Текст книги "Знак нефритовой рыбы"

Автор книги: Эдгар Джепсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Знак нефритовой рыбы
рассказ Эдгара Джепсона

В один прекрасный день на улице Парка, в первом этаже небольшого деревянного домика, открылся докторский кабинет. Владельцем его являлся молодой доктор Хассенд. Дело начиналось с небольшим капиталом, но с очень большими надеждами.

Здесь же, рядом с кабинетом и приемной, находилась и квартира доктора: спальня и кухня-ванна. Единственный ход, обслуживавший и пациентов и доктора, выходил прямо на улицу.

Большие надежды плохо оправдались, и к концу шестнадцатой недели дело стояло на той же точке, что и в начале второй. Изо дня в день, в течение последних десяти недель, он ожидал перемены, но счастье не улыбалось.

Несмотря на все невзгоды, бодрость и хорошее расположение духа не покидали молодого доктора. И когда во вторник, в половине девятого вечера, он закрывал свой кабинет, желая развлечься, его настроение было таким радужным, словно он зарабатывал десять гиней[1]1
  Гинея – английская десятирублевка.


[Закрыть] в час.

У него создалась привычка проводить вечера в клубе Мирандола, где молодежь веселилась, солидная же публика вела разговоры о политике, последних достижениях культуры и т. п. Хорошенькая мисс Мэри, сестра Джона Вальтона, была его неизменной партнершей. Они оба восхитительно танцевали, оба увлекались спортом, музыкальной комедией, кино и прочими вещами. Мисс Мэри проявляла трогательную заботливость к его судьбе. Ее молодость, разница в семь лет, не мешала ей давать самые очаровательные советы.

На этот раз, как и всегда, он нашел Мэри в клубе, куда завез ее брат. Девушка заботливо справилась, сколько он заработал за сегодняшний день.

– Восемнадцать шиллингов, – ответил без смущения молодой доктор.

– Все хуже, хуже и хуже! – с грустью заметила Мэри.

– Да, по-видимому, так.

– Не сможет ли Джон помочь? – задумчиво проговорила Мэри.

Молодой доктор затряс головой:

– Пациенты Джона не пойдут к другому.

– Ах, меня очень мало интересуют эти пациенты, я думаю лишь о том, как бы вернуть вам удачу… У Джона часто, среди его нефритов, попадаются амулеты, приносящие любовь, деньги, здоровье, долгую жизнь… Прошлое Рождество мы дали такой амулет бедной девушке, которую злобно преследовала судьба, и с тех пор она зажила прекрасно.

Молодой Хассенд знал, что как доктор он должен быть ученым. «Этот разговор об амулетах и чарах подобает ли ученому человеку?» – спросил он себя мысленно. «Нет», – был решительный ответ. Но здесь же он вспомнил, что нередко советы Мэри оказывали ему неплохую услугу, может быть и на этот раз дело обстоит также.

– Что же, пусть поищет что-нибудь! – проговорил он снисходительным тоном.

– Хорошо, я передам. Вы зайдете в воскресенье к чаю?

Они протанцевали весь вечер, с энтузиазмом толкуя о Чарльзе Чаплине. Расставаясь, Мэри напомнила ему про амулет.

* * *

В воскресенье в назначенный час он был у Вальтона. Мэри уже переговорила с братом. После чая они пошли в кабинет Джона, где находилась коллекция осколков тяжелых китайских камней, нефритов, агатов и различных кристаллов.

– Вы пришли ко мне не вовремя, – проговорил Джон, выдвигая верхний ящик шкафа. – Сейчас у меня только три прекрасных нефрита-талисмана любви и один необычайной силы агат, свойство которого излечивать от сапа. В первых талисманах, я полагаю, вы не нуждаетесь, лошадей же у вас нет. К сожалению, в данный момент у меня нет камня здоровья, – продолжал Джон, закрывая верхний ящик и выдвигая следующий. – Подождите, не устроит ли вас нефрит? Этот камень сам по себе счастливый; даже самый небольшой его кусочек приносит счастье. У меня где-то он был.

