Текст книги "Тиран"

Автор книги: Эдик Секстон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Эдик Секстон
Тиран

1 1989 год. Поселок Майский.

Алина легла на спину и раздвинула ножки, открыв взорам двух мальчиков свою розовую, еще не тронутую мужскими взорами и касаниями, промежность. Никита и Андрей разглядывали ее с интересом, не имея ни малейшего представления, что с нею делать. Их возраст – время пробуждения и любопытства. Это опасный возраст именно в силу любопытности, следующей за ним. Всего неделю назад с руки Никиты был снят надоедливый гипс – результат лазанья по гаражам.

– Смотри, какая пизда розовая, – отметил Андрей.

– Ну, – подтвердил Никита, погладив свой член, чья головка еще не выкатилась полностью, оставаясь сокрытой от пороков, ожидавших ее в мире взрослых.

Андрей, он уже все видел. У его дядьки есть видеомагнитофон, японский. С трудом достал его, и стоил он огромных денег. Его дядька может себе такое позволить потому, что он браконьер и на черной икре поднимает не плохие деньги. На этом видеомагнитофоне Андрей смотрел порно, первое свое порно в жизни. Волосатые тетки и дядьки занимались сексом, ничего не скрывая от объектива видеокамеры. Струи спермы, похожие на густую слизь лились на лица и в рот порноактрис. Потом Андрей долго отматывал видеокассету на то место, на котором его дядька, добившись рукой оргазма, прервал просмотр.

Никита еще ничего не видел. Не видел спермы, не видел что такое взрослый эрегированный пенис, не видел женщин, глотающих мужские выделения и принимающих члены во все места. Никита был чист, как ангел в своих воспоминаниях.

Алина хихикала. Ей мальчики первыми показали свои члены, дали потрогать, пощупать, покатать яички в мошонке. У Никиты уже появился волосок на лобке. Длинный и всего один. Им он очень гордился. Черный, как и на его голове, волос, торчал, закручиваясь, показывая, что мальчик становится мужчиной. У Андрея, русого мальчика, еще нет волос на лобке. Зато у него головка больше выкатывается, чем у Никиты. Алина трогала мальчишечьи соски, целовала их, и это казалось ей приятнее всего остального. Она не находила члены такими интересными, как лица обоих мальчиков. Особенно красивым был Никита. У него и родители красивые, особенно отец, в которого он пошел. Никита темноволосый, темноглазый, бровастый. Уже выделилась его челюсть, выдающая в нем начало переходного возраста. Она приобретала форму уже мужской, грубой челюсти. Соски его были крупнее, смуглее, чем у русого Андрея. Пенис у него также был внушительнее – крупнее и толще. И хотя головка едва показывалась из-под кожаного обрамления, было видно, что она будет крупной и затупленной. У Андрея пенис был меньше и тоньше, но задран к верху дугой. Островатая головка была маленькой и почти наполовину выкатывалась, что вызвало у Алины больше интереса. Она брала в руки члены мальчиков, и от бегающей по стволу коже, они казались склизкими, но твердость ощущалась у обоих малолетних самцов. Сосать она их не решилась, как мальчишки ее о том не упрашивали. Мальчики мочатся ими. Противно брать их в рот. К тому же об этом могут узнать. Потому, как не манил ее венозностью и видом пенис Никиты, как не соблазнял полуоткрытой головкой пенис Андрея, Алина сосать не стала. Мальчики ей показали себя без одежды, дали ей себя целовать и сосать им соски. Теперь очередь Алины все показывать. Она показывает. Раздвигает губы в промежности. Демонстрирует маленький клитор, вход во влагалище, который оба самца не могут определить, как цель для любого мужчины. Они видят узенькую дырочку, но не узнают ее. Андрей хотя и видел, как члены вкладывают в женщин и куда, но все же на практике не мог определить куда именно и как.

Природа требовала чего-то большего, а чего – мальчишки понять не могли.

– Давай, ты первый, – толкнул слегка в плечо друга Андрей.

