Текст книги "В доме веселья"

Книга 1

Глава 1

Селден застыл в изумлении. Среди предвечерней сутолоки Центрального вокзала его взгляд с удовольствием приметил мисс Лили Барт. В тот понедельник в начале сентября Селден возвращался на работу, спеша вынырнуть из кипящего загородного водоворота, а вот что мисс Барт забыла в городе в это время года? Если бы она ждала поезда, то Селден решил бы, что застал ее на полпути между загородными имениями, которые оспаривали ее друг у друга с момента закрытия пляжного сезона в Ньюпорте, но Селдена озадачило смятенное выражение лица мисс Барт. Она сторонилась толпы, текущей мимо нее к платформам и обратно, вид у нее был нерешительный, однако Селден подумал, что за этой маской скрывается вполне определенная цель. И тут его осенило: девушка кого-то ждет, хотя он и сам не знал, почему эта мысль так захватила его. Лили Барт как Лили Барт – ничего нового, но Селден никогда не мог безучастно смотреть на нее: она, как никто, умела вызвать досужие подозрения, что малейший шаг ее продиктован далекоидущими намерениями.

Любопытство подтолкнуло Селдена сделать крюк по пути к дверям, чтобы пройти мимо нее. Он отлично знал, что если Лили захочет остаться неузнанной, то постарается увильнуть от встречи, и его забавляла возможность проверить, как она с этим справится.

– Мистер Селден, вот так удача!

Улыбаясь, она шагнула к нему почти поспешно, наперерез. Кое-кто из протискивающихся мимо прохожих даже оглянулся на ее голос, ибо мисс Барт была способна поразить в самое сердце даже пригородного пассажира, спешащего на последний поезд.

Селден никогда не видел Лили такой ослепительной. Яркая прическа ее оживляла унылые краски толпы, здесь Лили была даже более заметна, чем в бальном зале. Под темной шляпкой с вуалью лицо обрело прежнюю девичью свежесть и чистый румянец, который уже начинал блекнуть после одиннадцати лет неутомимых танцев допоздна. Неужели и вправду – одиннадцати, удивленно подумал Селден, неужели она действительно отметила свой двадцать девятый день рождения, как уверяют ее соперницы?

– Вот так удача, – повторила она. – Как это мило, что вы пришли меня спасти!

Селден шутливо ответствовал, что это главная цель всей его жизни, и спросил, какого рода спасение она предпочитает.

– О, да что угодно – можем просто посидеть и поболтать на скамейке. Какая разница – присесть между котильонами или между поездами? Здесь нисколько не жарче, чем в оранжерее мисс Ван Осбург, а некоторые женщины – ничуть не уродливее.

Она рассмеялась, а потом объяснила, что оказалась в городе по пути из Такседо в Белломонт к Гасу и Джуди Тренор и опоздала на райнбекский поезд в три пятнадцать.

– И теперь до полшестого – ни одного. – Лили взглянула на крошечные, инкрустированные драгоценными камнями часики, укрывшиеся среди кружев. – Всего два часа переждать. А я не знаю, куда мне деваться. Горничная еще утром пошла за покупками и в час дня уехала в Белломонт, дом моей тети на замке, а я больше никого не знаю в городе. – Она горестно окинула взглядом вокзал. – И все-таки здесь жарче, чем в зимнем саду мисс Ван Осбург. Если вы располагаете временем, уведите меня куда-нибудь, где найдется глоток свежего воздуха.

Молодой человек объявил, что находится в полном ее распоряжении: приключение было слишком заманчиво, чтобы отказаться. Селден всегда был только благодарным созерцателем Лили Барт, его курс пролегал слишком далеко от ее орбиты, поэтому он с удовольствием воспринял неожиданную интимную нотку, сквозившую в ее просьбе.

– Не зайти ли нам в «Шерри» на чашку чая?

Она благосклонно улыбнулась и слегка поморщилась.

– В понедельник в городе столько народа – непременно встретишь целую толпу зануд. Мне-то, старой перечнице, уже все равно. Но это я старушка, а вы – нет, – сказала она весело. – Ужасно хочется чаю, но нет ли места потише?

