Текст книги "После судного дня"

Автор книги: Эдмонд Мур Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Гамильтон Эдмонд
После судного дня

ЭДМОНД ГАМИЛЬТОН

После судного дня

Мартинсен опустил голову так, что не видел ни иллюминатора, ни Земли. Вместо того он смотрел на огромный пульт управления, который занимал почти всю комнату. Он долго смотрел на него и лишь потом заметил, что один из параметров изменился. Крошечная красная звездочка появилась на экране дисплея. Он нажал одну из кнопок на панели, затем наклонился и сказал по селекторной связи:

– Эллам, шестнадцатая приближается. Ответа не последовало.

– Эллам?

Он знал, что его голос хорошо слышен в каждом отсеке станции: сейчас он разносился и по тусклым металлическим коридорам, и по небольшим лабораториям, и по подсобным помещениям. Он ждал, но от Ховарда Эллама так и не было ответа. Мартинсен вздохнул с видом утомленного человека – и поднялся. Усталый злой человек. Ему казалось, что он знает, что произошло, хотя он и не принял никаких мер предосторожности. Он вышел из комнаты и стал спускаться по коридору. Бесконечно утомленный человек в потрепанном, запачканном комбинезоне брел по коридору. Но удивительно, казалось, он совсем не изменился, его седая голова все так же была высоко поднята, и он лишь чуть горбился да еле отрывал ноги от пола.

Ни один звук не нарушал тишины, кроме мягкого мурлыкания кондиционеров. На станции, кроме него и Эллама, никого не было. Несколько недель назад Карелли забрал двоих из их команды и отправился на одной из двух аварийных капсул на Землю.

"Я вернусь, – сказал он Мартинсену, – как только разберусь со всеми делами. Ты и Эллам останетесь и будете командовать Чарльзами, когда они вернутся".

Карелли пока не прилетел. У Мартинсена было такое чувство, что он уже никогда не прилетит, ни он, ни кто-либо еще. У них есть вторая капсула, но у них есть и приказ.

Он шел один в тишине, вспоминая, как он проходил по этому коридору в первый раз, дрожа от восхищения, – первые десять минут на Лунной станции. Он тогда думал о работе здесь, о ее огромной важности для всех на Земле, сейчас и в будущем. В будущем? О Господи! Это просто смех.

Он шел через молчащие комнаты и проходы, пока не нашел Эллама. Тот сидел в лаборатории и, казалось, выглядел нормально, разве что не побрился, но, когда Мартинсен увидел его стеклянный остановившийся взгляд, он посмотрел по сторонам и нашел коробочки с ампулами, половина которых была разбросана по столу.

Мартинсен вздохнул. На станции не могло быть спиртных напитков, но были транквилизаторы. Ему казалось, что он нашел и спрятал все, но, видимо, у Эллама все еще оставались запасы. Это был один из вариантов, чтобы пережить катастрофу. Отключить свой мозг и не думать.

Мартинсен положил ампулы в карман. Сейчас он ничего не может сделать, лишь оставить Эллама одного, чтобы тот пришел в себя.

Он вернулся в комнату "си", присел и продолжил наблюдение за медленным изменением позиции маленькой красной звезды, шестнадцатой научно-исследовательской станции, возвращающейся на Луну. Остальные должны прибыть в течение последующих нескольких дней, пока не вернутся все Чарльзы. А что потом?

Он поймал себя на том, что снова смотрит на Землю. Сколько людей там еще живы? Много? Мало? Может быть, попробовать связаться с ними еще раз? Но там никто больше не отзывался, и сколько бы он ни вызывал, результат будет такой же.

Прошло очень много времени, пока он решился и, спустившись в комнату связи, попробовал связаться еще раз. Он нажал кнопку вызова три раза с небольшими перерывами, но ответа не последовало. Даже не моргнула лампочка.

В Мартинсене снова проснулась злость. Ведь не могут же все на Земле быть мертвы. Не все же. Чума могла распространиться по всему земному шару, могла унести тысячи миллионов, но наверняка кто-то должен был остаться в живых на Главной базе. Почему же этот кто-то не отвечает? Хотя он может просто не уметь обращаться с комплексом коммуникационных средств. Теоретически все члены небольшой команды здесь, на станции, учились этому.

Но ведь это коснулось не всех, кто работал на Главной базе, и если выживший не знает...