Никита снял носки. Носки были последним на нем из одежды. Он часто ощущал возбуждение, когда наступал на голый пол босыми ногами и не понимал почему. Зная, что это добавит ему возбуждения, он снял носки и опустил голую ногу на живот девочки.

– Что это такое?

– Лежи смирно… – прошептал Никита, ощущая как удар током наслаждение. То, что это пристрастие называется «фут-фетиш», он еще не знал. Но просить девочку облизать ему пятку не мог – он все же гулял в кедах полдня и к тому же они были не вдвоем. Были бы вдвоем, ласки ног друг другу можно было бы устроить.

– Не наступи на меня, – попросила Алина.

Он опустил ногу на промежность Алины и ощутил новый всплеск наслаждения. Сперма брызнула из члена, что Никита успел подставить под одну крупную каплю своего семени ладонь и не пролил ее на тело Алины.

– Ты кончил! – удивился Андрей.

Алина поднялась, чтобы посмотреть на мужскую сперму вживую. Мутная жидкость со сгустками, похожими на творог была на ладони ее хозяина.

– Выпей, – шутливо сказал Алине Андрей.

– Щас! – даже возмутилась она и снова стала разглядывать мужскую жидкость. Ее было совсем немного, но она была густой и казалась противной на вид.

– А от чего ты кончил-то? – спросил Андрей. – Ногу на нее поставил и кончил?

– Да, – ответил Никита, которого это тоже немало удивляло. Он направился в ванную, помыть руку.

Когда Никита вернулся, Алина лежала под Андреем. Он терся об нее телом. Его сильно заводило именно это: тереться своим животом об живот девочки. Касания пенисом ее промежности ничем особым его не впечатляли.

Они привели Алину домой к Андрею в отсутствие родителей для игр совсем не таких. Но как-то само собой получилось, что стали показывать ей члены, просить показать «пизду». Оргазма Андрей не добился, зато вспотел. Следом с новыми силами на девочку навалился Никита. Он стал ее целовать по всему телу. Хотя ему было только одиннадцать, инстинктивно он чувствовал, что целовать надо не слюнявя, сухими губами. Поэтому его поцелуи были приятны Алине.

Живот Алине он исцеловал весь. Оказавшись около лобка, он настолько увлекся, что коснулся губами самой промежности.

– Фу! – крикнул Андрей. – Ты что лизать ей стал?

Никита спохватился. Поздно. У его поступка была пара лишних глаз и один лишний язык. Были бы они с Алиной взвоем, он бы склонил ее сосать ему и сам бы лизал ее промежность. Но Андрей пацан «правильный», такие вещи он не приемлет. Он никогда не позволит себе дружить с теми, кто сосет или лижет, то есть с «вафлерами». В этом году он примкнул к «общаку» и стал жить «правильной жизнью порядочного пацана».

Каждый четверг Андрей по вечерам посещал «стрелки», где старший по поселку, по кличке Балу, расспрашивал у «пехоты» (молодняк) – «у кого и что есть по-сути». «По-сути» – это сообщения, кто попал в историю, у кого есть, что донести на другого и прочее. Под контроль ставилось все, как и полагается в сектах: сексуальная жизнь тут регламентировалась полностью. К этому маразму добавлялся еще один: не дружить с теми, кто «не общается», то есть не состоит в организации. Они – «фурманы». Никита не состоял. Он не представлял себя сидящем целый день вместо уроков и развлечений на батарее в подъезде (быть на базе) или «прогуливаться», то есть ходить в другие подъезды, набитые такими же дураками, и там отчитываться о событиях, произошедших у себя «на базе». Ему казалось смешным, что жирный детина 25 лет, Балу, а с ним не редко бывали и старые уголовники, будут учить его, как жить и вымогать у него деньги для помощи другим уголовникам.

За два месяца такого жалкого существования, Андрей из отличника скатился до неуспевающего по большинству предметов. Потом пристрастился к курению. Пробовал алкоголь и травку. К этому добавилось воровство денег у родителей – регулярно нужно было платить «десятину» на зону «правильным пацанам». Как-то Никита спросил дворника дядю Леню про этих «реальных девчонок и реальных пацанов» и получил такой ответ:

– Шлюхи и педерасты! Тебе будет лучше без них. Хочешь быть пацаном – не позволяй над собой быть никому!

