Текст книги "Приемыш обезьяны"
Автор книги: Эдгар Райс Берроуз
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
И Тарзан благополучно ускользнул из борющейся массы со своей добычей.
Среди обезьян, которые тщетно вертелись за пределами круга пирующих, был и старый Тублат. Он очутился одним из первых на пиру и захватил уже раз отличный кусок, который спокойно съел в сторонке. Но этого ему показалось мало, и теперь он снова пробивал себе дорогу, желая еще раз раздобыть хорошую порцию мяса.
Вдруг он заметил Тарзана: мальчик выскочил из царапающейся и кусающейся кучи переплетенных тел с полосатым предплечьем, которое он крепко прижимал к груди.
Маленькие тесно посаженные, налитые кровью свиные глазки Тублата засверкали злобным блеском, когда они увидели ненавистного приемыша. В них загорелась также и жадность к лакомому куску в руках мальчика.
Но и Тарзан заметил своего злейшего врага. Угадав его намерение, он быстро прыгнул к самкам и детенышам, надеясь скрыться среди них. Тублат быстро погнался за ним по пятам. Убедившись, что ему не удастся найти место, где он мог бы спрятаться, Тарзан понял, что остается одно – бежать.
Со всех ног помчался он к ближайшим деревьям, ловко прыгнул, ухватившись рукой за ветку, и с добычей в зубах стремительно полез вверх, преследуемый Тублатом.
Тарзан поднимался все выше и выше на раскачивающуюся верхушку величавого гиганта лесов. Тяжеловесный преследователь не решился гнаться за ним туда, и, усевшись на вершине, мальчик кидал оскорбления и насмешки разъяренному, покрытому пеной животному, которое остановилось на пятьдесят футов ниже его.
И Тублат впал в бешенство.
С ужасающими воплями и рычанием низвергнулся он наземь в толпу самок и детенышей и накинулся на них. Он перегрызал огромными клыками маленькие слабые детские шеи и вырывал целые куски мяса из спин и животов самок, попадавших в его когти.
Луна ярко озаряла эту кровавую оргию бешенства. И Тарзан все это видел.
Он видел, как самки и детеныши бежали, что было сил, в безопасные места на деревьях. А затем и большие самцы, что сидели посреди арены, почувствовали могучие клыки своего обезумевшего товарища. И тогда все обезьяны поспешно скрылись среди черных теней окрестного леса.
В амфитеатре, кроме Тублата, оставалось только одно живое существо – запоздавшая самка, быстро бежавшая к дереву, на верхушке которого сидел Тарзан. За ней близко по пятам гнался страшный Тублат.
Это была Кала. Как только Тарзан увидел, что Тублат ее настигает, он, с быстротою падающего камня, бросился с ветки на ветку на помощь своей приемной матери.
Она подбежала к дереву. Как раз над нею сидел Тарзан, затаив дыхание, выжидая исхода этого бега взапуски.
Кала подпрыгнула вверх и зацепилась за ниже висевшую ветку. Она оказалась почти над самой головой Тублата и была здесь уже в безопасности. Но раздался сухой, громкий треск, ветка обломилась, – и Кала свалилась прямо на голову Тублата, сбив его с ног.
Оба вскочили на мгновение, но Тарзан еще быстрее спустился с дерева, и громадный разъяренный обезьяний самец внезапно очутился лицом к лицу с человеком-ребенком.
Ничто не могло быть более наруку злобному зверю. С ревом торжества обрушился он на маленького лорда Грейстока. Но клыкам его все же не было суждено вонзиться в это крошечное коричневое тело цвета ореха.
Мускулистая рука с молниеносной быстротой схватила Тублата за волосатое горло. Другая рука вонзила несколько раз острый охотничий нож в широкую, мохнатую грудь. Удары падали, словно молнии, и прекратились только тогда, когда Тарзан почувствовал, что ослабевшее вялое тело рушится на землю.
