Текст книги "Человек, которого изрубили в куски"

Автор книги: Эдгар Аллан По

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Эдгар Алан По
ЧЕЛОВЕК, КОТОРОГО ИЗРУБИЛИ В КУСКИ
Повесть о последней Бугабуско-Кикапуской[1]1
  Кикапу – племя североамериканских индейцев, отличавшееся воинственностью и сражавшееся на стороне англичан во время войны за независимость США и в англо-американской войне 1812—1814 гг. В 1819 г. остатки этого племени, уничтоженного белыми, были переселены в резервации в Канзасе. Бугабу значит по-английски «пугало», «бука».


[Закрыть] кампании

 
Pleurez, pleurez, mes yeux, et fondez-vous en eau!
La moitie de ma vie a mis l'autre au tombeau.
 

Corneille[2]2
Пролейтесь, токи слез, над злейшей из кончин!Увы! Моей души одна из половин другою сражена.  Корнель (франц.)
  Слова Химены из трагедии Пьера Корнеля (1606—1684) «Сид» (1637), действие III, сцена 3. В первой публикации рассказа эпиграф отсутствует.


[Закрыть]

Не могу припомнить, когда и где я впервые познакомился с этим красавцем-мужчиной – бревет[3]3
  Бревет – патент на следующий воинский чин с сохранением прежнего оклада.


[Закрыть]-бригадным генералом Джоном А. Б. В. Смитом. Кто-то меня ему представил, в этом я совершенно уверен – в каком-то собрании, это я знаю точно, – посвященном, конечно, чему-то необычайно важному, – в каком-то доме, я ни минуты в том не усомнюсь, – только где именно, я почему-то никак не могу припомнить. Сказать по чести, при этом я испытывал некое смущение и тревогу, помешавшие мне составить хоть сколько-нибудь определенное впечатление о месте и времени нашего знакомства. По природе я очень нервен – у нас это в роду, и тут уже я ничего не могу поделать. Малейший намек на таинственность, любой пустяк, не совсем мне понятный, мгновенно приводит меня в самое жалкое состояние.

Во всем облике упомянутого господина было что-то… как бы это сказать… замечательное, – да, замечательное, хотя слово это слишком невыразительно и не может передать всего, что я подразумеваю. Роста в нем было, должно быть, футов шесть, а вид чрезвычайно властный. Была во всей его манере некая air distingue[4]4
  изысканность (франц.)


[Закрыть], выдающая высокое воспитание, а возможно, и происхождение. В этом вопросе – вопросе о внешности Смита – я хотел бы позволить себе горькое удовольствие быть точным. Его шевелюра сделала бы честь самому Бруту – по блеску и пышности ей не было равных. Цвет воронова крыла – и тот же цвет, или, вернее, отсутствие цвета в его божественных усах. Вы замечаете, конечно, что о последних я не могу говорить без восторга; я не побоюсь сказать, что под солнцем не было других таких усов. Они обрамляли, а кое-где и прикрывали несравненные уста. Зубы бесподобной формы блистали невероятной белизной, и в подобающих случаях из его горла лился голос сверхъестественной чистоты, мелодичности и силы. Что до глаз, то и тут мой новый знакомец был наделен совершенно исключительно. За каждый из них можно было, не дрогнув, отдать пару обычных окуляров. Огромные, карие, они поражали глубиной и сиянием и слегка косили – чуть-чуть, совсем немного, как раз столько, сколько требуется, чтобы придать взору интересную загадочность.

Такой груди, как у генерала, я в своей жизни, безусловно не встречал. При всем желании в ней нельзя было найти ни единого дефекта. Она на редкость шла к плечам, которые вызвали бы краску стыда и неполноценности на лице мраморного Аполлона. У меня к хорошим плечам страсть – смею сказать, что никогда ранее не видел такого совершенства. Руки у него имели форму безукоризненную. Не менее выразительны были и нижние конечности. Это были прямо-таки не ноги, а nec plus ultra[5]5
  здесь: идеал (лат.)


[Закрыть] прекрасных ног. Любой знаток нашел бы их безупречными. Они были не слишком толсты и не слишком тонки, без грубости, но и без излишней хрупкости. Более изящного изгиба, чем в его os femoris[6]6
  бедренной кости (лат.)