Мартинсен постарался отогнать от себя эти мысли. Даже если так случилось, даже если Карелли нашел Главную базу вымершей, когда попал туда, все равно Карелли мог бы связаться с ним и сказать об этом. Если только... если только Карелли, Мьют и Дженнингс не заразились чумой прежде, чем смогли узнать об этом, добраться до центра коммуникаций и сообщить. Но если так все и произошло, то это означает лишь одно: чума одержала верх над Землей и над ее населением.

Все же это в какой-то степени забавно, подумал Мартинсен. Десятилетия люди опасались вселенской гибели от атомного взрыва. Больше всего они боялись ядерной войны, а также выпадения радиоактивных осадков и того, что они могут сделать с их телами. Но ядерной войны так никогда и не было, влияние осадков сведено до безопасного уровня. Единственной проблемой стало то, что этот уровень был рассчитан для людей, а другим, более мелким, существам хватило... Особенно таким крошечным, как, например, бактерии.

Вызванные радиацией мутации затронули штаммы до сих пор почти безобидных бактерий. Ученые в конце концов очнулись и стали заниматься этой проблемой. Но было уже слишком поздно. Появилась и распространилась самая губительная болезнь за всю историю человечества. Чума пошла гулять по свету. Ее первая вспышка, повлекшая за собой невиданный до сих пор показатель смертности, произошла в Южной Америке. Всемирные организации здравоохранения забили тревогу. Поспешно подвергли карантину Южную Америку, сплотили силы в поисках вакцины. Но все же было уже очень поздно, и пять перепуганных мужчин на Лунной станции "получали сообщения" в виде молчания сначала от городов, потом стран, потом замолчала вся планета. И вот дошла очередь до Главной базы.

И эти пять человек на Лунной станции оказались как бы на необитаемом острове. А потом, когда Карелли, Дженнингс и Мьют вернулись на Землю, их осталось только двое, и то один из них пытается с помощью таблеток забыть про погибшую семью. Так что можно сказать – он один на один с мертвым или умирающим миром, там внизу, и...

– Прекрати! – сказал Мартинсен самому себе. – Ты сможешь попричитать и потом.

Пульт показывал много маленьких красных звездочек, много станций, возвращающихся на Луну. Это были прекрасные, небольшие металлические корабли, на которых до сих пор не летала ни одна человеческая душа. Они исследовали ближайшие звезды и их планеты. Двигаясь на полной мощности, они забирались достаточно далеко. Но поиски внезапно были прерваны, сверхпространственный сигнал принес команду "стоп", и теперь станции возвращались. Он подумал, что, возможно, все это теперь не имеет никакого смысла. Какая польза от аккуратно записанных данных, которые Чарльзы привезут с собой, если на Земле никого не осталось, кто мог бы воспользоваться этими знаниями. Но Карел ли оставил его за главного, и он не может просто махнуть рукой на первые результаты проекта

"Исследование пространства с помощью подобных людям кибернетических гуманоидов" – так назывался проект. Так уж сложилось, что в обиходе киборгов стали именовать Чарльзами и присваивать им порядковые номера. После того, как станции с Чарльзами на борту автоматически прилунились и заняли отведенные секции в специальном ангаре Лунной станции, Мартинсен услышал в коридоре мягкие шаги Чарльза Шестнадцатого, спокойно направляющегося в лабораторию анализов.

Мартинсен поднялся и направился туда же Чарльз Шестнадцатый тихо замер у двери со своим номером. Мартинсен предварительно осмотрел киборга и, несмотря на свое разочарование в том, что это уже никому не нужно, быстро погрузился в рутинную работу.

– Сердцебиение, почки, сердечно-сосудистая система – все в норме, бормотал он себе под нос – Похоже, как мы и ожидали, пониженное содержание кальция, но для того чтобы это точно установить, потребуется время Давай посмотрим, как реагирует твой гипоталамус, Чарльз.

Чарльз Шестнадцатый стоял и молчал, так как не умел разговаривать Он не мог ни слышать, ни думать. Он не являлся человеком, но это механическое подобие использовалось для исследования воздействия необычной среды на псевдочеловеческое тело.