Селден улыбнулся в ответ на ее лучезарную улыбку. Ее осмотрительность привлекала его почти так же, как ее неблагоразумие, он был уверен, что и то и другое – часть тщательно продуманного плана. Он всегда судил о мисс Барт с точки зрения «доказательства замысла». [2]2
  Доказательство замысла, или телеологическое доказательство существования Бога, зиждется на идее, что наблюдаемый в природе порядок является результатом замысла и действия разумного всемогущего устроителя.


[Закрыть]

– Ресурсы Нью-Йорка довольно скудны, – сказал он, – но сначала я найду экипаж, а там что-нибудь придумаем.

Он сопровождал ее сквозь толчею отдыхающих, мимо девушек с землистыми лицами в нелепых шляпах, плоскогрудых женщин, сражающихся с бумажными свертками и пальмовыми веерами. Неужели мисс Барт одной с ними расы? Сей убогий и неотесанный слой рядовых представительниц слабого пола заставил Селдена еще раз подумать об уникальности, исключительности Лили Барт.

Быстротечный ливень напоил воздух свежестью, все еще висящие в небе облака давали влажной улице спасительную прохладу.

– Как чудесно! Давайте пройдемся немного, – сказала Лили, едва они покинули здание вокзала.

Они свернули на Мэдисон-авеню и пошли пешком в северном направлении. Она ступала рядом с ним широким легким шагом, и Селден явственно испытывал блаженство оттого, что она так близко. Изящная форма маленького ушка, приподнятая кудрявая прядь – ни один художник не создавал подобного, – длинные черные ресницы, густые и прямые. Все в ней было исполнено энергии и изящества, силы и красоты. Он смущенно чувствовал, что ее сотворение обошлось мирозданию недешево: должно быть, великое множество неказистых и уродливых людей были неким таинственным образом принесены в жертву ради ее появления. Селден знал, что те качества, которые выделяют ее из общего женского стада, были преимущественно внешними: как если бы тонкой, божественной глазурью покрыли самую обычную глину. И все же такое сравнение его не удовлетворяло, ибо от грубой текстуры не добиться тонкости, да и возможно ли, чтобы в силу обстоятельств прекрасный материал облекли в никчемную форму?

Как раз когда рассуждения Селдена дошли до этого пункта, выглянуло солнце, мисс Барт раскрыла зонтик, и его наслаждение оборвалось. Минуту-другую спустя она со вздохом остановилась.

– Боже, умираю от жары и от жажды, до чего же отвратителен этот Нью-Йорк! – Она огорченно оглядела унылую улицу. – Другие города летом надевают свои лучшие наряды, а Нью-Йорк, похоже, так и носит рубашку с закатанными рукавами. – Она обшарила взглядом переулки. – У кого-то хватило человеколюбия, чтобы высадить здесь несколько деревьев. Пойдемте в тень.

– Мне приятно, что моя улица получила ваше одобрение, – сказал Селден, когда они свернули за угол.

– Ваша улица? Вы здесь живете?

Лили с интересом рассматривала кирпичные и белокаменные фасады домов, фантастическое разнообразие которых отражало извечную американскую погоню за новизной, но все они выглядели опрятно и приветливо благодаря тентам и ящикам с цветами.

– Ах да, ну конечно, это же «Бенедикт». [3]3
  Имеется в виду Дом Такермана, построенный в Нью-Йорке в 1879 г.; квартиры в нем сдавались исключительно холостякам. Получил прозвище «Бенедикт» по имени знатного холостяка Бенедикта из комедии У. Шекспира «Много шума из ничего».


[Закрыть]Какой симпатичный дом! Кажется, я не бывала здесь прежде. – Она оглядела многоэтажное здание с мраморным крыльцом и псевдогеоргианским фасадом. – Где тут ваши окна? Вон те, под опущенными маркизами?

– На последнем этаже? Да.

– И тот уютный балкончик тоже ваш? Как там, наверное, прохладно!

Он помедлил минуту.

– Хотите посмотреть? – предложил он. – Я угощу вас чаем, и вы ни одного зануды там не встретите.

