Текст книги "Тарзан и сокровища Опара"

Автор книги: Эдгар Райс Берроуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

VII
СОКРОВИЩНИЦА ДРАГОЦЕННЫХ КАМНЕЙ В ОПАРЕ

Некоторое время Тарзан пролежал на полу в сокровищнице Опара, глубоко под развалинами древнего города. Он лежал как мертвый, но он не был мертв. Он зашевелился и открыл глаза. Кругом был непроглядный мрак. Он нащупал рукой свою голову, и рука сразу стала мокрой и липкой от запекшейся крови. Он стал обнюхивать свои пальцы, как дикий зверь обнюхивает раненую лапу.

Тарзан медленно приподнялся и сел, прислушиваясь. Кругом все было тихо, как в могиле. Он встал на ноги и обошел ощупью вокруг комнаты. Кто он? Где он? У него болела голова, но никаких других последствий своего ушиба он не чувствовал. Он не помнил ни землетрясения, ни того, что было до него.

Неловкими движениями ощупывал он свое туловище, ноги, голову, точно эти предметы были ему совершенно незнакомы. Он нащупал колчан за спиной и кинжал у пояса. Что-то промелькнуло в его голове. Ах, да! Ему еще чего-то не хватало. Он ползком стал обшаривать пол в поисках вещи, исчезновение которой он чувствовал инстинктивно. Наконец он нашел его – свое тяжелое военное копье. Вся его прошлая жизнь была неразрывна связана с этим оружием. Он почти не расставался с ним с тех пор, как давным-давно он вытащил свое первое копье из рук убитого им негра.

Тарзан знал наверное, что существует другой мир – лучше и светлее, чем то, что заключалось тут в четырех каменных стенах. При дальнейших исследованиях он наткнулся на дверь, которая вела в глубь туннеля, лежавшего под землей между храмом и городом. Он вошел в коридор и, двинувшись вперед безо всяких предосторожностей, наткнулся на каменные ступени, ведущие вверх; Тарзан поднялся по ним и продолжал свой путь, направляясь к водоему.

Ничто не говорило ему, что он здесь уже был однажды. Ему эта местность была совершенно незнакома. Но тем не менее он продвигался в темноте так быстро, спокойно и уверенно, словно гулял по гладкой равнине при ярком свете полуденного солнца. И тут случилось то, что неизбежно должно было случиться при таких обстоятельствах.

Он дошел до края водоема, шагнул вперед в пустое пространство и стремглав полетел вниз в черную глубину. В руке он все еще сжимал свое копье. Он упал в воду и пошел ко дну. Но колодец был неглубок. Копье ударилось одним концом о дно и стало вертикально, и с его помощью Тарзану удалось вынырнуть на поверхность воды. Падение не причинило ему никаких ушибов. Он отряхнул воду с лица и глаз и взглянул наверх. Лучи дневного света, проникая через круглое отверстие высоко над его головой, слабо освещали внутренность водоема. На одном уровне с поверхностью воды виднелось широкое отверстие в сырой, скользкой стене колодца. Подплыв к нему, Тарзан вылез из воды и ступил на мокрый пол большого туннеля. Он углубился в туннель, но на этот раз он стал продвигаться очень медленно и осторожно. Неожиданное падение послужило ему хорошим уроком. Туннель был прямой как стрела; пол его был скользкий и мокрый, это говорило о том, что по временам вода в водоеме поднималась и затопляла туннель. Это очень затрудняло продвижение Тарзана: каждую минуту он мог поскользнуться и упасть. Потом туннель кончился, и Тарзан оказался у подножия лестницы.

Лестница несколько раз заворачивала то вперед, то назад и наконец привела Тарзана в небольшую круглую комнату. Слабый свет проникал сюда сквозь большую трубу, которая из середины потолка подымалась наружу. Она была нескольких футов в диаметре и над потолком продолжалась футов на сто или даже больше. Далеко наверху она заканчивалась каменной решеткой, сквозь которую Тарзану было видно ясное голубое небо.