Когда труп упал, Тарзан, обезьяний приемыш, поставил ногу на шею своего злейшего врага, поднял глаза к полной луне и, откинув назад буйную, молодую голову, испустил дикий и страшный победный крик своего народа. Друг за другом, из своих древесных убежищ, спустилось все племя. Они окружили стеной Тарзана и его побежденного врага, и когда все оказались налицо, Тарзан обратился к ним.
– Я Тарзан, – крикнул он. – Я великий боец. Все должны почитать Тарзана и Калу, его мать. Среди вас нет никого, кто может сравниться с ним в силе! Пусть берегутся его враги!
Устремив пристальный взгляд в злобно-красные глаза Керчака, молодой лорд Грейсток ударил себя по могучей груди и испустил еще раз свой пронзительный крик вызова.
VIII
ОХОТА НА ВЕРШИНАХ ДЕРЕВЬЕВ
На следующее утро после Дум-Дум, обезьяны медленно двинулись назад к берегу, через лес. Мертвый Тублат остался лежать там, где он был убит, потому что племя Керчака не ест своих.
Поход на этот раз был весь занят поисками пищи. Капустные пальмы, серые сливы, визанг и сентамин встречались в изобилии; попадались также дикие ананасы, а иногда обезьянам удавалось находить мелких млекопитающихся, птиц, яйца, гадов и насекомых. Орехи обезьяны раскалывали своими могучими челюстями, и только когда они оказывались слишком твердыми, они разбивали их камнями.
Однажды путь их пересекла старая Сабор. Встреча с львицей заставила обезьян поспешно искать убежище на высоких ветвях.
Правда, Сабор относилась с уважением к их численности и острым клыкам, но и обезьяны, со своей стороны, проявили неменьшую почтительность к ее силе и свирепости.
Тарзан сидел на низко опущенной ветке. Львица, пробираясь через густые заросли, оказалась как раз под ним. Он швырнул в исконного врага своего народа бывший у него под рукою ананас. Величественное животное остановилось и, обернувшись, окинуло взглядом дразнившую ее сверху человеческую фигуру.
Сердито вильнув хвостом, Сабор обнажила свои желтые клыки и сморщила, огрызаясь, щетинистую морду. Злобные глаза ее превратились в две узкие щелки, в которых горели бешенство и ненависть.
С прижатыми ушами львица посмотрела прямо в глаза Тарзану, найденышу обезьян, и испустила пронзительный боевой вызов.
И, сидя под нею на ветке, человек-обезьяна ответил ей страшным криком своего племени.
Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. А через минуту громадная кошка повернула в джунгли, и лесная чаща поглотила ее, как океан поглощает брошенный в него камень.
Но в уме Тарзана зародился серьезный план. Он убил, ведь, свирепого Тублата, значит, он стал могучим бойцом? А, вот, теперь он выследит хитрую Сабор и убьет ее тоже. Тогда он станет великим охотником.
В глубине его маленького европейского сердца таилось сильное желание прикрыть одеждой свою наготу.
Из своих книжек с картинками он узнал, что все люди прикрыты одеждой, тогда как мартышки и обезьяны ходят голые. Одежда – знак силы, отличительный признак превосходства человека над всеми созданиями. Не могло, конечно, быть другой причины для того, чтобы носить такие отвратительные вещи.
Много лун тому назад, когда он был гораздо моложе, Тарзану очень хотелось иметь шкуру львицы Сабор, или льва Нумы, или пантеры Шиты, для прикрытия своего безволосого тела. Тогда, по крайней мере, он перестал бы походить на отвратительную змею Хисту. Но нынче Тарзан гордился своею гладкою кожей, потому что она означала его происхождение от могучего племени. В нем боролись два противоположных желания – ходить свободно голым, по примеру племени Керчака, или же, сообразуясь с обычаями своей породы, носить неудобную одежду. И оба желания попеременно одерживали в нем верх.
В течение всего того времени, когда, после бегства Сабор, племя продолжало свой медленный переход через джунгли, голова Тарзана была полна широкими планами выслеживания и убийства львицы. Много дней прошло, а он только об этом и думал.
Но внимание его было однажды отвлечено страшным явлением.
