Текст книги "Сильнее Скотленд-Ярда"

Автор книги: Эдгар Ричард Горацио Уоллес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Глава 2.
Человек с большими резцами

– Я пришел к выводу, дорогой Джордж, что убийство – это такой вид преступления, в котором случай играет решающую роль, – сказал Леон Гонзалес, обращаясь к Манфреду.

Он снял роговые очки и задумчиво посмотрел на своего друга.

– Пойккерт говорит, что убийство – одна из форм проявления истерии, – заметил Манфред. – Но отчего у тебя с утра такие мрачные мысли?

Гонзалес хмыкнул и снова углубился в чтение газеты. Через несколько минут он заговорил снова.

– Восемьдесят процентов убийц совершают это преступление впервые в жизни. Следовательно, рецидив не является характерным признаком данного преступления…

– Послушай, Леон, что на тебя нашло сегодня? Уж мы-то хорошо знаем, что это за преступление и кто его, как правило, совершает. Кроме отвращения, они во мне никаких чувств не вызывают…

– Видишь ли, мне вчера довелось повстречаться с человеком, у которого было лицо подлинного убийцы. Когда он улыбнулся, я обратил внимание на его зубы…

– И что же?

– Непомерно большие резцы. И это при глубоких глазных впадинах, прямых бровях и неправильном строении черепа… Это говорит о преступных наклонностях…

– И кто же это чудовище?

– Да нет, он с виду совсем не чудовище, скорее напротив. Это сын профессора Тоблемона… Не ладит с отцом из-за того, что тот не одобряет его выбор невесты… Очень высок, широкие плечи, сильные руки, отличный футболист, решителен… Да! Еще имеет кузена…

– Ты великолепен, Леон, – расхохотался Манфред, – но если тебя так интересуют подробности жизни посторонних людей, то почему же ты не полюбопытствуешь, где был вчера вечером твой близкий друг?

– И где же ты был?

– В Скотленд-Ярде, – ответил Манфред.

Это сообщение не вызвало у Гонзалеса ожидаемой реакции.

– Скотленд-Ярд занимает очень хорошее здание, – спокойно заметил он, – правда, архитектору следовало бы немного развернуть западный фасад… Надеюсь, тебя там хорошо приняли?

– Да. Им известны мои научные труды об испанском уголовном уложении и в области дактилоскопии. Меня весьма радушно принял начальник полиции.

Манфред был известен в Лондоне под именем криминалиста Фуэнтеса. Они с Гонзалесом привезли в Англию весьма лестные рекомендации от испанского министерства юстиции. Эти рекомендации открывали перед ними все двери.

Манфред прожил в Испании ряд лет, а Гонзалес является уроженцем этой страны. Третий член их содружества, Пойккерт, редко покидал свои сады, раскинувшиеся под Кордовой. Четвертый их товарищ погиб много лет назад…

– Об этом следовало бы сообщить нашему другу Пойккерту, – заметил Леон. – Кстати, сегодня от него пришло письмо. Апельсиновые сады в полном цвету, две свиньи принесли приплод. А ты говоришь о каком-то там Скотленд-Ярде… Так они тебя встретили с распростертыми объятиями?

Манфред кивнул.

– Завтра мы с тобой приглашены отобедать в обществе начальника полиции мистера Реджинальда Фейра. Надо признать, что за время нашего отсутствия лондонская полиция сделала значительные успехи. В особенности дактилоскопическое отделение. Парни там ловкие и сообразительные…

– Погоди, придет времечко и они отправят нас на виселицу, – удовлетворенно заметил Гонзалес.

– Если им это удастся, – холодно бросил Манфред.

Обед в банкетном зале отеля Риц-Карлтон прошел очень мило. Особенно доволен был своим собеседником Гонзалес. Мистер Фейр, человек средних лет, был не только выдающимся деятелем полицейского ведомства, но и человеком, весьма сведущим в своей области, к тому же скромным и обаятельным.

Завязался оживленный разговор, пересыпанный именами светил мировой криминалистики.