С этими словами он вынул из ящика молочный камень, длиною около, четырех дюймов и шириною в два, который изображал рыбу. Рот, глаза, чешуйки, хвост – были искусно высечены на камне.

Джон Вальтон осторожно обтер его ладонью руки.

– Я думаю, эта вещь будет вам полезна. Она употреблялась в древнем китайском храме, как гонг для созыва молящихся и жрецов; но это обстоятельство вас не должно смущать. С тех пор, как эта рыба появилась в моем доме, никакое горе не касалось его, в этой рыбе кроется большая сила.

Он произнес это таким убедительным тоном, что молодой доктор Хассенд даже с некоторым благоговением взял в руки рыбу, положил ее в свой широкий карман и горячо поблагодарил.

– Я, конечно, могу одолжить вам только на время этот необыкновенно редкий экземпляр, несомненный источник вдохновения для современного искусства.

– Вполне понятно! – произнес молодой доктор. – Но как его употреблять?

Джон несколько задумался.

– Я думаю, не будет плохо прибить его к вашей наружной двери. В нем как раз имеются два отверстия; необходимо только найти длинные и очень тонкие гвоздики, чтобы не расколоть камень. Ведь вы желаете привлечь пациентов, не так ли? А они приходят с улицы. Этот знак и будет привлекать внимание проходящих. Если он не принесет даже вам ожидаемой удачи, то, во всяком случае, будет служить хорошей вывеской.

Когда доктор удалился, Мэри спросила брата, можно ли надеяться на рыбу?

– Раз он верит, отчего же нет?

* * *

Доктор Хассенд вернулся домой в прекрасном настроении. Наступившее утро не только не понизило настроения, но, наоборот, – породило новые надежды.

Наскоро позавтракав, он побежал разыскивать тонкие стальные булавки, и через несколько времени на его входной двери красовалась нефритовая рыба.

Прикрыв дверь, он вышел на улицу и прошелся мима дома. Он-был несколько удивлен: рыба не казалась большой, она не бросалась в глаза своим блеском, но в то же время как-то притягивала, приковывала глаз своим необычным видом. Даже проходя по противоположной стороне улицы, нельзя было не обратить на нее внимания. Прохожие в удивлении останавливались.

Доктор Хассенд поспешил в свой кабинет, ожидая потока пациентов. Правда, поток не хлынул, но обычная струйка не была так тонка, как прежде. К четырем часам он имел восемнадцать шиллингов, к вечеру же сумма возросла до тридцати.

Приготовив чай, он уселся в приемной у окна и стал наблюдать за прохожими, отмечая среди них своих будущих пациентов.

Вдруг из-за угла показался тяжелый крытый автомобиль, в окне которого виднелось бледное морщинистое лицо пожилого человека. Он бросил пристальный взгляд на рыбу и прокатил мимо. Минуты через четыре этот же самый автомобиль бесшумно подъехал к подъезду и остановился.

Доктора Хассенда интересовали в этот момент исключительно только пациенты, а потому он не обратил на автомобиль никакого внимания.

И вдруг по лестнице послышались шаги, затем раздался стук в дверь.

Доктор вскочил. «Неужели ко мне?»

Открыв дверь, он столкнулся с морщинистым пожилым господином, имевшим вид трупа.

Он понял, что перед ним пациент, сильно нуждающийся в помощи врача. Он опасался только одного, что его помощь в таком тяжелом случае не оказалась бы запоздавшей.

– Вы доктор Хассенд? – спросил господин, быстро проходя мимо него в кабинет.

– Да! – проговорил несколько изумленный его поспешностью Хассенд, следуя за ним.

Пожилой господин подошел к доктору и в упор стал рассматривать его круглое, розовое и мальчишеское лицо, его широкую, здоровую фигуру, и на его лице выразилось некоторое недоумение, словно он увидел не то, что думал найти.