Среди белого дня внезапно темнота спустилась на джунгли; звуки стихли. Деревья стояли неподвижно, словно парализованные ожиданием надвигающейся катастрофы. Вся природа как бы замерла. И вот издалека слабо донеслось какое-то тихое, печальное стонание. Ближе и ближе звучало оно, разрасталось и становилось все более оглушительным.
Большие деревья разом погнулись, словно их пригнетала к земле чья-то могучая рука. Они склонялись все ниже и ниже, и все еще не было слышно другого звука, кроме глухого и страшного стона ветра. И вдруг великаны джунглей выпрямились и закачали могучими вершинами, как бы выражая этим свой гневный протест. Из несущихся вихрем черных туч сверкнул яркий, ослепительный блеск. Раскаты грома потрясли воздух, как канонада. Затем сразу хлынул потоп, и джунгли превратились в настоящий ад.
Обезьяны, дрожа от холодного ливня, сбились в кучу и жались к стволам деревьев. При свете молний, пронизывавших тьму, видны были дико-качавшиеся ветки, льющиеся потоки воды и стволы, гнущиеся от ветра.
Время от времени один из древних лесных патриархов, пораженный ударом, с треском ломался на тысячи кусков и рушился, повергая за собой бесчисленные ветки окружавших его деревьев и множество мелких тварей. Большие и малые сучья, оторванные свирепым вихрем, кружились и летели в неистовой пляске на землю, неся гибель несчастным тварям подлесья.
Долго бесновался ураган, и обезьяны в смятении жались друг к другу, подвергаясь постоянной опасности от падающих стволов и ветвей, парализованные яркими вспышками молний и раскатами грома. Они притаились в ужасе и безмолвно страдали, выжидая конца бури.
Конец был такой же внезапный, как и начало. Ветер прекратился мгновенно, выглянуло солнце, и природа снова улыбнулась.
Мокрые листья и влажные лепестки чудесных цветов засияли в лучах солнца. Природа смягчилась, и все живое простило ей гнев и причиненное ею зло и занялось своими обычными делами. Хлопотливая жизнь опять потекла своей чередой, как до наступления бури.
Но для Тарзана забрезжил свет неожиданного откровения:
он постиг тайну одежды. Как ему было бы тепло и уютно во время дождя под тяжелой шкурой Сабор! И эта мысль была еще одной побудительной причиной выполнить затеянный замысел.
В продолжение нескольких месяцев племя бродило близ отлогого берега, где находилась хижина Тарзана, и он посвящал большую часть своего времени учению. Но когда он скитался по джунглям, то постоянно держал наготове веревку, и немало мелких животных попалось ему в петлю.
Однажды аркан обвил жесткую шею кабана Хорта. Зверь бешено прыгнул в попытке сбросить его и стащил Тарзана с ветки, на которой тот лежал в это время.
Зверь услышал шум падения, обернулся и, увидев легкую добычу – молодую обезьяну, нагнул голову и кинулся на захваченного врасплох юношу.
Но Тарзан, к счастью, не пострадал; он по-кошачьи упал на четвереньки, широко расставив ноги. Очутившись перед кабаном, он мгновенно вскочил, прыгнул с обезьяньей ловкостью на дерево и оказался в безопасности в то время, как разъяренный Хорта тяжело промчался под ним.
Благодаря этому случаю, Тарзан на опыте узнал, чего можно ждать и чего следует бояться при употреблении петли.
Он лишился своей длинной веревки, но зато понял, что если бы с ветки стащила его Сабор, то исход был бы совсем иной, и он несомненно был бы убит.
Ему потребовалось довольно много дней, чтобы свить новую веревку. Когда она была наконец готова, Тарзан отправился на затеянную охоту и залег настороже среди густой листвы на большой ветке, как раз над звериной тропой к водопою. Много мелких зверей прошло под ним невредимо. Мелкая дичь сейчас не интересовала Тарзана. Для достижения своей цели ему надо было крупное животное.
И вот, наконец, появилась та, которую он ждал. Играя мышцами под бархатной пышной шкурой, жирная и блестящая, шла львица Сабор.