– Для профессионального преступника жизнь состоит лишь из чередования сроков тюремного заключения, а краткие промежутки свободной жизни он посвящает новым преступлениям, – сказал мистер Фейр. – Это не мое открытие. Оно было сделано еще сто лет назад. Поэтому так легко бороться с профессиональными преступниками. Но в случаях совершения преступлений дилетантами…

– Совершенно верно, – поспешил заметить Гонзалес, – я всегда утверждал…

Но ему не удалось закончить свою мысль о криминальном дилетантизме, так как в этот момент посыльный вручил мистеру Фейру письмо. Начальник полиции извинился и быстро пробежал глазами бумагу.

– Гм… Словно по заказу, – произнес он, глядя на Манфреда. – Вчера я обещал познакомить вас с нашими методами работы. И вот – не прошло и суток…

Мистер Фейр подозвал лакея и уплатил по счету.

– Случай представляется довольно загадочным, так что, возможно, придется прибегнуть к вашим знаниям, господа.

– Что случилось? – спросил Манфред.

Автомобиль мистера Фейра с трудом пробрался сквозь густое уличное движение у Гайд-парка.

– Труп. Этот человек занимал весьма видное положение в научном мире. Найден при загадочных обстоятельствах. Быть может, вы слышали его имя – профессор Тоблемон.

– Тоблемон? – изумленно переспросил Гонзалес. – Это любопытно! Вы упомянули загадочные обстоятельства. Позвольте и мне сообщить кое-что…

Он рассказал о своей встрече с сыном профессора.

– Я имел удовольствие лично знать профессора и не далее, как месяц тому назад, мне пришлось обедать в его обществе, – пояснил мистер Фейр. – В ту пору у него произошла размолвка с сыном. Профессор был человеком жестким и настойчивым, воля его была непреклонна, он был одним из тех людей, которые считают образцом поведения решительные деяния патриархов Ветхого Завета и вовсе не склонны внимать мягким увещеваниям Евангелия.

Автомобиль остановился у подъезда уютного дома профессора Тоблемона. Видимо, известие о трагическом происшествии еще не стало достоянием гласности, так как возле дома не было видно любопытных соседей.

Дежуривший у дома сыщик проводил их на место происшествия. Лаборатория профессора не представляла собой ничего примечательного – единственное, что бросилось в глаза – это обилие света. Он струился мощными потоками из больших окон и стеклянной крыши.

Всюду стояли широкие рабочие столы. На полках выстроились разнокалиберные склянки с препаратами.

Навстречу вошедшим поднялся красивый молодой человек с печальным лицом.

– Джон Мунсей, – представился он, – племянник профессора. Быть может, вы припоминаете мое имя, мистер Фейр? Я был ассистентом покойного дяди…

Фейр кивнул.

Внимание его было обращено на тело, распростертое на полу.

– Я не прикасался к нему, – сказал молодой человек. – Сыщики, правда, несколько изменили положение тела, чтобы дать возможность врачу произвести осмотр.

Профессор был высоким костлявым человеком. На его лице застыло выражение смертельного ужаса.

– Похоже, что его задушили, – сказал Фейр. – Вы не обнаружили здесь шнурка или бечевки?

– Нет. Впрочем, сыщики высказали то же предположение. Они обыскали всю лабораторию, но ничего подобного не обнаружили.

Гонзалес опустился на колени. Его внимание привлекла обнаженная шея трупа. Ее пересекла синяя полоса, словно шея была перевязана лентой, глубоко врезавшейся в тело. При ближайшем рассмотрении оказалось, что полоска кожи на шее странным образом была окрашена в синий цвет.

Леон перевел взгляд на стоящий рядом стол.

– Что это? – спросил он, указывая на небольшую зеленую бутылку, рядом с которой стояла рюмка.

– Ликер, – ответил молодой человек. – Дядя обычно выпивал на сон грядущий рюмку ликера.

– Вы разрешите? – спросил Гонзалес.

