 
– Стоп! – рявкнул третий, закрутив картинно
Свой черный ус. – Все это кутерьма.
Да нет страшнее в жизни для мужчины,
Чем ревность жен, сводящая с ума!
 
 
Вернулся поздно, а она не спит:
«Где, трам-там-там, тебя, мой милый, носит?»
И так «тепло» и «задушевно» спросит,
Что сердце в пятки в ужасе летит!
 
 
Четвертый же сурово пробасил:
– Да вы еще о главном не сказали,
А главное, что лгут они, канальи,
И сплетничают свыше всяких сил!
 
 
Мою хоть в кипяток с размаху бросьте,
Да ваших тоже, шут меня дери,
А через час приди и посмотри:
Кипят, а нам перемывают кости!
 
 
Блеснула речка весело вдали.
Мужья от криков чуточку устали.
И тут из сумок завтраки достали,
Которые им жены припасли.
 
 
Костер зари, оплавя небосклон,
Смотрел, как дружно «рыцари» шагали,
Те, что ни разу в жизни не болтали,
Не сплетничали зря и не ругали
Своих «болтливых» и «ужасных» жен.
 

Июль 1976

(Шутка)

 
Если дядя, иль тетя, иль папа
Будут мучить вас звуками храпа
И печально от этого всем,
Это ставит вам массу проблем.
 
 
Как бороться, товарищи, с храпом?
Можно стукнуть храпящего шкапом,
Можно за ногу дергать его,
Если он не поймет ничего.
 
 
Есть возможность подействовать слухом:
Взять и грохнуть из пушки над ухом,
Если ж дело дойдет до беды
И окажется средств этих мало,
Можно, сдернув с него одеяло,
Вылить целую бочку воды.
 
 
А коль это ему не поможет,
Пусть клопы до костей его сгложат?
А не сыщется в доме клопов,
Пусть лягнет его стадо ослов!
 
 
Стоп, друзья! Только где их найти?
Не волнуйтесь, мои дорогие,
Есть же в мире и средства иные,
Совершенно другие пути.
 
 
Можно бросить ему на подушку
Двух ужей, паука и лягушку,
И, вдобавок, присев на кровать,
Крепко пятки ему щекотать!
 
 
Можно в уши сказать ему внятно
Пару слов из не очень приятных,
А не выйдет, тогда уж, друзья,
Пару тех, что и вовсе нельзя…
 
 
Впрочем, есть и решительней штука:
Сунуть к носу крепчайшего лука,
Перцу злого четыре стручка
И четыре кило чеснока!
 
 
Если ж чих храпуна не разбудит
И храпеть он по-прежнему будет,
Ну тогда, в довершенье всего,
Взять и с грохотом сесть на него!
 
 
Впрочем, это, пожалуй, не дело,
Есть куда эффективнее путь:
Сто горчичников шлепнуть на тело,
А затем и с кровати спихнуть!
 
 
Ну, а если же все бесполезно
И уже невозможно терпеть,
Есть рецепт абсолютно железный:
Самому научиться храпеть!
 
 
И когда этот дядя иль папа
Вдруг, наморщив испуганно лоб,
Сам проснется от вашего храпа,
Тут-то сразу он все и поймет…
 
 
И тогда, и лишь только тогда
Можно смело душой поручиться,
Что привычки он той устрашится
И не будет храпеть никогда!
 

1991

 
Чем больше на свете ты пьешь вина
Сухого, крепленого или рома,
Тем больше твоя пред людьми вина
На службе, в гостях да и просто дома.
 
 
Казалось бы: брось и ни капли в рот!
Возьми и забудь про любые вина!
Но сделать подобного не дает
И даже решительно восстает
Поверить немыслимо: МЕДИЦИНА!
 
 
И в мненье этом весь мир един:
«Вино это – благо и пропуск в завтра.
Вино улучшает сердечный ритм,
Оно растворяет холестерин,
Храня от инсульта и от инфаркта!»
 
 
Я вечно с наукой заодно,
И пусть меня небо не упрекает.
Я с радостью бросил бы пить вино,
И мужества хватит, и сил полно,
Да жаль, медицина не разрешает!
 