Ее большие лапы мягко ступали по узкой тропе. Она шла с высоко поднятой головой, чутко и зорко следя за каждым движением и шорохом; медлительными и красивыми движениями извивался ее длинный хвост.
Ближе и ближе подходила львица к месту, где Тарзан подстерегал ее на ветке, уже держа наготове сложенный кольцами длинный аркан.
Тарзан сидел неподвижный, как бронзовый идол, и непреклонный, как смерть. Сабор прошла под ним. Она сделала шаг, другой, третий – и длинная веревка взвилась над ней.
Широкая петля со свистом охватила ее голову. И когда Сабор, встревоженная шумом, подняла голову, петля уже обвилась вокруг ее горла. Тарзан крепко затянул аркан на глянцевитой шее, а затем отпустил веревку и уцепился обоими руками за поддерживавшую его ветку.
Сабор была поймана.
Испуганный зверь кинулся бешеным прыжком в джунгли. Но Тарзану не хотелось терять веревки, как в первый раз. Наученный опытом, Тарзан крепко привязал конец аркана к стволу, на котором сидел. Не успела львица сделать скачок, как почувствовала, что веревка стягивает ей шею. Она перевернулась в воздухе и тяжело свалилась на землю.
План его, по-видимому, был удачен. Но когда он схватил веревку, упираясь в разветвление двух могучих суков, то увидел, что очень трудно подтащить к дереву и повесить тело такого мощного зверя, и притом зверя, который яростно сопротивлялся, кусался, царапался и выл.
Тяжесть старой Сабор была громадная, и когда она упиралась своими огромными лапами, пожалуй, только слон Тантор мог бы стащить ее с места.
Львица стала метаться на веревке и снова попала на ту тропинку, откуда она могла видеть виновника нанесенной ей обиды. Воя от бешенства, она внезапно прыгнула высоко вверх по направлению к Тарзану. Но когда она всей тяжестью ударилась о ветку, на которой он сидел, ее обидчика там уже не было.
Он успел перебраться на более тонкую ветку, футов на двадцать выше, и его разъяренная пленница опять оказалась под ним. Одно мгновение Сабор висела поперек ветки, а Тарзан издевался над ней и бросал сучья и ветки в ее ничем не защищенную морду.
Затем животное снова соскочило на землю, и Тарзан быстро схватил веревку; но Сабор догадалась уже, что ее держало, и, схватив тонкую веревку в свои огромные челюсти, она перегрызла ее прежде, чем Тарзан успел вторично затянуть петлю.
Тарзан был очень огорчен; так хорошо задуманный план пропал. Он сидел на ветке, бранился и визжал на рычавшее под ним животное и, издеваясь над львицей, строил ей гримасы.
Сабор целых три часа расхаживала взад и вперед под деревом. Четыре раза приседала она и прыгала на кривлявшегося вверху, высоко над нею, оскорбителя. Но это было столь же бесцельно, как гоняться за ветром, который шептался и шелестел в верхушках деревьев.
Наконец, мальчику приелась эта забава. С пронзительным вызовом, он ловко запустил в львицу спелым плодом, который густо и клейко размазался на ее огрызающейся морде. Затем Тарзан быстро помчался по деревьям на вышине ста футов над землей и в скором времени оказался среди своих соплеменников
Он рассказал им о своем приключении. Грудь его вздымалась от гордости, и он так фанфаронил и хвастался, что произвел впечатление даже на своих самых заядлых врагов, а Кала простодушно плясала от радостной гордости.
IX
ЧЕЛОВЕК И ЧЕЛОВЕК
Тарзан, обезьяний приемыш, продолжал жить своей первобытною жизнью в джунглях еще несколько лет почти без перемен. Перемена была лишь в том, что он становился сильнее и умнее, и многое узнал из своих книг о диковинных краях, находящихся где-то за пределами его леса.