Фейр утвердительно кивнул.

Леон взял рюмку, понюхал ее и внимательно оглядел на свет.

– В этой рюмке вчера не было ликера.

– Следовательно, профессор был убит прежде, чем успел выпить ликер на сон грядущий, – сказал мистер Фейр. – Мистер Мунсей, расскажите нам все, что вам известно о последнем периоде жизни вашего дяди.

Молодой человек с готовностью согласился и, когда все перешли в библиотеку, начал свое повествование.

– Как я уже говорил, в научных исследованиях дяди я принимал участие как ассистент. По утрам он работал в библиотеке, потом уходил в университет или занимался в своей лаборатории. После ужина он снова проводил эксперименты в лаборатории, а затем ложился спать.

– Обедал он дома? – спросил мистер Фейр.

– Как правило, да. Иногда лишь он обедал в клубе Королевского общества…

– Каковы были его взаимоотношения с сыном?

– Они уже давно были не в ладах. Стивен Тоблемон не только мой кузен, но и большой друг, и я сделал все, от меня зависящее, чтобы помирить их, но…

– Но?..

– Год назад дядя сообщил мне, что переписал завещание, сделав меня своим единственным наследником. Я был очень обеспокоен этим решением и тут же сообщил обо всем Стивену. Тот расхохотался и сказал, что если приходится выбирать между грязными деньгами и чистой душой мисс Фабер…

– Помолвка с мисс Фабер была главной причиной их ссор?

– К сожалению…

– Дальше.

– Я пытался воздействовать на профессора, но он был неумолим. Все же мне удалось убедить его снова вписать имя сына в завещание. Но прежде он хотел еще раз поговорить со Стивеном. Они встретились в лаборатории. Я не присутствовал при их беседе, но знаю, что закончилась она крупной ссорой…

– В лабораторию ведут две двери, – сказал Гонзалес. – Через какую из них Стивен прошел для встречи с отцом? Вы разрешите задать этот вопрос, мистер Фейр?

Начальник полиции утвердительно кивнул.

– Он прошел через боковую дверь, ведущую в сад.

– Через нее можно проникнуть в лабораторию в любое время?

– Нет. Ворота в сад вечером запираются.

– Вчера вечером они были заперты?

– Нет. Это обстоятельство сразу бросилось мне в глаза. Они не были заперты, а лишь прикрыты…

– Продолжайте, – сказал мистер Фейр.

– Профессор, видимо, тяжело переживал очередную ссору с сыном? Я употребил все свое красноречие, чтобы уговорить его послать Стивену телеграмму с предложением встретиться еще раз. Профессору было нелегко решиться на этот шаг, потому что в вопросах наследственности он был фанатичен и неумолим…

– Наследственности? – перебил его Манфред. – Вы имеете в виду наследственность мисс Фабер?

– Я, право, не знаю ничего определенного, – Мунсей пожал плечами, – но профессор от кого-то узнал, что ее отец умер в больнице для алкоголиков. По-моему, это сообщение было лишено оснований…

– И что произошло вчера вечером? – спросил мистер Фейр.

– Стивен пришел на встречу с отцом. Я, не желая мешать их беседе, ушел в свою комнату… Около половины двенадцатого я спустился вниз. Свет в лаборатории еще горел, и, решив, что их встреча продолжается, я снова поднялся к себе и лег спать… Утром, в восемь часов, меня разбудил дворецкий и сообщил, что профессор в свою комнату не возвращался. Я не усмотрел в этом ничего настораживающего, так как покойный дядя иногда засыпал в кресле, засидевшись допоздна в лаборатории… Когда же я вошел туда, то обнаружил…

– Боковая дверь была заперта? – спросил Гонзалес.

– Нет, только прикрыта.

– А ворота в сад?

– Тоже.

– Вы не слышали никакого шума?

– Нет.

В дверь постучали.

Когда Мунсей открыл ее, на пороге показался Стивен Тоблемон.