Киборг был похож на мужчину со снятой кожей, так как сквозь прозрачную пластичную ткань можно было ясно различить работу псевдосердца, четко отследить движение "крови" по трубкам его артерий и вен, металлический скелет Легкие для более тщательного изучения располагались под отверстиями в грудной клетке, которые зияли подобно ужасным ранам. Люди, впервые сталкивавшиеся с киборгами, всегда считали их страшно похожими на живых существ, но первое впечатление быстро менялось на противоположное, и после этого киборг и становились для них такими же живыми, как центрифуги или телевизоры

У команды Лунной станции сложилось такое же отношение к Чарльзам, как к одетым в одежды манекенам. Но эти манекены очень отличались от обычных твердых восковых фигур. Они могли ходить, могли быть запрограммированы на выполнение определенной работы. Их электронная нервная система была достаточно сложна. Киборгов создали не для того, чтобы они стояли в витринах магазинов, а для изучения звезд. В научно-исследовательских станциях, ускорения которых не могла выдержать ни одна человеческая конституция, их посылали в миры чужих далеких солнц. И там они могли двигаться, дышать их воздухом и приспосабливаться к гравитации. А затем корабли приносили их обратно на Лунную станцию и специалисты могли наблюдать за воздействием условий неземной жизни на аналоги людей.

Команде станции потребовалось много времени для подготовки и программирования действий на далеких звездах этих киборгов – человеческих скаутов. И за это время люди не без юмора назвали их Чарльзами подобно тому, как некоторые дают имя своей машине, лодке. Команда немного пошутила, сделав Чарльза Девятого шире, чем всех остальных, в плечах, а Чарльза Четырнадцатого – трусом, который не хотел отправляться к звездам. И теперь для абсолютно одинокого Мартинсена шутка стала реальностью, и он, изучая киборга, разговаривал с ним, как с живым.

Мартинсен зашел в ангар и вынул из шестнадцатого корабля кассеты с записанной на них информацией о далеком мире, который исследовала небольшая металлическая ракета. Он просмотрел пленки. Первая показала рыжевато-коричневую пустыню под двумя темными лунами, по которой прогуливался Чарльз Шестнадцатый, а на вторую сенсорные устройства записали все физические данные этого мира. Мартинсен тщательно обдумал некоторые моменты и вернулся к осмотру Чарльза Шестнадцатого, даже не услышав приглушенные металлические звуки из ангара, которые свидетельствовали об автоматическом возвращении других кораблей и входе киборгов.

– Я думаю, – говорил он Шестнадцатому, – ты немного поврежден. Можешь считать себя счастливчиком, если бы ты был человеком, то был бы уже мертв.

"Можешь считать себя счастливчиком, Чарли! Если бы ты был человеком, ты бы знал, и думал, и помнил, и..."

– Бред! – выругался Мартинсен и выкинул все эти мысли из головы, продолжив осмотр киборга. Когда он закончил с Шестнадцатым, появились Чарльзы Восьмой и Одиннадцатый. Они молча зашли в лабораторию и застыли у кабин со своими номерами, как и были запрограммированы. Мартинсен изъял их кассеты и начал просмотр, не имея никакого желания прерваться, хотя прошло уже много часов и он устал. Но он не хотел возвращаться в свое кресло, где бы мог снова увидеть Землю.

– Ну и почему у тебя температура на шесть градусов ниже? – спросил он Восьмого Чарльза. – В первый раз ты отлично входил и выходил из тепловых точек. Но теперь ты вернулся с недостаточно нормальной температурой и...

– Ты что, сошел с ума? Разговариваешь с Чарльзами? – послышался голос Ховарда Эллама.

Мартинсен повернулся и увидел его, стоящего у двери. Глаза напарника казались красноватыми, тело покачивалось, но в принципе он выглядел вполне вменяемым.

– Просто думаю вслух, – ответил Мартинсен.

– Думаешь? – усмехнулся Эллам. – Если мы начали разговаривать с киборгами, то наши дела как нельзя хуже.

– Я так же охотно говорю с Чарльзами, как и с человеком, подсевшим на транквилизаторах, – парировал Мартинсен.

Эллам уставился на него, а затем рассмеялся.

– Хочешь услышать шутку в жанре черного юмора? Два последних оставшихся в живых человека заперты вместе, и что из этого вышло? У них развилась клаустрофобия.

Он смеялся и смеялся, но потом, словно сообразив, что это уже похоже на истерику, резко перестал, тихо вымолвив:

– Прости, Март!

– О, забудь! Но забудь и о том, что нас осталось только двое. Сможешь? Никакой чумы, даже этой, которая всех забрала. Всегда кто-то остается в живых.