Он и не позволил. Никогда не позволял.

Почему педерасты, он узнал позже. Его охватил смех, когда он узнал, какую жизнь «правильные пацаны» ведут на зоне с «неровными пацанами». Оказалось, что эта страна потопает в голубизне и разврате по самые границы! Страна невероятного лицемерия и лжи.

На следующий вечер Андрей зашел за Никитой. Зашел, но руки не подал. Теперь нельзя с ним здороваться за руку.

– Пошли за мной, – строго и не глядя на Никиту, сказал Андрей.

– Андрюх, ты чего? – Никите все стало ясно. – Куда идти?

– Базарить с тобой будут.

– Кто?

– Пошли! – Андрей еле держался, чтобы самому не заплакать.

– Ты что, рассказал?

– Да, – кивнул предавший. Тут же он нашел, чем себя оправдать. – Сам посуди, а если бы Алинка рассказала и стало бы известно, что я не сообщил о тебе, то нас обоих бы в нечистые определили. Сейчас ты под вопросом.

Никита вернулся в квартиру, оставив предателя за дверью. Мама Никиты выглянула и Андрей поздоровался:

– Здравствуйте.

– Привет, Андрей. А чего не заходишь?

– Да мы гулять…

– Ну, пройди… – мама попыталась пригласить его в дом, но Никита, обуваясь, ее перебил:

– Пусть там стоит!

Андрей вернул занесенную для шага за порог ногу назад и остался стоять за дверью. Решив, что ничего страшного нет в том, что мальчишки могли повздорить, мама не стала вмешиваться. Никита вышел и, захлопнув за собой дверь, пошел за Андреем. Выбора у Никиты не было. Они найдут его и тогда вообще инвалидом сделают. Они смелые – их много. Он помнил девочку Риту, которую обвинили, что она подняла конфету с земли. Она стала «минехой». Ее хоронили и никого не было вокруг гроба. Даже проводить ее, надевшую в свои семь лет петлю на шею, не нашлось – можно стать «зашкваром». Сочувствовать им нельзя. Теперь он стал таким же изгоем. Двери школы для него теперь будут закрыты, родителям ничего невозможно будет объяснить, и повеситься вслед за Ритой было бы безжалостно по отношению к себе и к родителям.

Андрей вел его на стройку. Он не смотрел на бывшего друга, старался не винить себя, оправдать. Он закончил пятый класс, но ему уже хотелось в будущем пройти «школу жизни» от звонка до звонка, но попадать туда нужно порядочным пацаном. Надежды стать авторитетным вором он лелеял больше, чем любую дружбу. Он доказал это на примере, предав Никиту. Зато теперь у старших не будет сомнений в его преданности воровским понятиям.

Подобно шакалам, они ждали свою жертву. Теперь есть еще один, кто «хуже» них. Они же «лучше» его во всем! Казалось, половина поселка была тут. Были тут и подростки возраста одного с Никитой, но были и гораздо старше. Было пятеро зеков в возрасте – главные судьи одиннадцатилетнего пацана. Был тут и отвратительный Балу, жирный, с огромными слюнявыми губами. У молодых сжимались кулаки при виде «преступника». Никто тут не уважает тех, кто нарушает понятия. Таких нужно истреблять.

– Хребет ему сломать!

– Ну че, вафлер, пососать не хочешь? – такими криками и насмешками встретили Никиту.

– Тихо! – крикнул Балу и, подойдя к мальчику, вынул окурок из лягушачьих губ. Балу всегда был уродлив. Никто так его не раздражал, как красивые мужчины и мальчики, кого природа и гены, наградили красотой, хорошей комплекцией. Прозвище «жаба» он носил до того, как начал работать на милицию и на воров (одним стучал, другим слал передачки, взимаемые с малолеток). Теперь он «Балу»! Он убедил всех, что его воры так прозвали. Миф сработал. Балу – так Балу.