Его жизнь никогда не казалась ему ни однообразной, ни бесплодной. У него всегда находилось занятие. Всегда можно было охотиться, искать плоды, ловить в многочисленных ручейках и озерках рыбу Низу. Кроме того приходилось постоянно остерегаться Сабор и ее свирепых сородичей. И эта постоянная опасность придавала остроту и вкус каждой минуте жизни.
Часто звери охотились за ним, а еще чаще он охотился за зверями. И хотя их жестокие, острые когти еще ни разу не коснулись его, однако бывали жуткие мгновения, когда расстояние было так мало, что едва можно было просунуть толстый лист между их когтями и его гладкой кожей.
Быстра была львица Сабор, быстры были и Нума и Шита, но Тарзан был настоящей молнией.
Он сдружился со слоном Тантором. Как? Об этом не спрашивайте. Но обитатели джунглей знали, что часто, в лунные ночи, Тарзан, обезьяний приемыш, и слон Тантор подолгу вместе гуляли. И там, где путь по лесу был свободен, Тарзан ехал, сидя высоко на могучей спине Тантора.
Но все остальные звери в джунглях были его врагами, – все, за исключением его собственного племени, среди которого он теперь имел много сторонников.
За эти годы Тарзан много дней провел в хижине своего отца, где все еще лежали нетронутыми кости его родителей и маленький скелет детеныша Калы. Восемнадцати лет отроду Тарзан уже свободно читал и понимал почти все в разнообразных книгах, которые хранились на полках в хижине.
Он мог также и писать, и писал отчетливо и быстро, но только по-печатному. Рукописных букв он почти не усвоил, потому что, хотя среди его сокровищ и было много тетрадей, но он считал лишним затруднять себя этой другой формой письма. Позднее, впрочем, он кое-как научился разбирать рукописи, но лишь с большим трудом.
Итак, в восемнадцать лет это был молодой английский лорд, который не мог говорить по-английски, но тем не менее умел читать и писать на родном языке. Никогда не видел он никакого другого человеческого существа, кроме себя, потому что та небольшая область, где кочевало его племя, не была перерезана ни одной большой рекой, по которой могли бы спуститься к ним хотя бы дикие туземцы из глубины страны.
Высокие холмы закрывали ее с трех сторон, и океан – с четвертой. Она была населена лишь львами, леопардами, ядовитыми змеями. Девственные леса джунглей до той поры не видели еще ни одного существа из породы тех зверей, которые зовутся людьми.
Но однажды, когда Тарзан-обезьяна сидел в хижине своего отца, погруженный в тайны книги, произошло роковое событие, и прежнее безлюдие джунглей было нарушено навсегда.
Он увидел вдали на восточной окраине странное шествие: оно двигалось гуськом по гребню невысокого холма.
Впереди шли пятьдесят черных воинов, вооруженных длинными копьями, с железными остриями; кроме того, каждый нес большой лук с отравленными стрелами. На спинах висели овальные щиты, в носах были продеты большие кольца, а на сбитых, как шерсть, волосах красовались пучки ярких перьев.
Лбы их были татуированы тремя параллельными цветными полосками, а грудь тремя концентрическими кругами. Их желтые зубы были отточены, как клыки хищников, а большие и отвислые губы придавали еще более зверский вид их внешности.
За ними плелись несколько сотен детей и женщин. Последние несли на головах всевозможный груз: кухонную посуду, домашнюю утварь и большие тюки слоновой кости. В приергарде шла сотня воинов, точно таких же, как и неродовой отряд. Они, по-видимому, больше опасались нападения и погони сзади, чем встречных врагов. Об этом свидетельствовало самое построение колонны. Так оно и было. Чернокожие спасались бегством от солдат белого человека, который так грабил и притеснял их, отнимая слоновую кость и резину, что в один прекрасный день они восстали на своих насильников, убили белого офицера и перебили весь маленький отряд его черного войска. После того они несколько дней объедались их мясом; но внезапно ночью другой, более сильный, отряд солдат напал на их поселок, чтобы отомстить за смерть своих товарищей.
В ту зловещую ночь черные солдаты белого человека, в свой черед, в изобилии поели мяса, а жалкий остаток когда-то могущественного племени скрылся в мрачных джунглях – на пути к неизвестности и свободе.