[Закрыть], я и представить не могу, а fibula[7]7
  малая берцовая кость (лат.)


[Закрыть] его слегка выгибалась сзади как раз настолько, сколько необходимо для истинно пропорциональной икры. Мне очень жаль, что мой юный и талантливый друг, скульптор Дребеззино не видел ног бревет-бригадного генерала Джона А. Б. В. Смита.

Но хоть мужчин с такой великолепной внешностью на свете совсем не так много, как звезд в небе или грибов в лесу, все же я не мог заставить себя поверить, что то поразительное нечто, о котором я говорил, – тот странный аромат je ne sais quo![8]8
  чего-то неопределенного (франц.)


[Закрыть], который витал вокруг моего нового знакомца, – крылся, – нет, этого не может быть! – исключительно в телесном его совершенстве. Возможно, дело тут было в его манере, – впрочем, и тут я ничего не могу утверждать наверное. В осанке его была некая принужденность, хоть я и побоюсь назвать ее чопорностью; в каждом движении некая прямоугольная рассчитанность и точность, которая в фигуре более мелкой слегка отдавала бы высокомерием, позой или напыщенностью, но в господине масштабов столь внушительных вполне объяснялась сдержанностью или даже hauteur[9]9
  гордостью (франц.)


[Закрыть] весьма приятного свойства, короче, чувством достоинства, вполне естественным при таких колоссальных пропорциях.

Любезный приятель, представивший меня генералу Смиту, шепнул мне кое-что о нем на ухо.

– Замечательный человек – человек весьма замечательный – о-о! один из самых замечательных людей нашего века! Любимец дам – немудрено – репутация героя.

– Тут у него нет соперников – отчаянная голова, настоящий лев, можете мне поверить, – шептал мой приятель, еще пуще понижая при этих словах голос и приводя меня в крайнее волнение своим таинственным тоном. – Настоящий лев, можете мне поверить. Да, он себя показал в последнем сражении с индейцами племени бугабу и кикапу – в болотах на крайнем юге. (Тут мой приятель широко открыл глаза). Господи боже – гром и молния! – кровь потоками – чудеса храбрости! – конечно, слышали о нем? Знаете, он тот самый человек…

– Вот он, тот самый человек, который мне нужен. Как поживаете, мой друг? Что поделываете? Душевно рад вас видеть, – перебил тут моего приятеля подошедший генерал, тряся ему руку и отвешивая мне, когда я был ему представлен, деревянный, но низкий поклон. Помню, я подумал (и мнение свое я не изменил), что никогда в жизни не слышал голоса звучнее и чище, не видел зубов такой белизны; впрочем, должен признаться, что пожалел о том, что нас прервали, ибо мой приятель своим шепотом и недомолвками возбудил во мне живейший интерес к герою бугабуско-кикапуской кампании.

Впрочем, блестящее остроумие бревет-бригадного генерала Джона А. Б. В. Смита вскоре полностью рассеяло эту досаду. Приятель нас тут же оставил, и мы имели долгий tete-a-tete не только приятный, но и весьма поучительньй. Мне не доводилось встречать человека, который так легко и в то же время с таким глубоким знанием говорил бы на самые разные темы. И все же он с достойной скромностью избегал касаться предмета, более всего меня волновавшего, – я говорю о таинственных обстоятельствах бугабуской войны; я же, со своей стороны, из вполне понятной деликатности не решался завести о них разговор первым, хотя, признаться, мне чрезвычайно этого хотелось. Я заметил также, что доблестный воин предпочитал философские темы и что с особым вдохновением говорил он о необычайных успехах механики. О чем бы я ни заводил речь, он неизменно возвращался.

– Нет, но вы только подумайте, – говорил он, – мы удивительный народ и живем в удивительный век. Парашюты и железные дороги, капканы на людей и скорострельные ружья! На всех морях наши суда, и с минуты на минуту отроется регулярное сообщение – на воздушных шарах Нассау – между Лондоном и Тимбукту[10]10
  Тимбукту – город на юге пустыни Сахара.