Человек-обезьяна с любопытством стал оглядывать комнату. Вся ее обстановка состояла из нескольких кованых сундуков с медными запорами. Тарзан стал их ощупывать. Его пальцы быстро скользили по железным обручам и петлям. Машинально он приподнял крышку одного из сундуков и вскрикнул от восторга: перед ним на большом плоском подносе, сверкая в полутьме и переливаясь всеми цветами радуги, лежали груды драгоценных камней. Тарзан, совершенно забывший о прошлом под влиянием страшного ушиба и вернувшийся в первобытное состояние дикого человека, не имел сейчас никакого понятия о том, какое несметное богатство представляла его находка. Для него это были только красивые пестрые камешки. Он погрузил в них руку и стал забавляться ими, пересыпая их между пальцами. Он стал открывать другие сундуки. Все они были переполнены драгоценными камнями.

Почти все камешки были граненые и отделанные. Набрав полную горсть, Тарзан всыпал их в сумку, болтавшуюся у него на поясе; неграненые камешки он швырнул обратно в сундук.

Сам того не подозревая, Тарзан открыл давно забытое хранилище драгоценных камней города Опара. Сотни лет было оно погребено под храмом огненного бога в глубине одного из мрачных подземных ходов, в которые суеверные солнцепоклонники боялись спускаться.

Игра с красивыми камешками скоро надоела Тарзану, и он снова пустился в путь. За круглой комнатой снова начинался коридор. Он круто подымался вверх, причудливо извиваясь, и после многих поворотов привел Тарзана в низкую комнату, которая была светлее всех других, встречавшихся ему на пути.

От пола к отверстию в потолке подымалась крутая каменная лестница. Сквозь отверстие Тарзан увидел залитую солнцем площадку и высокие, обвитые диким виноградом колонны. Он с удивлением посмотрел на эти колонны: они как будто напоминали ему что-то. Тарзан наморщил лоб, стараясь что-то припомнить, но не был уверен в себе. Странная мучительная мысль все время не выходила у него из головы. Ему все казалось, что что-то ускользает от него, что он должен бы знать многое, чего он сейчас не знает.

Его размышления были внезапно прерваны громким раскатистым ревом над его головой. Вслед за этим послышался отчаянный крик и визг. Тарзан решительно схватил свое копье и побежал к лестнице.

Странная картина представилась его глазам, когда он из сумерек подземелья попал на залитую светом площадку храма. Несмотря на то, что он забыл все, относившееся к его прошлому, в глубине его души сохранились еще представления о некоторых образах, и он сразу осознал, что перед ним находится много мужчин и женщин и один огромный лев. Мужчины и женщины бежали к выходам, а лев стоял посреди храма на трупе одного из мужчин, менее счастливого, чем его товарищи. Перед Тарзаном подле большой каменной глыбы стояла женщина, а поперек камня неподвижно лежал мужчина. Тарзан видел, как сверкали глаза льва, когда он смотрел на двух несчастных, оставшихся в храме. Страшный рев вторично огласил своды храма. Женщина вскрикнула и без чувств свалилась на тело мужчины, лежавшего на жертвеннике.

Лев сделал несколько шагов и приник к земле. Он уже готов был сделать прыжок, но его внимание внезапно было отвлечено Тарзаном.

Верпер лежал неподвижно и беспомощно на жертвеннике. Он видел, как лев готовился прыгнуть на него, и видел также, что со зверем произошла какая-то неожиданная перемена: лев обернулся и перевел глаза за алтарь на что-то, чего Верпер не мог видеть. Страшный зверь встал на дыбы. Какая-то фигура промелькнула мимо Верпера. Чья-то сильная рука поднялась в воздухе, и тяжелое копье вонзилось в грудь хищника.

Верпер видел, как животное пыталось зубами схватить стержень копья, и в это мгновение совершилось чудо из чудес. Голый великан, только что пронзивший льва копьем, бросился вперед с одним лишь ножом в руках. Лев поднялся на задние лапы и свирепо зарычал. И к ужасу и без того насмерть перепуганного бельгийца, с губ странного человека сорвалось точно такое же львиное рычанье.