Но то, что означало свободу и поиски счастья для этих чернокожих дикарей, несло ужас и смерть для многих из диких обитателей их новой страны.
Три дня медленно пробирался отряд сквозь дебри непроходимого леса. Наконец, рано утром на четвертый день они добрались до небольшого участка близ речки, который казался менее густо заросшим, чем все местности, встреченные ими до тех пор.
Здесь чернокожие пришельцы занялись постройкой жилищ. Через месяц ими уже была расчищена большая площадка, были выстроены хижины, кругом поселка вырос крепкий частокол; было посеяно просо, ямс и маис, и дикари зажили прежней жизнью в своей новой отчизне. Здесь не было ни бедных людей, ни черных войск; не было сборов ни слоновой кости, ни резиной для жестоких и корыстных хозяев.
Но прошло немало месяцев прежде, чем черные отважились забраться подальше в леса, окружавшие их новый поселок. Многие из них уже пали жертвами старой Сабор. Джунгли были полны свирепыми и кровожадными кошками, львами и леопардами, и черные воины опасались уходить далеко от своих надежных палисадов.
Но однажды Кулонга, сын старого вождя, Мбонги, зашел далеко к западу. Он острожно шел в густых зарослях, держа копье наготове, и крепко прижимал левой рукой к своему стройному черному телу длинный овальный щит.
За спиной у него висел лук, а колчан был полон прямыми стрелами, старательно смазанными темным, смолистым веществом, благодаря которому даже легкий укол становится смертельным.
Ночь застигла Кулонгу далеко от поселка отца, все на том же пути по направлению к западу. Он влез на разветвление большого дерева и устроил себе здесь нечто вроде площадки, на которой и улегся спать.
На расстоянии трех миль к западу от него ночевало племя Керчака.
На следующее утро с зарею обезьяны поднялись и разбрелись по джунглям в поисках пищи. Тарзан, по своему обыкновению, пошел к хижине. Он хотел по дороге найти какую-нибудь дичь и насытиться раньше того, как он доберется до берега.
Обезьяны разошлись по окрестностям в одиночку, подвое и по-трое по всем направлениям, но все же старались держаться поблизости друг от друга, чтобы в случае опасности можно было крикнуть и быть услышанным.
Кала медленно брела по слоновой тропе в направлении к западу и была поглощена переворачиванием гнилых веток, в поисках грибов и съедобных насекомых. Вдруг какой-то странный шум привлек ее внимание.
Впереди нее на протяжении пятидесяти ярдов путь шел совершенно открытый, и она из своего лиственного туннеля увидела подкрадывающуюся фигуру страшного, невиданного существа.
Это был Кулонга.
Кала не стала терять времени на разглядывание его, она повернулась и быстро двинулась назад по тропе. С ее стороны это вовсе не было бегством. По обыкновению своих соплеменников, которые благоразумно уклоняются от нежелательных столкновений, пока в них не заговорит страсть, она стремилась не убежать от опасности, а избежать ее.
Но Кулонга не отставал… Он почуял мясо… Он мог убить ее и отлично поесть в этот день. И он бежал за Калой с копьем, уже занесенным для удара.
На повороте тропы Кале удалось было скрыться, но Кулонга опять заметил ее на прямом участке. Рука, держащая копье, откинулась далеко назад, и мускулы в одно мгновение напряглись под гладкой кожей. Затем рука выпрямилась, и копье полетело в Калу. Но удар был плохо рассчитан. Копье только оцарапало ей бок.
С криком ярости и боли бросилась обезьяна на своего врага. И в то же самое мгновение деревья затрещали под тяжестью ее товарищей. Племя уже спешило сюда, прыгая с ветки на ветку в ответ на крик Калы.
Кулонга с невероятной быстротой выхватил лук из-за плеч и вложил в него стрелу. Далеко оттянув тетиву, он послал отравленный метательный снаряд прямо в сердце огромного человекоподобного зверя.
И Кала с ужасающим воплем упала ничком на глазах всех изумленных членов своего племени.