– Ну что-ж, знак есть знак! – едва слышно пробормотал он и громко добавил, обращаясь к Хассенду: – Я страдаю сильнейшим несварением желудка, нестерпимым. Мне необходима двууглекислая сода. Сколько вы сможете мне отпустить?

– Двууглекислой соды? – переспросил доктор, удивленный таким простым исходом дела с пациентом, вид которого заставлял его опасаться за недостаточность своих знаний. – Конечно, могу. Сколько вы хотите?

– Сможете ли вы мне дать унцию, целую унцию? – проговорил он, несколько нервничая.

На лице доктора Хассенда появилась напряженная складка, он старался разобраться в создавшемся положении. Одно для него было совершенно ясно, что человек волнующийся из-за такого пустяка, как сода, пришел не иначе, как посмеяться над ним.

– Конечно, могу! – проговорил он своим обычным, приветливым голосом. – Я вам дам ее.

Он зашел за ширму, которая закрывала от глаз пациентов бутыли разных снадобий и большую таблицу с указанием, как приготовлять различные лекарства. Отсыпав основательную дозу двууглекислой соды в чистый пакетик, он запечатал его и вынес пациенту.

Дрожащими руками схватил пергаментный господин этот пакет.

Теперь уже не оставалось никакого сомнения, что основной причиной его волнения, было особое пристрастие к двууглекислой соде. Пакет моментально исчез в его левом боковом кармане, из правого же он вытащил сверток и подал его доктору Хассенду.

– Здесь все правильно! – И прежде, чем уйти, зло нахмурился и огрызнулся. – Вы бы еще больше сделали этот знак, привлекающий внимание, еще больше. Ах, вы глупый осел!.. Вас накроют через неделю. Довольствуйтесь меньшим, не гонитесь за большим.

И, повернувшись на каблуках, он с шумом вышел из кабинета.

Доктор Хассенд посмотрел на оставленный пакет. Вид его был довольно внушительный. Он неторопливо разорвал конверт, и здесь с ним случилось нечто странное, на него словно нашел столбняк: глаза его расширились, приняв глупое телячье выражение, а приоткрытый рот застыл. Перед ним на столе лежали десять пятифунтовых бумажек. [2]2
  Пять фунтов стерлингов около 50 рублей.


[Закрыть]

Понемножку он начал разбираться: нефритовая рыба притянула взор больного, сильно страдающего господина, и он вместо аптеки зашел к нему за содой и, очевидно, по ошибке оставил такую большую сумму.

– Необходимо вернуть ему эти деньги! – думал молодой доктор Хассенд, тяжело вздыхая. И тут же сообразил, что сделать это не так-то просто; он не знал ни имени, ни адреса этого господина.

– Посоветуюсь с друзьями! – решил доктор, пряча деньги в шкатулку, специально купленную для хранения гонорара.

Наконец, приведя в окончательный порядок, тот хаос мыслей, в который повергли его десять пятифунтовых бумажек, он закрыл кабинет в 7½ часов и вышел из дому, направившись прямо к Вальтонам. Правда, он не рассчитывал застать дома Джона, так как этот предприимчивый субъект имел привычку вторую половину дня проводить в клубе, но зато Мэри, наверняка дома.

Да, она была дома. За чаем он рассказал ей все. Мэри ни чуточки не изумилась, ведь это работа чудодейственной нефритовой рыбы, другого объяснения быть не могло.

– Подождите, это не последние десять пятифунтовых бумажек! Вот вы увидите! – говорила она уверенно.

Поболтав еще немного на свои любимые темы, доктор распрощался. И когда Мэри открывала ему дверь, они услыхали на лестнице шаги. Это возвращался Джон. Он с большим интересом выслушал историю о пожилом, трупного вида господине, и на лице его появилось довольно загадочное выражение. Мэри повторила брату свое объяснение.