Ловким прыжком в сторону Тарзану удалось избежать тяжкого удара огромной мохнатой лапы. Вторым прыжком он вскочил на спину льва. Его руки обвились вокруг косматой шеи, зубы впились глубоко в мясо животного. Рыча, прыгая, катаясь по полу, огромная кошка силилась скинуть своего яростного противника, а тем временем большая загорелая рука вонзала длинный охотничий нож в бок зверя.

Во время этой битвы Лэ пришла в себя. Точно очарованная стояла она подле своей жертвы, не отводя глаз от борющихся. Казалось невероятным, чтобы в открытой схватке человек мог одолеть царя зверей, а между тем она была свидетельницей такого небывалого дела!

Нож Тарзана отыскал наконец бурное сердце животного. Страшные судороги потрясли могучее тело, и лев упал мертвым к ногам победителя. Тарзан вскочил, поставил ногу на труп своей жертвы и, подняв лицо к небу, испустил такой ужасный крик, что Лэ и Верпер содрогнулись, а гулкое эхо долго еще вторило ему под сводами храма.

Теперь Тарзан повернулся, и Верпер узнал в нем мертвеца, которого он оставил в комнате драгоценностей.

VIII
БЕГСТВО ИЗ ОПАРА

Верпер был поражен. Неужели это существо было тем исполненным собственного достоинства англичанином, который оказал ему такой радушный прием в своем роскошном африканском доме? Неужели этот дикий зверь с горящими глазами и залитым кровью лицом был человек? Неужели этот страшный победный крик мог вырваться из человеческой груди?

Тарзан смотрел на мужчину и женщину; его лицо выражало удивление, но он не узнавал их. Он как будто открыл новую породу живых существ и был страшно удивлен своей находкой.

Лэ пристально вглядывалась в черты человека-обезьяны. Глаза ее широко раскрылись.

– Тарзан! – воскликнула она. – Это ты? И она заговорила с ним на языке больших обезьян, который был в то же время и языком жителей Опара.

– Тарзан, ты вернулся ко мне. Лэ пренебрегала своими священными обязанностями в ожидании своего Тарзана! Она не взяла себе мужа, потому что на всем свете только он один мог стать ее мужем. И ты пришел ко мне. О, Тарзан, скажи же мне, что ты вернулся ради меня!

Верпер вслушивался в эти странные гортанные звуки и переводил свой взгляд с Лэ на Тарзана. Поймет ли Тарзан этот язык? К его удивлению, англичанин ответил ей такими же гортанными звуками.

– Тарзан? – повторил он задумчиво. – Тарзан! Я как будто слышал это имя.

– Это твое имя – ведь это ты Тарзан! – воскликнула Лэ.

– Я – Тарзан? – человек-обезьяна пожал плечами. – Ну что ж, это имя мне нравится. Я не знаю никакого другого, и потому я оставлю его себе. Но я не знаю тебя; я не пришел сюда ради тебя. Зачем я сюда пришел – я и сам не знаю. Я не знаю, откуда я пришел. Может быть, ты знаешь?

Лэ покачала головой.

– Я никогда этого не знала, – проговорила она. Тарзан повернулся к Верперу и обратился к нему с тем же вопросом.

Бельгиец покачал головой.

– Я не понимаю этого языка, – произнес он по-французски.

Без напряжения и, по-видимому, совершенно не сознавая, что он переходит на другой язык, Тарзан повторил свой вопрос по-французски.

Тут только Верпер понял, какие ужасные последствия имел для Тарзана его ушиб. Очевидно, этот голый человек совершенно утратил память и не помнил ничего из своей прежней жизни. Бельгиец уже хотел было растолковать Тарзану, кто он и откуда, как внезапно его осенила мысль, что лучше этого не делать. Если он хотя на время скроет от Тарзана то, что он сам о нем знает, ему, может быть, удастся использовать для себя несчастье, постигшее англичанина.