[Закрыть] – билет в один конец всего двадцать фунтов стерлингов! А кто измерит огромное влияние на жизнь общества – на искусство – торговлю – литературу – исследования – великих принципов электромагнетизма! И это далеко не все, позвольте мне вас заверить. Изобретениям поистине нет конца. Самое удивительное – самое хитроумное – и позвольте вам заметить, мистер… мистер… Томпсон, – если не ошибаюсь? – так вот, позвольте вам заметить, что самые полезные – действительно полезные механические приспособления что ни день появляются, как грибы после дождя, если можно так выразиться, – или, если употребить еще более свободное сравнение, плодятся… гм… как кролики… как кролики, мистер Томпсон… вокруг нас… и гм… гм… гм… возле нас!

Разумеется, меня зовут совсем не Томпсон, но стоит ли говорить, что я попрощался с генералом Смитом, чувствуя, что мой интерес к нему возрос неизмеримо, преклоняясь перед его даром собеседника и гордясь тем, что мы живем в век удивительных открытий. Впрочем, любопытство мое не было удовлетворено, и я решил, не откладывая, расспросить своих знакомых о самом бревет-бригадном генерале и особенно о великих событиях quorum pars magna fuit[11]11
  в коих сыграл он немалую роль (лат.) – Вергилий. «Энеида», 11, 6.


[Закрыть] во время бугабуской и кикапуской кампании.

Случай мне вскоре представился – и я не замедлил (horresco referens[12]12
  страшно сказать (лат.)


[Закрыть]) им воспользоваться – в церкви достопочтенного доктора Трамтарарамма, где однажды в воскресенье во время проповеди я очутился на скамье бок о бок с моей достойнейшей и обаятельнейшей приятельницей мисс Табитой Т. Увидев это, я поздравил себя – не без весьма серьезных оснований – с чрезвычайно удачным положением дел. Если кто-нибудь и знал что-нибудь о бревет-бригадном генерале Джоне А. Б. В. Смите, то – тут я ни на минуту не сомневался – то была мисс Табита Т. Мы переглянулись, а затем приступили sotto voce[13]13
  понизив голос (итал.)


[Закрыть] к быстрому tete-a-tete.

– Смит! – отвечала она в ответ на мою взволнованную просьбу. – Смит! Как, неужели генерал Джон А. Б. В.? Господи, я думала, вы о нем все знаете] Век открытий! Удивительный век! Ужасная история – кровожадная банда негодяев, эти кикапу – дрался, как герой, – чудеса храбрости – бессмертная слава! Смит! Бревет-бригадный генерал Джон А. Б. В.! Да, знаете, это тот самый человек…

– Человек, – загремел тут во весь голос доктор Трамтарарамм и так грохнул по кафедре, что у нас зазвенело в ушах, – человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями. Как цветок, он выходит и опадает…[14]14
  Человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями. Как цветок, он выходит и опадает – Библия. Книга Иова, XIV, 1—2.


[Закрыть]

Дрожа, я отпрянул от мисс Табиты, поняв по раскрасневшемуся лицу богослова, что гнев, едва не оказавшийся для кафедры роковым, был вызван нашим перешептыванием. Делать нечего – я покорился судьбе и со смирением мученика выслушал в благоговейном молчании эту прекрасную проповедь.

Следующий вечер застал меня в театре «Чепуха», куда я явился, правда, с некоторым опозданием, в уверенности, что стоит мне только зайти в ложу очаровательных Арабеллы и Миранды Познаванти, всегда поражавших меня своей добротой и всеведением, как любопытство мое будет удовлетворено. Зал был переполнен – в тот вечер Кульминант, этот превосходный трагик, играл Яго, и мне было нелегко объяснить, чего я хочу, ибо ложа наша была крайней и прямо-таки нависала над сценой.

– Смит! – сказала мисс Арабелла. – Как, неужели генерал Джон А. Б. В.?

– Смит! – протянула задумчиво Миранда. – Боже! Видали вы когда-нибудь такую несравненную фигуру?

– Никогда, сударыня, но скажите, прошу вас…

– Такую несравненную грацию?

– Никогда, даю вам слово! Но, умоляю, скажите мне…

– Такое прекрасное чувство сцены?

– Сударыня!