И вдруг Джон словно что-то понял и как-то странно засмеялся, словно закудахтал. Затем, схватив за руку Хассенда, весело проговорил:

– Значит все мои предположения относительно этой рыбы оправдались! Советую вам немедленно переслать почтой полученные деньги в банк. Если продадите еще соды, тащите снова туда же.

Он дружески потряс руку доктора, пожелал ему спокойной ночи и направился к себе Он очень хорошо относился к Хассенду, но не видел особой нужды быть особенно с ним близким, предоставляя делать это Мэри. Он был известен как прекрасный доктор, но вне своей работы, подобно многим мужчинам, был не очень общителен.

Когда молодой доктор Хассенд возвращался домой в омнибусе, его мучили два вопроса: почему Джон Вальтон возлагал на нефритовую рыбу надежды и почему этот старый немощный господин оставил ему такую крупную сумму денег только за одну унцию соды.

За обедом Мэри спросила брата, что он думает по поводу происшедшего.

Тот выразился как-то туманно:

– Я объясняю себе этот факт тем обстоятельством, что некоторые больные настолько раздражительны, что не могут лечиться в общих лечебницах. У Хассенда же, конечно, не имеется никакого опыта для лечения подобных больных.

На другой день клиентура доктора Хассенда выросла еще на восемь пациентов, что составляло тридцать два шиллинга. Нефритовая рыба и на малом поприще работала не хуже, чем на большом.

Следующий день не дал особого повышения, но нефритовая рыба далеко еще не закончила своей работы.

Когда доктор Хассенд без нескольких минут в десять часов, проводив последнего пациента, подсчитал гонорар, то оказалось, что он превысил предыдущий день только на четыре шиллинга.

Он широко распахнул окно, подмел кабинет и приемную, затем перешел в гостиную и уселся на диван, с виской-содой и приключенческим романом. Едва он прочел шесть страниц, как услыхал стук снаружи. Громкие, настойчивые удары потрясали дверь. Он живо вскочил на ноги. Это походило на тридцатишиллинговый гонорар. Он был уже на полпути, когда стук снова возобновился, неумолкающий, повелительный. Это был уже наверняка тридцатишиллинговый гонорар.

Он быстро распахнул дверь. Перед ним стояла женщина, совсем не такая, какую он думал увидеть. Она была смугла и прекрасна, с бледным матовым лицом и блестящими волосами; ее черные глаза казались бездонными.

Она куталась в вечерний плащ, окаймленный прекрасной китайской вышивкой, на голове же в диадеме сияли бриллианты. Это пахло уже не тридцатью шиллингами.

– Вы доктор Хассенд? – спросила она быстро.

– Да! – проговорил он, пристально вглядываясь.

С той же самой поспешностью, как и старик, походивший на мертвеца, она проследовала мимо него и поднялась по лестнице прямо в приемную. Доктор закрыл дверь и направился вслед.

Она повернула к нему лицо, расстегивая нефритовую застежку на своем плаще.

– Я страдаю сильнейшим несварением желудка, невыносимым. Мне необходима двууглекислая сода. Сколько вы сможете мне дать? – выговорила она залпом, резким голосом, с несколько иностранным акцентом.

Молодой доктор Хассенд вновь пристально посмотрел на нее. Не ослышался ли он?

– Двууглекислой соды? – спросил он едва внятно.

– Да! Я знаю… Я утром заметила рыбу… Я говорю вам что я страдаю сильнейшим несварением. Сколько вы мне можете дать? Унцию можно? – почти прокричала она, судорожно сжимая пальцами пряжку плаща.

«Истеричка!» мысленно отметил он и добавил вслух.

– Хорошо, я вам дам.

Сколько вы мне можете дать? Унцию можно?

Он быстро прошел в кабинет. Ему хотелось уединиться, чтобы хоть немножко обдумать, какая причина могла заставить молодую, богатую девушку, страдающую желудком, прийти к нему за содой? Он был, очевидно, неправ, сочтя пожилого, пергаментного вида господина за ненормального. А может быть и эта женщина тоже сумасшедшая? Он слышал ее нервные шаги в приемной. Ему казалось невероятным чтобы двое столь различных людей страдали одним и тем же. Однако, сколько он ни ломал голову, подходящего ответа не нашел.