– Конечно! Кто-то всегда остается в живых, – повторил Эллам. – Все могут заразиться, но через некоторое время выясняется, что кто-то да и выживает. Но люди, как и мир, погибли. И мы погибли.

– Нелепость, – неуверенно сказал Мартинсен.

Он упрямо продолжал осматривать Чарльзов, записывая их реакции на специфическую среду. Эллам, сдерживая слезы, все же стал помогать ему, он включил биоаппаратуру и замерял воздействия на пластические ткани киборгов. Эллам специализировался на функциональной неорганике. В этом он хорошо разбирался и был щепетилен. Все больше кораблей, все больше ракет возвращались домой из безбрежной бесконечности, занимая свои места. Сейчас уже все, кроме пяти из восемнадцати Чарльзов, находились в лаборатории.

– Шестому Чарли повезло, – сказал Эллам через некоторое время, просмотрев полученную информацию. – Там, у Проксимы, он обнаружил мир, приспособленный для нас. Если, конечно, найдутся живые люди, которые смогут туда отправиться.

Мартинсен не ответил, а еще больше углубился в работу. Потом со словами: "А какой в этом смысл?" – Эллам спокойно встал и вышел из лаборатории.

Мартинсен предположил, что Ховард снова отправился за своими ампулами. Но когда он, слишком устав, закончил свою работу, он нашел Эллама в комнате "си", задумчиво глядевшего на Землю.

– Ни одного огонька, – сказал Эллам. – Обычно при небольшом преломлении мы видели огни городов, а теперь там одна темнота.

– Огни могли выключить, но люди все равно живы, – заметил Мартинсен.

– Да, конечно. Хотя бы кто-то. Больные и умирающие или опасающиеся того, что скоро заболеют и будут умирать. А вокруг одни трупы.

– Пожалуйста, перестань! – не выдержал Мартинсен.

Эллам замолчал, а Мартинсен развернулся и вышел из комнаты. Теперь он бы не смог уснуть. Он вернулся в лабораторию. Мартинсен шел коридорами, а свет в проходе пробивался через темные комнаты и отражался от хромовых выступов. В этом свете были видны лица, огромное количество лиц Чарльзов, стоящих там, каждый у своего номера, без движения, без звука. И внезапно, несмотря на то, что он так хорошо был знаком со своими подопечными киборгами, – ужас поразил Мартинсена, и его затрясло. Что он делает в этом месте с кассетами о чуждых мирах, с этими нечеловеческими фигурами, которые смотрят на него из тени? Он был человеком. А это место не для людей. Сейчас это не укладывалось в его сознании. Слишком быстро наступила катастрофа. Казалось, еще недавно он бегал мальчишкой в маленьком городке Огайо, и его тихие улочки с белыми домиками, старые вязы и клены, должно быть, сейчас все такие же. И – о Боже! Он хотел вернуться туда. Но там теперь нет ничего, кроме смерти. Человек зашел слишком далеко и слишком быстро. Он заперт здесь. С этими пародиями на людей, которые стоят и безмолвно взирают, взирают и взирают на него...

Трясущейся рукой он включил свет. И внезапно почувствовал какую-то перемену. Чарльзы по-прежнему остались Чарльзами – самыми обычными безжизненными машинами. "Нервы!" – подумал он. Лучше бы это не происходило так часто. Иначе он начнет носиться по станции с криками. Не самый лучший конец для человека! Он мог бы принимать транквилизаторы, как Эллам, но предпочитал работу. Работа была лучшим лекарством. И он работал.

Мартинсен работал четыре дня. Он проводил обычную рутинную проверку каждого Чарльза, четко ведя записи и не спрашивая себя, чьи глаза когда-нибудь их прочитают. И когда эта часть работы оказалась закончена и он узнал о мирах других звезд больше, чем любой другой человек, он занялся ремонтом тех Чарльзов, которые пострадали от радиации, ядовитой атмосферы или ненормальной гравитации.

Иногда ему помогал Эллам, когда не находился в трансе от своих ампул.

Они обычно работали молча. Но однажды, когда ремонт Чарльзов подходил к концу, Эллам спросил:

– Зачем мы это все делаем? Никто никогда не пошлет опять этих Чарльзов в космос.

– Я не знаю, – ответил Мартинсен. Но через минуту добавил. – Может быть, я пошлю.