– Такое тонкое понимание подлинных красот Шекспира? Вы только взгляните на эту ногу!

– Черт! – И я повернулся к ее сестре.

– Смит! – сказала она. – Как, неужели генерал Джон А. Б. В.? Ужасная история, не так ли? Страшные негодяи, эти бугабу! Дикари – и все такое – но мы живем в век изобретений! Удивительный век! – Смит! – Да! великий человек – отчаянная голова! – вечная слава! – чудеса храбрости! – Никогда о нем не слышат! (Вопль) Господи, да это тот человек…

– Вы человек иль нет! Где ваше сердце?[15]15
  Вы человек иль нет? Где ваше сердце? – Шекспир. «Отелло», III, 3.


[Закрыть] – заорал тут Кульминант мне прямо в ухо, грозясь кулаком с такой наглостью, которой я не намерен был сносить. Я немедленно покинул мисс Познаванти, отправился за кулисы и задал этому жалкому негодяю такую трепку, какая, надеюсь, запомнилась ему на всю жизнь.

Я был уверен, что на soiree[16]16
  вечере (франц.)


[Закрыть] у прелестной вдовушки миссис Кетлин О'Вист меня не ждет подобное разочарование. Не успел я усесться за карточный стол vis-a-vis с моей хорошенькой хозяйкой, как тут же завел речь о тайне, разрешение которой стало столь важным для спокойствия моей души.

– Смит! – сказала моя партнерша. – Как, неужели генерал Джон А. Б. В.? Ужасная история, не так ли? – невероятные негодяи эти кикапу! Это вист, мистер Глупп, – не забывайте, пожалуйста! Впрочем, в наш век изобретений, в этот, можно сказать, великий век – век par excellence[17]17
  в истинном значении этого слова (франц.)


[Закрыть] – вы говорите по-французски? – просто герой – отчаянная голова! – нет червей, мистер Глупп? Я этому не верю! – вечная слава и все такое – чудеса храбрости! Никогда не слышали?! Какая фигура! А какие ман…

– Манн! Капитан Манн! – завопила тут какая-то дамочка из дальнего угла. – Вы говорите о капитане Манне и его дуэли? О, пожалуйста, расскажите, я должна это услышать. – Прошу вас, миссис О'Вист, продолжайте, – о, пожалуйста, расскажите нам все!

И миссис О'Вист рассказала – бесконечную историю о каком-то Манне, которого не то застрелили, не то повесили[18]18
  …о каком-то Манне, которого не то застрелили, не то повесили – имеется в виду капитан Даниел Манн, привлеченный к судебной ответственности по обвинению в заговоре. Судебный процесс над ним, начавшийся в марте 1839 г., еще продолжался, когда появился в печати этот рассказ По. Филадельфийская пресса, в которой был напечатан рассказ По, почти ежедневно освещала ход процесса.


[Закрыть], – а лучше б и застрелили, и повесили фазу! Да! Миссис (УВист вошла в азарт, ну а я – я вышел из комнаты. В тот вечер не было уже никакой надежды узнать что-либо о бревет-бригадном генерале Джоне А. Б. В. Смите.

Я утешал себя мыслью, что не вечно же судьба будет ко мне так неблагосклонна, и потому решил смело потребовать информации на рауте у этого ангела, этой чаровницы, изящнейшей миссис Пируэтт.

– Смит! – сказала миссис Пируэтт, кружась со мной в pas-de-zephyr.

– Смит! Как, неужели генерал Джон А. Б. В.? Ужасная история с этими бугабу, не так ли? – ужасные создания эти индейцы! – тяните носок, тяните носок! Мне просто стыдно за вас! – человек необычайного мужества, бедняга! – но наш век – век удивительных изобретений! – о боже, я совсем задохнулась – отчаянная голова – чудеса храбрости! – никогда не слышали?! – Я не могу этому поверить! – Придется мне сесть и все вам рассказать. – Смит! да это тот самый человек…

– Век, век, а я вам говорю, Бронзовый век, – вскричала тут мисс Синье-Чулокк, когда я подвел миссис Пируэтт к креслу. – Говорят вам, «Бронзовый век», а вовсе не «Бронзовый внук». Тут мисс Синье-Чулокк властным тоном подозвала меня; пришлось мне волей-неволей оставить миссис Пируэтт, чтобы сказать решающее слово в споре о какой-то поэме лорда Байрона[19]19
  …о какой-то поэме лорда Байрона – имеется в виду поэма Байрона «Бронзовый век» (1823). В английском тексте рассказа обыгрывается заглавие поэмы Байрона «Манфред» (1817).