Ее румянец стал более насыщенным, она все еще владела искусством краснеть в нужный момент, однако приняла предложение так же непринужденно, как он его сделал.

– А почему бы и нет? До чего заманчиво – рискну, пожалуй, – решилась она.

– О, я вовсе не опасен, – сказал он, вторя ей.

По правде сказать, никогда она не нравилась ему так, как в этот миг. Селден знал, что она согласилась без всякой задней мысли: он никогда не входил в ее расчеты, оттого-то и было так неожиданно и даже свежо ее внезапное согласие.

На пороге он остановился в поисках ключа:

– Сейчас там никого, но у меня есть слуга, который обязан приходить по утрам, и может быть, он расставил чайные приборы и приготовил какой-нибудь пирог.

Он провел ее в узкий коридор, увешанный старыми литографиями. Она заметила на тумбочке ворох писем и записок вперемешку с перчатками и тростями, затем они оказались в библиотеке – темноватой, но совсем не мрачной: полки с книгами до самого потолка, благородно поблекший турецкий ковер, заваленное бумагами бюро и, как и было обещано, сервированный к чаю низенький столик у окна. Ветерок, напоенный свежими ароматами резеды и петуний, цветущих в балконном ящике, играл миткалевыми занавесками.

Лили с облегченным вздохом нырнула в одно из потертых кожаных кресел.

– Как восхитительно, наверное, жить по своему собственному разумению в таком вот уголке! Быть женщиной – что за ничтожная доля.

Она откинулась на спинку кресла, упиваясь своим неудовольствием.

Селден рылся в буфете в поисках пирога.

– Женщины, по-моему, тоже пользуются привилегией иметь квартиру, – заметил он.

– Ах, лишь гувернантки да вдовы. Но только не девушки – бедные-несчастные девушки на выданье!

– Но я даже знаком с одной девушкой, у которой есть квартира.

Лили подскочила в кресле от удивления:

– Да?

– Да, – кивнул он, извлекая вожделенный пирог из недр буфета.

– А, я знаю, о ком вы, – о Герти Фариш. – Она кривовато усмехнулась. – Однако я говорила о девушках на выданье, и к тому же место там ужасное, служанки нет и еда сомнительная. Кухарка у нее еще и прачка, и у всех блюд мыльный привкус. Ну, знаете, я бы такого ни за что не потерпела.

– Так не обедайте с ней в те дни, когда у них постирушка.

Они засмеялись, он присел на колени, чтобы зажечь спиртовку и вскипятить воду, а она тем временем отсыпала заварки в маленький зеленый заварочный чайник. Глядя на ее руку, словно выточенную из древней слоновой кости, гладкую, с тонкими розовыми ногтями, с сапфировым браслетом, обнимающим запястье, Селден внезапно осознал всю иронию предположения, будто у нее может быть жизнь, подобная той, которую ведет его кузина Гертруда Фариш. Лили Барт была настолько очевидной жертвой породившей ее цивилизации, что казалось, каждая цепочка браслета приковывает ее к неизбежному.

Она словно угадала его мысли.

– Ужасно с моей стороны так отзываться о Герти. – В своем раскаянии она была очаровательна. – Я напрочь забыла, что она ваша кузина. Но мы с ней такие разные: она хочет быть хорошей, а я хочу быть счастливой. К тому же она свободна, а я – нет. Но и в ее квартирке я бы постаралась быть счастливой. Ведь это чистое удовольствие – выбрать мебель по своему вкусу, а весь жуткий хлам отдать старьевщикам. Ах, если бы только гостиная моей тетки стала моей собственной, уж я бы сумела лучше проявить свои женские качества.

– Неужто все настолько плохо? – спросил он добродушно.

Мисс Барт улыбнулась ему поверх заварочного чайника, который собиралась наполнить.

– Это говорит о том, как вы редко у нас бываете. Почему бы вам не приходить почаще?

– Но я же прихожу не затем, чтобы посмотреть на мебель миссис Пенистон.

– Глупости, – сказала она, – вы вообще не приходите. А ведь мы так славно ладим с вами.