– Ты Никита? – задал вопрос мальчику двадцатипятилетний детина.

– Да, – Никита поднял на него испуганные глаза, большие и выразительные, о которых сам Балу мог только мечтать.

– Ты чистый? – прозвучал вопрос.

Все замерли, ожидая ответа. Андрей скрылся в толпе, чтобы не попадаться на глаза Никите.

– Чистый, – выдавил из себя Никита.

– Пизду лизал? – спросил Балу.

– Не лизал, я только губами коснулся… – оправдывался Никита.

Сильный удар опрокинул его на пол. Об кусок стекла, он разрезал руку, но даже не заметил этого.

– Нечисть ебаная! – поднялся крик. – Это одно и тоже – полизать и поцеловать. Ты нечитый!

– Спросить с него надо!

Один из старых зеков «почетных учителей жизни», подошел. Никита поднял на него взгляд.

– В пол смотри, нечисть! – рявкнул зек. Он сейчас покажет молодняку, как с такими надо говорить. Этот уголовник – лузер и неудачник, которому жизнь на все вопросы ответила словом «Нет!», которого она выбросила на свалку, как выбрасывает слабых и не умеющих жить, будет учить быть лузерами других. Личность всегда одинока, но лузеру всегда нужен «общак» или лобби.

Никита опустил глаза. От удара у него гудело в голове, слезы подступали к горлу, его всего колотило от страха.

– Короче, пацаны, – обратился этот зек ко всем. – С ним за руку не здороваться, после него ничего не брать. В принципе и убить его может каждый и на зоне за это ничего не будет. Но кто захочет за вафела отбывать?

Хохот.

– За столом, за партой с ним никто не должен сидеть! Никто не должен позволять ему смотреть в глаза. Он должен при встрече всем уступать дорогу и смотреть в пол. Пнуть его и ударить может каждый. Короче, он больше не человек.

– Встать! – рявкнул другой взрослый зек.

Никита поднялся.

– Теперь все с него должны спросить.

Никита с ужасом ожидал ударов. Они посыпались на него чудовищным градом. Его сперва били по лицу, когда выбили из равновесия и он упал, начали пинать. Никита лежал, прикрывая голову, всю в крови. Когда по его голове начали топтаться, он потерял сознание.

– Вот так мы будем всех пидоров и вафлеров чмырить! – раздался смех Балу.

2 2021 год. Поселок Майский.

Ночь без звезд и без лунного света. Ночь проглотила мир, окутала его тьмой, испещрила новыми дорогами, которые уводят в неизвестное, обратила канавы в ямы, ямы – в пропасти, удлинила овраги и скрыла пути назад.

По дороге, вымазанной тьмой и не отличимой от лесов и оврагов по обочинам, по ней, по дороге, ведущей в преступление, двигался черный Бентли. На нем нет номеров. Лишь символ Бафомета. Все посты ДПС знают, что это значит. Это значит, что кортежи принадлежат одному из сильных мира сего. О нем ходит до того мрачная слава, что нет желающих задавать вопросов: почему ему можно ездить без номеров, имея лишь символ Сатаны на табло? Никому в голову не взбредет подрезать путь или перекрыть своей машиной движение лимузина с символикой Ада. У машин лучше вырастут ноги, и она убежит прочь с дороги, чем хоть чем-то позволит себя запомнить водителю или пассажиру машины с символикой Ада. Таким закон не писан и правосудие для них – пустой звук. Потому что у них есть деньги, власть и влияние.

Этот человек потряс общественность, как-то дав интервью крупному журналу для очень богатых людей, для которых покупка самолета – обычное дело. На вопрос, почему он до сих пор не женат в свои 42 года, он ответил: «Есть только одна женщина, в которую я влюблен. Ее имя – Дарья Николаевна Салтыкова. Помещица из Троицкого. Она знала, что с быдлом делать!» Внизу приписка: «Смеется».