За ним следовали два сыщика. Тоблемон-младший был бледен. Он приветствовал кузена слабой улыбкой. Манфред обратил внимание на непомерно крупные резцы Стивена. Остальные зубы были нормальной величины. Оценив его мощные руки, Манфред задумчиво закусил губу…

– Вы получили печальное известие, мистер Тоблемон?

– Да, – ответил Стивен дрожащим голосом. – Могу я видеть своего отца?

– Сейчас, – отрывисто бросил мистер Фейр. – Но прежде вам придется ответить на несколько вопросов. Когда вы его видели в последний раз?

– Вчера вечером, – быстро ответил молодой человек. – Он вызвал меня телеграммой, и у нас был продолжительный разговор.

– Как долго он продолжался?

– Около двух часов.

– Беседа носила дружеский характер?

– В той степени, в какой отец был справедлив ко мне последнее время, – выразительно заметил Стивен. – Мы обсуждали одно обстоятельство…

– Речь шла о вашей помолвке с мисс Фабер?

– Да.

– Вы обсуждали и другие вопросы?

– Да.

– Какие?

– Отец сообщил, что намерен изменить завещание. – Он улыбнулся Мунсею. – Мой кузен сделал все возможное для защиты моих интересов. Я чрезвычайно признателен…

– Вы ушли из лаборатории через боковую дверь?

Стивен кивнул.

– И заперли ее за собой?

– Нет. Дверь запирал отец. Я слышал, когда выходил в сад, что он повернул ключ в замке.

– Можно ли открыть дверь снаружи?

– Нет… А почему вы задаете подобные вопросы? Мне сообщили, что отец умер…

– Его убили, – спокойно ответил мистер Фейр.

– Убили? – переспросил потрясенный Стивен. – Но… У отца ведь не было врагов.

– Это выяснит следствие, – сухо заметил начальник полиции. – Я вас далее не задерживаю, мистер Тоблемон.

Стивен медленно двинулся к двери лаборатории.

Через четверть часа он показался на пороге библиотеки. Лицо его было мертвенно бледным.

– Это ужасно! Бедный отец!

– Насколько мне известно, вы, мистер Тоблемон, изучали медицину… – сказал мистер Фейр. – Вы согласны со мной, что, по всем признакам, вашего отца удушили?

Стивен кивнул.

– Я не мог так же спокойно произвести осмотр тела, как сделал бы это в другом случае, но, по всей видимости…

Манфред и Гонзалес возвращались домой пешком. Некоторое время оба молчали, погруженные в поиски той единственной версии, которая становится истиной в зале судебного заседания.

– Ты обратил внимание на его резцы? – спросил Гонзалес.

– Да. Но еще я обратил внимание и на его горе.

Леон тихонько рассмеялся.

– Ты, должно быть, не читал чудесной работы Монтегацца «Физиология боли». Там говорится, что выражение боли ничем не отличается от выражения раскаянья.

– Если бы я не знал тебя так хорошо… – улыбаясь, произнес Манфред, – то…

– Что?

– Ничего. Ты ничего особенного не заметил в лаборатории?

– Химикаты, аппараты для получения жидкого воздуха, электрические приборы… Но когда я увидел термос, мне стало ясно…

Он вдруг остановился.

– Санта Миранда! – вскричал Леон. – Как я мог забыть об этом?

Он осмотрелся.

– Вот магазин, из которого можно позвонить по телефону. Ты пойдешь со мной или подождешь здесь?

– Я дьявольски любопытен, ты же знаешь.

Войдя в магазин, Гонзалес сразу же направился к телефонному аппарату.

Манфред услышал названный им номер. Во время пребывания в доме профессора он тоже отметил его.

– Это вы, мистер Мунсей? – спросил Леон. – Я только что был у вас в обществе мистера Фейра. Мы, кажется, уже напали на след банды… Вы не скажете мне, где находятся очки профессора?

– Очки профессора? – переспросил Мунсей.

– Да. Не будете ли вы столь любезны взглянуть, где они? Я подожду у аппарата.