– А это мысль, – согласился он. – Боюсь, что сливок у меня нет, не хотите ли взамен ломтик лимона?

– Я так даже больше люблю. – Она подождала, пока он нарежет лимон, и положила себе в чашку тоненький кружок. – И все-таки – в чем причина?

– Причина чего?

– Того, что вы никогда не приходите. – Лили подалась вперед, недоумение мелькнуло в ее прекрасных глазах. – Жаль, что мне она неизвестна, а то я смогла бы переубедить вас. Конечно, я знаю, что есть мужчины, которым я не нравлюсь, – это видно с первого взгляда. А другие, напротив, боятся меня – боятся, что я хочу их на себе женить. – Она улыбнулась открыто и весело. – Но я не думаю, что не нравлюсь вам, да и вы наверняка не считаете, что я имею на вас виды.

– Нет, не считаю, – согласился он.

– Ну – и?..

Селден поставил чашку на каминную полку и, опершись на кирпичную кладку, смотрел на Лили сверху вниз с ленивым изумлением. Вызов в ее взгляде подстегнул его интерес – он и не предполагал, что она станет тратить порох, дабы подбить столь мелкую дичь, правда, может, она старалась просто для поддержания формы? Или же девушки вроде нее все разговоры сводят к разговору о себе? Как бы то ни было, она очаровательна, а он пригласил ее к себе на чай и должен исполнять обязанности радушного хозяина.

– Ну и наверное, – сказал он решительно, – в том-то и причина.

– В чем?

– В том, что вы не хотите женить меня на себе. Наверное, потому-то и нет у меня веского повода встречаться с вами.

От собственной смелости у него мурашки побежали по спине, но ее смех его переубедил.

– Дорогой мистер Селден, вы достойны лучшего. Было бы глупо с вашей стороны влюбиться в меня, а вы не похожи на дурака.

Лили откинулась на спинку кресла, сделав глоток чая с таким очаровательно рассудительным видом, что, будь они в гостиной ее тетушки, он мог бы и попытаться опровергнуть ее умозаключения.

– Разве вы не видите, – продолжила она, – что вокруг меня достаточно мужчин, говорящих мне приятные слова, и что мне необходим друг, который, когда нужно, не побоится сказать мне правду, пусть и горькую? Иногда я воображаю, что вы и есть этот друг, – не знаю почему, знаю только, что вы не педант и не невежа и с вами мне не нужно притворяться или быть настороже. – В ее голосе зазвучали серьезные нотки, она сидела и глядела на него строгими глазами огорченного ребенка. – Вы не представляете, как мне нужен такой друг, – сказала она. – Моя тетка – кладезь прописных истин, но все они были хороши в начале пятидесятых и утратили свежесть. Мне всегда казалось, что жить сообразно им пришлось бы непременно нарядившись в муслиновые платья с рукавами-буф. А другие женщины – мои лучшие подруги, – что ж, они используют меня, или, хуже того, им безразлично, что происходит со мной. Я слишком долго копчу небо, от меня уже начинают уставать и поговаривают, что мне давно пора замуж.

Возникла недолгая пауза, во время которой Селден обмозговал пару-тройку реплик, что могли бы приперчить беседу, но все же отбросил их и ограничился простым вопросом:

– Так почему бы вам и вправду за кого-нибудь не выйти?

Она покраснела и рассмеялась:

– Ах, вы все-таки и есть тот самый друг, и это один из тех неприятных вопросов.

– Я не хотел быть бестактным, – доброжелательно сказал он. – Разве не замужество – ваше призвание? Разве не для этого вы все созданы?

Лили вздохнула:

– Наверное. Для чего же еще?

– Конечно. Так почему бы не ринуться очертя голову исполнять свое предназначение?

Она пожала плечами:

– Вы так говорите, как будто я должна выйти замуж за первого встречного.

– Я не имел в виду такую крайность. Но должен же найтись кто-то, подходящий по всем статьям?

Она медленно кивнула:

– Я упустила одного или двух, когда только начала выезжать, думаю, не я одна такая. И видите ли, я ужасно бедна, а обхожусь весьма дорого. Мне нужно очень много денег.