С ревом и воем кинулись обезьяны на Кулонгу, но осторожный дикарь помчался вниз по тропе, словно испуганная антилопа. Он достаточно знал о свирепости этих диких, волосатых людей, и его единственным желанием было как можно больше увеличить пространство между собою и ими.
Обезьяны преследовали его на довольно далеком расстоянии, стремительно прыгая по деревьям, но, наконец, одна за другой, они бросили погоню и вернулись к месту трагедии.
Никто из них до сих пор не видал другого человека, кроме Тарзана, и потому все смутно удивлялись, что это за странное существо появилось в их джунглях.
Вдали на берегу, около маленькой хижины, Тарзан слышал слабые отзвуки стычки. И догадавшись, что с его племенем случилось нечто серьезное, он поспешил туда, где раздавался шум борьбы.
Когда он добежал до места происшествия, то он застал здесь все племя. Обезьяны в большом волнении кричали и суетились вокруг тела его убитой матери.
Горе и злоба Тарзана были безграничны. Он несколько раз проревел свой страшный боевой клич и бил себя в грудь сжатыми кулаками, а потом бросился на труп Калы и горько рыдал над ней, изливая скорбь своего одинокого сердца.
Утрата единственного существа во всем мире, питавшего к нему дружбу и нежность, была действительно великим несчастьем для него. Что из того, что Кала была свирепым и страшным зверем! Для Тарзана она была нежной, близкой, а потому и прекрасной.
Не сознавая того сам, он расточал ей все то почитание, уважение и любовь, которые всякий английский мальчик питает к своей родной матери. Тарзан никогда не знал иной матери и безмолвно отдал Кале все, что принадлежало бы прекрасной леди Элис, если бы она была в живых.
После первого взрыва отчаяния, Тарзан опомнился и взял себя в руки. Расспросив соплеменников, бывших свидетелями убийства Калы, он узнал все, что их бедный лексикон позволял передать ему.
Однако, и этого было вполне достаточно. Он узнал, что странная, безволосая черная обезьяна с перьями, растущими из головы, бросила в Калу смерть из гибкой ветки и затем бежала с быстротой оленя Бары по направлению к восходящему солнцу.
Тарзан вскочил и, забравшись на ветки, быстро понесся по лесу. Он хорошо знал все изгибы слоновой тропы, по которой бежал убийца, и шел напрямик по джунглям, чтобы пересечь дорогу черному воину, который не мог идти иначе, как по извилистым изгибам.
На бедре Тарзана висел нож, унаследованный им от отца, а на плечах лежала его длинная веревка, свитая в круги.
Через час человек-обезьяна снова спустился на тропу и принялся внимательно осматривать землю.
В тонкой грязи на берегу крошечного ручейка он нашел такие следы ног какие во всех здешних лесах оставлял лишь он, но они были гораздо крупнее его следов. Сердце Тарзана сильно забилось. Неужели он преследует человека, представителя своей собственной породы?
Здесь были две дорожки следов указывающие на противоположные направления.
Итак, жертва, за которой он гнался, прошла здесь и вернулась той же тропой. Вглядевшись в более свежий след, Тарзан заметил маленькую частицу земли, которая катилась с края одного из следов в его углубление, – это значило, что след был совсем свежий и что таинственное существо, за которым гнался Тарзан, прошло здесь только что.
Тарзан снова вскочил на деревья и быстро, почти бесшумно понесся высоко над тропой.
Он не пробежал и мили, как действительно увидел черного воина. Воин стоял на открытой поляне. В руке у него был его гибкий лук со стрелою, которую он готов был спустить.
Против него стоял готовый кинуться вепрь Хорта, с опущенной головой и с покрытыми пеной клыками.
Тарзан с удивлением смотрел на странное чернокожее существо. Оно так походило на него общим обликом и все же отличалось лицом и цветом кожи. Правда, в книжках своих он встречал рисунки, изображавшие негра, дикаря, но как непохожи были те мертвенные отпечатки на это лоснящееся, черное, ужасное существо, дышавшее жизнью!