Отсыпав соды, он вынес ее в приемную и передал пациентке. Точно так же, как пергаментный господин, она схватила пакет и произнесла тоном, в котором чувствовалась некоторая удовлетворенность:

– Благодарю вас! Покойной ночи… табачный ящик! – с этими словами она скрылась за дверью. Ее высокие каблучки простучали по непокрытой коблом лестнице, а затем захлопнулась и наружная дверь. Хассенд поспешил к окну и высунул голову на улицу. Он увидел ее фигуру, направлявшуюся к ожидавшему ее экипажу. Она поспешно села и скрылась из глаз.

Сколько вы мне можете дать? Унцию можно?

Он схватился за голову: «Что за странная женщина»? Затем прошел в приемную и открыл табачный ящик. Он знал заранее, что именно найдет там, он был почти уверен… Да, они лежали там… Десять пятифунтовых бумажек… Он в волнении созерцал их…

Все это было бы прекрасно, если бы получение этих денег не смешивалось с каким-то внутренним беспокойством. Пятьдесят фунтов – это сумма, конечно, но иметь нефритовую рыбу, которая устраивает такие диковинные сюрпризы, как продажа унции соды за пятьдесят фунтов?!

Непонятно!

За этими размышлениями он вдруг вспомнил совет Джона Вальтона. Наскоро одевшись, он схватил деньги, побежал на почту и перевел их в банк на свое имя.

На следующее утро он проснулся в более спокойном состоянии, и проделки нефритовой рыбы уже не так его волновали. Смущало лишь одно обстоятельство, каким образом подыскать научное обоснование всему происшедшему.

Современная наука, конечно, усомнится в наличии странного факта, для него же лично не было никакого сомнения в том, что именно с появлением нефритовой рыбы число пациентов увеличилось вдвое и возрастало с каждым днем. В этот день он выручил уже сорок четыре шиллинга.

Через день после визита таинственной женщины, перед его домом вновь остановился автомобиль.

Три господина и одна дама поспешно вышли из него, поднялись по лестнице и проследовали через приемную в кабинет. Двое из них были молодые люди, женоподобные и желтые лица которых очень не понравились здоровому доктору. Оба молодых человека были прекрасно одеты, в нарядных галстуках и носках и с платочками, со вкусом подобранными. Оба были издерганные, возбужденные и, видимо, страдали от неуверенности в его помощи. Заявив о том, что они оба страдают ужасным несварением желудка, они попросили соды.

Он выдал каждому по унции соды, и каждый из них вручил доктору по пятидесяти фунтов. Он взял их с большим удовлетворением.

Личность третьего господина, лет около пятидесяти, с замкнутым лицом, которое сильно портили хилый рот и подбородок, было ему хорошо знакомо по портретам, помещавшимся в иллюстрированном еженедельнике. Это был известный актер К. С. Дама была тех же лет и, очевидно, когда-то считалась красавицей, но красота ее беспощадно разрушилась каким-то пороком. Ее ногти, подобно первой молодой посетительнице, сильно нуждались в заботливом маникюре.

Все четверо пришли еще задолго до трех часов дня, и доктор Хассенд получил возможность в этот же самый день вложить в банк еще две тысячи фунтов.

Едва он успел вернуться, как вошел пятый посетитель. Он имел вид пострадавшего во время сражения: дергалась левая рука, да и левая нога была также повреждена; его изборожденное морщинами лицо было сильно измождено, словно от долгих страданий. Он также пожаловался на желудочную боль и попросил двууглекислой соды.

Доктор Хассенд на этот раз был совершенно выбит из колеи. Если прежних шесть пациентов еще могли просто посмеяться над ним, то в данном случае шутка была невозможна. На этот раз он решил действовать и во что бы то ни стало выяснить проделки нефритовой рыбы.