Селден повернулся и взял портсигар с каминной доски.

– А что случилось с Дилвортом? – спросил он.

– О, его мать перетрусила. Она боялась, что я переоправлю все фамильные драгоценности, и хотела, чтобы я торжественно пообещала не затевать ремонта в гостиной.

– Но ведь вы ради этого и выходили бы замуж!

– Вот именно. Потому она спровадила его в Индию.

– Не повезло, но вы заслуживаете лучшего, чем Дилворт.

Он протянул ей коробку, и она извлекла оттуда три или четыре сигареты, одну зажала губами, а остальные спрятала в золотистый кошелек на длинной, унизанной жемчугом цепочке.

– Я еще не опаздываю? Ну, тогда одну-две затяжечки.

Гостья склонилась к нему и прикоснулась кончиком сигареты к его сигарете. С отстраненным удовольствием созерцателя-эстета Селден разглядел, как равномерно расположены ресницы на ее гладких белых веках и как сиреневая тень от этих ресниц растворяется в чистой бледности щеки.

Мисс Барт неторопливо прохаживалась по комнате, между затяжками изучая корешки книг на полках. Некоторые из них, переплетенные в благородный старый сафьян приглушенных тонов с чуть потертым ручным тиснением, она долго ласкала взглядом, но во взгляде этом не было оценивающей цепкости знатока, а только удовольствие эстета-дилетанта, тонкой и чувствительной натуры, любителя благородных оттенков и текстуры. Внезапно ее бесцельно-радостное лицо озарилось догадкой, и она, обернувшись к Селдену, спросила:

– Вы ведь собираете книги, правда? Понимаете в первоизданиях и всяком таком?

– Ровно настолько, насколько может себе позволить человек, у которого нет на это денег. Время от времени я что-то подбираю на развалах, а еще хожу по большим распродажам.

Лили снова повернулась к полкам. Но на этот раз лишь рассеянно скользнула по ним взглядом, и он заметил, что какая-то новая мысль занимает ее.

– А есть ли у вас американа [4]4
  Категория букинистической литературы – книги и документы, посвященные Америке, ее истории и краеведению, особенно редкие и малотиражные.


[Закрыть] – вы ее не собираете?

Селден вытаращил глаза и расхохотался:

– Нет, это не совсем по моей части. Собственно, я не настоящий коллекционер. Просто предпочитаю иметь хорошие издания любимых книг.

Она слегка поморщилась:

– А американа ужасно скучная, наверное?

– Полагаю, что так. Она интересна разве что для какого-нибудь историка. Но ваши настоящие коллекционеры ценят в книгах уникальность, редкостность. Не думаю, что обладатели редкостной американы читают ее ночи напролет, – старый Джефферсон Грайс уж точно не читал.

Она слушала его с жадным вниманием.

– И все-таки цены какие-то несусветные. Что за дикая прихоть отдать огромную сумму за уродливую, худо отпечатанную книжку, которую никогда не станешь читать? Да и много ли историков среди покупателей американы?

– Нет, мало какой историк может позволить себе покупку этих книг. Историки пользуются ими в библиотеках или частных коллекциях. Но мне кажется, это просто библиографическая редкость, привлекательная для коллекционера средней руки.

Селден уселся на подлокотник кресла, возле которого она стояла, задавая ему один вопрос за другим: какая книга считается самой редкостной, правда ли, что собрание Джефферсона Грайса – крупнейшее в мире, и сколько запросили за самый дорогой книжный экземпляр.

Ему было так хорошо сидеть, поглядывая снизу вверх, как она снимает с полки то одну, то другую книгу, как порхают страницы меж ее пальцев, любоваться ее склоненным профилем, четко очерченным на теплом фоне старых переплетов, что он все говорил и говорил без остановки, не задаваясь вопросом, откуда возник ее внезапный интерес к столь неожиданному предмету. Но он не мог долго находиться рядом с ней, не анализируя ее поступки, и, когда она поставила на место первое издание Лабрюйера [5]5
  Жан де Лабрюйер(1645–1696) – классик французской литературы, философ-моралист, автор афоризмов.