[Закрыть]. Без долгих размышлений я тут же заявил, что она, конечно, называется «Бронзовый внук» и ни в коем случае не «Бронзовый век», но, вернувшись к креслу миссис Пируэтт, обнаружил, что она исчезла, и тут же удалился, проклиная мисс Синье-Чулокк и всю ее фамилию.

Дело принимало нешуточный оборот, и я решил, не тратя попусту времени, навестить моего ближайшего друга Теодора Клеветона, ибо я понимал, что у него-то я получу хоть какие-то сведения.

– Сми-ит! – сказал он, растягивая, по обыкновению, слога. – Сми-ит! Как, неужели генерал Джон А. Б. В.? Дикая история с этими ки-капу-у, не так ли? – нет, правда? – отчаянная голова-а, ужасно жаль, честное слово! – век удивительных изобретении! – чудеса-а хра-а-брости! – кстати, слыхали вы о капитане Манне?

– К черту капитана Манна! – отвечал я. – Продолжайте, прошу вас…

– Гм… ну, что ж… совершенно la meme chooose[20]20
  то же самое (франц.)


[Закрыть], как говорят у нас во Франции. Смит? Бригадный генерал Джон А. Б. В.? Ну, знаете ли (тут мистер Клеветой почему-то приставил палец к носу) – не хотите же вы сказать, что никогда не слышали об этой истории – нет, вы признайтесь честно, положа руку на сердце. – Смит? Джон А. Б. В.? Господи! да это же человек…

– Мистер Клеветой, – сказал я с мольбой, – неужто это человек в маске?

– He-ет! – протянул он лукаво. – Но и с лу-уны[21]21
  …с луны… – фольклорный образ человека с луны встречается у В. Шекспира («Буря», II. 2) и у ряда других писателей. Выражение стало поговоркой для обозначения неведения земных дел.


[Закрыть] он тоже не свалился!

Ответ этот я счел за рассчитанное и прямое оскорбление, а потому тут же в глубоком возмущении покинул этот дом, решив призвать своего друга, мистера Клеветона, к ответу за его невоспитанность и недостойное джентльмена поведение.

Тем временем, однако, я не имел мысли отказаться от получения столь важных для меня сведений. Мне оставалось лишь одно. Направиться прямо к источнику. Явиться к самому генералу и потребовать, языком простым и понятным, ответа на эту проклятую тайну. Тут уж не ускользнешь. Я буду краток, властен, деловит, прост, как Писание, и лаконичен, как Тацит[22]22
  Тацит, Корнелий (ок. 55 – ок. 120) – римский историк, повествовательная манера которого отличается краткостью и сжатостью выражения.


[Закрыть] и Монтескье[23]23
  Монтескье, Шарль Луи (1689—1755) – французский писатель, публицист, философ, язык произведений которого отличается ясностью, точностью и выразительностью, что сделало его образцом французской прозы XVIII в.


[Закрыть].

Было еще утро, когда я нанес свой визит, и генерал совершал туалет, но я объяснил, что у меня к нему срочное дело, и старый негр-камердинер провел меня в спальню, где и оставался во все время моего визита. Войдя в спальню, я оглянулся, ища глазами хозяина, но не тотчас увидел его. На полу, возле моих ног, лежал большой узел какой-то странной рухляди, и так как я был в тот день очень не в духе, я пнул его ногой.

– Гха! гха! не очень-то это любезно, я бы сказал, – проговорил узел каким-то необычайно тихим и тонким голосом, похожим не то на писк, не то на свист. Такого в своей жизни я еще не слыхал.

– Гха! Не очень-то это любезно, я бы заметил… Я чуть не вскрикнул от ужаса и отскочил в дальний конец комнаты.