– Ты? Станция и ты будут мертвы прежде, чем кто-нибудь из них вернется назад.

– А я и не думал об их возвращении назад, – ответил Мартинсен.

Поздней ночью Мартинсена разбудил какой-то странный звук. Он сел, прислушиваясь, и затем понял его происхождение. Звук доносился из ангара аварийных капсул.

Весь путь до ангара Мартинсен пробежал. Его сердце, охваченное холодным страхом, рвалось наружу, – он боялся остаться совсем один. Мартинсен успел как раз вовремя, чтобы поймать Эллама прежде, чем тот поставил маленькую капсулу в режим автоматического пуска.

– Эллам, ты не можешь улететь!

– Я улетаю, – упрямо сказал Эллам.

– На Земле тебя не ждет ничего, кроме смерти. Эллам язвительно усмехнулся:

– А что ждет здесь? Тоже – смерть. Может быть, не так быстро, но она явится и сюда.

Мартинсен вцепился в его руку. За эти последние несколько дней он стал практически ненавидеть Эллама, но сейчас Эллам стал для него единственной и последней ценностью в борьбе против абсолютного одиночества.

– Послушай, – сказал он. – Подожди еще немного, пока я отремонтирую всех Чарльзов. Тогда я полечу с тобой.

Эллам удивленно уставился на него.

– Ты?

– Ты что думаешь, что я хочу остаться здесь один? В любом случае ты прав, всего лишь вопрос времени, как скоро мы умрем. Но есть еще одна вещь, которую я хочу сделать.

Через некоторое время Эллам произнес:

– Хорошо, если ты полетишь со мной, я немного подожду.

Мартинсен не строил иллюзий о последствиях своего обещания. Шансы были таковы, что, как только они с Элламом достигнут Земли, очень скоро они умрут от чумы. Но там смерть существовала лишь с очень высокой вероятностью, в то время как здесь она была реальностью, особенно если оборудование станции прекратит свою работу. При таких обстоятельствах у них не оставалось большого выбора. Но решимость, которая внезапно зародилась в нем, приняла ясное очертание. Он знал, что Эллам не будет ждать долго, и у него оставалось мало времени, чтобы выполнить то, что он задумал.

Мартинсен яростно принялся за работу в пункте связи, подготавливая пленки. На первой содержался аудиовизуальный курс языка, где с помощью изображения вещи или действия показывался глагол, который называл Мартинсен. Объем справочника не будет таким уж большим, но он будет содержать ключевые слова. И Мартинсен считал, что с их помощью достаточно высокий разум быстро сможет осуществить смысловой перевод.

Он был поглощен этой работой, когда в комнату вошел Эллам, который некоторое время в замешательстве наблюдал за ним. Затем он удивленно спросил:

– Что, черт возьми, ты делаешь?

Мартинсен ответил:

– Прежде чем мы покинем станцию, я собираюсь послать в космос зонды и Чарльзов.

– Послать куда?

– Куда только можно. Каждый из них возьмет с собой копию пленок, которые я готовлю. Через какое-то время Эллам произнес:

– Я понял. Послание в бутылке от потерпевшего крушение. Другими словами – последняя воля умирающего вида.

– Я все еще не считаю, что наш вид умрет, – возразил Мартинсен. – Но даже если он и выживет, он обречен оказаться отброшенным назад, на много-много веков. Не должно все потеряться...

– Хорошая идея, – сказал Эллам. – Я помогу тебе. Ну-ка дай мне сюда микрофон. Он начал кривляться:

– Это предсмертное послание расы людей, которые оказались такими дураками, что умудрились уничтожить себя. Вот наше предупреждение всем. Не нужно знать слишком много! Оставайтесь на деревьях!

Мартинсен отобрал у него микрофон. Но после того как Эллам ушел, он некоторое время размышлял: в конце концов, доля правды присутствовала в его горьком сарказме! Человек действительно оказался виновен в своем собственном уничтожении как вида. Но была ли это вся правда?

Внезапно он осознал, что не подходил для этой задачи. Он не был ни философом, ни ученым. Не считая его познаний по специальности, он был обычным, среднестатистическим человеком. Как он мог взять на себя ответственность решать, что важно сказать, а что нет? Но ведь на станции больше никого не было. От Эллама помощи не дождешься.