[Закрыть]и отвернулась от книжных стеллажей, он принялся спрашивать сам себя, к чему, собственно, она клонит. Ее следующий вопрос не прибавил ясности. Лили подошла к нему с улыбкой, которая одновременно подчеркивала доверительность, возникшую меж ними, и напоминала о границах.

– А вам не досадно, что вы не настолько богаты? Ну, чтобы купить все книги, какие только пожелаете?

Селден проследил за ее взглядом – она рассматривала потертую мебель и обшарпанные стены.

– Не досадно ли? Я же не столпник какой-нибудь.

– А то, что приходится работать, – не досадно?

– В работе как таковой нет ничего плохого. Мне очень по душе юриспруденция.

– А как же усталость, надоедливая рутина? Вам никогда не хотелось все бросить, чтобы сменить обстановку, увидеть новые лица?

– Хотелось ужасно, особенно когда видел, как все мои друзья спешат на пароход.

Лили сочувственно вздохнула:

– А что, если бы вам пришлось просто жениться, чтобы получить все это?

Селден расхохотался:

– Боже упаси!

Она встала и со вздохом швырнула сигарету в камин.

– Вот в том-то и разница, что девушка должна, а мужчина может, если пожелает. – Она оглядела его с пристрастием. – Ваш костюм слегка поношен – но это ведь не важно? Это никому не помешает позвать вас на ужин. А вот меня в поношенном платье никто никуда не пригласит: женщину зовут из-за ее наряда в той же степени, что и ради нее самой. Одежда – это фон, это, если хотите, оправа. Не она приносит успех, но она – его часть. Кому нужны убогие? Мы обязаны быть прелестны, одеты с иголочки, хоть умри, а если не справляемся с этим самостоятельно, то должны искать поддержки.

Селден лукаво взглянул на нее. Ее прекрасные глаза были полны мольбы, но он не мог серьезно воспринимать ее жалобы.

– Ну да, вероятно, немало богачей только и ждут, чтобы сделать такое выгодное капиталовложение. Возможно, сегодня же вечером у Треноров вы встретите свою судьбу.

Лили посмотрела на него вопросительно:

– Я думала, вы тоже будете там – о нет, не в этом качестве! Туда приедет много ваших знакомых: Гвен Ван Осбург, Уизерэллы, леди Крессида Райс и Дорсеты.

Она сделала паузу перед последним именем, и глаза ее вопросительно сверкнули из-под ресниц, но он остался невозмутим.

– Миссис Тренор пригласила меня, но я занят до конца недели, да и скучны мне эти большие приемы.

– Ах, мне тоже! – воскликнула она.

– Тогда зачем ехать?

– Вы забыли, это часть моей работы! И, кроме того, если я не поеду, мне придется играть в карты с тетушкой в Ричфилд-Спрингс.

– Это так же ужасно, как выйти замуж за Дилворта, – согласился он, и оба рассмеялись, искренне наслаждаясь внезапной близостью.

Она посмотрела на часы:

– Боже! Мне надо бежать, уже шестой час!

Лили задержалась возле каминной полки, потянулась к зеркалу, чтобы поправить вуалетку. Это движение открыло стройные изгибы ее тела, полного невыразимого изящества дикого леса, как будто она была дриадой, плененной и заключенной в стенах гостиных и салонов, и Селден почувствовал, что именно эта струя лесной свободы придавала такое благоухание всему, что было в ней ненастоящего, искусственного.

Он вышел за ней в прихожую, но тут Лили протянула ему руку на прощание:

– Это было замечательно, теперь вы должны мне визит.

– Но разве вы не хотите, чтобы я проводил вас на вокзал?

– Нет, простимся здесь, прошу вас.

Она на мгновение задержала руку в его ладони, подарив ему очаровательную улыбку.

– Что ж, до свидания, и удачи вам в Белломонте, – сказал он, отворяя перед ней дверь.