– Господи боже, мой милый друг! – просвистел узел. – В чем… в чем… нет, в чем же дело? Вы, видно, меня совсем не узнаете.

Что я мог на это ответить? Что?! Я повалился в кресло и – открыв рот и выпучив глаза – стал ждать объяснения этого чуда.

– Как все же странно, что вы меня не узнаете, правда? – проскрипело чудовище, производя на полу какие-то странные манипуляции, – похоже, что оно натягивало чулок. Впрочем, нога почему-то была одна и, сколько я ни смотрел, второй ноги я так и не обнаружил.

– Как все же странно, что вы меня не узнаете, правда? Помпей, дай сюда эту ногу! – Тут Помпей подал узлу прекрасную пробковую ногу, обутую и затянутую в лосину, которая и была мгновенно прикручена, после чего узел поднялся с пола прямо у меня на глазах.

– Ну и кровавая была бойня! – продолжал он свой монолог. – Впрочем, когда воюешь с бугабу и кикапу, было бы глупо предполагать, что отделаешься простой царапиной. Помпей, где же рука? Давай ее сюда, да поскорее! (Поворачиваясь ко мне): – Томас[24]24
  Томас, Джон Ф. – известный в то время в Филадельфии торговец протезами.


[Закрыть] набил себе руку на пробковых ногах, но если вам, мой дорогой друг, когда-нибудь понадобится рука, позвольте мне порекомендовать вам Бишопа. – Тут Помпей привинтил ему руку.

– Да, жаркое было дело! Надевай мне плечи и грудь, пес! Лучшие плечи делает Петитт, но за грудью лучше обратиться к Дюкрау.

– За грудью! – произнес я.

– Помпеи, куда же ты запропастился с этим париком? Скальпирование – очень неприятная процедура, но зато у Де Л'Орма можно приобрести такой прекрасный скальп.

– Скальп!

– Эй, черномазый, мои зубы! Хорошие челюсти лучше сейчас же заказать у Пармли – цены высокие, но работа отличная. Я, правда, проглотил великолепную челюсть, когда этот огромный бугабу проломил мне голову прикладом.

– Прикладом! Проломил! Пресветлый боже!

– А-а, кстати, где мой пресветлый глаз? Эй, Помпей, ввинти мне глаз, негодяй! Эти кикапу выдавливают глаза довольно быстро, но доктора Уильямса все же зря оклеветали, вы даже представить себе не можете, как хорошо я вижу его глазами.

Понемногу мне стало ясно, что этот предмет, который стоял передо мной, этот предмет был не что иное, как мой новый знакомец, бревет-бригадный генерал Джон А. Б. В. Смит. Усилиями Помпея в его внешности произведены были разительные перемены. Один только голос все еще немало меня тревожил, но даже явная эта тайна вскоре получила объяснение.

– Помпей, черномазый мерзавец, – пропищал генерал. – Ты, видно, хочешь, чтоб я ушел без неба?

На что неф, бормоча извинения, приблизился к своему хозяину, с видом бывалого жокея открыл ему рот и очень ловко вставил ему какую-то ни на что не похожую штуку, назначение которой было мне совсем непонятно. Однако в лице генерала немедленно произошла разительная перемена. А когда он опять заговорил, в голосе его вновь зазвучала вся та глубокая мелодичность и звучность, которая поразила меня при нашем первом знакомстве.

– Черт бы побрал этих мерзавцев! – сказал он таким зычным голосом, что я положительно вздрогнул. – Черт бы их побрал! Они не только вбили мне в глотку все небо, но еще и позаботились о том, чтобы отрезать семь восьмых – никак не меньше! – моего языка. Впрочем, в Америке есть Бонфанти, – равного ему не сыщешь! – все эти предметы он делает бесподобно. Я могу с уверенностью рекомендовать его вам (тут генерал поклонился) – поверьте, я это делаю с величайшим удовольствием.

Я, как полагается, ответил на его любезное предложение, и тут же с ним распрощался, составив себе полное представление о том, в чем тут дело, и получив разъяснение тайны, которая мучила меня так долго. Все было ясно. Случай был прост. Бревет-бригадный генерал Джон А. Б. В. Смит был тот самый человек – тот самый человек, которого изрубили в куски.