Скандал? Никакого. Это не какой-то актер с бокалом вина, чтобы шептаться об этом «беспределе». Это владелец заводов, фабрик и банка. Ему можно говорить и делать все!

Салтычиха. Кровавая помещица.

Машина свернула в самый сгусток тьмы. Там, в низине, словно сброшенный в яму покойник, тянется поселок Майский. Он обесточен. Авария лишила электричества жильцов этого покинутого богом места. Тьма впитала весь поселок в себя вместе с домами, улицами и руинами бывшего рыбзавода. Тьма тут настолько густая, что ею можно испачкать руки и лицо. Старые четырехэтажки подобно гнилым зубам в пасти чудовища, высятся вдоль разбитых, наполненных водой, дорог. И словно корни уже сгнивших зубов местами расположены убогие лачуги и покосившиеся бараки. Впервые по этим дрогам едут колеса Бентли. Бентли с символикой Ада вместо номера.

В машине двое. Водитель. Игорь Краснин. Суровое пергаментное лицо. Улыбка – не улыбка, а просто перемена в расположении морщин. Он хмур и мрачен, словно видел муки Чистилища. Ему сорок пять лет. Но выглядит он старше. Массивные руки его, поросшие густыми волосами на фалангах, поворачивают руль, глаза, равнодушные к происходящему, следят за дорогой. Он молчит. Ему больше нечего сказать напарнику. Пять лет назад судьба свела его с господином. Игорь Краснин был сперва спецназовцем, но был разжалован за резкость в характере и способность наживать врагов. Причиной увольнения стала мелочь. Потом он собрал вокруг себя молодых парней, чтобы громить и уничтожать цыган, которых люто ненавидел. Ненавидел он и воров в законе. Его арестовали. Причиной тоже послужила мелочь. Полиции не удалось сломить его ни побоями, ни угрозами. Он не признал ни одного из приписанных ему обвинений. Окружение его предало. Даже родной брат предал, дал против брата показания. Игорь готов был сломаться. Казалось, вот-вот стойкость изменит ему вслед за всеми.

Ему не забыть ту ночь. Игорь лежал вновь избитый и с сотрясением на шконке в камере, когда шумный засов ржавой двери отодвинулся, провернулся с суровым, как проклятие, скрежетом замок и в камеру вошли двое надзирателей. Они встали по бокам. Следом в камеру вошел человек в черном костюме, с необычным перстнем на среднем пальце. Перстень с древней монетой в обрамлении. Плечистый и высокий мужчина пришел за ним. Теперь он служит своему спасителю, как цепной пес. Нет преступления, от которого бы он отказался, потому что он тоже ненавидит людей. Ненавидит народ.

Игорь никогда не стрижет волос на лобке. Мускулистое вкаченное тело его имеет волосатость на животе и груди. Но его пах просто покрыт темными зарослями. Не бреет потому, что любит мучить женщин минетом. Заставлять заглатывать его толстый член по самый пах, погружаться в его густые заросли и глотать отделившиеся от них волоски. Из всех его 17 см, 15 см не видны глазу из-за волос. Не видны и его яйца, поросшие той же порослью. Когда он надевает трусы, то они топорщатся из-за густых зарослей. Когда он их снимает, женщины готовы закричать от ужаса.

Он гордиться своим пахом.

Игорь снова хочет женщину. Второй рукой он помял свой набухающий член в брюках. Три дня назад он имел одну особу, которая желала знакомства с его господином. Такие особы известны как «светские львицы», а олигархи называют их проще – шлюхи. Он обманул ее. Трахал ее так, что она кричала от удовольствия. Оставив в ней свою сперму, он не выполнил обещания. Да и не мог. Его господин имеет для отбора шлюх специального человека – менеджера. Он знает обо всех вкусах хозяина, обо всех предпочтениях. Он умеет подбирать ему девочек для утех, как повар подбирает тушу помясистее. Игорь не умеет. Игорь умеет перерезать горло одним взмахом бритвы, перерезать ровно, красиво. Он умеет стрелять и попадать в цель, умеет драться врукопашную, умеет изготавливать взрывчатку. Но девочек подбирать он не умеет. Это не его.