На площадке Лили замерла и огляделась. Был всего один шанс из тысячи, что она встретит кого-то, но полной уверенности у нее никогда не было, и за свои редкие опрометчивые поступки она всегда расплачивалась приступами неистовой осмотрительности. Впрочем, на лестнице не было никого, кроме поденщицы, которая скребла ступеньки. Ее внушительная персона и обширный инвентарь занимали так много места, что Лили, дабы разминуться с ней, пришлось подобрать юбки и просочиться по стеночке. Женщина прервала работу и с любопытством посмотрела на нее, сжимая в красных руках мокрую тряпку, только что вытащенную из ведра. У поломойки было одутловатое, немного рябое лицо и тонкие соломенные волосы, сквозь которые некрасиво просвечивала бледная кожа черепа.

– Прошу прощения, – произнесла Лили, намереваясь вежливостью выразить упрек.

Женщина молча отодвинула ведро и вытаращилась на мисс Барт, которая проскользнула мимо, шелестя шелковыми нижними юбками. Лили почувствовала, что краснеет под этим взглядом. И что это существо возомнило? Неужели самые простые, самые невинные поступки всегда нужно истолковывать превратно? На полпути к следующему пролету она внутренне посмеялась над тем, что пристальный взгляд поломойки так обеспокоил ее. Просто бедняжку огорошила непривычная посетительница. Но было ли ее посещение Селдена на самом деле непривычно? Мисс Барт не была осведомлена о моральном кодексе, принятом в холостяцких апартаментах, и поэтому снова зарделась, предполагая, что означает столь пристальное внимание со стороны этой женщины: та роется в памяти, ища ее среди прежних посетительниц. Однако Лили отринула все эти глупые мысли, улыбнулась своим страхам и поспешила по ступенькам вниз, мечтая о том, чтобы поскорее найти экипаж вблизи Пятой авеню.

Под георгианской аркой на крыльце она снова остановилась, внимательно оглядывая улицу в поисках экипажа. Никого поблизости не было видно, но едва она сошла на тротуар, как наткнулась на маленького прилизанного человечка с гарденией в петлице и услышала удивленный возглас.

– Мисс Барт? Вот кого не чаял! Ну и встреча! – воскликнул человечек, и от Лили не ускользнуло любопытство, блеснувшее в его взгляде из-под коротких вывернутых век.

– О, мистер Роуздейл, как поживаете? – сказала она, чувствуя, что нескрываемое раздражение у нее на лице внезапно отразилось в его проницательной улыбке.

Мистер Роуздейл разглядывал ее с интересом и одобрением. Это был пухлый человек с розовой кожей, представитель светловолосого еврейского типа. Шикарная лондонская одежда сидела на нем будто мебельная обивка, а маленькие плутоватые глазки, казалось, оценивали людей, словно те были безделушками. Он с любопытством посмотрел на крыльцо «Бенедикта».

– Приехали в город за покупками, полагаю? – спросил он, будто они были старыми приятелями.

Мисс Барт слегка вздрогнула от этого, а потом пустилась в поспешные объяснения:

– Да… Вот, зашла к портнихе. А теперь тороплюсь на поезд, пора к Тренорам.

– Ах, портниха, понимаю, – сказал он любезно. – Не знал, что хоть одна из них проживает в «Бенедикте».

– В «Бенедикте»? – Она изобразила легкое удивление. – Это здание называется «Бенедикт»?

– Да, так его прозвали: старое холостяцкое обиталище. Так случилось, что я владелец этого здания, оттого-то и знаю о нем все. – Его улыбка стала еще шире, он прибавил с возросшей уверенностью: – Но вы должны позволить мне проводить вас на вокзал. К Тренорам в Белломонт, разумеется? Вы едва успеваете на пять сорок. Полагаю, портниха заставила вас ждать?

Лили напряглась от этой шутки.

– О, благодарю вас, – пробормотала Лили сбивчиво, но в эту минуту увидела двуколку, ползущую по Мэдисон-авеню, и отчаянно замахала кучеру. – Вы очень добры, но я не хочу утруждать вас, – сказала она, протянув мистеру Роуздейлу руку, затем, не слушая его возражений, юркнула в экипаж и срывающимся голосом назвала кучеру адрес.