– Я не могу вам сказать, откуда вы пришли, – сказал он, – но скажу вам одно: если мы не уберемся сейчас же из этого проклятого места, мы оба будем убиты на этом кровавом жертвеннике. Эта женщина уже была готова вонзить свой нож в мое сердце, когда лев прервал их адский обряд. Пойдемте же! Поищем выход из этого ужасного храма, прежде чем они оправятся от страха и вернутся все сюда!

Тарзан снова повернулся к Лэ.

– Почему ты хотела убить этого человека? – спросил он. – Ты была голодна?

Лэ возмущенно отвергла такое предположение.

– Он пытался тебя убить? – продолжал свой допрос Тарзан.

Женщина отрицательно покачала головой.

– Почему же ты хотела его убить?

Лэ подняла свою тонкую руку и указала на солнце.

– Мы хотели принести его душу в дар огненному богу! – сказала она.

Тарзан взглянул на нее с недоумением. Он снова был большой обезьяной, а обезьяны ничего не смыслят в таких вещах, как душа и огненный бог.

– Вы хотите умереть? – спросил он Верпера.

Бельгиец со слезами на глазах старался его убедить, что он вовсе этого не желает.

– Ну что ж, тогда и не надо! – проговорил Тарзан. – Пойдем отсюда. Эта самка убьет вас, а меня оставит себе. Но это не место для Мангани. Я бы скоро умер среди этих каменных стен.

Он повернулся к Лэ.

– Мы уходим! – объявил он.

Женщина бросилась к нему и схватила его руку.

– Не оставляй меня! – кричала она. – Останься, и ты будешь верховным жрецом. Лэ любит тебя. Весь Опар будет принадлежать тебе. Рабы будут исполнять каждое твое приказание. Останься, Тарзан, и любовь вознаградит тебя.

Человек-обезьяна оттолкнул от себя коленопреклоненную женщину.

– Тарзан не хочет тебя, – ответил он просто и, подойдя к Верперу, перерезал связывавшие его веревки и сделал ему знак следовать за собой.

Тяжело дыша, с искаженным от злобы лицом Лэ вскочила на ноги.

– Ты останешься! – яростно закричала она. – Ты будешь моим! Если Лэ не может получить тебя живым, она получит тебя мертвым!

Подняв голову к солнцу, она испустила тот страшный, лающий визг, который Верперу пришлось слышать однажды, а Тарзану много раз.

В ответ на ее крик послышался беспорядочный шум голосов в прилегающих к храму комнатах и коридорах.

– Придите, хранители жрицы! – кричала Лэ. – Неверные осквернили святая святых. Придите, наполните ужасами их сердца, защитите Лэ и ее алтарь, очистите храм кровью осквернителей!

Верпер не понял, но Тарзан понял все. Взглянув на бельгийца, он увидел, что тот безоружен. Он подскочил к Лэ, охватил ее своими сильными руками и, хотя она отбивалась с безумной яростью демона, он скоро обезоружил ее и передал Верперу ее длинный жертвенный нож.

– Это вам пригодится! – сказал он.

И едва он успел это сделать, как изо всех дверей в храм хлынули толпы уродливых маленьких кривоногих человечков.

Они были вооружены дубинами и ножами, фанатическая ненависть распаляла их смелость. Верпер онемел от ужаса. Тарзан с гордым презрением оглядывал врагов и медленно Подвигался к двери, которую он себе наметил для выхода из храма.

Здоровенный жрец преградил ему дорогу. За ним кинулись и другие. Тарзан поднял свое копье, изо всей силы ударил им по голове жреца и размозжил ему череп. Тот не успел даже вскрикнуть.

Копье беспрерывно подымалось и опускалось на головы жрецов, пока Тарзан медленно прочищал себе дорогу к выходу. Верпер следовал по пятам. Он бросал пугливые взгляды назад на пляшущую, воющую толпу жрецов, следовавших за ними. Он держал жертвенный нож наготове, чтобы пронзить им первого, кто осмелится подойти к нему поближе, но никто не приблизился к нему. Он удивлялся, что жрецы, смело вступившие в борьбу с таким силачом, как Тарзан, не решились броситься к нему, хотя он был значительно слабее. Если бы они кинулись на него, он моментально пал бы их жертвой. Тарзан уже добрался до дверей через трупы всех, кто загораживал ему дорогу, когда Верпер понял, что поставило его в такое привилегированное положение. Жрецы боялись жертвенного ножа. Они радостно пошли бы на смерть, защищая свою верховную жрицу и ее жертвенник, но смерть смерти рознь. Они, не задумываясь, бросались в смертный бой с могучим Тарзаном, но суеверно боялись умереть от священного ножа.