Вторым в машине сидит Роман. Тридцатидевятилетний спортивный мужчина, светловолосый, голубоглазый и красивый. Но внешность его обманчива, как ничья другая. Под внешностью ангела скрывается Дьявол. Роман тоже убийца на службе того же господина. Но он еще и пытальщик. Он умеет сдирать кожу с людей и этому научил своего господина. Кожа. Она прекрасна, когда руки мастера касаются ее и превращают куски содранной плоти в красивую жилетку. Господин любит ходить одетым в человеческую кожу. У Романа самого есть жилетка из кожи одного уголовника. На другом уголовнике он показывал, как это делать правильно – как и где делать надрезы на живой «скотине», как проходить под кожей лезвием и тянуть так, чтобы при этом не растянуть саму кожу и не порвать. Личный модельер господина едва чувств не лишился, когда тот явился к нему и развернул то, из чего ему следовало сшить жилетку, окрасить и сделать ее стильной. Да, модельер испугался. Но деньги… Деньги все снова решили. Теперь модельер не удивляется и сам требует куски человеческой кожи, если нужно еще. И ему привозят еще. Привозят столько, сколько требуется на плащ или мебель. Тюрьмы при этом не пустеют, ибо непрерывный поток преступников снова и снова наполняет тюремные камеры и столовые.

Прошлое Романа покрыто мраком. Тот мрак еще более непроглядный, чем мрак этой ночи. Ночи без звезд и без лунного света.

Роман любит женщин не меньше хозяина и Игоря. Но любит взрослых женщин. Возрастных. Роман не откажется трахнуть молодую девочку, но отношения у него бывают только с женщинами, которым больше сорока пяти.

Роман тоже молчит. Он думает о том же, о чем и Игорь. Ему не терпится вернутся к своей Жанне, женщине сорока восьми лет. Она уверенна, что ее любовник работает менеджером. Она благодарит судьбу за такой подарок, как его ласка и любовь. Он для нее добрый и нежный. Для нее…

Согнув руку в кулак, он посмотрел на костяшки. Много челюстей он сломал ими, работая на своего хозяина. Натренированный удар его был сокрушителен для многих. Одного его хватало, чтобы напомнить о чем угодно кому угодно и кого следует, заставить говорить.

Они едут. Едут за тем, о ком не забыл их хозяин. Тьма набрасывается, старается поглотить, опутать, но расползается от света фар в стороны. Расползается, словно кожа, по которой провели бритвой.

Игорь затормозил. Он сбился с пути. Понять, где именно стоял нужный дом, было трудно. Ругань и маты. Игорь ругает эту страну и ее провинции. Он поворачивает в сторону.

Когда-то этот поселок с населением в 8560 душ был процветающим. Теперь тут царит упадок. То и дело фары проливали свет на следы былых перспектив. Майский мог стать городом. Но как не родившейся эмбрион, догнивал теперь во тьме ночи и эпохи.

Наконец-то. Вот он – дом Дикопольцева 12.

Бентли затормозил у первого подъезда этой четырехэтажки с облезлыми стенами. Во многих окнах тускло горели огоньки свечей. Оба путника вышли из салона автомобиля и чеканя шаг, проследовали в темный подъезд с никогда не чинившимся домофоном. И тьма поглотила их.

Андрей был дома и никого не ждал. Он и его девятнадцатилетняя дочь Ольга уже собирались ко сну, не надеясь сегодня на просмотр телевизора и на игры в интернете. Жизнь их была до того размеренна и спокойна, что даже казалась от этого опасной. Словно затишьем перед бурей были эти: с работы – домой, с учебы – домой. Все тихо и размеренно.

Ольга красотой не блистала. Поклонников было не много, но и те, что были, не нравились ей по причине либо их пристрастий к алкоголю, либо образа жизни. Отец любил свою дочь и считал ее самой красивой на свете. Свою жизнь с ней он считал стабильной и слаженной. Ольга же хотела каких-то приключений, перемен.