1998

Пародии

Сержант Денисов был хороший парень,

Сейчас ему я очень благодарен.

Е. Винокуров

 
Я молод был. Я слово знал – «талант»,
Я весь дрожал от счастья спозаранку,
Когда Петров, прокуренный сержант,
Меня учил накручивать портянку.
 
 
О, эти руки в рыжих волосках!
О, эти пятки с кожею железной!
Я б жизнь свою считал не бесполезной,
Пробыв хоть час в сержантских сапогах.
 
 
Я помню ночь. Портянки на шесте.
Они, сушась, над печкою повисли…
Я жил, всегда учась их чистоте
(Конечно, только в переносном смысле).
 
 
Нет, я не слаб. Возьмусь – и будь здоров:
Один гружу состав на полустанке.
Нельзя иначе, ведь сержант Петров
Мне доверял носить свои портянки!
 

1957

 
Жизнь прожить сложнее, чем родиться,
Хоть родиться тоже нелегко.
Чтоб, любя, в пути не оступиться,
Нужно пить лишь чай да молоко.
 
 
Знай, мой друг, рябина – не сосна.
Знай, любовь приятней, чем страданье.
Как я рад, что ты моя жена
И что жизнь ясна, как расписанье!
 
 
Лишь одно гнетет меня, мой свет:
Что, как солнце вдруг погаснет в мире?
Как тогда я отыщу твой след
В нашей многокомнатной квартире?..
 

1958

 
Я ужасно строгий и суровый.
До чего ведь граждане дошли!
Мало им, что есть костюм толковый,
Есть завод, доклад, обед в столовой,
Так еще любовь поразвели!
 
 
Все, кто любит лирику, – мещане!
И добавлю: тот, кто в грозный век
Милую целует на диване, —
Мелкобуржуазный человек.
 
 
Чтоб не портить грандиозных планов
Вредным романтическим душком,
Я влюбленных, словно тараканов,
Выводил бы, шпаря кипятком.
 
 
Только вот загвоздка: если, братцы,
Погасить везде любовный пыл,
Смогут ли сограждане рождаться?
Это вот пока я не решил!
 

1960

Я не люблю кокетливых девчонок,

Что, чересчур довольные собой,

По танцплощадкам и по стадионам

Слоняются шумливою гурьбой.

И. Кобзев

 
Ах, жаль мне вас, девчонки-хохотушки!
Жаль ваших мам, и бабушек, и нянь.
Вам все б танцульки, все бы тритатушки!
А где предел? Где, извините, грань?!
 
 
Вы мчитесь в парк, не ведая кручины,
Надевши мамин праздничный наряд,
Но в парках ночью водятся мужчины,
А это вам не детский мармелад!
 
 
Что есть мужчины? Милые дурехи!
Мужчины – это дети сатаны.
Ах, как страшны их галстучки и вздохи,
Особенно пижонские штаны.
 
 
Что делают пижоны, вам известно?
Они в ночи, кривя ухмылкой рот,
Начнут вам петь не массовые песни,
А кое-что совсем наоборот.
 
 
И все, о чем замыслили они —
Мужчины эти с хищными глазами,
Я рассказать могу лишь вашей маме,
А вам ни в коем случае, ни-ни!
 
 
Прошу вас, бойтесь хуже карантина
Пижона краснобая-соловья!
Любовь же даст вам лишь один мужчина,
А тот мужчина, между прочим, я.
 

1961

Тревога!

У нас в районе

Мещанство сидит на троне…

Ю. Друнина

 
Тревога! Спасите! Над морем, над сушей
Пусть крик мой несется до звездных миров!
У нас на площадке лифтерша Феклуша
Сидит и вовсю критикует жильцов.
 
 
Как можно терпеть, чтоб простая старуха
Хихикала, глядя на крашеных дам,
Брюзжала про чье-то отвислое брюхо,
Болтала про жен, изменивших мужьям.
 
 
Гуляют? И пусть на здоровье гуляют!
Страстей не удержишь за крепким замком.
А бабка, ну что она в том понимает,
Всю жизнь проскрипев со своим стариком?!
 