Когда они выбрались из внутреннего двора храма, Верпер сообщил Тарзану о своем открытии. Тарзан усмехнулся и пропустил его вперед. Бельгиец шел, размахивая направо и налево священным оружием, и жители Опара в суеверном страхе убегали от них во все стороны.

Таким образом, они легко пробрались через коридор и покои древнего храма. Верпер ахнул от удивления, когда они проходили через комнату с семью золотыми колоннами. С плохо скрываемой жадностью смотрел он на древние золотые плиты, вделанные в стены комнат и коридоров. В глазах Тарзана все это не представляло сейчас ни малейшей ценности.

Они вышли к широкой улице, которая лежала между величественными колоннами полуразрушенных зданий и внутренней стеной города. Большие обезьяны угрожающе горланили им что-то вдогонку, но Тарзан отвечал им тем же.

Верпер увидел, как огромный волосатый самец спрыгнул с полуразрушенной колонны и, ощетинясь, заковылял навстречу голому великану. Желтые клыки были обнажены, сердитый лай и грозное рычание срывались с толстых губ.

Бельгиец наблюдал за своим спутником. Каковы же были его удивление и ужас, когда Тарзан наклонился, стал на четвереньки и начал ползать вокруг кружившейся на одном месте обезьяны! Из человеческой гортани вырывался тот же звериный лай и то же рычание, что и из глотки животного. Если бы глаза Верпера были закрыты, он по звукам с уверенностью мог бы сказать, что две гигантские обезьяны готовились к поединку. Однако поединка не последовало. Все приготовления кончились, как кончается обыкновенно большинство этих встреч в джунглях: один из противников теряет свою воинственность, неожиданно заинтересованный падающим листом, жуком или вошью на своем косматом животе. Так было и на этот раз. Человекоподобная обезьяна удалилась с полным достоинством, для того чтобы взглянуть на проползавшую мимо гусеницу, которую она и проглотила после недолгого исследования. Тарзан был, однако, склонен продолжать спор. Он свирепо надулся, выпятил грудь и с рычаньем подполз к обезьяне.

Верперу стоило немалых трудов отговорить его от этих намерений и убедить его в том, что им необходимо убраться отсюда как можно скорее. Целый час они искали узкий проход во внутренней стене. Отсюда проторенная дорожка вывела их за внешние укрепления города, в мертвую долину Опара.

Верпер очень скоро убедился, что Тарзан не имел ни малейшего понятия о том, где он находился и откуда он пришел. Он бесцельно бродил по долине, находя себе пищу под небольшими скалами, или выкапывал ее среди редкого мха, который там и сям покрывал землю.

Верпер пришел в ужас от необычайного меню своего спутника. Тарзан с видимым удовольствием уничтожал жуков, грызунов и гусениц. Он и в самом деле превратился в обезьяну.

После долгих усилий бельгийцу удалось увести своего спутника к дальним холмам на северо-западном краю долины, и отсюда они пошли по направлению к владениям Грейстоков. Какую цель преследовал бельгиец, отводя жертву своего предательства к его прежнему дому – трудно угадать, разве только, что без Тарзана некому было заплатить выкуп за жену Тарзана.

Ночью они сделали привал по ту сторону холмов. Они сидели у небольшого костра, на котором жарилась дикая свинья, убитая стрелою Тарзана. Тарзан был погружен в размышления. Он тщетно старался уловить какие-то мысли, которые все время ускользали от него. Но так и не додумавшись ни до чего, он открыл кожаную сумочку, привешенную к его поясу, и вынул оттуда пригоршню блестящих маленьких камешков. Огонь костра заиграл в них мириадами лучей, и в эту минуту Верпер, смотревший на них в немом восторге, вполне определенно отдавал себе отчет, почему он искал общества человека-обезьяны.