– Как все это странно, сэр? По ему вы явились ко мне за содой, когда вы ее могли бы свободно получить за несколько пенсов в любом аптекарском магазине?

Эти слова, казалось, изумили инвалида. Он уперся своим пристальным удивленным взглядом в лицо доктора и пробормотал:

– Это не совсем то же…

– Нет, именно то же самое и того же самого качества, – протестовал доктор Хассенд. – Я не понимаю, почему всеми овладело такое заблуждение. В конце концов, я знаю почему всеми овладело такое заблуждение. В конце концов, я знаю почему, но я совершенно не знаю, как все это происходит. – Он на минуту умолк, и тут в голову ему пришла счастливая мысль:

– Я вам дам и полфунта соды, чтобы доказать только правильность моих слов.

Растерянные глаза вояки расширились еще больше.

– Вы хотите сказать, что то, что вы продали господину Георгу и что он показал мне в воскресенье в клубе, действительно двуглекислая сода? – проговорил он упавшим голосом.

– Да, это действительно так. Это именно то, что он спрашивал! – проговорил холодно доктор Хассенд.

Глаза пациента еще более расширились и в них появилось недоверие.

– А как же тогда рыба?

– Хорошо, я сниму эту рыбу! Она прибита исключительно для удачи. Если же она вводит людей в заблуждение и делает их какими-то ненормальными, я здесь ровно не при чем! – проговорил доктор с достоинством.

– Вы говорите правду? Вы действительно говорите правду? – и голос калеки снова упал. Он немного задумался. – Да, дело дрянь! Я сильно надеялся здесь получить. – Он на минуту умолк, а затем разразился грубым, неприятным смехом и, уходя из комнаты, пробормотал: «Так вот какова покупка старого Георга!»

Доктор Хассенд выглянул из окна и увидел своего неприятного пациента переходившим через улицу к экипажу. И вдруг тот неожиданно оглянулся и, заметив доктора, помахал ему правой рукой и закричал: «Покойной ночи, глупый бэби! Покойной ночи!»

Молодой доктор Хассенд был глубоко оскорблен. Его надежды получить разгадку от этого инвалида не увенчались успехом. Одно ему было теперь совершенно ясно, что все эти пациенты или совершенно помешанные или близкие к тому люди. Все бредовые слова инвалида были ему совершенно непонятны. Он чувствовал себя крайне неловко; творилось какое-то совсем несуразное дело. С другой стороны, он ясно понимал, что обыкновенные пациенты не могли давать ему двухсот фунтов в день.

Факт остановки один за другим пяти автомобилей перед подъездом доктора не мог пройти незамеченным на маленькой улице Парка. Об этом заговорили. Местные аборигены, даже совершенно не заинтересованные в бутылях с микстурой, тем не менее сияли от счастья, прогуливаясь по улице. Для них было совершенно ясно, что доктор, пациенты которого приезжают на таких больших роскошных автомобилях, должен иметь лекарства много выше тех, которые даются докторами других кварталов. Во всяком случае, очень приятно иметь возможность получить это лекарство за два шиллинга. Хорошая молва бежит быстро: его кабинет стал одним из самых известных и модных кабинетов северной части предместья. Нефритовая рыба совсем вошла в работу.

* * *

Подлинный характер работы этой рыбы раскрылся для молодого доктора Хассенда совершенно неожиданно и при очень странных обстоятельствах.

Он танцевал в клубе с Мари и, по обыкновению, проводив ее домой, вскочил на последний автобус, направлявшийся к его дому. Следом за ним вскочил какой-то человек и поднялся вместе с ним на верх автобуса и уселся рядом. Его шляпа была глубоко надвинута на глаза; он был такого небольшого роста, что доктор, даже наклонившись, не мог разглядеть его лица из-за опущенных полей.