 
Спасите! Язык у Феклуши как ножик.
Все режет: и дом, и любую семью.
Вчера добралась до моих босоножек,
А нынче косится на шляпку мою.
 
 
Феклуша в войну зажигалки гасила.
А я? Разве я не знавала тревог?
Я двадцать шинелей в походах сносила,
И весил по пуду мой каждый сапог.
 
 
Я бывший солдат, санитар, запевала.
Я, кроме бензина, не знала духов.
И словом таким, если надо, рубала,
Что каски слетали с бывалых бойцов.
 
 
Но нынче пою я другие мотивы:
Да здравствуют моды, да здравствует шик!
Короткие юбки намного красивей,
Чем длинный и злющий Феклушин язык.
 
 
Но хватит! Я вытряхну дерзкую душу.
Пусть мой приговор будет тверд и суров:
Я вымажу бабку помадой и тушью,
А после прихлопну флаконом духов!
 

1962

Сирень прощается, сирень как лыжница,

Сирень как пудель – мне в щеки лижется!..

Расул Гамзатов хмур, как бизон,

Расул Гамзатов сказал «свезем».

Сущность женщины – горизонтальная…

А. Вознесенский

 
К оригинальности я рвался с юности,
Пленен помадами, шелками-юбочками.
Ах, экстра-девочки! Ох, чудо-бабы!
То сигареточки, то баобабы.
 
 
Картины Рубенса, клаксоны «форда»,
Три сивых мерина на дне фиорда.
Три пьяных мерина, две чайных ложки,
Старухи пылкие, как в марте кошки.
 
 
Глядят Горгонами, шипят гангренами,
Кто с микрофонами, кто с мигрофенами.
Но мчусь я в сторону, где челок трасса,
Расул Гамзатов кричит мне: «Асса!»
 
 
«Шуми!» – басит он. И я шумлю.
«Люби!» – кричит он. И я люблю.
Мотоциклисточки, чувихи в брючках,
Мне в руку лижутся и в авторучку.
 
 
Но я избалован и двадцать первую
Согну в параболу, швырну в гиперболу.
 
 
Я был в соборах, плевал на фрески,
Смотрел к монашкам за занавески.
Стоят и молятся, вздыхал печально я,
А сущность женщины – горизонтальная!
 
 
Гоген, Растрелли, турбин аккорды…
И вновь три мерина на дне фиорда.
Три пьяных тени, сирень в бреду.
Чернила в пене… Перо в поту…
 
 
Чего хочу я? О чем пишу?
Вот если выясню – тогда скажу!
 

1962

Если было б мне теперь

восемнадцать лет,

я охотнее всего

отвечала б: «Нет!»

Если было б мне теперь

года двадцать два,

я охотнее всего

отвечала б: «Да!»

М. Алигер

 
В день, когда сравнялось мне
Восемнадцать лет,
Я решительно ему
Отвечала: «Нет!»
 
 
А когда сравнялось мне
Ровно сорок два,
Я сама его нашла
И сказала: «Да!»
 
 
Но сказал он: «Не спеши
Сердце отдавать.
Лучше стать еще взрослей,
Лучше подождать.
 
 
Ранний брак – опасный брак».
Милый, как он прав!
В шестьдесят приду к нему,
Совершенной став.
 
 
Шестьдесят – почти совсем
Взрослые года.
Ах, как счастлив будет он,
Лишь скажу я: «Да!»
 

1962

Я разный – я натруженный и праздный,

Я целе– и нецелесообразный.

Я весь несовместимый, неудобный,

Застенчивый и наглый, злой и добрый.

Е. Евтушенко

 
Я разный – черный, белый и зеленый,
Я червь и бог, былинка и Казбек.
Я – женоненавистный и влюбленный,
Я – вздорно-нежно-грубый человек.
 
 
Постичь себя я день и ночь пытаюсь
И то смеюсь, то вовсе не смеюсь.
Я сам собой до дрожи восхищаюсь
И сам себя по вечерам боюсь.
 
 
Я – высшая и низшая оценка.
Я то брюнет, то дымчатый блондин.
Я сам себе порой не Евтушенко
И даже маме иногда не сын.
 