Гонзалес равнодушно мурлыкал какую-то опереточную мелодию, популярную в Мадриде лет десять назад. Вдруг он умолк и внимательно прислушался.

– В спальне профессора? Благодарю вас. Простите за беспокойство.

Он повесил трубку. Манфред ни о чем не расспрашивал его.

– Большие резцы! – проговорил Леон уже на улице. – М-да…

Рано утром Манфред куда-то ушел и вернулся уже к тому времени, когда Гонзалес позавтракал.

– Где вы изволили пропадать, мистер Манфред?

– На Флит-стрит. Я просматривал спортивные отчеты газет.

– Зачем? – изумился Леон.

– Случайно я встретил мистера Фейра. Он сказал, что при вскрытии не обнаружено следов яда, как и признаков насилия на теле. Полиция собирается сегодня арестовать Стивена Тоблемона.

– Этого я и опасался, – серьезно заметил Гонзалес. – Но чего ради ты вздумал просматривать спортивные отчеты?

Манфред невозмутимо продолжал:

– Фейр убежден в том, что убийца – Стивен Тоблемон. Он предполагает, что молодой человек во время ссоры с отцом потерял самообладание и… Врачи, правда, вначале предположили отравление, но никаких следов яда обнаружить не удалось. Кстати, Стивен в последнее время почему-то рьяно занимался токсикологией…

Гонзалес откинулся на спинку стула и закурил.

– Совершил ли Стивен убийство – неизвестно, но то, что он рано или поздно пойдет на это преступление – могу заявить со всей ответственностью. Если у человека такие резцы… Я попрошу у Фейра разрешения обследовать лабораторию еще раз.

– Чего ради? – спросил Манфред, но тут же добавил: – Возможно, у тебя есть на то особые соображения… Дело, конечно, запутанное, что и говорить… Целый ряд побочных обстоятельств… Например, зачем профессор надевал шерстяные перчатки…

– Что?!

Гонзалес вскочил со стула. Глаза его блестели.

– Какой же я идиот! Вот оно, недостающее звено! Как я мог не подумать об этом?! Идиот! Шерстяные перчатки! Трижды идиот!

Мистер Фейр охотно удовлетворил просьбу Леона, и вскоре оба друга входили в лабораторию, где их ждал Джон Мунсей.

– Я обнаружил очки рядом с кроватью дяди, – первое, что сообщил он Гонзалесу.

– Очки? Ах, да, совершенно верно, очки… – рассеянно проговорил Леон. – Разрешите взглянуть на них… О, ваш дядя был очень близорук. Странно, что он не всегда надевал их…

– Думаю, он заходил после ужина в спальню, чтобы переодеться… И, должно быть, забыл там очки… Правда, в лаборатории всегда находилась запасная пара очков… Вот только где они… Вы хотите остаться в лаборатории…

– Да, в полном одиночестве, – ответил Гонзалес, – и был бы весьма признателен, если вы это время уделите моему другу.

Заперев за ними дверь, он тут же занялся поисками очков.

Они нашлись в металлическом ящике для мусора. От очков остались лишь осколки и обломки стальной оправы. Леон тщательно собрал обломки и, положив их на стол, направился к телефону.

– Разумеется, – ответил удивленный голос Стивена Тоблемона, – отец во время нашей беседы был в очках.

– Благодарю вас. Это все, что я хотел выяснить.

Повесив трубку, Гонзалес занялся осмотром лаборатории. В течение часа он внимательно знакомился с устройством различных аппаратов и принципами их работы.

После этого он снова звонил по телефону.

Еще через полчаса он, надев пару теплых шерстяных перчаток, отворил дверь и позвал Манфреда.

– Я попрошу мистера Мунсея также войти сюда, – сказал он.

– Ваш приятель всерьез интересуется наукой, – заметил не без иронии Мунсей, сопровождая Манфреда.

– Мой приятель – один из самых образованных людей в мире, – жестко отрезал Манфред.