И вдруг он почувствовал сильный запах мускуса, исходивший от его соседа. Он знал запах мускуса, нередко остававшийся после пациентов, но этот был какой-то особенный. Доктор взглянул при свете луны на руки своего соседа, спокойно лежавшие на коленях. Они были маленькие, желтого цвета, на мизинце правой руки красовался непомерно длинный ноготь.

Вдруг совершенно неожиданно, незнакомец наклонился к самому его уху и зашептала, едва шевеля губами.

– Вы продаете кокаин? Нет? Заходите ко мне, у меня превосходный!

– Какого черта вы тут мелете? – огрызнулся на него Хассенд, пораженный и возмущенный его словами.

Незнакомец чуть ухмыльнулся, нимало не смущаясь его словами:

– Я отлично знаю рыбку, не беспокойтесь. Но. примите мой совет, – рыбка-то слишком бросается в глаза и ее, несомненно, заметила полиция.

В голове молодого доктора Хассенда, наконец, прояснилось: так вот в чем была чудодейственная сила нефритовой рыбы! Так вот какой знак прибил он на свою дверь: «Здесь продается кокаин». Вот чем объяснялся его успех: продавец кокаина. Нечего сказать, недурно для начинающего врача!

Незнакомец же не унимался. Его руки быстро задвигались, зашарили по карманам и, вытащив какую-то записку, он сунул ее в руку Хассенда и снова зашептал:

– Здесь не смотрите. А когда загляните ко мне, то стучите вот так!

И он постучал по коленке доктора Хассенда: три легких двойных удара и один последний, тяжелый. Этот стук на всю жизнь врезался в память доктора.

– Приходите скорее, пока есть…

В это время омнибус подошел к «Белой ферме» и остановился. Незнакомец поднялся, спустился с необычайной легкостью и скрылся.

Молодой доктор Хассенд минуту постоял в раздумье, затем сунул тоненькую бумажку в карман, тяжело спрыгнул с омнибуса и быстро пошел в обратном направлении.

В кабинете Джона Вальтона еще виднелся свет. Джон сам открыл ему дверь.

– Ага уже полиция добралась, – весело воскликнул он, увидя Хассенда и рассмеялся.

– Полиция-то не добралась, но я сам добрался! – проговорил доктор с некоторой горячностью. – Я пришел к вам посоветоваться, что делать дальше…

* * *

Джон прошел в соседнюю комнату, принес виски с содой и приготовился слушать рассказ доктора и когда тот кончил, весело произнес:

– И так, конец счастью! Но вот странная вещь: мне казалось, что я достаточно хорошо изучил эти китайские знаки, но я совершенно не знал до тех пор, пока вы мне не рассказали про старого господина который заплатил вам пятьдесят фунтов за унцию соды, что рыба есть условный знак продавцов кокаина. Заинтересовавшись, я занялся изысканиями. Оказалось, что обычные продавцы кокаина к этому средству не прибегают. Но если какому-либо аферисту случайно попадет запас кокаина он спешит в город, снимает там не большой домик, чертит мелом на дверях условный знак и распродает запас.

Но эти случайные торговцы никогда не делают таких бросающихся в глаза знаков, как ваша рыба. Они изображают только символ рыбы или несколько линий, изображающих спину рыбы, или хвост, или плавник, но все это в маленьком, едва заметном масштабе. Почувствовав слежку, такой продавец моментально исчезает. Изредка полицейским удается захватить его вовремя и тогда следует расплата.

– Но каким образом здесь, на континенте, наши одержимые кокаинисты могли знать об этом? – спросил доктор.

– О, этот порок – своего рода масонство! – воскликнул весело Джон. – Рыба есть условный знак продавцов-кокаина во всем мире.

– Вы не думаете этим сказать, что это известно и полиции? – произнес Хассенд упавшим голосом.

– Ведь ваш же незнакомец уже предупредил вас об этом, – ответил окончательно развеселившийся Джон.