 
Борясь за славу всюду и всегда,
Я дорасти до классиков стараюсь.
И все тянусь, все время удлиняюсь,
Да только все куда-то не туда.
 

1962

Стихи мои, как кузов,

Который полон грузов:

Капусты, дынь, арбузов

И прочих огурцов.

Бей меня, солнце,

По ягодицам!

Это, я думаю,

Пригодится.

В. Боков

 
В стихах моих есть и грибы, и капуста,
Есть бабы, частушки и плуг в борозде.
А мне говорят: – Ну, а где же искусство? —
А мне говорят: – А поэзия где?
 
 
Поэзия где? А поди угадай-ка,
Но я ее выжму, в кадушке найду.
Возьму-ка я в руки сейчас балалайку
И, плачьте не плачьте, от вас не уйду!
 
 
Я милке принес из-под Вологды кошку,
Мол, нет чернобурки. Иду налегке.
А милка моя осерчала немножко
И хвать этой кошкой меня по щеке.
 
 
Зазноба моя полновата немножко,
Разносит ее, что ни день, за троих.
Одни говорят – от блинов и картошки,
Другие, что это от книжек моих.
 
 
А мне наплевать, что соседи болтают,
Грызет же меня только дума одна:
Не все еще в мире про Бокова знают,
Для славы мне что-то еще не хватает,
И вот непонятно, какого рожна?!
 
 
Возможно, чтоб спеть мне и ярко и пылко,
Пусть кто-нибудь свистнет меня по затылку,
Тогда, вероятно, от тумаков
Я мигом прославлюсь на много веков.
 
 
А если не выйдет, а если беда,
А если окажется все ерунда,
Тогда вы мне тресните по ягодицам!
Вот это уж точно, что мне пригодится.
 

1977

И в отворенное окно

К нам тишина приходит снова.

А все же жаль, что я давно

Гудка не слышал заводского.

М. Матусовский

Песня о шуме и громе

 
Машинный грохот – это рай.
Я высшей радости не знаю.
Ревел под окнами трамвай,
Теперь хоть ляг и умирай:
Убрали. Нет того трамвая!
 
 
С какой я нежностью внимал
Трубе, что в ванне завывала!
Но слесарь где-то постучал
И словно в душу наплевал —
Шабаш! Не воет. Замолчала!
 
 
И раз затих вдали гудок,
Так пусть хоть что-то грянет громом:
Ударь, отбойный молоток!
Взреви, бульдозер, перед домом!
 
 
Нет, так, товарищи, нельзя,
В тиши я на стену полезу.
Прошу вас, милые друзья:
Едва усну покрепче я,
Ударьте палкой по железу!
 
 
И чтоб воспрянул я душой,
Пусть мой район тепло и грозно
Всю ночь истошно надо мной
Вопит то дисковой пилой,
А то сиреной паровозной.
 
 
Ревите громче, я прошу!
И тут, в счастливом этом взлете,
Я вам такое напишу,
Такою песней оглушу,
Что год в рассудок не войдете!
 

1977

Ты змеиные ноздри раздула…

Ты летала, от гнева бела,

То хватала дневные одежды,

То ночные одежды рвала.

Только клочья я вырвал из рук

И накинул на голое тело.

Не стихая всю ночь до утра,

Языки, словно змеи, ласкались

В глубине двуединого рта.

Ю. Кузнецов

 
Ты одежды по спальне швыряла,
Я рыдал, я молил: – Помолчи! —
Ты в ответ то, как сыч, хохотала,
То, как ведьма, вопила в ночи.
 
 
Я смотрю, раскаляясь до дрожи,
Как ты жжешь за собою мосты.
О, как хочется, господи боже,
Обругать тебя хлестче, чем ты!
 
 
Вспоминаю, как мы распалялись,
Виноваты, грешны и правы,
Как два носа друг в друга вжимались
В двуединстве сплошной головы.
 
 
В середине порочного круга
Две прически, как змеи, сплелись,
Две подушки вцепились друг в друга,
Две рубашки в лохмотья рвались.
 