Документальные, фактические знания, наука и история – стали той информацией, с чего он начал. И они не представляли для него такую уж большую проблему. На станции существовала огромная библиотека микрофильмов, и было не так сложно установить оборудование таким образом, что бы оно выбирало и прямо переписывало фактические знания на пленки. Но ведь есть еще музыка, искусство и многое другое, чему необходимо было выжить. Пытаясь сделать выбор, он все сильнее осознавал значимость возложенной на него задачи.

Как он мог расставлять приоритеты? Были ли законы Ньютона более значимы, чем произведения Моцарта? Была ли история крестовых походов ценнее диалогов Платона? Мог ли он навсегда выбросить работы давно умерших мастеров только потому, что не хватило места для изображения Парфенона? За годы развития цивилизации на Земле оказалось создано столько красоты, было вложено столько труда и мечтаний. Как здесь можно сделать выбор?

Но Мартинсен упрямо продолжал. И вот завершена запись последней пленки. Он понимал, какую-то опорную работу он выполнил, перенеся на кассеты базовые знания о Земле и человечестве. Но у него не осталось сил выверить все еще раз.

Какое-то время он сидел, глядя на последнюю пленку. И неожиданно почувствовал, что не может считать свою работу завершенной, не добавив ничего от себя.

И тогда он заговорил в микрофон:

– Мы сами виноваты в том, что случилось с нами. Но это получилось не от нашего зла, а от нашего каприза.

На мгновение он задумался, затем добавил:

– От наших предков-обезьян мы унаследовали любопытство. И оно открыло нам много дверей: дверь силы, дверь в космос И в конце концов, если все погибнут, – дверь смерти. О нас можно сказать, что мы предпочли риск катастрофы безопасности покоя. Плохо это или хорошо? Я не знаю.

Уставший, он отключил машину. Больше делать было нечего, кроме создания дубликатов пленок для восемнадцати зондов. Он прошел в лабораторию, где находились Чарльзы.

Эллам, которому не терпелось улететь, согласился запрограммировать киборгов. Когда он работал над Третьим Чарльзом, он выглядел почти радостным. Платы с электрическими "нервами" были вставлены, и специальный механизм посылал кодовые сигналы-приказы в банки памяти киборга. Эти приказы содержали в себе указания по курсу, посадке на любую обитаемую или необитаемую планету и приказ раскрыть информацию кассет только в том случае, если возникнут определенные условия, указывающие на наличие цивилизации. Если подобного не произойдет, то киборг обязан лететь дальше к другим звездам и их возможным планетам. Станции-зонды обладали огромным радиусом действия.

– Чарльз Третий полетит на Вегу, – говорил Эллам. – А оттуда, если необходимо, к Лире 431, а может быть и дальше. Он многое увидит. Вернее, они все многое увидят.

Мартинсен почувствовал боль сожаления. Всю свою историю люди считали, что у них есть время, и думали, что они многое увидят, но этого не произошло. Вместо них полетят киборги – странные, безжизненные преемники человечества.

Мартинсен вспомнил стихотворение, которое прочитал в библиотеке. Что там написал Честертон?

Конец мира был давным-давно

И сегодня мы дети второго рождения,

Подобные странным людям,

Оставшимся на Земле после Судного дня

Киборги не люди. И вместо того чтобы быть оставленными на Земле, они полетят во Вселенную. И все же эти механические, безжизненные существа в каком-то смысле являлись детьми человечества, несущими в самые потаенные уголки пространства историю своих создателей. Программа была завершена. Затем в определенный момент киборги один за другим вышли из лаборатории.

Из окна в комнате связи Мартинсен и Эллам наблюдали за стартом ракет-зондов. Стальные капсулы взлетали в небо и исчезали из поля зрения по мере того, как набирали скорость, рассекая безграничный пустой космос.

Каким же будет конец Чарльзов? Кто-то из них погибнет, столкнувшись с неизвестными космическими опасностями. Другие, по иронии судьбы, могут стать идолами или богами диких, невежественных народов. Возможно, через какое-то время кого-то из них занесет в другие Галактики. Но однажды, в каком-то из миров, хотя бы один из них доставит послание тем, кто сможет расшифровать его. И тогда музыку Шуберта услышат чужие уши, стихи Лукреция наполнят чужие мысли. И история человечества не пройдет, не оставив следа во Вселенной.

Ушел последний корабль. Мартинсен взглянул на Землю и затем нежно взял Эллама за руку.

– Давай, Ховард, полетели домой!