Гонзалес стоял посреди лаборатории, держа в руке ликерную рюмку, в которой виднелась почти бесцветная жидкость, чуть заметно отливавшая синевой. Над ее поверхностью вился легкий дымок.

Увидев на его руках шерстяные перчатки, Манфред весь подобрался, как пантера перед прыжком.

– Вы уже закончили экскурсию? – насмешливо спросил Мунсей из-за спины Манфреда, но, увидев Гонзалеса, смертельно побледнел.

– Не угодно ли вам отпить глоток из этой рюмки, мой друг? – любезно обратился к нему Леон. – Чудесный напиток! Вы могли бы легко спутать его со старым выдержанным ликером, будь вы рассеянны, близоруки, да еще и без очков!

– Что вы хотите этим сказать? – хрипло спросил Мунсей. – Я… не понимаю вас…

– Заверяю вас, что это совершенно безвредный напиток, в нем отсутствуют токсически вредные вещества, он чист как воздух, которым мы дышим.

– Дьявол! – выкрикнул Мунсей.

Но прежде, чем он успел наброситься на своего мучителя, Манфред сбил его с ног.

– Я вызвал по телефону мистера Фейра и Тоблемона-младшего. Они сейчас прибудут. Впрочем, вот и они…

Вошел мистер Фейр в сопровождении Стивена и полицейского чиновника.

– Имею честь вручить вам моего пленника, мистер Фейр, – заявил Гонзалес. – А вот и средство, при помощи которого Джон Мунсей лишил жизни своего дядю. На этот шаг его толкнуло примирение отца с сыном. Он ведь столько усилий приложил, чтобы завещание было переписано в его пользу, бедняга…

– Это ложь! Ложь! – закричал Мунсей.

– Ах, ложь? В таком случае вы можете спокойно выпить эту рюмку. В ней тот самый напиток, который вы подали своему дяде.

– Что это такое? – спросил мистер Фейр.

– Спросите у мистера Мунсея, – твердо ответил Гонзалес.

Мунсей молча повернулся и направился к выходу. Полицейский последовал за ним.

– А теперь я отвечу на ваш вопрос, мистер Фейр, – сказал Леон. – Это сгущенный до жидкого состояния воздух.

– Жидкий воздух? – воскликнул начальник полиции. – Что вы хотите этим сказать? Как можно отравить человека жидким воздухом?

– Профессор вовсе не был отравлен. При очень низкой температуре воздух превращается в жидкость. Содержится он в специальных термосах…

– Боже! – воскликнул Стивен. – Значит, синяя полоса на шее…

– Да. Его убили холодом. Он задохнулся в то же мгновение, когда жидкий воздух коснулся его глотки. Рюмку подсунул ему племянничек. Но вот как он ухитрился уговорить профессора надеть перчатки?..

– Зачем? А, понимаю, – для того, чтобы он не почувствовал холода.

Гонзалес кивнул.

– Он предпринял все необходимые меры, чтобы подозрение пало на другое лицо. Одно лишь он проглядел: перчатки!

– Мне кажется, – проговорил Гонзалес, когда они шли по улице, – Мунсей в течение ряда лет преследовал одну цель: поссорить отца с сыном. Он, должно быть, сам пустил слух об отце невесты…

Стивен проводил друзей до их квартиры.

Когда он, прощаясь, улыбнулся, Гонзалес испуганно вскрикнул:

– Ваши зубы!

Стивен покраснел.

– Мои зубы?

– У вас ведь были непомерно большие резцы! Это было еще вчера! – взволнованно проговорил Гонзалес.

Стивен расхохотался.

– Это были вставные зубы. Я их сменил на другие, нормальной длины, только сегодня утром. Мои собственные выбиты во время футбольного матча…

– Тринадцатого сентября, – добавил Манфред. – Я узнал это из спортивных газет тоже сегодня утром.

Когда они вошли в квартиру, Манфред сказал:

– Если уж речь зашла о больших резцах…

– У тебя нет иных тем для разговора? – оборвал его Гонзалес.