А тьма за окном словно вымазала стекла чернотой, что невозможно было рассмотреть, кто подъехал к подъезду. Тут, в этом доме живут одни алкоголики, да старики, не считая семьи Павленко. Но тьма скрыла все, сделала всех одинаковыми, как делает одинаковыми смерть.

Ольга услышала подъехавший автомобиль. Она выглянула, но ничего не разглядев, снова села на стол около горящей свечи. Она читала книгу «Лесная ведьма» и описания того, как нетактично с женщинами поступали в постели бесы во время суккубата, возбуждали в ней желание быть на месте тех женщин. Ее лишил невинности брат подруги. Ей было пятнадцать и она не ощутила того восторга на который рассчитывала. Все же ей хотелось мужчину более опытного, более взрослого. Иногда она ласкала свой клитор и представляла себя с другом отца дядей Толей. Но тот как смотрел на нее, как на ребенка, так и продолжал смотреть, называя шутливо «пигалицей».

Дядя Толя. Когда он стоит в обтягивающих трико, то виден его размер. Внушительный размер. У него красивая фигура и ему только тридцать семь лет. Его живот рассекает дорожка, прозванная «блядской». Подобно стреле она указывает в его трусы. Там в трусах то, чего так хотят многие женщины. Но! Дядя Толя не любит женщин. У него есть Ваня. Молодой парень из города. Ване достается то, на что указывает стрела из черных волос на мускулистом животе дяди Толи.

– Эх, – с тоской вздохнула Оля.

Скоро мужчин не станет. На их место придется вызывать из Великой Бездны демонов. Так поступают героини книги «Лесная ведьма». Но Оля не верит в демонов. Она бы хотела, но не может. Зато они верят в нее.

Андрей, холостяк, от которого ушла жена пять лет назад, найдя себе более интересную жизнь в лице алкоголиков-любовников. Он занимается сексом с вагиной из секс-шопа. Это удобно и не создает проблем. Сейчас он лежит в тишине на подушке и смотрит в потолок. Пенис в трусах сигналит хозяину о том, что пора слить сперму. Яйца стали тяжелыми, как грех Иуды. Они собрались как два шара и выпучив в стороны светлые волоски, приготовились изливать лишнее. Андрей сунул руку в трусы и вынул член и яйца. Шестнадцать сантиметров чистого удовольствия стояли совершенно впустую. Их бы в нужное женское место, чтобы женщина ощутила какой он – член Андрея, вздернутый кверху дугой! Но нет женщины. Есть лишь вагина из синтетики. Дочь ляжет спать и он эту вагину трахнет. Он будет при этом думать о том, как трахает какую-нибудь красоточку и на него смотрят его коллеги из ЖКХ, тоже сантехники. Смотрят и завидуют.

Он любит создавать целые сюжеты для самоудовлетворения. Порой он представляет себя богатым олигархом, у которого на службе есть девочки. Порой он видит себя шоуменом, телеведущем, который трахает прямо в студии свою ассистентку. Он ее трахает, а съемочная группа смотрит и ждет, ждет, когда он кончит и начнет вести передачу. Только вором в законе он себя не представляет. Иногда он видит себя влиятельным политиком, которому дают красивые женщины, чтобы пробиться куда-либо. Порой продюсером. Реже он представляет себя спортивным молодым жеребцом. Только вором в законе он себя не видит. Не хочет.

Ах, если бы жизнь сложилась иначе. Он стал бы не сантехником в ЖКХ, а знаменитым режиссером. Если бы вернуть свои годы! Все самые красивые девочки были бы у него в распоряжении. Он бы заставлял их глотать свою сперму. Жена никогда не проглатывала. Сосет и напоминает: «В рот не кончай!» Он кончал. Она скукожится как стоптанный валенок, сщурится как японец ожидающий падения атомной бомбы и бежит выплевывать сперму. Никто не глотал его сперму. Даже сперму Толи глотают. Глотают сперму его друга Димы. Только у Андрея никто никогда не проглатывал.