– Но это ужасно! – закричал доктор Хассенд. – Нужно немедленно снять эту рыбу.

– Да, будет не плохо. Я пойду вместе с вами. У вас найдется какой-нибудь инструмент?

– Это можно сделать и перочинным ножом.

– О, нет, я не хочу, чтобы рыба раскололась! – быстро и решительно произнес Джон. – Я возьму с собой пару пинцетов и собственноручно сниму ее.

Захватив пинцеты, они вышли и направились вверх по улице. Они были уже шагах в тридцати от дома Хассенда, как вдруг раздался громкий настойчивый стук и у наружной двери дома они увидели трех внушительного вида молодцов.

– Уже полиция! О, Юпитер! – Джон немного приостановился, с минуту поколебался, затем подхватил доктора под руку и направился на противоположную сторону.

Едва они перешли улицу, стук снова возобновился, на этот раз настойчиво-повелительный.

Доктор Хассенд почувствовал, как в его груди, упало сердце, словно кусок свинца. Этот стук, громко прозвучавший в воздухе, был похоронным звоном его карьеры.

Они дошли до конца улицы, где стояли такси. Джон Вальтон открыл дверцу экипажа и бросил вознице:

– Скотланд-ярд!

И когда такси остановился, он облегченно вздохнул:

– Вы должны предупредить действия полиции, откровенно все рассказав. Я. думаю, они будут очень рады получить адрес вашего незнакомца. Условный знак, по которому открываются двери, я надеюсь, ослабит у них интерес к вашей рыбе. Предоставьте начать разговор мне.

Доктор Хассенд все еще не мог освободиться от пережитого. Перед его глазами четко вырисовывались три дюжих молодца, стоявших перед его подъездом. Он был так напуган, что разрешил бы объясняться с полицией кому угодно.

* * *

Когда они вошли в здание полиции, Джон Вальтон потребовал, чтобы их провели к главному инспектору. Войдя к нему в кабинет, Джон представил инспектору своего спутника доктора Хассенда, с улицы Парка.

– Так это он? – вскричал тот, бросив на него неприязненный взгляд.

Но по мере того, как Джон раскрывал историю нефритовой рыбы, причину появления ее на двери, посещение кабинета каким-то странными личностями и мучения, переживаемые доктором Хассендом в поисках разгадки, – лицо инспектора, пройдя несколько фаз, приняло уже любезное выражение. Но когда Джон подошел к инциденту с незнакомцем, интерес инспектора дошел до крайних пределов. Он прочел адрес, понюхал бумажку и попросил Хассенда воспроизвести переданный ему условный знак.

– Ну, теперь, джентльмены, все в порядке. Как постфактум могу сообщить вам, что в эту ночь я бы вас потревожил. Теперь же можете быть покойны, я отменю распоряжение.

– Как только вернусь домой, я немедленно сниму прочь эту дьявольскую рыбу! – воскликнул доктор Хассенд.

– Ни в коем случае! Ни в коем случае! Вы оставите ее на прежнем месте! – произнес твердо инспектор. – Вам придется еще некоторое время побыть продавцом кокаина. Мы не можем лишиться такого прекрасного случая для учета этих отравителей.

Доктор Хассенд возвращался домой в прекрасном расположении духа: его карьера была спасена.

Чудодейственная нефритовая рыба красуется на двери доктора Хассенда и по сей день. Но случаи приезда пациентов в автомобилях крайне редки. Кто знает условный знак его двери, тот знает также, что его двууглекислая сода есть самая настоящая сода, ничего общего не имеющая с кокаином. Это стало тоже масонским достоянием. Но струйка подлинных пациентов разрослась в широкий, глубокий и устойчивый поток. В этом потоке доктор Хассенд плавает уже не один. Джон Вальтон, однако, не часто посещает своего зятя. Пациенты доктора Хассенда хранят твердую уверенность в том, что его лекарства – лучшие на берегах Темзы.

Это убеждение крепко врезалось в них.

Так это он?