 
А о том, как мы зло целовались,
Не расскажут ни проза, ни стих:
Языки наши в узел связались,
Лишь к утру мы распутали их.
 
 
О, как страстно, как жутко дышалось,
Но лишь стих опаляющий шквал,
Двуединство с рычаньем распалось
И в два голоса грянул скандал!
 
 
Шел скандал двухэтажно и длинно,
Двуедино, двулико и всласть,
Но ругалась твоя половина,
А моя – обнаженно тряслась.
 
 
Взгляд змеи и ни грамма надежды.
– Ну, прощай! – Ты покровы рвала,
И, швырнув мне ночные одежды,
Ты дневных, уходя, не взяла.
 
 
И ушла ты, прихлопнув дверями
Все мольбы. Но я местью дышу.
И о том, что творилось меж нами,
В дикой страсти, глухими ночами,
Я еще и не то расскажу!..
 

1981

(Пародия на пародиста)

 
Я злей зубов, хотя и Иванов,
Грызу, жую и извожу поэтов.
Но смеха мало. Часто нет и нету,
Хоть лезь из кожи, хоть меняйся цветом,
Хоть вылезай из собственных штанов!
 
 
Ну не хотят смеяться, как на грех!
И я порою чуть не вылезаю.
Другого просто выхода не знаю,
Пускай хоть это вызывает смех.
 
 
Мне говорят: – Учись сперва писать,
Тогда и крой. – Ей-богу, вот артисты!
Да научись я вправду сочинять,
Зачем бы я подался в пародисты?!
 
 
Я не поэт? А мне чихать, что нет!
Вот вам, к примеру, дорог Евтушенко?
А для меня он все равно что стенка,
Возьму измажу дегтем – и привет!
 
 
Короче, чем известнее поэт,
Тем я в него отчаянней впиваюсь.
Рождественского жру, как людоед,
От Вознесенского уже один скелет,
За Окуджаву завтра принимаюсь.
 
 
Еще Асадов мне не по нутру.
Я оплевал бы всех его издателей,
Стихи его и всех его читателей,
Эх, даже сам себя как злопыхателя,
Да вот боюсь, слюны не наберу.
 
 
Я – пародист, ну разве кисло это?
Валяй когда угодно дурака,
Глумись, дразни любого из поэтов,
А вот в ответ – ни слова, ни пинка!
 
 
Вовек такой кормушки не оставлю.
Хоть убивай – не выпущу из рук.
А если вас смеяться не заставлю,
Плевать, я все равно себя прославлю:
Возьму и вправду вылезу из брюк!
 

1981

Во власти страсти

 
Ты холодна. Хоть мучься, хоть зови,
До сердца твоего не достучишься,
И лишь когда ты в зеркало глядишься,
Твои глаза теплеют от любви.
 

1975

 
Старушка полюбила молодого
И говорит:
– Ну что же здесь такого?!
Когда ж старик в ее влюбился дочь
Она вскричала:
– Убирайся прочь!
Бесстыдник!
 

1976

 
– Скажи мне, дорогая, откровенно:
Ты с Намбуталом спишь иль с Седуксеном?
– Нет, милая моя, гораздо хуже,
Я по привычке с мужем все и с мужем!
 

1976

 
Ты – замужем. И это грех пытаться —
Сгорая, вдруг поджечь тебя огнем.
Но так ты хороша, что удержаться
Уже стократным было бы грехом!
 

1980

 
Как избежать измен и горьких сцен?
Что делать, чтоб любовь не распылялась?
Берите милых в столь горячий плен
И так ласкайте их, чтоб для измен
Ни времени, ни сил уж не осталось.
 

1986

 
Что делать, чтоб жить хорошо с женой?
Ухаживать надо за ней, друг мой.
Однако, чтоб вдруг не попасть впросак,
Запомни: ухаживать надо так,
Как ты бы ухаживал за чужой.
 

1988

 
Женщины в спорте из года в год
По разным причинам идут в поход:
Альпинистки – во имя мужества,
А туристки – во имя замужества.
 

1989

 
У любви пощады нет:
Скажешь лишнее словцо —
На руке уже кольцо.
И привет!
 