– Что с моей спермой не так? – шепнул он.

Андрей пробовал ее. Сладковатая. Но противная. Мысли о том, что его сперму будут глотать с восторгом, включили в нем инстинкт самца. Он решил тихонько потрахать вагину. Тихо-тихо, чтобы дочь не услышала. Засадит и подержит пенис в ней.

Стук в дверь.

– Кто это? – Ольга оторвалась от планшета, на котором читала книгу и направилась к двери.

Андрей надел трико и следом подбежал к двери. Не иначе, как Дима снова запил и пришел к нему отоспаться, выгнанный женой. Свеча освещала коридор и входную дверь, создавая пляски жутких теней.

Дверь заперта на ключ. За ней те, кто столь сурово в нее стучит. Дверь – это последнее, что отделяет семью Павленко от беды. Тьма и расстояние, время и события не справились с нею. Его прошлое настигло его. Настигло сегодня.

Андрей проворачивает замок и открывает. Из мрака подъезда в квартиру вошли двое. Огонь свечи сдернул с обоих маску тьмы, обнажил их лица, суровые, судя по каменным выражениям, готовые ко всему.

– Вы Андрей Павленко? – спросил один.

– Да, – испуганно ответил тот. Одежда обоих выдавала в них людей официальных и не бедных. Таких костюмов и часов, какие были на них, Андрей отродясь не носил и не имел. Но мечтал.

– Мы присланы за вами Никитой Романовым.

– Кем? – Андрей едва не выронил свечу.

– Одевайтесь, – повелели ему. Голос был таким, что не следовало спорить.

– Это, наверное, шутка… – не мог поверить Андрей. – Я давно думал, что он мертв.

– Нет. Человек по имени Никита Романов – это и есть Никита Тамбовцев.

– Олигарх? – Ольга знала по именам всех, за кого нужно стремиться выйти замуж каждой девочке. – А можно я с отцом? Я его дочь…

– Нам приказано доставить только отца, – ответили ей.

Андрей пригласил пройти. Оба амбала прошли в прихожую и стояли без движений, ожидая Андрея. Тот не знал, что надеть – что не шмотка, то рвань! Его руки дрожали. Он не мог поверить, что этот очень богатый человек, которого народ боится и ненавидит и есть тот самый забитый изгой – Никитка.

Андрею стало страшно.

Это же он много лет назад привел Никиту в этот ужас, каким была его жизнь. Он вспомнил, как его били на перемене толпой. Пинали, и даже девочки, заступавшиеся за Никиту, не могли ему помочь. Ему выбили в тот раз передний зуб. Андрей смотрел на это, уже привыкший к тому, что Никита – мразь, местная нечисть. Ходили слухи, что ему в рот какие-то старшики давали под ножом, но это не подтвердилось. Хотя в это верили.

Ольга подошла к отцу, остолбеневшему от воспоминаний, которые он похоронил, и шепнула:

– Пап, они теряют терпение…

Игорю и Роману было сказано «Доставить». О том, что его нужно доставить в целости, не было сказано ни слова. В этом мире не бывает недоразумений. Тут слуги понимают хозяев, особенно таких кровавых, с полуслова. Доставить даже с переломанными ногами, но доставить!

Андрей вспомнил, что из поселка Майский пропало более ста человек. И никого не только не нашли, но и не искали. Скандалы заминали. Даже в Москве не шелохнулись. А люди исчезают и теперь. Да, это без сомнения дело рук Тамбовцева. Каким же чудовищем он стал? Если это так, то Андрею предстоит сегодня умереть.

– Может в полицию позвонить, – шепнула дочь отцу, видя его страх.

Голос сзади привел их в ужас:

– Бессмысленно.

Это сказал Рома, войдя в комнату в ботинках, как хозяин мира, сложив руки на груди.

– Вам помочь? – спросил он Андрея с какой-то иронией.

– Спасибо, я уже готов.

Пришлось ехать в трико и в олимпийке на голое тело. Он застегнул ее, надеясь, что расстегивать не станут – так пристрелят и выкинут в овраг.