К тому же, этот человек с туго натянутым луком напомнил Тарзану не столько «негра», сколько «стрелка» из его иллюстрированного букваря:
С С начинается стрелок.
Как все это было удивительно! Тарзан пришел в такое возбуждение от своего открытия, что чуть было не выдал своего присутствия.
Но на полянке перед его глазами происходило нечто совсем новое и невиданное.
Мускулистая рука сильно натянула тетиву; вепрь бросился вперед, и тогда черный человек спустил маленькую отравленную стрелу. И Тарзан увидел, как стрела полетела с быстротой молнии и вонзилась в щетинистую шею вепря.
Едва стрела была спущена с тетивы, как Кулонга положил на нее вторую, но не успел спустить ее, как вепрь стремительно бросился на него. Тогда чернокожий перескочил через зверя одним прыжком, с неимоверной быстротою всадил в спину Хорте вторую стрелу и почти мгновенно вскочил на дерево.
Хорта повернулся, чтобы еще раз броситься на врага, сделал несколько колеблющихся шагов, словно удивившись чему-то; качнулся и упал на бок. Несколько мгновений мышцы его еще судорожно сокращались, но скоро он уже лежал неподвижно.
Кулонга слез с дерева.
Ножом, висевшим у него на боку, он вырезал на теле вепря несколько больших кусков. Он ловко и быстро развел огонь посреди тропы и стал жарить и есть это мясо. Остальную часть вепря он оставил там где она лежала.
Тарзан крайне заинтересовался всем виденным. Желание убить яростно пылало в его свирепой груди, но желание научиться кое-чему новому было еще сильнее. Он решил выследить это дикое существо и узнать, откуда оно явилось. Убить его он решил на досуге когда-нибудь потом, когда лук и смертоносные стрелы будут отложены в сторону.
Покончив свою еду, Кулонга исчез за ближайшим поворотом тропы, а Тарзан спокойно спустился на землю. Своим ножом он тоже отрезал несколько кусков мяса от туши Хорта, но не стал их жарить.
Тарзан видел и прежде огонь, но только когда Ара, т. е. молния, сжигала какое-нибудь большое дерево. Но для Тарзана было непостижимо, чтобы какое-нибудь существо из джунглей могло добывать красно-желтые острые клыки, пожирающие деревья и ничего не оставлявшие после себя, кроме тонкой пыли. А для чего черный воин испортил свое восхитительное кушанье, отдав его в зубы огню, – было уже совершенно вне понимания Тарзана. Быть может, Ара была союзницей стрелка, и он делил с нею свою пищу?
Уж конечно он, Тарзан, никогда не, испортит так глупо хорошего мяса. Поэтому он поел попросту и без затей сырого кабана. Остальную же часть туши зарыл близ тропы так, чтобы можно была ее найти после своего возвращения.
Вдоволь покушав, лорд Грейсток вытер жирные, пальцы о свои голые бедра и снова отправился по следам Кулонги, сына вождя Мбонги. В это же самое время в далеком Лондоне лорд Грейсток, младший брат настоящего лорда Грейстока, отослал обратно клубному повару поданные ему котлеты, заявив, что они недожарены. А потом, окончив свой обед, окунул пальцы в серебряный сосуд, наполненный душистой водой, и вытер их куском белоснежного камчатного полотна.
Весь день выслеживал Тарзан Кулонгу, летал над ним по веткам, словно злой дух лесов. Еще два раза видел он, как Кулонга метал свои стрелы: один раз в Данго, гиену, а другой раз в мартышку Ману. В обоих случаях животное умирало почти мгновенно. Яд Кулонги, очевидно, был свеж и очень силен.
Тарзан много думал об этом изумительном способе убийства в то время, как, раскачивая ветки, он следовал за чернокожим воином в безопасном расстоянии от него. Он понимал, что маленький укол стрелы не мог сам по себе так быстро убивать диких обитателей джунглей. Лесные звери бывали в сражениях со своими врагами истерзаны, расцарапаны, изгрызаны в кровь самым страшным образом – и тем не менее часто выживали.