IX
ВЕРПЕР ПОХИЩАЕТ ДРАГОЦЕННЫЕ КАМНИ

Два дня Верпер разыскивал своих спутников, которых он оставил у подножия холмов. На закате второго дня он наткнулся на открытой прогалине на изуродованные трупы трех чернокожих.

Верпер сразу догадался, в чем дело. Из маленького отряда сопровождавших его негров только эти трое не были рабами. Остальные, очевидно, воспользовались удобным случаем, чтобы освободиться из-под власти жестокого хозяина. Они убили тех, кто мог помешать осуществлению их плана, и скрылись в джунглях. Холодный пот выступил на лбу Верпера: только благодаря счастливой случайности он избежал участи этих трех несчастных.

Тарзан не выказывал ни малейшего удивления или интереса по поводу этой находки. Дитя джунглей, он смотрел на насильственную смерть, как на обыденное явление. Утонченная психика цивилизованного человека, вследствие полученного им ушиба, сделалась снова совершенно чужда и непонятна ему. Он сохранил только простейшие чувства первобытного существа, которые неизгладимо отпечатались в его мозгу еще в раннюю пору его жизни.

Сейчас во всех своих мыслях и действиях он руководствовался уроками большой обезьяны Калы и примерами и указаниями Керчака, Тублата и Теркоза. Он совершенно механически сохранил знание французского и английского языков. Верпер заговорил с ним по-французски, и он по-французски же ответил; но он сам не сознавал, что говорил с Верпером на совсем другом языке, чем тот, на котором он только что говорил с Лэ. То же было бы, если бы с ним заговорили по-английски.

Вечером перед костром Тарзан опять забавлялся сверкающими стеклышками. Верпер спросил его, что это такое и где он взял? Тарзан отвечал, что это разноцветные камешки, из которых он хочет сделать себе ожерелье, и что он их нашел глубоко под храмом огненного бога.

Бельгиец с облегчением заметил, что Тарзан не имел никакого представления о ценности камешков. «Это облегчит захват их!» – думал он. Может быть, это странное существо просто отдаст их ему, если попросить у него, и Верпер уже протянул руку к сверкающей маленькой горке, которую Тарзан держал перед собой на гладкой деревянной дощечке.

– Дайте мне взглянуть на них, – сказал он.

Но в ту же минуту огромная бронзовая ладонь Тарзана опустилась на яркие камешки. Он оскалил зубы и зарычал. Верпер поспешил отдернуть руку, а Тарзан, как ни в чем не бывало, продолжал свою игру и беседу с Верпером. Он проявил только свойственное всем животным инстинктивное стремление сохранить свое добро. Убивая дичь, он всегда делился с Верпером, но если бы Верпер случайно дотронулся до той части, которая принадлежала Тарзану, он вызвал бы то же дикое и злобное предупреждение.

С этого момента в сердце бельгийца стал вкрадываться безумный страх перед его диким спутником. Вначале он приписывал перемену, произошедшую в Тарзане, утрате памяти. Но он не знал, что Тарзан когда-то был настоящим диким зверем джунглей, и он не мог понять, что тот просто возвратился к состоянию, в котором провел свои детские и юношеские годы.

Странное поведение англичанина поразило его. Он видел в нем опасного безумца, который в любой момент может кинуться на него с оскаленными зубами. Верпер ни на минуту не обманывал себя надеждой, что он сможет выйти победителем из борьбы с Тарзаном. Он мечтал только о том, как бы улизнуть от Тарзана и как можно скорее попасть в далекий стан Ахмет-Зека. Но бельгиец не решался пуститься по джунглям один и вооруженный только жертвенным ножом. Тарзан являлся защитой, которой ни в коем случае не следовало пренебрегать. Он был достаточно храбр и силен, чтобы вступить в единоборство даже с большими хищниками джунглей, как Верпер уже имел случай убедиться в храме Опара.