1990

 
До какого времени
Бродит в жилах кровь?
До какого возраста
Мучает любовь?
 
 
До какого возраста —
Говорите вы?
Да пока не вешают
Люди головы!
 

1990

 
О, как же я счастлив с тобой, родная!
Душа, и улыбка, и голос твой —
Все праздник! И я вообще не знаю
Огромнее счастья, чем быть с тобой!
 
 
Я в нем, словно в жарких лучах, купаюсь.
Но вот ты ушла. И, вздохнув вослед,
Я долго стою и понять пытаюсь —
А вправду нужна ты мне или нет?
 

1990

 
Должна ли быть умной любовь? Должна!
Иначе возьмет и начнет жена
Ужасные глупости совершать:
Не спорить, не сплетничать, не гулять,
Подруг и соседей бранить не станет,
В доме командовать перестанет
И будет не мазаться-наряжаться,
А в мудрые книги душой вгрызаться.
Начнет даже мужа любить иногда.
А жить в таком случае ей когда?
 

1990

 
Муж спросил как-то раз: – А скажи, жена,
Ты и вправду была мне всегда верна? —
Та ответила честно и строго: – Да,
Я верна тебе, друг мой, всегда-всегда.
Эта жизнь всей судьбою моей проверена,
И другая мне попросту не нужна! —
Почему так тверда в этот миг жена?
Потому что в молчанье друзей уверена…
 

1991

 
В женщине качеств – полным-полно:
Хитрость, любовь, красота, веселье.
Женщина в сущности – то же вино:
Пить хорошо. Тяжело похмелье.
 

1991

 
Она обнимала его в ночи:
– Ах, Гена, ты к счастью нашел ключи!
– Но я не Геннадий, а Коля, ясно?
– Ах, пусть, все равно… Все равно прекрасно!
 

1991

 
О, как краток земных превращений миг:
В поздний час за гумном деревенским
Из кустов раздается девичий крик,
Становящийся вскоре женским…
 

1991

 
Говорят: «Нет дыма без огня».
Ерунда! В твоих лукавых фразах
Столько было дыма для меня…
А вот настоящего огня,
Кажется, и не было ни разу…
 

1992

 
Ты говоришь, улыбки не скрывая,
Что открываешь золотую дверцу
И буду я прописан в твоем сердце,
Владея всем, чего ни пожелаю.
 
 
Я очень тронут щедростью твоей!
Пусть твое сердце вечно будет биться,
Но столько в нем прописано друзей,
Что мне уж там, боюсь, не поместиться.
 

1992

 
Говорят, что есть в лесу
Белоснежная ворона.
Все вороны ту красу
Объявили вне закона.
 
 
Но, однако, для мужей
Этих яростных ворон
Птица та, что всех белей, —
Вожделенный сон.
 

1992

 
– Что о душе болтать! О, нежный пол!
Сказал бы Бог почти любой невесте:
– Поведай вам, что милый ваш беспол,
Так вы его, хоть пой он, как щегол,
Пошлете вон с его душою вместе.
 

1992

 
Мученик – не затравленник,
Что в адских кипит котлах.
Мученик – это праведник,
Мечтающий о грехах.
 

1992

 
О, как быстро время пролетает.
Вот скупилась юная гордячка.
А теперь – уж дама пожилая,
Вовсе не скупая на подачки.
 
 
Ах, когда бы все эти «подачки»,
Что горячей нежности полны,
Да от той, от молодой гордячки!
Им тогда бы не было цены!
 

1993

 
Всем хоть раз, да изменяли жены.
А ему – ни разу. В чем секрет?
А секрета никакого нет:
Он был холост. Вот и все резоны…
 

1993

 
Она была веселою путаной.
Для всех мужчин минутная жена.
И лишь отныне, как это ни странно,
Она впервые будет спать одна.
 

1993

 
Он в чувствах клялся иногда до слез
И мастер был во лжи непревзойденный.
Но раз при встрече правду произнес
И от испуга умер, потрясенный.
 

1993

 
Все мужчины, надежд полны,
Ищут друга в нем и сторонника:
Он нашел на теле жены
Отпечатки пальцев любовника.
 

1993