К тому же Верпер решил во что бы то ни стало завладеть сумкой с драгоценными камнями. В душе его происходила борьба между двумя различными чувствами: жадностью и страхом, но в конце концов жадность взяла верх. Бельгиец решился пойти на все ужасы и опасности постоянного общения с человеком, которого он считал сумасшедшим, лишь бы стать обладателем того богатства, которое представляло из себя содержимое маленькой сумочки.

Ахмет-Зек ничего не узнает об этих богатствах. Они будут принадлежать одному только Верперу, и при первой же возможности он доберется до берега моря и уедет в Америку. Там под другим именем он снова заживет полной жизнью и до известной степени вознаградит себя за все лишения. Он давно уже составил этот план и жил теперь надеждой, заранее предвкушая ту роскошную жизнь досужего богача, которую он будет вести там. Он даже так далеко ушел в своих мечтаниях, что жалел уже о том, что Америка слишком провинциальна, и что нигде в Новом Свете нет такого города, как его возлюбленный Брюссель.

На третий день после их бегства из Опара, чуткое ухо Тарзана уловило звук людских шагов позади них. Верпер не слыхал ничего кроме жужжания насекомых и птичьего гомона в густой листве. Некоторое время Тарзан стоял неподвижно, внимательно прислушиваясь; его тонкие ноздри раздувались, стараясь вдохнуть в себя каждую струйку воздуха. Потом он потянул Верпера за собой в густые кусты и, притаившись там, стал ждать.

Немного спустя на тропинке, по которой шли перед тем Тарзан и Верпер, показался лоснящийся черный воин, чуткий и осторожный. За ним гуськом следовали около пятидесяти таких же чернокожих воинов. Каждый из них был нагружен двумя темно-желтыми слитками, привязанными к спине. Верпер с первого взгляда узнал войско, которое сопровождало Тарзана в Опар. Он посмотрел на Тарзана. Дикие глаза пристально вглядывались в проходящих, но Тарзан не узнал Басули и своих верных вазири. Когда все воины прошли, Тарзан встал и вышел на тропинку. Поглядев в ту сторону, куда ушли негры, он обернулся к Верперу и сказал:

– Теперь мы пойдем за ними и убьем их.

– Зачем? – спросил бельгиец.

– Они чернокожие, – объяснил Тарзан, – а человек, который убил Калу, тоже был чернокожий. Они все враги Мангани.

Верпер не испытывал никакого желания вступить в бой с Басули и его свирепыми воинами. Наоборот, он был от души рад, что встретил их, потому что уже начинал сомневаться, найдет ли дорогу через джунгли в страну вазири, а Тарзан совершенно не интересовался тем, куда они направляются. Держась в некотором отдалении от воинов вазири, они легко могли бы следовать за ними, а там уже Верпер нашел бы дорогу к стану Ахмет-Зека. Была еще и другая причина, по которой бельгиец не хотел вступать в драку с вазири: Верперу хотелось, чтобы золото было отнесено туда, куда несли его вазири. Чем дальше воины Басули унесут его, тем ближе будет ему и Ахмет-Зеку идти за ним.

Поэтому он стал отговаривать Тарзана от преследования чернокожих, говоря, что негры, наверное, выведут из лесу в богатую страну, изобилующую дичью. После долгих разговоров ему удалось убедить Тарзана следовать за ними издали.

От Опара до страны вазири был большой переход. Но наконец наступил момент, когда Тарзан и бельгиец, следуя по стопам воинов, поднялись на возвышенность и увидели перед собой широкую равнину Вазири, сверкавшую в излучинах реку и далекие леса на севере и западе.

Впереди них, как большая гусеница, продвигалась по равнине сквозь высокую траву линия воинов Басули. Стада пасущихся зебр и оленей были разбросаны там и тут пестрыми кучками. В тростниках у реки буйвол с любопытством следил за приближающимися воинами, но не выдержал и убежал в темное убежище леса. Тарзан смотрел на хорошо знакомую картину, но не узнавал ее. Все его внимание было занято пасущимися стадами; он даже не взглянул на то место, где был его дом. Когда же Верпер посмотрел в этом направлении, на его лице отразилось полное недоумение. Заслонив глаза рукою, он долго и пристально вглядывался туда, где раньше стоял дом. Он не верил своим собственным глазам: ни дома, ни амбаров, ни построек там уже не было. Конюшни, хлева, стога сена – все исчезло. Что бы это могло означать? И постепенно Верпер начинал понимать: очевидно, Ахмет-Зек побывал здесь.

Басули и его воины, как только спустились в равнину, заметили опустошение, произведенное в их земле. Теперь они спешили туда, возбужденно разговаривая между собой.

Когда они прошли наконец вытоптанный сад и остановились перед грудой обгоревших обломков на месте, где был дом их хозяина, их самые страшные опасения стали уверенностью.

Остатки человеческих трупов, наполовину обглоданные гиенами, лежали на земле; на трупах было достаточно остатков одежды и украшений, чтобы Басули мог себе ясно представить ужасные подробности несчастья, обрушившегося на дом его господина.

– Арабы! – проговорил он.

Вазири окружили Басули и оглядывались кругом в немой ярости.

На каждом шагу они наталкивались на новые свидетельства жестокости безжалостного врага, который воспользовался отсутствием Великого Бваны, чтобы опустошить его владения.

– Что же они сделали с леди? – спросил один из чернокожих.

Они всегда так называли леди Грейсток.

– Женщин они, наверное, взяли с собой, – сказал Басули, – и наших, и ее.

Огромный негр, подняв копье над головой, испустил дикий крик ярости и боли. Другие последовали его примеру. Басули движением руки приказал им замолчать.

– Теперь не время для бесполезного шума! – сказал он. – Великий Бвана учил нас, что дело делается работой, а не словами. Мы должны беречь свои силы. Они пригодятся нам, чтобы нагнать арабов и отомстить им. Если еще живы леди и наши женщины, мы должны поторопиться, а воины не могут пускаться в путь с пустой грудью!

Из-за тростников у реки Верпер и Тарзан наблюдали за чернокожими. Они видели, как те пальцами и ножами вырыли в земле канаву, опустили туда свою тяжелую золотую ношу и снова засыпали канаву песком.

Тарзан очень мало интересовался этими действиями. Верпер его уверил, что то, что они закапывали, было непригодно для еды. Зато всем этим был очень заинтересован Верпер. Он много бы дал, чтобы иметь здесь с собой своих спутников, которые помогли бы взять с собой это золото. Верпер не сомневался, что вазири уйдут с этого места опустошения и смерти так скоро, как это будет возможно.

Зарыв свое сокровище, негры отошли немного в сторону от зловонных трупов и сделали привал, чтобы отдохнуть, прежде чем пуститься в погоню за арабами.

Были сумерки. Верпер и Тарзан сидели в тростниках, доедая остатки мяса, принесенного ими с собой. Бельгиец был занят своими мыслями. Он был уверен, что вазири будут преследовать Ахмет-Зека. Ему слишком хорошо были известны военные приемы дикарей и характер арабов и их низких приспешников, и он не сомневался, что они продадут, если уже не продали, всех женщин вазири в рабство. Уже одного этого было достаточно, чтобы вызвать немедленную месть со стороны такого воинственного племени, как вазири.

Верперу нужно было найти возможность подоспеть к арабскому стану раньше, чем придут туда вазири. Он спешил предупредить Ахмет-Зека о приближении Басули и о местонахождении золотого клада.

О том, что станет делать араб с леди Грейсток, ввиду умственного расстройства ее мужа, Верпер нисколько не заботился.

Золото, зарытое неподалеку от сгоревшего дома Грейстоков, представляло неизмеримо большую ценность, чем любой выкуп, который был бы назначен жадным арабом за леди Грейсток, и если бы Верперу удалось уговорить Ахмет-Зека дать ему хоть часть его, он был бы вполне удовлетворен.

Неизмеримо большую важность, по крайней мере для Верпера, представлял вопрос о несметных богатствах, заключенных в маленькой сумочке, висевшей сбоку у Тарзана. О, если б он мог завладеть ею! Он должен, он добьется своего!